***
— Ну, чо? Где твой этот чушпан? Валера не знал и не понимал, как, блять, Вахит все-таки уговорил его отобрать плеер у кого-то мелкого чушпана из музыкалки. Наверное, самым мощным его аргументом была возможность заработать большую сумму, потратив при этом пятнадцать минут их драгоценного времени. Друг обмолвился, что уже и покупателя нашел. И вот, они уже выслеживают мелкого за пристройкой у музыкальной школы, чтобы успеть перехватить его в том месте, которое чаще всего скрыто от посторонних взглядов. За весь их рэкет и грабеж, сотворенный за последние несколько месяцев, еще ни разу у них не было приводов в милицию. Зима сильно гордился этим фактом и был убежден, что все так благодаря ему. Все их крупные операции продумывал именно он. — Турбо, бля, перестань мельтешить. Весь настрой сбиваешь. — Да, бля, холодно. Ночью мать так и не закрыла окно в зале, от чего собачий холод захватил всю квартиру. И сейчас, глядя на спокойно стоящего друга в куртке, накинутой на обычную белую майку, Валера реально задумался о симптоматике простудных заболеваний. У него жутко ломило все тело, говорить было неприятно из-за возникшей боли в горле, и дышать было трудно, как будто легкие кто-то напичкал ватой. Пройдет. Пацаны не болеют. Он закурил сигарету, пытаясь согреться хотя бы изнутри, но табачная сучка просто выпрыгнула из дрожащих пальцев и тут же исчезла в ближайшем сугробе под его резкие ругательства. — Идет. Из музыкальной школы вышел мальчишка из 8А класса, которого Валера ни раз видел в школе. Его вроде бы звали Ильдар или как-то по-другому, но имя было на слуху, так как пацан занимался и преуспевал чуть ли не во всех школьных кружках: как говорится, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Он достал новомодную западную штуку из кармана, что-то в ней покрутил и убрал обратно, бодро шагая в их направлении и поправляя скрипку на плече. — Эу, чушпан, — первым начал Турбо, появляясь из их временного убежища. — Деньги есть? — Пацаны, только десять копеек, — мальчик смотрел на них с вызовом, как учили в комсомольской дружине. Комсорг ни раз говорил о том, что группировщики как псы — чувствуют страх, поэтому и нападают. — Выворачивай, иначе башку твою вывернем, — продолжал Туркин, пока Зима молча стоял рядом. Вызов в его взгляде стал медленно рассеиваться и сменился на нервозность. Взгляд жертвы. В некотором роде чувство власти оно действительно пьянило похлеще бутылки спирта. Правой рукой он ударил в солнечное сплетение, отчего мальчишка пошатнулся как трава на ветру, но не упал. Ильдар оглянулся по сторонам и понял, что на помощь ему звать некого. — Ну. Турбо, честно говоря, плохо помнил, что произошло дальше. Зима что-то кричал. В голове пульсирующая боль сменилась на глухой пустой гул, потом была куча картинок из его жизни, которые сменялись как кадры в старых мультиках, и наступила бесконечная тишина. Валера медленно открыл глаза и оглянулся по сторонам. Взгляд совсем не фокусировался, но он тут же узнал шкаф-стенку и небольшую табуретку рядом с кроватью: он у Зимы. На табуретке стоял стакан с желанной водой. Однако при малейшем движении все его тело пронзила сильная слабость. — Брат, — друг вошел с аптечкой в руках, продолжая что-то там отчаянно рыскать. — Ты как? — Хуево, — Турбо снова чувствовал нарастающую тупую боль в голове. — Что произошло? — Да этот чушпан тебя скрипкой огрел, ну, я его догнал, отработал как надо и вот. Музыкальный плеер выглядел как маленький телевизор в больших руках Зимы, но при этом стильно и дорого. Сразу было понятно, что Вахит и современная штучка из разных миров. — Он хоть жив? — Надеюсь. Наступила липкая тишина, от которой избавиться еще сложнее, чем от засохшей крови на одежде. — У тебя температура, пиздец, 38, 8. — Нормально. Пацаны не болеют. Турбо попытался сесть, и получилось более менее сносно. Его очень сильно вело, а потные кудряшки прилипли ко лбу. Он порылся в коробке с медикаментами, которую Вахит поставил на табуретку, выбрал те, которые казались ему наиболее пригодным и проглотил три штуки разом. — Чо, Зима, сегодня пятница. Мультики в кино будем смотреть? Вахиту идея идти куда-то с еле стоящим на ногах другом казалась плохой, но пропускать сеанс в кино казалось еще хуже.***
Зал быстро наполнялся пришедшими отдохнуть школьниками, что билетерша едва ли успевала проверять у каждого билеты и ругаться за неоставленную в гардеробе верхнюю одежду. Их кинозал был небольшим, вмещающим в себя лишь сотню зрителей, но для детей и это было за счастье. От таблеток, выпитых у Зимы, Валере вроде бы стало легче: головокружение больше не тревожило, да и тупая боль из головы понемногу отступала, что не могло не радовать. Они забрались на свои излюбленные места на последнем ряду, где спокойно можно было щелкать семечки, пока никто за ними не наблюдал. Не тут-то было. Сегодня явно выдавался плохой день. В начале ряда стояла Лилия Дамировна, оповещая каждого подходящего, что именно ее сегодня назначили ответственной за последний ряд, и что она каждого убедительно просит соблюдать тишину и порядок за своими местами. Пацаны недовольно хмыкали себе под нос, но ругаться не начинали. На ней было свободное серое платье, доходящее до колен, и темная вязанная накидка, подчеркивающая омут ее карих глаз. Длинные волосы были небрежно заколоты блестящими заколками. Девушка выглядела немного уставшей, от чего Зима тут же предложил ей сесть рядом, ведь оставалось как раз еще одно крайнее место. Лилия Дамировна в ответ лишь отрицательно покачала головой. Но сдалась где-то на середине сеанса, присаживаясь рядом с Валерой, от чего тот тут же встрепенулся, выходя из полусонного состояние, в которое его так или иначе погружало происходящего на экране. Сегодня показывали какой-то ужастик, а ужасов Туркину хватало и в реальной жизни. Его взгляд упал на открытые коленки девушки, которые ткань платья не могла полностью скрыть. Он мысленно очерчивал линию платья и капроновых колготок, пытался не пялится, но снова и снова натыкался на эти открытые коленки. Она понравилась ему, а что тут поделаешь? Никаких бабочек нигде не появлялось, конечно же, (откуда им там взяться?) было лишь огромное желание и похоть. Валера прекрасно был знаком со словам "субординация", но почему-то в отношении Лилии Дамировны это слово применять не хотелось. Улица научила его многому, как, например, и тому, что от жизни нужно брать все, что хочешь. Поэтому он рискнул. Турбо как бы невзначай положил свою большую теплую ладонь на девичье холодное колено, чувствуя как учительница напряглась и посмотрела на него стальным взглядом, полным строгости. Ладонь, однако, он не убрал, начиная аккуратно поглаживать напряженное бедро большим пальцем. С каждой секундой Валере становилось сильно душно, и в легких опять не хватало воздуха, но теперь причина была другой. — Прекрати, — никто больше не услышал бы ее шепот, кроме самого близко к ней сидящего. Ему невыносимо: с одной стороны его колотил температурный озноб, а с другой — бросало в жар из-за возбуждения. Турбо со всей осторожностью, на которую был способен, подцепил подол серого платья, продвигая большой палец чуть дальше. Если бы не эти капроновые колготки, он бы уже точно сошел с ума. — Заставь, — его шепот был таким же тихим. — Те. После этих слов, Лилия Дамировна убрала его руку со своего колена и накрыла их своими маленькими ручками, стараясь, таким образом, отвлечь внимание обалдевшего десятиклассника. Валера ухмыльнулся ее находчивости и положил свою руку туда же, откуда ее убрали. Учительница смотрела на него, метая стрелы, и, если бы у него было чувство стыда, Турбо обязательно бы его испытал. Они встретились взглядами, когда он повернул голову. Глаза девушки выражали строгость, готовность отчитать за дерзость и мольбу о прекращении, в его же — ничего кроме желания. — Эй, Турбо, — голос Зимы неожиданно вернул в реальность и заставил отвлечься. — А я так и не понял, он выбрался из лабиринта или нет? Эта секундная разлука позволила англичанке быстро покинуть свое место.