Любой ценой

Все утро Эвтида провела в своей хижине, борясь с головной болью и накатывающими порой приступами легких судорог. В первые часы после проникновения в сон Верховного эпистата было трудно избавиться от ощущения отсутствия в собственном теле. Всякий раз закрывая глаза, шезму казалось, будто она все еще находится там, во внутреннем дворике богатого дома, прячась за одной из колонн. Неподалеку от нее, сжавшись от страха, в своем укрытии сидел совсем еще юный Амен, которому из раза в раз приходилось становиться свидетелем гибели родителей. Жестокая, бессердечная расправа преследовала теперь уже взрослого мужчину в ночных кошмарах. По всей видимости, Сет ищет кого-то из тех двоих черномагов, что убрали с пути неугодных. Сложно было сказать, кем были убийцы — с ног до головы в черном, они позаботились о том, чтобы остаться инкогнито для случайных свидетелей. Однако родители Амена точно знали, кто перед ними, храбро приняв свою участь и защитив сына. Наставник и щенок, хорошо знакомая Эвтиде стратегия, ведь она и сама варилась в том же котле. Многое теперь вставало на свои места, Эва начинала смутно осознавать, что за всем происходящим таятся мотивы множества людей, причем у каждого они свои. Так, охота, хоть и являлась приказом фараона, но для Амена стала возможностью свести личные счеты. Прошло много лет, но он так и не узнал, кто сделал его сиротой, более того, даже лица родителей стерлись из памяти. Тем не менее он взрослел, лелея в себе желание отомстить. Также хоть и не вполне четко, но стала понятна природа знаменитого «чутья». Будучи ребенком некроманта и онейроманта, Амен, вероятно, унаследовал некие способности, границы которых все еще оставались для всех загадкой. Но кому было выгодно обрушить хворь на головы простых египтян? Сперва принятие новых законов, а затем и обвинения в проклятии — кто-то старательно усложнял жизнь простым шезму, намереваясь извести их с земель Ра. После вчерашнего заниматься онейромантией в ближайшее время Реммао запретил. Следовало восстановить силы перед важным сеансом некромантии, и Эва это понимала. Кроме того, впереди их ждал трудный путь, одолеть который придется в кратчайшие сроки. Пусть для юной шезму это и не первый побег, но в этот раз все было по-другому. Во время же последней встречи с Верховным эпистатом Эвтида подняла вопрос финансирования лекарей. В тот момент лицо у Амена сделалось таким, словно Эва, окончательно обнаглев, лично требовала взаймы у Менеса II мешок золота и пару земельных угодий в придачу. — Думаешь, если спелась с главным лекарем, то теперь можно встревать и в дела фараона? Ответа не требовалось, да и язык снова присох к небу так, что и не молвить ничего. Амен ясно дал понять, что не собирается обсуждать с ней то, куда направляются средства казны. Ее задачей было лишь придержать своего наставника до подходящего момента, а когда тот наступит, знал лишь один Верховный эпистат. Тем не менее от Эвтиды не укрылось, что все те выдумки о замыслах наставника заметно усмирили пыл главного охотника. Хотелось верить, что ей удастся продержаться еще немного. Опоздав к завтраку, Эва практически ни на что не рассчитывала, но в трапезной ее на удивление ждал Рэймсс. — Доброе утро, — улыбнулась она другу, заметив, что тот приберег для нее чечевичную кашу, растертую с инжиром, медом и молоком. — Как ты? Слышал, было трудно, но у тебя все получилось. Теплая сладость начала постепенно возвращать Эве привычный цвет лица, а глаза ее снова заблестели. Но мысль о том, что она выполнила лишь одно задание Сета, испортила аппетит. Сколько еще их было впереди? — Едва не отправилась на поля Иалу, хотя сейчас мне и правда уже лучше, — усмехнулась она. — А где Реммао? — Уехал давно, — отозвался Рэйм, а затем уже тише добавил, — когда пойдешь в дом Анубиса, будь осторожна, мы ведь едва не попались в прошлый раз. Теперь хоть с тобой и будет именитый лекарь, а все равно боязно за тебя. Рем тоже беспокоится, хотя, скорее, удавится, чем скажет это вслух. — Думаешь? — Эвтида навострила уши. — Конечно, тут и гадать нечего, — отмахнулся младший. — Кажется только, что ему все равно или сказать особо нечего, а на деле молчит от того, что мысли тяжкие обкатывает. Того и гляди надорвется. А ведь и правда читались во взгляде наставника подобные терзания, Эвтида и сама начала понемногу их замечать. Но, быть может, дело было вовсе не в ее наблюдательности. Как ни крути, а они стали ближе друг другу, хотя Эва всю жизнь только и делала, что избегала привязанностей. Казалось, собственное сердце обмануло ее, поскольку все равно вышло так, что оно предательски трепетало от мыслей об одном единственном человеке. Много раз с того самого вечера она задавалась вопросом, не заблуждается ли в своих чувствах? Поначалу Эвтида надеялась, что Реммао не придаст тому поцелую никакого значения и скорее забудет обо всем, но когда он и в самом деле оставил ее без внимания, жгучая обида захлестнула ее с головой. Размышляя об этом уже немного позже, Эва стала понимать, что впервые в жизни была готова переступить через свой страх, чтобы наконец узнать, что ждет ее потом. На этот раз после занятий в библиотеке на западный берег отправились все трое черномагов — Эва по приказу эпистата, а Реммао и Рэймсс по собственной воле. Было очевидно, что Амену это крайне не понравилось, всю дорогу он не сводил глаз с наставника, словно стараясь прочесть его мысли. Однако по прибытии в Сет-Маат ни старший, ни младший, казалось, не делали ничего сомнительного, что вызывало у охотников еще большие подозрения. Рэйм предложил свою помощь в качестве писаря, благодаря чему они управились с обходом намного быстрее. Даже Тизиан оценил его письмо как «весьма достойное». Реммао же просто наблюдал за работой своих подопечных, расположившись в тени небольшого навеса. Сегодня и Ливий трудился в отчужденном послении. Вместе с прочими лекарями он занимался удалением мертвых тканей, стараясь таким образом спасти некоторых больных. Однако плоть плохо заживала, снова гноилась, а после зараженный все же умирал в, кажется, еще больших мучениях. Благодаря разливу Нила суда теперь ходили по реке чаще, поэтому в Сет-Маате с нетерпением ждали поставки свежего сырья для изготовления так необходимых лекарств. — Скорей бы уже господин Верховный эпистат разобрался с тем черномагом, что проклял Фивы, — устало проговорил Ливий, когда они с Эвой уединились в домике лекарей. Странно было слышать это от него, иноверца, что прибыл совсем недавно. Прежде Пеллийский воспринимал пересуды о происхождении черной хвори как глубокое заблуждение здешнего люда, но чем больше видел больных, тем сильнее становились сомнения. — Боюсь, ему все равно, — озвучила она наконец догадку, преследовавшую ее в последнее время. — В каком смысле? — лекарь напрягся в ожидании. — Хворь для него далеко не на первом месте, на самом деле он охотится за убийцей своих родителей. Эвтида вкратце поведала другу о том, что видела во снах эпистата и таинственной торговки — хворь была лишь оказавшимся весьма кстати инструментом в руках фараона, как и Амен, что наравне с военной элитой был обязан выстроить новую вертикаль власти в Нижнем и Верхнем Египте. Тем не менее любимец Менеса II позволил себе отклониться от намеченного курса, следуя пути, начало которому было положено уже очень давно. — Не понимаю, — главный лекарь откинулся на диванные подушки, устремив потерянный взгляд на потолок. — Неужели все это происходит из-за жажды власти одного человека и жажды мести другого? — Такова природа людей, они эгоистичны и алчны, и многие ради собственной шкуры готовы пойти на безумие, — горько улыбнулась Эвтида, устраиваясь рядом. — Послушай, тело Исмана готово. Я буду ждать тебя в доме Анубиса, сделаю вид, что работаю в ночь над телом жены одного вельможи. Как только покончишь со всем, отправляйтесь в Александрию, там в порту стоит греческий торговый корабль, он отплывает к следующему полнолунию. Назовешь мое имя, и вас с радостью отвезут в Грецию. Нечего тебе здесь делать, милая госпожа, только смерти дожидаться. Юная шезму не верила своим ушам. Ливий был готов принять их, практически преступников, на своей родине. Сами собой в воображении расцвели пышные сады, где деревья гнулись от тяжести душистых плодов, а над головой летали райские птицы. Можно было помечтать об этом, но не дольше, чем длился ее восторженный вздох. Возвращаться на восточный берег предстояло еще не скоро, поэтому Эвтида, отыскав наставника, предложила тому прогуляться по берегу подальше от поселения. Пожираемые любопытными взглядами, они неспешно побрели прочь. Неукротимая колесница Ра мчалась на запад, дневной жар шел на убыль, уступая место милостивой прохладе. Реммао шел рядом, не смея нарушать ни тишину, ни ту дистанцию, что была между ними. Он терпеливо ждал, когда его подопечная соберется с мыслями — сейчас только от нее зависело, в какое русло обернется не только их беседа, но и дальнейшая судьба. Момента лучше могло и вовсе не наступить, ведь уже этой ночью они сорвутся с места и некогда будет даже перевести дух. Кто знает, встретят ли они вообще рассвет. — У Ливия все готово, — начала издалека Эвтида, — терять еще больше времени нельзя. — Верно, — кивнул Реммао, — надеюсь, не стоит напоминать о том, как нужно действовать? — Не забыла бы, даже если бы захотела, — ухмыльнулась шезму, — для меня это не обычный заказ, уж прости. Наставник лишь коротко усмехнулся, покачав головой, а затем вдруг снова стал серьезным. Было не до веселья. — Бежим в Грецию, — выпалила Эва, — Ливий поможет нам, а после уже ничего не страшно. Я могу снова заняться вазописью, слышала, там это ремесло в ходу. Могли бы открыть лавочку, купить домик у моря… — Тебе бы этого хотелось? — Конечно, — без раздумий ответила она. — Ты сможешь жить, зная, что если покинешь эти земли, то не предстанешь на суде Осириса и не воссоединишься с близкими? Эвтида вдруг осознала, насколько жалко звучит ее желание. Мало того, что она навсегда потеряет Исмана и шанс встретиться с ним однажды в вечности, она все еще принадлежала Сету. Глаза вдруг обожгло, а в горле встал тугой ком — глупое сердце, что смеет мечтать. — Эва, — легким прикосновением Реммао остановил ее. Оглянувшись вокруг, шезму обнаружила, что они набрели на тот самый оазис, где она впервые встретила Сета, скрывавшегося под личиной странника. Это место было все так же прекрасно, как и тогда, словно дивный мираж среди бесконечных песчаных дюн. Казалось, что время здесь замерло на месте, давая шанс испить из чаши спокойствия. — Давно хотела спросить, — голос дрожал, но она продолжила, — ты правда подставил Дию? Ее казнили из-за тебя? На мгновение глаза Рема поймали отсвет того холода, что временами сквозил в нем, но затем он смягчился, наконец позволяя маске соскользнуть полностью. На его лице теперь отразилась смесь едва отделимых друг от друга эмоций, горечи, боли и сожаления. Меж хмурых бровей свое привычное место нашли морщинки, которые тут же захотелось разгладить. — Казнили ее точно не из-за меня, — наконец сказал он, — я лишь не сделал ничего, чтобы этого не произошло. — Ясно, — кивнула Эва, смаргивая слезы. Было ли этого достаточно? Услышав, как юная шезму надеялась, правду, практически против воли она ощутила облегчение. Она смирилась с тем, что глубоко в душе искала ему оправдания, сомнения и страх отступили — хоть раз в жизни ей хотелось решить самой, кого любить и кому позволить любить себя. Шагнуть в бездну стало еще проще, когда Реммао взял ее лицо в свои ладони и осторожно стер слезы, что продолжали бежать по щекам. Он молчал, но алая нить, которая теперь, Эва не сомневалась, была натянута между ними, сплетала их души сильнее слов. Сначала был первый поцелуй, едва слышно шептавший «да». Затем их губы то встречались, то отдалялись вновь, словно две пугливые бабочки, однако совсем скоро полет их стал более уверенным. Чувствуя, как пальцы Реммао скользнули ей на затылок, путаясь в густых волосах, Эвтида не могла поверить, что происходящее — явь. Скажи ей кто прежде, рассмеялась бы. — Исфет, — проклятие обожгло нежную кожу юной шезму там, где бился учащенный пульс, и Реммао поспешил прильнуть к этому месту губами, будто моля о прощении. Дорожка из поцелуев тянулась теперь от кончика уха до самой ключицы, обрываясь в опасной близости от ложбинки меж вздымающихся в волнении грудей. — Послушай, Эва, — тяжело дыша, проговорил Реммао, — я знаю, ты в отчаянии, а это не лучшее чувство для… Эвтида обвила шею наставника руками, не позволяя тому отстраниться. — Пожалуйста, Рем, — все еще на грани слез взмолилась она, — не бросай меня. — Не брошу, не брошу, — поцелуи, горячие и беспорядочные, покрывали ее раскрасневшееся лицо. — Не теперь. Он говорил что-то еще, но Эвтида уже ничего не могла разобрать, слова и даже собственные мысли заглушало биение сердца. Сбросив накидки, они повалились сверху. Маленькие песчинки щекотали кожу, на которой уже проступили капельки пота. Тело наставника, загорелое и поджарое, было словно как у дикого зверя, что вечно в бегах. Но сейчас она изловила-таки этого шакала, который прежде лишь скалился в ответ на любые слова. Низ живота мучительно заныл, отзываясь на порывистую ласку и пробуждая целый рой чувственных образов, из-за чего все тело бросило в дрожь. Никогда прежде не видела она у Реммао такого взгляда, голодного и прямого, под которым плавились любые обеты и клятвы. В его глазах больше не было загадки, вместо этого в их золоте купалось отражение самой Эвы. Она чуть отстранилась и медленно спустила с себя верх платья, оставив его на бедрах и наблюдая за реакцией наставника. — Что же ты делаешь, кобра? — неожиданно развеселился Рем, наблюдая за тем, как подопечная запоздало смутилась. Прикрыв грудь руками, она вдруг осознала, что практически нагая посреди оазиса, подмяла под себя наставника и, Незримый бог, чувствует нутром, как твердеет его член. — А на что это похоже? — пробормотала она. — На сон, — только и мог выдохнуть Реммао. Он смотрел и смотрел, на длинную шею, хрупкие плечи, подрагивающий плоский живот, и не мог наглядеться. Сначала он очертил округлости ее мягкой груди самыми кончиками пальцев, посылая мурашки вниз вдоль позвонков. Затем, пропустив уже затвердевшие соски между пальцев, он слегка сжал упругую плоть, только чтобы ощутить тот самый приятный вес в своих ладонях. Словно заклинатель змей, наставник заставил ее выгнуться назад, придерживая за талию, а сам продолжил губами ласкать нежную кожу. Эвтида вскрикнула, когда Реммао прикусил ее сосок, а затем взял его на язык, как будто то была самая сладкая из ягод. Наставник долго терзал ее, вынуждая извиваться и стонать, прежде чем уложил на лопатки и стянул с нее платье. От накатившего смущения Эвтида крепко зажмурилась, сведя вместе острые коленки, но стало только хуже — пульсация внизу лишь усилилась, разоблачая все ее желания. — Открой глаза, — его голос немного охрип и звучал теперь как-то утробно. — Не нужно отгораживаться, здесь только мы. В тот же миг Эва распахнула веки, глядя на нависшего над ней мужчину будто в первый раз. Они и правда были вдвоем, но это больше не пугало, скорее, наоборот. Свидетелями им были лишь высокие пальмы да легкий бриз, доносящийся от воды. Лучи закатного солнца играли с прядями, упавшими на лоб Реммао. Его взгляд скользнул ниже, от чего бедра сами, хоть и все еще нерешительно, но раздвинулись в стороны. Ей хотелось показать ему все, всю себя, какой она была и какой он сделал ее. Эвтида заметила, как зрачки Реммао расширились, практически не оставляя место радужке, а челюсти плотно сжались. Как же ей понравилось это выражение его лица, совсем иное, но от того не менее родное. Точно в трансе, он аккуратно провел пальцами вверх и вниз по этим чувствительным лепесткам раскрывшегося у него на глазах бутона. Чутко внемля его ласке, все лоно, мягкое и влажное, затрепетало от этих прикосновений. Наставник рефлекторно сглотнул, а затем не спеша скользнул внутрь двумя пальцами, от чего Эвтида судорожно вздохнула. — Рем, — проскулила подопечная, инстинктивно подаваясь тазом вперед. — Нет, — осадил он ее, не разрешая помогать себе. Его пальцы продолжали двигаться внутри, в этом теплом и таком уютном местечке. Столько лет шезму испытывала его терпение, что хотелось теперь отыграться за каждый пропущенный его сердцем удар, когда он думал, что из-за ее очередных безрассудств его подопечным пришел конец. Пусть хоть вся изведется, но он не позволит происходящему завершиться так скоро. Напряжение становилось все сильнее, Эвтида боялась, что не вынесет больше и секунды. В голову полезли бредовые мысли, одна абсурднее другой. Как он мог? Как он смел так мучать ее? Он ведь ее наставник, так пусть уже сжалится над ней, своей любимой ученицей. — Подлец, мерзавец, тебя ждет пекло Дуата, — сыпала она ругательствами, сминая под собой накидку. — Ты последний негодя… Слова потонули в поцелуе, глубоком, жаждущем. Только сейчас она поняла, что на самом деле Реммао и сам был на грани. Его выдавали дрожащие плечи и капельки холодного пота на груди. Тогда она провела по ней ладонями, прошлась по твердым бокам и по совершенному наитию оцарапала широкую спину, оставляя на ней горящие огнем следы. Услышав тяжелый стон у самого уха, Эвтида блаженно улыбнулась — это была та песнь черномага, которую она могла бы слушать до скончания времен. Неожиданно давление внутри ослабло, она опустела и будто в то же мгновение потерялась в одиночестве. Но Реммао лишь избавился от оставшейся на себе одежды и вернулся к ней, притягивая к себе запредельно близко. Ей должно было стать проще, после того, как она стала такой раскрытой и податливой, но все же он предупредил: — Может быть больно. Эвтида в нетерпении заерзала, сделав пару глубоких вдохов и выдохов. Она не могла оторвать взгляд от их тел, трущихся друг о друга, от своих сосков, задевающих разгоряченную грудь наставника, и его члена возле своей промежности. — Расслабься, — Реммао положил ладонь ей на живот, ниже пупка, согревая своим теплом. Когда он вошел в нее, Эве открылась новая грань их близости. Так вот из-за чего люди порой сходят с ума и даже убивают друг друга. Если бы любовь всегда была похожа на этот миг, Эвтида никогда бы не боялась любить. Острая боль со временем переросла в тянущую, а затем и вовсе стихла. Совсем скоро вокруг не осталось ничего, кроме их стонов. Она уперлась руками в плечи Реммао и, стараясь не сбавлять темп, двигала бедрами ему навстречу. Он легко скользил внутри, словно саму Эвтиду какой-то талантливый мастер отлил из чистого золота специально для него. Ускорившись, он пару раз с силой толкнулся глубже, Эва громко вскрикнула, после чего почувствовал, как она туго сжимается вокруг него у самого основания, дрожа при этом всем телом. Она обмякла в его руках, прикрыв глаза, и только ритмичная пульсация говорила о том, как юной шезму было хорошо. Из-за этого он и сам кончил раньше, чем планировал. Как настоящий наставник, он подумал о том, что более частая практика его подопечной не навредит. Они отдыхали, купались в теплой воде, а затем снова и снова любили друга друга. В конце концов Эвтида, изнеженная ласками и с горящим лоном, едва могла стоять на ногах. Усталые, они пахли страстью и совсем немного илом. На шее Реммао, словно бесстыжая петля, багровели следы поцелуев, но и ее тело было украшено таким же узором сверху до низу. Возвращались в Сет-Маат уже в сумерках, а до поселения в Фивах добрались лишь к ночи. — Жди, ты поймешь, когда придет время. Они стояли на развилке, прощаясь, быть может, навсегда. После того, что произошло между ними, сложно было не бояться за жизнь. — Будьте осторожны, — Эва обняла Реммао, стараясь сохранить в памяти тепло и запах его тела. — Само собой. Наставник позволил ей задержаться еще на одно мгновение, но затем отстранил от себя. Кому из них этой ночью будет больно? Уже в своей постели Эвтида лежала без сна, борясь с горькой тяжестью в груди. Прошло несколько часов, прежде чем наступила кромешная тьма, а в поселении стихли последние звуки. Рядом лишь мерно посапывал пес, отказавшийся отходить от хозяйки ни на шаг. По всей видимости, Эва все же задремала, потому что вздрогнула, когда поселение вновь оживилось. С улицы доносились крики и брань, были слышны топот и ржание коней. Она вскочила на ноги, торопливо выбегая на шум. Люди вокруг суетливо носились, стуча во все двери без разбора. Лица охотников были перекошены от злости, мужчины в спешке запрягали колесницы, вооружаясь кинжалами и саблями. — Что случилось? — остановила Эвтида пробегавшего мимо Келадона. — Греческий огонь, — коротко ответил тот, отмахиваясь от девицы. — Западный берег горит! — кричал кто-то не своим голосом. — Горит госпиталь! — Черномаги! — послышалось с другой стороны. Сердце шезму упало в пятки. Это и был тот самый единственный шанс — время пришло.