пронзая небосклон

      В субботу дискотека в ДК впервые за долгое время.       Примерно месяц назад Разъезд с ДомБытом не поделили там что-то важное по пацанским понятиям и разгромили пол зала, устроив замес такой, каких ДК со временен революции, наверное, не видел. Менты приезжали, снимали побои и показания, опрашивали понятых, свидетелей искали для серьезного дела. Говорят, что кого-то в больничку отправили с глубоким-ножевым ранением, а кого-то через неделю посадили за решетку и увезли в места лишения свободы в Подмосковье.       Поэтому месяц дискотеки были под запретом, и танцы парням и девчонкам никто не устраивал: приходилось довольствоваться ночными прогулками по морозной Казани и игрой в футбол на коробке для разогрева ног.       Сегодня планировалась первая дискотека за месяц, поэтому пропускать ее было никак нельзя. — Ну, пойдем, чего ты морозишься? — Валера развалился на излюбленных ступеньках, буравя стальным взглядом соседку Инну.       Он сам не до конца понимал, чего так хотел, чтоб она ему компанию составила: то ли от того, что вроде, как поручился за нее и хотелось девчонке свет белый показать, то ли от того, что все сегодня с дамами решили прийти, а одному маяться не совсем хорошо, то ли от того, что еще ни на одну дискотеку за последние полгода Валера Туркин один не ходил. Выбирать причину можно было долго, однако решение сейчас стояло перед ним в потертых джинсах и мусорным ведром в руках.       Конечно, было решение посложнее и постарше его на несколько лет, обитало в соседнем доме, носило строгие костюмы и отзывалось на «Лилия Дамировна», но оно навряд ли согласилось бы пойти с ним на молодежную дискотеку в ДК. Скорее, в театр на Шекспира или в картинную галерею на какого-нибудь Шишкина там или Левитана. — Валер, я до сих пор сесть не могу, после того, как нас родители застали, — Инна грустно улыбнулась, пряча подступившие слезы. — Да ладно, там садиться не надо, — Турбо привстал, облокотился на перила и протянул девочке маленькую шоколадную плитку «Цирк», которую спер сегодня из ближайшего продуктового, пока тетя Люба отсыпала ему килограмм макарон. — У тебя же родители ушли. — Так они вернутся, — Инна подарок приняла и спрятала его в карман вязанной кофты. — Тогда и я тебя верну. — Ладно, пять минут.       Тогда девчонка скрылась за железной, обитой войлоком, дверью своей квартиры, пока Валера вышел на улицу и, оглянувшись, закурил сигарету. На улице падал липкий снег — один из последних в этом году, — весна вот-вот планировала заступить на дежурство и сменить морозы на оттепель. А там, рукой подать до окончания школы и получения новых званий в их почетном кругу.       Инна вышла через обещанные пять минут — красивая, как с картинки модного журнала. Только Валера другие журналы смотрит, чтоб заметить всю прелесть и очарование своей соседки и девушки в одном лице.       В ДК уже в большинстве своем все ребята собрались со своими девчонками. Турбо, сдав вещи в гардероб, представил свою спутницу сначала ребятам, а потом отправил ее к девочкам, которые тут же защебетали вокруг блондинки и принялись расспрашивать про их с Валерой отношения. — Пить будешь? — Дино, будучи одного с ними возраста, протянул бутылку водки, копию которой Турбо только сегодня видел на столе в собственном доме. — Да суперов не будет сегодня.       Зима в подтверждение слов товарища кивнул и приложился губами к холодной жидкости, отвернувшись от проходящих мимо людей в форме. После того случае, их как и обещали, поставили на дежурство, но мало кого это, по правде говоря, могло здесь остановить.       Турбо взялся за бутылку следующим, чувствуя, как приятное тепло растеклось внутри, обжигая внутренности.       Хиты, которые они постоянно слышали по радио в тренажерном зале, громко орали с колонок, пуская ноги в пляс. Собравшись в дружный универсамовский круг, они громко прокричали всем известные песни Мираж и Ласкового мая, чувствуя, что сейчас они могли быть по-настоящему счастливы. Хотя бы в моменте.       На медляке девочка Инна, положив руки на широкие плечи Турбо, прислонилась к его груди. — Валер, а девочки говорят, что ты каждую дискотеку с новой подругой приходишь, — он почти что не слышал ее, поэтому наклонил голову чуть ниже. — А ты не слушай, — пробормотал он немного пьяно в чужое ухо, опаляя его и посылая табун мурашек по девичьей спине. — А я и не слушаю, — Инна, подняв лицо, поймала взгляд зеленых глаз и смущенно улыбнулась. — Если бы их было так много, куда бы ты их девал после? — она хихикнула, вызывая улыбку на его лице.       Валера никогда не задумывался, как жили те девчонки после их прогулок и дискотек. Он иногда видел их недовольные лица в школе, немое возмущение, застывшее на красивых зацелованных им когда-то губах и сердитый взгляд, одаривающий его совсем не гордым званием «пустозвона». Они никогда не задерживались в его жизни настолько, чтобы он успел представить их своей второй семье, поэтому всех прелестей бывших группировщика они, к их счастью, лишались. Да и в постель он с ними в одну никогда не лез, хотелось, конечно, но по всем правилам искать нужно было особенную, чистую, чтоб потом ее на съедение какого-нибудь Кащею отдавать не пришлось.       Девчонки, наверное, поголовно его винили и порчу на него наводили, сидя дома, не зная и не подозревая даже, что он их от страшной судьбы огораживал. Своеобразно, правда. Хотя уличные дела, статус в Универсаме, поддержка хороших отношений с авторами для него сейчас занимали куда более лидирующее позиции в приоритетах, чем девчачьи фигуры и их погоня за красивой картинкой отношений с группировщиком.       После медленного танца Валера оставил девушку в окружении новоиспеченных подруг под веселую песню группы Кино, а сам отправился в туалет. — Турбо, вроде, да? — молодой парнишка лет двадцати с ДомБыта протянул ему сигарету, которую Валера проигнорировал. — Гагарин.       Турбо все-таки пожал руку новому знакомому, находя встречи в таком не слишком лицеприятном месте странным. — Чо, в космос тоже полетел? — Разговор есть, — парень проигнорировал комментарий в свою сторону и, закурив, продолжил. — У вас там друзья приехали, с Урала, воду мутят. По какому поводу? — С чего бы мне тебе, домбытовской шавке, докладывать про наши дела? — Валера пожал плечами. — С того, что бизнес не чистый делаете, — Гагарин вновь оставил без внимания грубое оскорбление и продолжил. — Росписной ваш подставляется сильно. Нехорошо на чужой территории под видом польского барахла чернуху продавать. Слухи нелестные поползут. — Ты вот завтра приходи на базу и базарь со старшими, — Турбо развернулся и направился к выходу, как его грубо, схватив за плечо, впечатали в стенку и несколько раз хорошенько приложились по животу и не успевшим восстановиться ребрам. Он начал скатываться по стенке на пол, задыхаясь, но мужчина за воротник олимпийки приподнял его и четко прошептал в самое лицо: — Я хочу, чтоб ты, шавка универсамовская, донес до своих хозяев, что дела так не делаются.       Гагарин отпустил его, позволяя безвольно съехать по стенке, и, наплевав на пока что действующий принцип среди пацанов «лежачего не бьют», пару раз пнул по упавшему Турбо. — Гнида малолетняя, научись хоть что-то из себя представлять.       Мужчина перешагнул лежащее тело и вышел из туалета.

***

      Валера ходил туда-сюда как заведенная кукла по маленькой подсобке их спортивного зала, пока на потрепанном не только временем диванчике сидел Кащей и Адидас. Зима сидел в ободранном кресле, поражаясь безмерной энергии друга, которого только пару часов назад они еле донесли из ДК до безопасной территории их базы. — Адидас, чо делать-то будем? — Турбо на секунду остановился, отдышаться, потому что боль в ребрах отдавала в легкие. — Нет, ну ты сам посуди, так не делается, они, блять, совсем охуели. — Турбо, не пыли, — Вова устало зевнул и растянулся на диване. — Так надо ребят собирать, решать что-то, — не унимаясь, Валера снова принялся ходить по крохотной комнатушке. — Ты как со старшими разговариваешь, скорлупа? — Кащей поднялся, потянулся и резко прописал остановившемуся Валере в челюсть, от чего тот сразу сел и замолчал. Против старших не попрешь и возражать не посмеешь, таковы правила. — Мы тебя поняли, услышали, что ты хочешь?       Теперь Валера молчал, желваки ходили под воротом олимпийки, а вена на лбу пульсировала от возмущения и гнева. — Хочешь, вчетвером на них пойдем, а? А Адидас, чего сидишь? — Кащей широко улыбался, стреляя взглядами по всех присутствующих. — Вставай на равный бой пойдем. Вы — два калеки, и мы. Весь Домбыт положим, а завтра от Росписного нахуй пойдем, зубы по асфальту собирать, блять. Что ты кому предъявлять собрался, зеленый? Тебя нахуй так сильно пошлют, что дорогу домой навсегда позабудешь.       Кащей достал сигарету, закурил, поднял из под стола начатую бутылку водки и порезанный хлеб с луком и поставил перед Турбо. — Пей, — Адидас по левую сторону от Кащея собирался возмутиться, но тот на него зыркнул быстро, заставляя бросить все идеи перечить старшему. — Пей, я сказал.       Валера взял бутылку и, глубоко вздохнув, приложился к открытому горлышку. Некоторое время в помещении раздавались лишь звуки глотков и мерное тиканье часов на руке у Адидаса. Поставив алкоголь на место, Турбо тут же закусил хлебом, закрывая глаза от прожигающего все внутри чувства. — Старшие сейчас в Москве, дела решают, поэтому соберемся в понедельник, — Кащей одним быстрым движением схватил бутылку и сделал пару глотков. — Вы никуда не рыпайтесь, — он строго посмотрел сначала на Турбо, потом на Зиму. — Сообщение передал, молодец, пацан не по понятиям поступил, но судить не нам. Все, расход. Завтра отдыхаем.       Домой друзья шли в молчании, каждый потерянный в своих мыслях о тех делах, которые их потихоньку затягивали. Такие мысли вызывали непонятное чувство гордости в смеси со страхом: им по шестнадцать лет, на носу выпускные экзамены и последний звонок в школе, дома живут родители, которые давным-давно забыли, что их дети — еще реально дети. Они не собираются искать лучшее будущее в столичных ВУЗах и колледжах, а, скорее всего, найдут свою судьбу здесь, в районе Универсама, будут гордо называть себя «пацанами» или «Королями Казани» и, возможно, отмотают срок за кражу или убийство. Вот он скрытый смысл слова «пришиться» — не просто спрятаться за спинами других, таких же потерянных ребят, которые на улицах не хотят быть чушпанами, а полностью посвятить свою жизнь группировке, второй семье.       И от этого становилось страшно, — ведь теперь пришло понимание, что жизнь может закончиться не начавшись, когда над головами загорится табличка «МОРГ», а улица будет скидываться на твои похороны. — А где...? — Турбо не успел до конца задать вопрос, как Зима опередил его с ответом. — Я отправил домой вместе с Катькой, — Вахит нервно огляделся вокруг. — Их Сутулый должен сопроводить. Не хотел, чтоб твоя милая дама видела тебя такого красивого.       Валера хмыкнул, понимая, что выглядел он паршиво: последняя неделя выдалась истинно тяжелой, ему столько не прилетало за несколько месяцев в группировке.       На прощанье как обычно пожав друг другу руки, Вахит скрылся в подъезде своего дома, где в квартире на втором этаже еще горел свет. Его, скорее всего, дома ждала уставшая мать, которая из-за работы на местном швейном производстве сына могла видеть только рано утром или поздно вечером. Валера неожиданно вспомнил про отца, который звонил на днях и сообщал, что уже едет в поезде, что осталось подождать около двух суток, и он, наконец-то, доберется до своих родных. Он совсем забыл сказать об этом матери, которая второй день пролеживала бока на диване и сверлила дырку взглядом в вечно работающем телевизоре.       Черной Волги у соседнего дома не стояло: оно и верно, Кащей предупредил, что старшие отчалили по делам в Москву аж до понедельника. В одном из окон ярко мерцал светильник, и время от времени мелькала чья-то тень. Осмотревшись по сторонам, Валера все-таки решил зайти внутрь и попытать удачу. Туркин без проблем нашел нужную дверь в трехэтажном здании и постучался. Дверь ему открыла сонная старушка и обещалась вызвать полицию, если он сейчас же не исчезнет с глаз долой — ишь совсем страх потеряли. Решив попытать удачу еще раз, Валера постучал в соседнюю дверь. — Валера? — брови Лилии Дамировны поползли вверх от удивления, а сама она поежилась от проникшего в квартиру холода. — Что-то случилось? — Нет, — сейчас бы соврать, но в голове только пусто дул ветер. — Английский решил подтянуть. — Ну, заходи, сейчас соберу материалы, а ты пока чай попьешь.       Девушка отступила, пропуская его внутрь.       Ему бы домой, к приезду отца начать готовиться и выспаться на своей кровати, осмотреть галактики синяков, что расцвели по всему телу, подлатать себя немножко и бежать подальше от этой западни с русыми длинными волосами и темным глазами. Север же на зря с ней ёшкался у подъезда, машина его всегда здесь стояла тоже не спроста, а братьев у нее, как оказалось, не было здесь никаких. Ее непреступность и исходящая опасность манили: он чувствовал себя ебанным ширяльщиком.       В квартире пахло ей, а еще старыми книгами и мебелью. На кухне Лилия Дамировна ловко справилась с чайником и, поставив на стол две чашки и небольшую упаковку лимонных долек, села сама, неловко поджав под себя правую ногу. Ее волосы были забраны в прежде аккуратный хвост, из которого сейчас под вечер торчали мелкие обломанные волосинки. Девушка потянулась за ложкой у раковины, которая, предательски соскользнув, приземлилась рядом с Валериными ногами. Парень потянулся, чтобы поднять предательницу, как острая боль пронзила бок, заставляя простонать, что не могло не остаться незамеченным. — Покажи, — строгий учительский голос разрезал повисшую тишину. — Нет, — вот что-то, а раздеваться в чужой квартире точно не входило в его планы.       Однако под требовательным взглядом сидящей напротив Лилии Дамировны Валера все-таки сдался. Скрипя зубами, он сначала расстегнул олимпийку и оставил ее на соседнем стуле, а потом поднял края белой майки, отворачиваясь и буравя взглядом стену.       Лилия Дамировна лишь недовольно поджала губы и, стянув с холодильника аптечку, достала йод и ватку. — Я совсем не врач, — женские пальцы принялись аккуратно обрабатывать синяки на груди и животе. — Но это не нормально. — Знаю, — Турбо весь вытянулся как спичка под нежными прикосновениями. — У меня брат по началу так же домой приходил, весь в синяках и ссадинах, а потом однажды нос сломали, потом ножевое было, что его еле откачали в местной больнице из-за потери крови, — Лилия Дамировна снова смочила ватку. — Потом пуля в лоб, и все, никто ему уже помочь не смог бы.       Ее пальцы скользили по ушибленным местам, иногда задевая и случайно надавливая на них, заставляя Валеру скрипеть зубами и сдерживаться. Воздуха совсем не хватало от такой близости, которую хотелось продлить на чуть дольше, чтобы эти руки продолжали вычерчивать непонятные узоры на его теле. — Думаешь, я тебе зачем это говорю? — тепло девичьих рук пропало. — Чтобы я понял, что группировки — путь в никуда, и одумался пока есть время? — Турбо опустил майку и потянулся к лежащей рядом олимпийке. — Нет, — девушка села на свое место. — Я не мама тебе, чтоб перевоспитывать. Просто хочу, чтоб ты знал, что такой исход может быть. — Знаю, — Валера кивнул. — Но они моя вторая семья. — Думаешь, защитят тебя, когда опасность будет перед лицом? Не сдадут ментам, чтобы себя обезопасить? Это сейчас вы дети, играетесь, думаете, что, как в фильмах, ни одна пуля вас не заденет, а потом поздно будет, — Лилия Дамировна шмыгнула носом, глотнув чай из кружки. — Уж лучше так, чем идти на завод работать за гроши, жопу рвать за премию и тушиться каждый вечер в стакане с водкой, — парень последовал ее примеру, злясь на громкие слова. На самом деле, хотелось высказать ей, что Андрей ее — ответственное лицо за большинство его побоев, что он более опасными делами занимается, но не имел права. Не его эта тайна, чтобы налево и направо разглашать. — Тебе, наверное, пора, — после продолжительной паузы девушка резко встала и направилась к выходу из кухни. — Я сейчас соберу, что ты можешь почитать, поделать, если так хочется.       Турбо, не долго думая, перехватил чужую ладонь и, поморщившись от резкости движений, встал за англичанкой, виня алкоголь в своих дальнейших действиях. Лилия Дамировна по инерции врезалась в его широкую грудь и собиралась уже отпрянуть, что-то возмущенно возразив, но не успела.       Мужская ладонь легла на хрупкую спину, прижимая ближе, пока губы накрыли девичьи и тут же попробовали их смять. Девушка уперлась маленькими кулачками в ребра Валеры, пытаясь его отодвинуть, но ничего не выходило. Турбо, обезумев, продолжал надавливать на ее пышные губы, проходя языком по кромке верхних зубов. Когда Лилия Дамировна сдалась, ответив на импровизированный поцелуй, Валера был уверен, что у него сорвало к херам все тормоза и выросли крылья за спиной.       Девушка отвечала медленно, прикрыв глаза и постепенно расслабляясь в чужих сильных руках. Турбо углубил поцелуй, от чего она прогнулась в спине и тяжело задышала как кошка. Вскоре ее рука оказалась в его кудряшках, начиная их потихоньку спутывать и сжимать. Поцелуй из нежного и скромного перерастал в страстный и пошлый, от которого хотелось получить продолжение.       Ее нежные пальчики опять заскользили по его телу, только на этот раз выбрав для своих развлечений широкую юношескую спину. Валера, в очередной раз сходя с ума, когда англичанка прикусила его нижнюю губу и сплела их языки вместе, спустил свою руку со спины чуть ниже, поглаживая скрытую материалом спортивных штанов округлую ягодицу. Едва ли удерживаясь на ногах, Лилия Дамировна не сдержала томного выдоха в мужские губы.       Она плавилась в его руках как пластилин, и Валера пытался сравнить его предыдущие зажимания с девчонками в углах ДК, подъездах и школе, но все было другое. Лилия Дамировна была более опытной, от чего не просто слепо следовала его порывам, но старалась руководить сама, перехватить инициативу. — Валера, — он ненавидел сильнее всего этот момент, когда она чуть отстранилась и заглянула в его помутневшие от возбуждения глаза. Не должно между ними сейчас быть никаких но. — У меня есть жених, и тебе нельзя, — она глубоко вдохнула, — нельзя быть со мной, я знаю.