Любой ценой

Нил уже давно разлился, но еще продолжал пребывать, затопляя все больше полей и обещая принести богатый урожай. Казалось, что несмотря на бушующую хворь и гибнущие посевы, люди радовались разливу реки и ничто не могло омрачить их счастья. Надежда, так необходимая им в это трудное время, снова воспряла в их сердцах. По этому случаю вечером в поселении намечалось небольшое торжество — с едой, вином, музыкой и танцами. Сидя на берегу под сенью акации, Эвтида наблюдала за рыбацкими лодками, что покачивались на коротких волнах, однако мысли ее были отнюдь не здесь. Глядя в воды Нила, она видела лишь безжизненное тело Исмана, и образ этот не смог бы стереть и целый кувшин непенфа. Совсем скоро они встретятся, и тогда она узнает, на кого обрушить затаившийся гнев. Омфис, словно уловив настроение хозяйки, как-то притих и устроился рядом, хотя обычно во время прогулки любил порезвиться вдоволь. Эва задумчиво провела ладонью по лощеной черной шерсти, на что пес вскинул голову и теперь внимательно изучал ее лицо. В его темных глазах она увидела отражение собственной грусти и встрепенулась, не желая демонстрировать упадок моральных сил даже перед животинкой. По правде говоря, ложь, на которой она практически подловила наставника, выбила у нее всю почву из-под ног. Конечно, она догадывалась, что нечто подобное может произойти, и даже была почти уверена, что Реммао хронически что-то скрывает, причем не только от нее, но и от родного брата. За столько лет ложь глубоко въелась ему под кожу, она попросту была его образом жизни — быть может, так он чувствовал себя в большей безопасности, а также оберегал от ненужных рисков других. Однако Эва не ожидала, что это заденет ее настолько сильно. Чувствовала ли она себя обманутой? Еще бы, но вместе с этим у нее даже не было права разозлиться как следует, ведь она и сама не могла похвастать должной откровенностью. Возможно, если они выберутся из пасти Апопа, то она и расскажет, какой ценой досталась им свобода. А что касается наставника, то из него юная шезму была намерена вытряхнуть правду уже сегодня вечером. В Фивах же Эва снова первую половину дня провела за письмом в библиотеке, а после обеда была приставлена к Тизиану, который вместе с парочкой крепких нубийцев меджаев занимался опросом тех, кто в последнее время пострадал от краж. Ходили слухи, что набеги совершались небольшими группами кочевников, потерявших часть дохода из-за хвори. Многие думали, что кочевники лишь разносят заразу и поэтому отказывались вести с ними торговлю. Тем не оставалось ничего другого, кроме как идти на преступление. — Верховный эпистат полагает, что и тут замешаны черномаги? — как бы между делом поинтересовалась Эвтида. На этот раз, чтобы не переводить папирус, ей вручили узелок, полный остраконов, и уже привычную палетку. Со всем этим добром шезму ходила от дома к дому вместе с охотником и меджаями, составляя опись украденного. — Черномаги или нет, а разобраться стоит, — терпеливо отозвался Тизиан. — Вся преступность нынче разбушевалась, того и гляди из дома выходить опасно станет. — Что же делать? А если и правда под взором Ра нападать начнут? — Эва с опаской огляделась по сторонам. Во всей этой суматохе вокруг хвори, охотников, шезму и даже богов она совсем позабыла про обычных бандитов. Ни для кого не было секретом, что тяжелые времена порождают беззаконие, а именно такие времена и наступали сейчас в Египте. — Записывай все как следует, — в конце концов свел к одному охотник, а затем уже мягче добавил, — да старайся все-таки в одиночку не шастать, держись хотя бы наставника своего, а что вдруг случится, сразу Амену докладывай. Когда с описью было покончено, Эвтида попросилась отлучиться к главному лекарю. В этот раз Тизиан не упустил возможности лично сопроводить ее к дому Пеллийского, где, как он надеялся, мог встретить Герсу. Так и вышло. Помощница чинно выплыла из кабинета и, заговорщически подмигнув Эве, увлекла охотника за собой на прогулку по городу. При виде девушки Тизиан приосанился, поправил на поясе кинжал и даже изобразил нечто наподобие улыбки. Шезму заметила, как от этого зрелища скривилось лицо именитого лекаря, и едва не рассмеялась. — Ты уже получил письмо от своего наставника? — спросила Эвтида, устало устраиваясь на резном диване среди многочисленных подушек. — Да, однако хороших новостей мало. Переписку они с наставником вели по-гречески, поэтому Ливий лишь в общих чертах пересказал содержание послания. Как он и предполагал, денег от казны они не получат, более того, мемфисские жрецы отказались прислать на помощь своих учеников-лекарей, что крайне расстроило Пеллийского. Потерявший уже двоих приближенных он нуждался в поддержке как никогда прежде. — Наставник пишет, что фараон и его приближенные, а в особенности жрецы, которые день и ночь нашептывают ему всякий вздор, не особо заботятся лечением хвори, — покачал головой он. — Все разговоры лишь о черномагах да присоединении Верхнего Египта. Вывод напрашивался сам собой — всем в столице безразлична хворь, она лишь играет им на руку, ослабляя не желающие подчиняться земли. Все свободные средства были отданы военной аристократии, которая вскоре должна была помочь установить новый порядок. — Вместе со здешним жрецом мы приняли решение о приеме пожертвований, — продолжил лекарь. — Фиванские вельможи также изъявили желание оказать посильную помощь, они в ярости, погибло много людей, в том числе их родные и близкие. Часть расходов покрою и я. — Ливий… Не придумали еще таких слов, чтобы должным образом воспеть щедрость этого человека. Своей работе он отдавался так же всецело, как и Верховный эпистат, только были они словно в разных лагерях. — Да живешь ты вечно, — только и могла проговорить Эва, на что Ливий лишь улыбнулся. — Смерть неотвратима, милая госпожа, и я приму ее, когда придет мой срок, спустившись в царство мертвых. Хоть они и были из разных культур, однако отлично понимали друг друга, поэтому Эва пригласила Ливия и Герсу на вечернее застолье в поселении. Им следовало отдохнуть, истощенные они все равно помочь никому не смогут. Даже к небольшому пиршеству готовились с особым усердием — не поскупились на различные явства, откуда-то вынесли к берегу Нила статую богини Хатхор, омыли и зажгли вокруг благовония. Многие постарались одеться во что-то новое, достали лучшие украшения. Когда солнце начало клониться к закату, к берегу вышли флейтисты и дудочники, скоро к ним присоединился звучный тамбурин, а несколько молодых девушек из города играли на бубнах. Кувшинам с вином не было счета, но Эва не смела испить и капли — ей нужна была трезвая голова на плечах, ведь сегодня она должна была проникнуть в сон Агнии. Та, как обычно, проводила время в окружении охотников да прочих жителей селения. Громкие голоса, наперебой рассказывающие разные истории, и дружный смех не стихали ни на минуту. Эва временами поглядывала на соседку, а та в свою очередь, пусть и ненавязчиво, но не спускала глаз с компании черномагов. Реммао, Рэймсс и Эвтида держались вместе, стараясь быть этим вечером на виду, ведь если произойдет неподалеку какое-нибудь злодеяние, лишние подозрения были им совсем ни к чему. Ливий, который особо ни с кем не был здесь близок, кроме Эвтиды, немного обреченно подсел к ним. Если и велась до этого какая-то беседа, то в присутствии лекаря уныло затухла. Над всем этим возвышался Амен — он сидел за столом, расположенном на помосте, в компании жреца из Фив, смотрителя поселения, командира меджаев и Тизиана. И без того крупный, теперь своим взглядом он мог покрыть весь берег, изучая каждого присутствующего. Пару раз их с Эвой взгляды мимолетно пересекались, отчего у шезму волосы на затылке вставали дыбом. Знает все, каждого черномага насквозь видит, но молчит — ждет пока не выведут его к верхушке, а уж там даст себе волю и псов своих накормить не забудет. Первым под давлением гнетущей атмосферы сломался Рэймсс. Залпом осушив свою чашу, он резко поднялся и, протянув руку, обратился к Эвтиде. — Идем танцевать, Эва, — его решительный чуть хрипловатый от вина голос застал шезму врасплох. Немного рассеянно она вложила свою ладонь в раскрытую ладонь Рэйма и поднялась следом. Незримый бог, она совершенно точно чувствовала позвонками, как вонзились ей в спину взгляды четырех пар глаз. Парочка присоединилась к прочим танцующим, двигаясь поначалу слегка неловко, но вскоре уловив ритм, они все больше начинали входить во вкус. С каждым ударом тамбурина Эва расслаблялась, отпускала саму себя на волю, а давно забытое чувство куража стремительно разливалось по венам. Пусть совсем ненадолго, но происходящее вокруг и правда стало ощущаться как праздник. — Повеселимся? — широко улыбаясь, спросила Эва и, не дожидаясь ответа, обвила руками шею друга, путая пальцы в его густых волосах. Темные глаза Рэйма блеснули в свете факелов, и он, опустив руки на талию Эвтиды, притянул ее ближе к себе. От него приятно пахло вином и аромамаслом с нотками тмина и мяты. Отчего-то захотелось потеряться в этом моменте, остаться здесь, укутавшись в кокон из воспоминаний о прежней жизни. Рэймсс да его старший брат — все, что у нее осталось от тех беззаботных дней. — Ну, а теперь скажи, кто на нас смотрит? — шепнула Эва на ухо другу. — Проще сказать, кто на нас не смотрит, — ухмыльнулся тот. — Так, ладно, эпистат вот-вот метнет в меня кинжал. — Прекрати, — засмеялась шезму, а затем аккуратно поинтересовалась, — а Реммао? — Наслаждается обществом именитого лекаря. Эвтида бросила любопытный взгляд в направлении мужчин. Ливию тоже удалось наконец расслабиться, он наблюдал за танцующими, покачивая головой в такт музыке. На губах его играла привычная немного самоуверенная улыбка — так улыбаться мог только тот, у кого в жизни радостей было больше, чем печалей. Лицо же Рема, как обычно, было непроницаемым, однако Эва трактовала его для себя как выражение крайнего раздражения. Вместе с тем было понятно, что наставник не упускает возможности оценить общую обстановку, делая определенные выводы на будущее. Забавно они смотрелись, сидя на одной скамье, словно на небе сошлись сразу два главных светила. Когда все молитвы были прочитаны, а еда съедена, народ постепенно начал расходиться по своим хижинам. Изрядно утомленные, но довольные собой египтяне обсуждали уровень воды в Ниле и то, что к завтрашнему дню начнут плавать по реке плоты, груженные гранитом, добытым в каменоломнях Асуана. Покидая берег, Эвтида поравнялась с наставником. Тот едва заметно кивнул ей, давая понять, что пришло время действовать. Тогда юная шезму, взглядом выцепив из толпы невысокую фигуру Агнии, направилась следом за ней. По всей видимости, перед сном соседка собиралась посетить баню, и это было отличной возможностью найти контакт с ее безмятежной Ка. Когда Эвтида вошла в распаренное помещение, Агния уже сидела в купели, откинувшись на бортик и закрыв глаза. Однако заслышав шаги, Аттийская приоткрыла один глаз и, увидев Эву, сладко протянула: — Это ты, кошечка, — ее губы растянулись в улыбке. — Присоединяйся. Шезму была не из стыдливых, но почему-то именно перед Агнией обнажаться ей хотелось меньше всего, пусть даже это и была общая баня. Казалось, будто гречанка уже давно знает все ее секреты и теперь лишь ждет своего хода — находясь подле Верховного эпистата, на игровом поле она явно имела значительный вес. Как можно более непринужденно сбросив одежду, Эвтида погрузилась в теплую воду. На время стоило забыть о своих собственных чувствах и сосредоточиться на тех, что таила в себе ее соседка. Реммао оказался прав, даже сейчас ее Ка отчетливо пробивалась наружу, подгоняемая усталостью и выпитым алкоголем. Сделав пару глубоких вдохов, Эва на себе ощутила то, насколько волевым характером обладала Агния. В столь хрупком, на первый взгляд, теле таилась сила, с которой следовало считаться, дисциплина и спокойствие разума делали ее необычайно уверенной в себе. — Как проходит обучение? — спросила соседка, делая акцент на последнем слове. — Каждую ночь нет тебя дома, должны быть уже какие-то успехи. Вот оно — то, чего так опасалась в душе Эва. Двусмысленность, которая сочилась в этих словах, была очевидна, теперь стоило провести достойную партию, не выдав себя. — Любое обучение занимает определенное время, знания следует обтачивать так же тщательно, как и драгоценные камни, тебе ли не знать? — Главное чересчур не увлечься на этом пути, иначе можно остаться без сильной руки за спиной. Намеки становились все прозрачнее, их следовало пресечь немедля, поэтому, если Агния показывала клыки, то и Эвтида решила оскалиться в ответ. — Я ближе к силе, чем ты думаешь. Несколько тягучих мгновений девушки молча смотрели друг на друга, после чего Аттийская в голос рассмеялась. Затем, глубоко затянувшись трубкой с сомнительными травами и выдохнув в сторону Эвы облако густого дыма, произнесла: — Извини, я не собиралась вставать между вами, — гречанка вышла из воды, оборачиваясь полотенцем, — но знай, если ему понадобится сбросить с глаз пелену, я буду рядом. Доброй ночи, Неферут. Присутствие Ка Агнии ослабло, а затем и вовсе исчезло, когда она вышла из бани. Шезму из последних сил цеплялась за ее фантом, стараясь в то же самое время осмыслить все произошедшее. По всей видимости, ей было известно о сделке Эвы с Аменом, однако слепого доверия к воспитаннице черномага не испытывала. Стоило отдать ей должное, ведь она была права. Наставник терпеливо ожидал подопечную у себя, и даже когда она явилась, не смел торопить. Процесс проникновения в чужой сон на расстоянии был, без сомнения, крайне трудоемким, требовалось гораздо больше ресурсов особенно у тех, у кого прежде не было подобного опыта. Во время такой практики черномаг становился особенно уязвимым, так как ему предстояло отдалиться от самого себя гораздо дальше, чем обычно. Быстро осознав всю серьезность ситуации, юная шезму постаралась выбросить из головы все тревожные слова Агнии и вместо этого сосредоточилась на ее Ка. В пугающе привычной манере Эвтида устроилась в постели наставника, а сам Реммао опустился на скамью рядом. Маску на этот раз следовало надеть сразу, ведь прямого контакта с Ка не предстояло. «Получилось у Дии, получится и у тебя», — знал бы он, как ей хотелось в это верить. Вокруг них снова начала нарастать тишина, и шезму непроизвольно потянулась к руке наставника, но вовремя остановилась — с этим она должна справиться самостоятельно, он и без того рядом, безмолвно поддерживает своим присутствием и строгим сосредоточенным взглядом. Говорить они будут после. Минуты растягивались вместе с глубоким дыханием, заставляя тело все больше расслабляться. Теплая волна поднялась от ступней сначала вверх по бедрам, затем нырнула в самое лоно, согревая изнутри, наполнила легкие, и наконец вырвалась наружу с тихим выдохом. Покалывание на кончиках пальцев становилось все ощутимее, и даже темнота густела под закрытыми веками. Какой же на самом деле была Агния? Сколько было у нее лиц? Быть может, даже больше, чем у нее самой. Когда в следующее мгновение Эвтида открыла глаза, она оказалась в просторном до ужаса богатом зале. Окружение казалось слегка размытым, но удавалось различить величественно возвышающиеся расписные колонны, словно меркнущие на фоне украшенных различными орнаментами стен, всюду были расстелены ковры, а золота было больше, чем шезму могла себе представить. Неожиданно послышались торопливые шаги множества пар ног, и Эва, оглядевшись по сторонам, стремительно юркнула в какую-то нишу, огороженную от зала занавесом из плотной ткани. Вскоре по залу прокатился целый хор голосов, из-за чего сперва было трудно разобрать смысл слов. Осторожно выглядывая из своего укрытия, Эвтида обомлела, все встало на свои места — Агнии снился дворец в Мемфисе. Перед ее взором предстал сам фараон. Менес II гордо восседал на носилках, голову его покрывал урей, закрепленный золотым обручем с фигурой змеи спереди, в руках же фараон сжимал скипетр. Процессия состояла в большинстве своем из мужчин, вероятно, то были приближенные и высокопоставленные лица — министры, полководцы, писцы, жрецы. Последние больше прочих привлекали внимание, ведь были черномагами. Эвтида едва не скрипела зубами, разглядывая мужчин в леопардовых шкурах, являвшихся отличительным признаком этого сословия. Их головы были обриты, и некоторые покрывали замысловатые узоры выбитые прямо на коже. Их словами извергались уста фараона. Вслед за всеми в зал вошли Верховный эпистат и гречанка. При виде Амена шезму затаила дыхание. Высокий и статный, как же органично он смотрелся в этой атмосфере роскоши, окруженный лишь первыми людьми Египта да покорными слугами. Невольно она представила себя подле Амена и то, как никто не смел даже дышать в ее сторону. Однако быстро представила она и разговоры за спиной, полные желчи и злобы, а, может, что еще похуже. — Повелитель всех земель, и Верхних, и Нижних, — обратился к фараону один из жрецов, низко поклонившись, — как бы не хотелось мне приносить дурные вести, но по Фивам ползет хворь, доселе неведомая никому из ныне живущих. — Видел ли ты все своими глазами? — вопросил Менес II, смеряя жреца пристальным взглядом. — Нет, мой господин, я успел покинуть город и в пути слышал лишь отголоски надвигающихся бед. — Поэтому мы все здесь и собрались, — прогрохотал голос крупного загорелого мужчины, по всей видимости, военного. — Мы наблюдаем темный заговор и не где-нибудь, а в Фивах. — Последняя колыбель черномагов, — проговорил фараон. — Их сила в будущем может стать серьезной угрозой привычному укладу. Как бы он не старался, но у повелителя не вышло скрыть зарождающийся страх — страх за свою власть. — Пришло время избавиться от них раз и навсегда, — заключил Менес II. — Амен, я рассчитываю на тебя. Стоявшие рядом жрецы переглянулись, а Верховный эпистат в почтении склонил белесую голову. Пространство стало расплываться, Эва поняла, что ее вот-вот выбросит из сна. Голоса смешались, и шезму уже не разобрала ответ Амена, потому что в следующий миг снова оказалась в доме наставника. У нее получилось. Хоть и совсем ненадолго, но ей удалось оказаться во сне Агнии. Это были воспоминания о дне, когда фараоном был отдан известный всем шезму приказ — охота началась. Горькое послевкусие осело на языке, как же просто решилась их судьба. Тело не слушалось, поэтому Эве понадобилось несколько минут, чтобы вернуть все чувства себе. Сквозь оцепенение она ощутила легкое прикосновение. Реммао, увидев, что она открыла глаза, взял ее за руку. — Возвращайся, — мягко проговорил он. Эвтида приподнялась на локтях и, сняв маску, посмотрела на наставника, а в ответ по ней скользнул изучающий, но вполне довольный взгляд. Давненько она не заставляла его гордиться ее успехами, отчего сейчас и ее саму наполняло трепетное чувство счастья. Но юная шезму была вынуждена отставить свой триумф в сторону. — Не твоя вина, что сон прервался, все дело в его хозяине, — успокаивал ее мужчина. — Что ты видела? — Рем, — стараясь звучать вкрадчиво, начала Эвтида, — зачем ты проникал в сны Ливия? Стоило только этому вопросу сорваться с губ, как воздух вокруг словно накалился. Тяжелая тень легла на лицо наставника, но, к большому облегчению Эвтиды, он не отнял у нее своей руки. Он явно не собирался ничего отрицать, лишь злился на себя за то, что не смог уберечь одну из своих многочисленных тайн. — Месть, — коротко отозвался Рем, — тебе ли не знать? У них с братом были одни слова на двоих. Выходит, он, как и она, хочет отомстить кому-то, неужто Пеллийскому? Но за что? — Дело не в именитом лекаре, — будто прочитав ее мысли, ухмыльнулся Реммао. — Тогда в ком? — в нетерпении Эва сильнее сжала его пальцы. — Тебя это не касается, Эва. Боль. Раньше ей было бы все равно на такие холодные слова, но теперь все изменилось — это продолжало задевать ее. Но что она могла сделать, когда и сама шла той же тропой? Как никто другой она должна была понимать его мотивы, поэтому и не смела возразить. Она лишь кивнула, потупив взгляд. Тогда Реммао подал ей воды, а она в свою очередь поделилась увиденным во сне своей соседки. Вдвоем они похоронили тему отмщения где-то глубоко между ними, но Эвтида не была бы собой, если бы и правда оставила все свои мысли при себе. Уже собираясь уходить к себе, шезму развернулась на самом пороге, все-таки решаясь действовать. Исфет, как же стучит сердце. — Послушай, Рем, — на лице провожавшего ее наставника мелькнуло замешательство, — я все понимаю, у каждого из нас свои причины. Не мне тебе это объяснять, и, возможно, мои слова ничего для тебя не значат, но… Она запнулась, старательно обдумывая то, что скажет прямо сейчас. Необычайно терпеливые золотистые глаза внимательно следили за каждым ее движением, мешая сосредоточиться. — Обещай мне, что ты не пострадаешь, — в конце концов пробормотала она. Ей понадобилось всего мгновение, чтобы потянуться к наставнику, заметить, как он прикрыл глаза, и оставить на его щеке практически невесомый поцелуй. Легким шлейфом ее коснулся аромат сандала, успокаивая сбившееся дыхание. Почему-то это показалось ей самым верным решением — она полагала, что так до него быстрее дойдет смысл ее слов. Реммао ничего не ответил, лишь застыл, словно изваяние с широко распахнутыми глазами и слегка приоткрытыми губами. Как необычно было видеть его таким, из-за чего юную шезму бросило в жар. Прочь. А завтра Ра вернет все как было. — Доброй ночи, — бросила она и поспешила скрыться во мгле.