Здесь обитают драконы

      — Как вы себя чувствуете? — спросила Яна, присев на край кровати и поставив чемоданчик на кресло. «Оригинальное» содержимое укладки почти сошло на нет, но сам контейнер оставался привычным и удобным, и Яна продолжала носить в нем перевязочный материал — прокипяченные бинты из ветоши, бутылку местного крепкого пойла в качестве антисептика да якобы заживляющую мазь из ларца Мелледана. В чудесных свойствах последней Яна сомневалась, но для того, чтобы повязки не прилипали к ранам, она годилась.       «Как вы себя чувствуете» — вопрос простой, но важный. С одной стороны, он помогает наладить контакт, обозначая внимание врача к пациенту. С другой — имеет и некоторое диагностическое значение, ибо порой именно субъективные ощущения больного, а не результаты осмотра, помогают поставить верный диагноз.       Отвечают на него по-разному. Кто-то буркнет «нормально», кто-то примется полчаса расписывать свои ощущения, кто-то начнет жаловаться, притом необязательно на здоровье.       Торин не ответил вообще.       Выглядел он, с одной стороны, получше — губы порозовели, цвет лица стал почти нормальным. Вот только худел он действительно буквально на глазах — Яна готова была поклясться, что еще с утра гном был чуть более упитан.       И, кажется, у него начался жар.       — Боли? Озноб? Одышка? — спросила Яна, доставая из чемоданчика чехол со старым-добрым стеклянным градусником. Пожалуй, хорошо, что их так официально и не заменили на электронные термометры — и результат точнее, и от батареек не зависишь.       — Пошла вон, — лаконично отозвался гном, не удостоив ее даже взглядом. Он лежал, повернув голову набок и невидяще глядя в забитые ставни.       Яна вздохнула. Голос его стал чуть сильнее, но Торину все равно как будто не хватало воздуха, чтобы говорить. — Ладно, — охотно согласилась она, стряхивая градусник. — Но для начала я осмотрю и обработаю швы. — Швы? — Торин повернул голову, вцепившись жгучим взглядом в ее лицо. — Ты… штопала меня… как куклу? — Ах, если б, — Яна осторожно засунула градусник гному подмышку и подвинула его руку, чтобы прибор не выпал. Торин не сопротивлялся, но выражение его лица было… скажем так, недвусмысленным. — Так что? Сильно болит?       Похоже, она угадала — в глазах гномьего короля мелькнуло удивление. Ну, это было не сложно. Зрачки расширены, кожа блестит от пота, зубы сжаты. И при том — ни звука, хотя боль должна быть адская. Потому, наверное, он и замкнулся в себе — чтобы легче было это перенести. Внешние раздражители вроде невыспавшейся тетки с термометром, только нарушают концентрацию. — Да, — нехотя признал Торин. — На вдохе, на выдохе, постоянно? — уточнила Яна, параллельно размышляя, что бы ему такое дать, чтобы облегчить боль. Из обезболивающих остался только фентанил и аспирин. Первое нельзя — не дай боже перестанет дышать, второе — что мертвому припарка. Есть, правда, еще ампула кетамина, но это тоже так себе вариант. — Как будто… клинок… еще там, — проговорил Торин сквозь зубы.       Яна молча кивнула, думая, что на это сказать. Вряд ли гнома обрадует, если она сообщит, что послеоперационная боль — это нормально. И что ее придется потерпеть. Такое врагу не пожелаешь.       — Извините, — наконец, сказала она. — Я постараюсь что-то с этим сделать.       Вместо ответа Торин только негромко, но очень выразительно фыркнул. Немного подождав, Яна решила, что положенные семь минут миновали и проверила градусник. Тридцать семь и пять, субфебрильная. Ну, могло быть и хуже. Можно сбить, но лучше не стоит — раз уж с антибиотиками напряг, то лучше не мешать иммунитету.       Обработку, пожалуй, лучше начать с раны на груди. Медик разложила на подставке чемоданчика свежие бинты и салфетки, и, подвинув ближе лампу, спустила закрывавшее гнома одеяло. Торин тут же напрягся, угрожающе зарычав. — Не смей, — его рука дернулась, точно он хотел ее остановить, но сил едва хватило на то, чтобы сжать пальцы. — Что такое? — удивленно спросила Яна. Она уже хотела заверить его, что будет осторожной, что постарается не причинить боли, что от этого вреда не будет, но проблема, как оказалось, была совершенно в другом. — У тебя… совсем нет стыда… женщина? — с презрением сощурившись, проговорил Торин.       А, вот оно что. Ну, такое тоже бывает, хотя, как правило, пациентам в состоянии Торина уже все равно, что кто-то увидит их наготу — тут бы выжить. Да и непосредственно до неприличной «наготы» Яна лезть не собиралась, только грудь открыть, и только. Но, кажется, в этом мире рамки приличий куда как уже привычных. — Я не женщина, я медик, спокойно объяснила она. — Но если вы хотите врача-мужчину, я позову Мелледана.       Торин закрыл глаза и глубоко, судорожно вздохнул. — Махал… проклял меня… — прошептал он, откинувшись на подушку.       Наверное, это означало что-то вроде «черт с тобой, делай дело». Или, может, «лучше б я не дожил». Но Яна предпочла принять этот акт за согласие и все-таки откинула одеяло.       Торин действительно осунулся — прежде ребра у него так не торчали. Кормили его так же, как остальных (вариантов не было), но хоббит жаловался, что ест он неохотно. Эх, жаль, нет глюкозы, чтоб прокапать! Или желудочного зонда… Но если так пойдет и дальше, придется каким-то образом впихивать в него еду, иначе он никогда не поправится.       Зато легкие вроде чистые — ни фонендоскопом, ни перкуссией Яна ничего криминального не обнаружила. Даже странно. Во время операции она, к своему позору, знатно его расковыряла, но отек почти незаметен. Кажется, этому товарищу либо очень везет, либо самые крупные неприятности еще не начались.       Шов закрывала неплотная, просто приклеенная сверху пластырем из укладки повязка. Выглядел он вполне нормально — так, как и должен был. Стянутые шелковыми стежками края раны покраснели и припухли, но в пределах допустимого. Дренаж на удивление чистый, хотя убирать его пока, пожалуй, рано, надежнее подождать пару дней.       Яна откупорила бутыль с алкоголем и, пропитав тряпичную салфетку, осторожно приложила к шву. Торин зашипел, но даже не дернулся. Вряд ли это причинило боль бОльшую, чем он уже испытывал — скорее, было неожиданно и неприятно. Медик очень аккуратно прочистила шов от кусочков запекшейся сукровицы и открыла баночку с мазью. Комната тут же наполнилась пряным запахом луговых трав. Гном принюхался.       — Эльфийское зелье, — пробормотал он с отвращением. — Не… удивлен.       Яна удивленно подняла глаза на его лицо. Пахла мазь, конечно, специфически, но не неприятно, так что морщиться было вовсе не обязательно. Хотя Мелл вроде говорил, что гномы Эребора остроухих не любят — вероятно, к производимым ими продуктам это тоже относится.       — Почему же? — спросила она. Раз уж он сам говорил, разговор неплохо бы поддержать — может, он отвлечет гнома от боли.       — Ты… похожа на эльфийку. Смотришь… так же.       — Как?       — Как на калеку. С жалостью, отвращением и любопытством.       Яна поджала губы. Вот вовсе и нет! Ну, с любопытством, возможно — все-таки прежде ей не доводилось лечить гномов, так что с чисто научной точки зрения их физиология была действительно интересной. Все-таки нельзя не признать, что от людей они отличаются не только ростом, в чем она уже успела убедиться.       — В этом вы неправы, — мягко сказала она. — Уж кем, а калекой я вас не считаю, наоборот вы…       — Засунь свое утешение… куда поглубже, ведьма, — зло проговорил Торин, не дав ей договорить.       Дело было даже не в словах, но в тоне, какими они были сказаны. Яна много каких гадостей наслушалась на своем веку, но как-то уж больно проникновенно говорил Торин, с таким искренним, незамутненным презрением, что ее это невольно задело.       — Как скажете, — пробормотала она, отводя глаза, ибо уж больно тяжелым был взгляд раненого гнома — он как будто нарочно наблюдал за ее реакцией. Это смутно напомнило кое о чем, что Яна предпочла бы забыть.       В общем-то, все было окончено, но надо было дождаться, когда вернется дежурный гном, которого медик во время осмотра отослала вниз — пообедать и проветриться. Медик нарочито-медленно собирала чемоданчик, ибо отчего-то перспектива остаться при Торине с незанятыми руками ей не понравилась.       Ну, ему больно. Неприятно чувствовать себя беспомощным и слабым. В голове наверняка каша. Не огрызаться же на него из-за этого. При желании Яна и сама могла бы его приложить так, что будь здоров, но это совсем уж низко и недостойно.       Гном, Ори, вернулся через пару минут. Яна напомнила ему про воду, и, прихватив чемоданчик, покинула палату.       Не хотелось признавать, но чувствовала она себя так, словно это не плановое действие, а позорное бегство. ***       Этой ночью Яне не снилось никаких снов. Наверное, поэтому она, ради разнообразия, выспалась. Однако это отнюдь не было предзнаменованием хорошего дня. Скорее, даже наоборот.       Обнаружилось это на утреннем обходе.       Яне казалось, что как раз этот пациент будто бы идет на поправку. Ему вроде относительно повезло — он отделался единственной, хоть и довольно неприятной раной на бедре. Клинок, войдя под углом, частично рассек и частично пронзил плоть, но к счастью не повредил ни одной крупной артерии. Но буквально за день его состояние ухудшилось настолько, что медик, едва взглянув на него, поняла — дело плохо. Больного трясло от лихорадки, и в горячечном полубреду он метался по своему лежаку, не реагируя ни на прикосновения, ни на звук собственного имени.       Яна велела Сигритт принести ее инструменты и присела рядом с ним на край лежака, положив руку на бледный, покрытый капельками пота лоб.       — Давно это с ним? — мучаясь нехорошими подозрениями, медик, откинув край одеяла, прикрывающего раненую ногу и мысленно выругалась — повязка, которую меняли прошлым вечером, пропиталась желтой сукровицей. От раны даже через бинт исходил слабый гнилостный запах. Вряд ли такое ухудшение случилось за одну ночь — скорее всего, колотая часть раны была глубже, чем казалась, раз за разом ее промывали не до конца и всякая дрянь плодилась там, до поры незаметно. Из-за местного воспаления вокруг шва первые признаки просто-напросто проглядели.       В том была доля и ее вины, конечно. Но ругать себя или, тем более, кого-то из фельдшеров теперь уж бессмысленно.       — Жар начался вчера вечером, — ответил Мелл, едва нахмурив темные брови, что в его исполнении означало крайнюю степень растерянности и досады. Кажется, вчера вечером этого больного обрабатывал именно он.       — В следующий раз сразу зови меня…       Повязку в итоге пришлось срезать — нога опухла, туго натянув бинты, и дотронуться до них безболезненно для пациента было невозможно. Дефицитных тряпок, конечно, жалко, но все равно их, скорее всего, придется выкинуть.       Когда же медик открыла рану, в нос ударил тошнотворный запах гниющей плоти. Мелл судорожно вздохнул. Сигритт, не удержавшись, вскрикнула. Яна просто коротко выругалась.       Края раны потемнели и вздулись, вспучив начавший было заживать шов, из-за чего он частично разошелся, а дренажный жгут пропитался серым зловонным гноем. Под бледной до прозрачности кожей виднелись потемневшие сосуды, расходящиеся тонкими ветвящимися лучами.       — Это черное колдовство! — ахнула Сигритт, прижав руки к губам. — Проклятье!       — Нет, — Яна покачала головой. — Не колдовство. Инфекция.       — Вы можете что-то сделать? — спросил Мелл и в его обычно спокойном и ровном голосе прозвенели встревоженные нотки.       — Можем попробовать иссечь поврежденные ткани и заново все прочистить, — проговорила она, но без особой уверенности. Придется отрезать от бедолаги приличный кусок, а в худшем случае — отнять ногу целиком. И еще непонятно, поможет ли это без антибиотиков…       Но они, конечно, попытаются.       — Сигритт, готовь операционную, — велела Яна, поднимаясь на ноги. — Мелл, ты будешь ассистировать… ***       Когда все закончилось, Яна вышла из операционной в еще более мрачном настроении, хотя сама чистка прошла относительно благополучно. Но это почти наверняка только первый раунд. И только первая «ласточка». Будут еще. Будет хуже.       С другой стороны, это ожидаемо. Нынешних мер по предупреждению раневых инфекций явно недостаточно. Бренди (запасы которого тают буквально на глазах) убивает заразу только сверху, а от дренажей толку мало, если грязь уже внутри. Если не придумать более действенного способа, подобные операции придется проводить ох как часто. Госпиталь станет если не кладбищем, то камерой пыток. Последнюю ампулу кетамина Яна только что истратила, и иного наркоза нет… не петь же пациентам колыбельную, в самом деле…       Ах, как же жаль, что из воздуха нынче возникают только проблемы, но не медикаменты!.. Знала б она заранее, что ее занесет в этот отсталый мир — набила бы чемоданчик таблетками под завязку!..       Готовые решения, конечно, есть. Первые антибиотики выделили из плесени, причем не из какой-то там редкой ее разновидности, а из довольно банального гриба, который доедает залежавшийся хлеб. Только вот попробуй отличи эту «правильную» плесень от других, особенно если ты и раньше в нее не особо всматривалась! Если плесень эта вообще тут водится — вполне возможно, что местную выпечку портят какие-то местные же, в принципе неизвестные науке (ввиду отсутствия таковой), грибы.       А даже если и водится — ее еще надо вырастить в достаточном количестве, как-то извлечь из нее нужное вещество, очистив от ненужных, и найти способ ввести получившийся препарат в кровь…       Иными словами, без понимания процесса экстракции пенициллина знание об истории его открытия довольно-таки бесполезно. Можно, конечно, попробовать пойти опытным путем, но Яна справедливо опасалась, что пока у нее что-то получится, все ее пациенты перемрут от развившейся гангрены. Нет, нужно что-то еще — проще, быстрее и доступнее.       Впрочем, вскоре Яне пришлось временно отложить эти размышления до лучших, или, как минимум, более спокойных времен.       …Переломанный горбун был, пожалуй, главной головной болью всего госпиталя после Торина. Но если проблемы вокруг Короля под Горой создавали в основном его требовательные и настойчивые друзья и родичи, то Алфрид прекрасно справлялся с игрой на нервах без посторонней помощи.       Ему не нравилось все — соседи по лежакам, еда, вкус воды, цвет одеяла, выражение лица фельдшера, хотя претензий непосредственно к оказанной помощи вроде бы от него не поступало. Как, впрочем, и благодарности.       На этот раз ему показалось, что от лежавшего рядом с ним паренька на его лежанку переползают вши, из-за чего он поднял крик на весь дом, и, демонстративно пытаясь отползти, сбил собственные одеяла в ком, оказавшись на голом полу, что, естественно, так же не привело его в восторг.       Яне пришлось лично (Аарна в этом не преуспела) успокаивать и его, и его соседа, демонстративно осматривать все подозрительные головы в зоне досягаемости, ликвидировать последствия необдуманной попытки самоизолироваться и потом еще с полчаса выслушивать другие жалобы — притом не только от горбуна, но и от его соседей, которых он успел довести до белого каления. Яна с тоской подумала о том, что придется переместить эту лежачую катастрофу в какое-нибудь другое место, подальше от остальных — ради всеобщего покоя.       Но после данного эпизода мысленный список проблем стал длиннее на одну строчку. Еще на одну строчку.       Невозможно, конечно, учесть все и сразу, когда на тебя вдруг ушатом ледяной воды сваливается ответственность за работу целого госпиталя (ну, или, вернее, ты скорее сваливаешься в нее сама, при том совершенно добровольно…). Особенно, если подобного опыта у тебя прежде никогда не было… но вот забыть про такую очевидную вещь, как паразиты — прямо-таки верх глупости!       Сейчас, по требованию горбуна осмотрев нескольких пациентов, Яна ничего не обнаружила, но в помещении, где несколько десятков человек находятся в тесноте и — будем честны — в убогих с точки зрения гигиены условиях, даже единственный случай педикулеза рискует мгновенно обернуться вспышкой. А это скверно. Вши разносят тиф. Блохи — чуму. Клопы тоже наверняка способствуют распространению какой-нибудь заразы. Пока не случилось катастрофы, необходимо срочно осмотреть всех, включая лекарей и волонтеров. И, главное и самое сложное — придумать, что делать, если кто-то все-таки окажется счастливым обладателем маленьких шестиногих друзей…       Иными словами, день выдался довольно-таки неспокойным. И это он только начался. Дальше, как водится, стало только хуже. ***       Трандуил, как и обещал, навестил госпиталь снова, но на этот раз он привел с собой не только почетный эскорт, но и Барда. Увидев его в компании эльфийского короля, Яна болезненно скривилась — она-то как раз сама рассчитывала призвать правителя Дейла на помощь в случае дальнейшего развития конфликта. Судя по решительному выражению лица, надеяться на то, что Бард пришел в очередной раз навестить детей, не стоило…       Вся компания, как и вчера, оккупировала приемную, ненавязчиво маяча в дверях общей палаты. Малодушную мысль о том, что они, возможно, устанут ждать и уйдут, если их игнорировать, Яна почти сразу отбросила, как маловероятную. И, вздохнув, направилась к гостям, по пути как бы случайно задержавшись возле меняющей очередную повязку Аарны.       — Срочно найди кого-то из волшебников и приведи сюда, — шепнула она на ухо лекарке и, прежде, чем та успела что-то сказать, пошла дальше.       Вот так. Было бы гораздо лучше, если с этой компанией будет разбираться более заинтересованный Даин. Но рыжебородый гном, как назло, куда-то запропастился: если он и заходил навещать кузена, то с Яной они не пересекались, а у нее было слишком много работы, чтобы искать его намеренно. Но, если она правильно поняла, местные маги обладают определенным авторитетом даже перед такой крупной шишкой, как Трандуил. Остается лишь скрестить пальцы на удачу, чтобы Аарне удалось убедить кого-то из них придти. И — тянуть время…       Набрав побольше воздуха в грудь, Яна шагнула в холл, нацепив вежливую улыбку, и оглядела посетителей, с умеренной деликатностью ожидавших ее. На ум вдруг пришел дурацкое детское стихотворение: «Анна-Ванна, наш отряд хочет видеть поросят…».       Медик с трудом проглотила истеричный смешок.       Первым, выступив вперед, заговорил Бард.       — Леди Йанна, — произнес он, коротко кивнув ей в знак приветствия. — Мы пришли, чтобы поговорить с Королем под Горой.       Яна в этот момент затаила дыхание — стараясь не отводить глаз от его лица, она боковым зрением приметила Аарну, осторожно проскользнувшую мимо этой компании к двери. Один из эльфийских стражей проводил лекарку взглядом, но ничего не сказал.       — Он еще слишком слаб и не в состоянии разговаривать, — ответила медик самым вежливым, но непреклонным тоном, на который только была способна. «Уходите со двора, лучше не просите — поросятам спать пора, позже приходите…»       — Это его проблемы, — холодно проговорил Трандуил. — Судьбы Эребора и Дейла зависят от того, сдержит ли Король-под-Горой свое слово.       Яна почувствовала, что у нее снова начинает дергаться глаз.       Боже. Неужели они и правда решили завершить начатое? Сейчас, когда и эльфы, и гномы, и люди едва только начали оправляться после битвы?.. Это какое-то безумие. Ну да, если все, что рассказали ей Сигритт и Аарна — правда, то Торин действительно повел себя на редкость по-свински, но сейчас-то он едва дышит, черт возьми! Вся эта история с каждой секундой нравилась ей все меньше и меньше.       — Вы уверены, что хотите вынуждать его принимать какие-то решения? — поинтересовалась медик, выдержав якобы задумчивую паузу, а на самом деле отчаянно соображая, чем бы их отвлечь. — Он еще не вполне пришел в себя. Ранение было очень тяжелым, и он потерял много крови…       Она заметила, как неуловимо изменилось выражение лица эльфийского владыки. Кажется, он сразу раскусил ее уловку, но Яна решила, что если уж блефовать — то до конца, и с мстительным занудством вывалила на них подробное и мудреное заключение, из которого никто, кроме нее, скорее всего ничего не понял.       Но на Барда, кажется, это подействовало — пока медик говорила, он все больше хмурил брови, и видно было, что решительность, с которой он вошел сюда, поколебалась. Вопросительно обернувшись к эльфу, он с сомнением проговорил:       — Возможно, мы могли бы…       Трандуилу потребовалось лишь едва заметно приподнять бровь, чтобы заставить его проглотить окончание фразы.       — Твои внуки состарятся прежде, чем к Торину Дубощиту вернется способность ясно мыслить, — ледяным тоном промолвил эльфийский король. — Ты же видел, как драконья болезнь затуманила его разум? А твои люди, между тем, замерзают в этих руинах, облаченные в грязные, пропахшие дымом обноски, а твои собственные дети ушли в услужение к пришлой ведьме. Я бы на твоем месте поторопился как можно скорее получить то, что тебе было обещано.       Он, как с сожалением признала Яна, был чертовски убедителен. Явно надавил на больное: Бард заметно помрачнел, когда эльф стал говорить о плачевном положении беженцев. А, когда Трандуил упомянул его детей, кулаки мужчины сжались.       Яна мысленно выругалась. Вот мерзавец! Бард-то прекрасно все знал — и про «ведьму», и про то, что Сигритт и Баин остаются в госпитале добровольно. Да и вообще, он сам их сюда привел! Но уж больно веско звучали речи эльфа.       Время… тянуть время…       — Но я тоже в этом заинтересована, — сказала она, скрестив руки на груди. — Госпиталь сейчас держится только потому, что гномы помогают нам, но я тоже предпочла бы не зависеть от их помощи.       — Вот как? — Трандуил как-то недобро улыбнулся. В своем стиле — надменно и насмешливо, но от этой улыбки у Яны по коже пробежал мороз.       — Любопытно, чего от него хотите вы, владыка? — невольно поежившись, спросила она, решив на всякий случай сменить тему. — Неужели гном и вам успел что-то посулить?       Улыбка Трандуила стала чуть холоднее.       — Моя история может служить наглядным доказательством того, что обещанного от гномов можно ждать очень долго. Целой вашей жизни на это не хватило бы.       — Неужели?       Время, время!       — Еще его дед задолжал мне одну изготовленную для меня вещь, — Трандуил посмотрел Яне в глаза, и ей стало как-то совсем не по себе. Не потому, что взгляд эльфа пугал — наоборот, он стал вдруг до боли… человеческим. Живым. В нем промелькнула какая-то глухая, затаенная тоска. — Ожерелье из белых камней, что сияют подобно вечерним звездам.       — Как… невежливо с его стороны, — смущенно проговорила медик.       Проклятье, где же их носит?..       — Вот именно, — Трандуил кивнул, и глаза его снова стали непроницаемо-ледяными. — И я намерен требовать возвращения этой реликвии.       — Очевидно, не сейчас, — упрямо возразила Яна. — Раз вы ждали десятки лет, сможете подождать еще неделю.       Кажется, это было последней каплей. Эльф точно очнулся. Выражение его лица изменилось почти неуловимо, но Яна как-то сразу поняла, что слова ее привели владыку в ярость.       — Неделю?.. — повторил он тихо-тихо, почти шепотом, но даже если б он орал, вышло бы не так проникновенно. — Ты, ведьма, и сама, видимо, повредилась в уме! Еще никто, никогда…       Кажется, это грозило обернуться уже серьезными неприятностями, потому что Трандуил вдруг шагнул вперед и навис над медиком, как готовая обрушиться и раздавить скала.       — Что тут происходит?.. Этот вопрос, заданный тихий, очень ровным голосом, застал врасплох всех, в том числе и Яну, которая так нетерпеливо ждала прихода волшебника.       — Владыка Трандуил? Бард? — Гендальф сделал шаг вперед, встав между Яной и мужчинами и взглянул на них с едва обозначенным укором. — Леди Йанна?..       — Митрандир… — выдохнул эльф, по-змеиному втягиваясь обратно под прикрытие своего эскорта. — Мне следовало ожидать, что кто-то из вас снова явится, чтобы мне помешать.       Серый маг вопросительно поглядел на Йанну.       — Владыка Трандуил и Бард хотят видеть моего пациента, — объяснила она, стараясь, чтобы голос звучал твердо, а то очень уж это походило на жалобу маленькой девочки, которую задразнили другие дети. — Но я считаю, что Торин пока не готов с ними говорить. Учитывая некоторые обстоятельства…       — Рано или поздно ему придется, — все тем же ровным тоном проговорил волшебник, но обратился не к Яне, а к Барду. — Он действительно поступил немудро, нарушив данное людям слово. Но, раз его лекарь считает, что еще не время, вам придется подождать.       — Торин Дубощит должен был умереть! — неожиданно заявил эльф.       В приемной повисла звенящая тишина. Яна вздрогнула, точно эти слова хлестанули ее по щекам. В памяти вдруг всплыла их первая беседа с серым магом — когда тот говорил о вмешательстве, угрозе и камне на дне реки… Бард, которому хватило ума отойти в сторонку и наблюдать за их с Трандуилом беседой со стороны, удивленно поднял брови, но лицо его как будто побледнело.       За спиной кто-то сдавленно выругался. Яна, все еще парализованная осознанием, медленно обернулась и буквально нос к носу столкнулась с одним из гномов — с тем самым лысым здоровяком, что спорил с ней… Гном был перемазан в какой-то серой жиже, в косматой бороде застряли клочья то ли пыли, то ли паутины.       Ох ты ж черт. Сколько же он тут стоял? Много ли успел услышать?..       …Первым опомнился Гендальф.        — Уж тебе ли об этом знать? — заговорил он, умудряясь сохранять все тот же доброжелательный тон. — Одному лишь Намо ведомо, когда настает время оборваться нити чьей-то жизни.       — Уж тебе ли не знать, — раздраженно передразнил Трандуил. — Род Трора проклят. Над всеми его потомками висит один и тот же рок. Ведь не из-за дракона дед Торина утратил рассудок! Это дракон явился на запах его безумия, и именно оно, а не сокровище гномов, влекло его… И все мы знаем, что Торина ждет та же участь. Его недуг уже проявился, уже начал разрушать его разум. Так что спроси себя — что будет с Севером, когда трон Эребора займет безумный король?..       — Торин смог преодолеть себя, — возразил волшебник. — Он сильнее, чем ты думаешь.       — Разве что упрямее, — заявил Трандуил, и, мимолетно поморщившись, махнул рукой своим стражам. Но прежде, чем уйти, он задержался, обернувшись к Яне. — А с тобой, ведьма, мы еще поговорим…       Сказав это, он театрально взмахнул полами своего одеяния и покинул госпиталь, громко хлопнув дверью. ***       Яна перевела дух и зажмурилась, на миг отрезая себя от внешнего мира плотно сомкнутыми веками. Глаз у нее дергаться не перестал, но напряжение, сковавшее тело в присутствии эльфийского короля, как-то разом схлынуло, словно кто-то плавно расслабил натянутую в ее животе пружину.       Господи. Что же все так сложно?..       — Весьма благородно с вашей стороны было встать на защиту Торина, — проговорил волшебник.       — Моего пациента, — педантично поправила медик, снова открывая глаза. Гномы, как оказалось, уже куда-то ушли, да и Бард, похоже, покинул холл не дождавшись окончания этой беседы.       На самом деле больше всего в этой ситуации Яна боялась за госпиталь. Пусть все эти местные царьки хоть в клочья друг друга разорвут, но только не в этих стенах!       А что, если Трандуил успел промыть Барду мозги, и тот теперь решит прикрыть учреждение? У Барда, конечно, своя голова на плечах, и, в целом, он создавал впечатление разумного и адекватного человека, но эльф каким-то образом уже взял его в оборот…       Но нет… вряд ли. Он же не идиот и должен понимать…       — Это ничего не меняет, — заметил волшебник. — Будьте спокойны. Больше он вас не потревожит.       — О чем он говорил? — спросила Яна, стараясь отогнать не самые радостные мысли. Несмотря на то, что формально она опять вроде как настояла на своем, разговор оставил мерзкое послевкусие. Этакая победа с ароматом фекалий. — Что за драконий недуг? Какая-то болезнь?       Волшебник глубоко, тяжко вздохнул.       — Можно сказать и так, — ответил он. — Более всего ей подвержены гномы. Она искажает их разум, многажды приумножая все его дурные стороны. Жадность, мнительность, тщеславие… Болезненную страсть обладать. От нее нет лекарства, кроме здравого смысла и сильной воли.       «Это просто у вас галоперидола нет», мрачно подумала Яна, но промолчала.       Что ж… похоже на этакий параноидальный психоз.       Только вот почему ей кажется, что страдает от этого, мягко говоря, не только Торин?..