Спустя четыре дня. Скитарий-гиспасист Дмитрий Морцидус.
Боль… Постоянная острая боль в голове — именно это я постоянно чувствовал. Каждую секунду казалось, что что-то в голове тебя колит в бессчетном количестве точек, пока одновременно что-то придавливало тебя, словно пресс. Врачи давали препараты и они даже помогали, однако, их действие было недолговечным, а давать их много не могли из-за воздействия на организм. Приходилось терпеть. Лежать в холодном поту и терпеть, слушая вокс-приемник, по которому диктор зачитывал аудио-рассказ про Мартифосскую войну с Корвуарским орком. Вот уж какая ирония. -…добрались до территории, прозванной Снарядной Степью. Это была огромная равнина, на которой располагались мануфакторумы по производству исключительно снарядов к величественному орудию «Сотрясатель», самого массового орудия в Империуме Человечества. За один терранский год вся эта степь производила сто шестьдесят миллиардов снарядов… Я слушал диктора внимательно — это тоже позволяло отвлечься от ноющей острой боли в голове. Да и просто было интересно узнать обо всем этом… хоть и было странно вообще ощущать такую вещь, как «интерес». Раньше было по другому. Раньше я лишь фиксировал все, но мне не было никакого дела до окружающего мира… Раньше было все совсем по другому. Прозвучал сигнал и дверь в мою палату с шипением отъехала в стену. На пороге стоял… человек, на униформу которого был накинут больничный одноразовый халат белого цвета, а на ногах были бахилы. Я всматривался в лицо и пытался вспомнить, кто это… Теперь, без Системы, это было сделать сложно… Лишь спустя секунду в голове возникла мысль, кто это был. Субъект… комиссар Мерцелиус, Я почувствовал радость. Наконец-то. Наконец-то знакомое лицо, кого-то из нашей команды. Наконец-то узнаю, что было на корабле. Пока он шел ко мне, понизил громкость вокс-приемника до минимума, чтобы голос диктора не мешал. — Привет, Дим, — проговорил комиссар, подойдя к кровати. Было приятно услышать его голос. Знакомый голос близкого человека, — С пробуждением тебя. Я пытался понять, что говорить. После Шамтанара даже это было делать… гораздо сложнее. — Спасибо… комиссар, — ответил я ему. Вроде как именно это нужно было отвечать, — Рад вас видеть. Живым и целым. " — Может стоило сказать «здоровым»? Как же сложно…» — Я тебя тоже… хотя бы живым. Было видно, что лицо комиссара имело странное выражение. Оно было… непонятным. Не получалось вспомнить, что оно означает. Печаль? Вроде печаль да, но я не мог сказать наверняка. Не получалось вспомнить… " — Потом… пока неважно…» — сказал я сам себе. — Как наши? — сейчас этот вопрос волновал меня больше всего остального. Как там Нита, как там наш ребенок. Как все остальные. В ответ на мой вопрос лицо комиссара изменилось еще сильнее. Это была печаль. Точно она. — Бюрдар, Аманур, Дёса и Шамиса погибли, — ответил Мерцелиус. Голова заболела сильнее. Куда сильнее обычного, но я терпел. Бюрдар… Друг. Хороший человек, который пытался искупить грехи, также как и я, сражаясь за Человечество. Теперь же он их искупил. Своей кровью. А дети… Печально было это слышать. — Упокой Омниссия их души…- произнес я, сложив руки Шестерней. — Аминь, — ответил мне Мерцеилиус, осенив себя аквилой, — Еще… Субъект замолчал, отвернув голову. Я видел, что ему было больно это говорить. Это точно была боль. Похоже, это было что-то серьезное. — Ниринту… Ниту и Цемату… абортировали. Тысяч обжигающих уколов впились в голову. Нита… Ребенок… — Ч-что…- прошептал я, начав дышать чаще, так как начал ощущать, как мне не хватает воздуха, — За… зачем… — По протоколу. Из-за Прорыва. Это касается всех беременных на корабле. Больно… Как же больно… — О Омниссия…- выговорил я, ощущая мерзкое чувство внутри себя. Больно… Ребенок… наш с Нитой ребенок… Больно… Его больше не было. И теперь мое покаяние перед Омниссией откладывалось. Однако… однако это не конец. У нас будут возможности. Я смогу покаяться. Мы сможем завести нового ребенка. Главное выздороветь… — И есть… есть еще кое-что, — я видел, как комиссар говорит без всякой уверенности, не смотря на меня, — Все, кто был на борту… подлежат стерилизации. Как только я вспомнил, что значит это слово, я почувствовал страшную, чудовищную боль в голове, которой хотелось уже просто кричать и звать врачей. Стерилизация. Лишение самой возможности зачать ребенка. Меня… меня хотели стерилизовать. И Ниту тоже! А это означало… означало, что я уже не смогу покаяться. — Я… не могу… меня нельзя…- пытался сказать я, но никак не получалось подобрать слова. Голова болела слишком сильно. — Операцию… уже провели. От слов комиссара было больно. Я… я уже бесплодный. Больно. У меня уже не будет детей. Больно. — Ом… Омниссия…- шептал я, пока в голове никак не получалось оформить мысль. Глаза начали смотреть на разные точки в палате, а голова вертеться из стороны в сторону, — Как же… как же так… Нет… Нет-нет-нет… — Эй-эй-эй! — вдруг услышал я голос комиссара, который встал и подошел на ко мне, положив руку на плечо, — Спокойно, дружище… Все… все будет хорошо… Согласиться тут было невозможно. — Нет… нет, не будет… я… я не могу иметь детей… Я ведь… я ведь не смогу покаяться… Я грешен и не смогу… — Сможешь, Дима, — перебил меня комиссар, смотря на меня сверху. Боль в голове не утихал ни на секунду. — К-как? — спросил я, не до конца понимая, о чем говорит Мерцелиус. Или это он меня не понимает? — У нас есть дети, Дима, — продолжил комиссар, — У нас восемь маленьких детей. — Это… это не мои дети…- возразил я. Не я же их родил. — Значит сделай их своими. — Я… я не понимаю… Больно… — Отец не тот, кто родил, а тот, кто воспитал, — слова Мерцелиуса звучали странно. Никогда еще я не слышал чего-то подобного, — Теперь они наши дети. И ты можешь получить прощение за то, что воспитаешь их, как своих собственных. Дашь им возможность вырасти хорошими людьми. Голова болела так, что хотелось выть, но я все равно пытался осознать сказанное комиссаром. Воспитать детей, которых мы забрали… Действительно ли это могло сработать? Действительно ли Омниссия примет это в качестве покаяния? Думать было тяжело. Но чем дальше я раздумывал над этим, тем больше понимал, что это действительно может быть принято Им. Ведь какая разница — будут эти дети от меня или от кого-то еще, если именно я будут помогать в их воспитании? — Может… может быть… сработает…- ответил я через ужасную боль, — Хорошо… Аргх… — Что? Голова? — спросил субъект уже совсем другим голосом. — Да… Омниссия…- выдерживать это я уже не мог, а потому нажал на кнопку вызова врача. Прозвучал короткий писк и я начал ждать. — Ладно, отдыхай, друг. Приду, как смогу, — прозвучало от комиссара. Больно… — Спасибо…- ответил я ему. Хорошо помнил, что это нужно было отвечать. Больно… Комиссар развернулся и вышел за дверь, а уже через несколько секунд ко мне пришел один из врачей, который начал смотреть на один из мониторов. — Да уж, непорядок, — тихо ответил он. — В чем… непорядок? — взволнованно спросил я, пока врач уже что-то набирал в специальный шприц. — У тебя непорядок. Двойку вколю, не пройдет, но терпимо будет. Больше на сегодня нельзя, у тебя и так с печенью не очень, — быстро объяснял он. Я не понимал многое из его слов? — Что… такое печень? — спросил я. Раньше бы Система мне это сказала моментально, а вот без нее с этим были большие проблемы. В голове мелькали мысли, но я никак не мог найти ответ. Омниссия, как же больно… — Не бери в голову, — сказал врач, поднеся шприц к корпусу руки и вставив его в разъем. Этой фразы я тоже не понимал. Что мне не брать в голову? В смысле в рот? Как же сложно было порой… — Все, отдыхай, — услышал я, одновременно чувствуя, как боль в голове начинала ослабевать. — Хо… хорошо… Врач ушел, а я активировал голос диктора, продолжив слушать рассказ. Сейчас хотелось только одного — чтобы эта боль хоть немного ослабла…Комиссар Августин Мерцелиус
» — Блять…» — выдохнул я, усевшись на одну из скамеек, что была в коридоре лазарета. Сказать, что я был поражен увиденным — это сильно приуменьшить. Дима… изменился. Таких эмоций я от него еще ни разу видел. Натуральная буря из чувств, которая меня вводила в ступор из-за неожиданности. До этого, когда полет только начался, а он отходил от ранения, я уже замечал в нем кардинальные изменения, да и Нита это замечала. Правда, тогда мы практически не общались, так как из-за перелета он по большей части спал, а когда бодрствовал — мало и скомкано говорил. Теперь же… теперь его вообще сложно было узнать. Словно совсем другой человек, причем именно из-за того, что он вообще вел себя, как обычный человек в подобной ситуации. Не как киборг. Говоришь с ним — и вообще не скажешь, что перед тобой скитарий, который должен был быть буквально ходячей машиной с проблесками какой-то человечности. Но сейчас меня это не волновало. Самым страшным было то, насколько ему было больно. Я видел это по его лицу, слышал по его голосу. Мой друг страдал. И от этого самому становилось тошно. " — Справимся… со всем справимся, блять.» — сказал я сам себе, прерывая поток противных мыслей. Дима был жив. Этого уже было достаточно, чтобы радоваться. А все остальное… с этим получится разобраться. Мы не бросим его ни за что не бросим. Дверь в палату Димы открылась и оттуда вышел доктор Хемажиг — мужчина лет сорока с аугментическими глазами и ладонями. Я моментально вскочил со своего места и вместе с ним начал идти по коридору. — Как он? — задал я вопрос, начав чувствовать тошноту. — Не очень хорошо, — ответил врач довольно флегматичным голосом. Стало неприятно и боязно, — Ваши новости вызвали плохую реакцию, но самого плохого удалось избежать, седативные помогли ему не получить повторный инсульт. Вот этих слов я почувствовал облегчение. Перед разговором с Димой врачи предложили дать Диме седативные в малой дозе, чтобы он смог нормально воспринят информацию о гибели Бюрдара с детьми, абортировании Ниты и стерилизации. — Спасибо, доктор, — произнес я с искренней благодарностью. — Обращайтесь, комис… Рот начал наполняться слюной. Моментально я схватился на мешок, что висел на поясе, раскрыл его и согнулся, подставив его ко рту. Живот болезненно сжался и изо рта вышел небольшой комок желчи. Привычная херня. Выпрямившись, я пошел с доктором дальше, одновременно выкинув мешок в урну, что была у стены, и получив от Гихьяна новый, который тут же отправился на пояс. — Так, а что… касательно встречи с его… девушкой? — задал я следующий важный вопрос доктору. Ните было плохо. Несмотря на работу в Санкорпусе с гвардейцами, несмотря на помощь Ниринты, Цематы и Сии, ей явно не хватало Димы. Она его любила. Это было отчетливо видно в те редкие моменты, когда удавалось их навестить в эти дни. — Исключено, — с куда большей твердостью заявил доктор, — Этих новостей пока ему достаточно. Теперь — только реабилитация и молитвы на то, чтобы не произошло нового приступа или цирроза. Но пока что это маловероятно, учитывая анализы. — Что ж, тогда будем ждать, — сказал я, останавливаясь у лифта и нажимая на кнопку, — Спасибо доктор. В случае чего — сообщайте. — Обязательно, комиссар, — произнес Хемажиг и отправился дальше по коридору. Спустя пару секунд дверь открылась и я вместе с Рингером, Гихьяном и Григорием вошли в него, после чего начали ехать вниз. Я закрыл глаза и выдохнул. Мы справимся. Не имели права не справиться. — Как прошло? — прозвучал вопрос от Гихьяна. — Тяжко, — не стал скрывать я, — Он теперь… другой. Не скитарий, уж точно. Так что и реакция совсем другая. — Главное, что жив и очнулся, — ответил мне сервитор. — Именно. С остальным уже разберемся, — продолжил Рингер. — Хех… великие умы думают одинаково, — сказал я, хмыкнув. Лифт остановился и мы вышли на проходную, где сняли свои халаты с бахилами и отправились на выход, к станции палубников. На нем мы начали возвращаться в сторону казарм — уже через десять минут начнется мое очередное дежурство в гвардейских казармах. Желания туда ехать у меня не было совершенно никакого. За все те дни, что я там продежурил, пришлось расстрелять восемнадцать человек, еще пятьдесят четыре получили плетей, и ситуация улучшаться явно не собиралась — все из-за ебучего варп-перелета, который, как и предсказывал Морикут, был даже хуже того, что было. Голова болела постоянно. Головокружения усилились, вестибулярный аппарат мог как работать идеально, так и вовсе напутать все и отправить тебя на пол. Желудок, кишечник и мочевой пузырь работали непредсказуемо, от чего блевота и походы в туалет стали уже нормой жизни, причем, что самое противное, в туалет можно было забежать вообще без повода, даже если ты чувствовал, что держишься из последних сил. А кожа постоянно чесалась, болела, пекла, колола и еще множество раз напоминала о себе. Причем иногда это происходило даже на аугментических частях, только теперь это происходило еще более сильно и часто. Я мечтал только об одном — чтобы мы как можно скорее прилетели на этот Неглярт. Уже плевать, что там будет. Просто высадите нас отсюда как можно скорее, чтобы не было этого поганого ощущения, этой тошноты и всего прочего. Наконец-то, мы подъезжали к нужной остановке. На одном из припаркованных палубников я заметил бледную шевелящуюся фигуру. Стоило мне присмотреться и я увидел, что это был полностью голый матрос, который во всю танцевал, стоя на палубнике, одновременно царапая себя ножом, от чего на коже появлялись длинные кровоточащие линии. — Еще один, блять, — раздраженно произнес Гихьян, когда мы начали подъезжать. Стоило нам остановиться, как парень вздрогнул и посмотрел на нас распахнутыми неморгающими глазами. — Хули вы стираете в моем в чайнике? — выдал какой-то едва связанный набор слов, в котором не было ни малейшего смысла, — Улетайте туда, откуда собираете свои ботинки! СУКА! Псих резко сделал шаг вперед, но пола там не оказалось и он рухнул прямиком на металлический пол плашмя, но затем начал все равно пытаться встать. Гихьян направил на него свой карабин. Прогремел выстрел. Пуля попала парню в макушку и тот мигом расслабленно рухнул на пол. — Бедняга, — произнес Гриригорий, пока мы вставали с палубника. — Это уж точно, — печально согласился я. От людей никак не зависело подобное сумасшествие — оно просто приходило и все. И таких людей мне было просто по человечески жаль. Через секунду к нам уже прибежали два гардемарина, державшие оружие наготове, однако, завидев нас, все же опустили их. — Еще один, — коротко произнес я, кивнув головой в сторону трупа. Один из гардемаринов молча кивнул и вместе с сослуживцем направился к трупу, а мы пошли по коридору в сторону моего кабинета. Пять минут — и мы были на месте. Усевшись на свое место, я сделал глубокий вдох, потом выдох, и приступил к работе. Ворох новых сообщений уже ждал, пока я с ними разберусь. Ситуация в полку уже успела поменяться, причем далеко не в лучшую сторону — опять же, из-за варп-перехода. Количество драк увеличилось в разы, возобновились суициды и попытки суицидов, начали появляться случаи сумасшествия, в том числе сопряженные с убийством и самокалечением. Про случаи оскорбления командиров и неподчинения приказов можно было вообще не заикаться, это была уже просто норма жизни, на которую оставалось просто реагировать. Что еще хуже, начала проявлять себя старая проблема — наркоманы. Моя гипотеза о том, что употребление наркотиков спало из-за того, что на корабле после случившегося она просто закончилась, все больше подтверждалась. Наши наркоманы, явно истратившие свои вещества и перешедшие на корабельные, теперь по полной слетали с резьбы, не говоря уже о том, как на них влиял варп-переход. У многих начиналась истерика, доходящей до травм и нападений, у тех, кто умудрялся выдержать это, начиналась ломка и это их сдавало. Пошли и случаи дезертирства из полка в коммуникации корабля, когда гвардейцы пытались сбежать в коммуникации, воодушевившись примером культистов и прочих личностей, которых увидели во время Прорыва. Мол, раз они выжили, то и мы выживем, все равно ж уже трупы. Особенно серьезной ситуация была с теми наркоманами, кто решил дезертировать во время патруля по кораблю — они это делали с оружием и броней, причем оружием гвардейским, без маячков. Пришлось прекратить патрули и спешно разрабатывать специальные процедуры против всего этого — анализы крови претендентов на патруль на предмет употребление и корабельное оружие, которое можно будет без проблем отследить. Подобное должно было помочь. Был вариант с тем, чтобы сделать вообще тотальный анализ крови всем гвардейцам, только вот нам в этом уже отказались, сославшись на то, что такого количества реагентов на корабле физически нет, а те, что есть, самим нужны, не говоря уже про то, насколько сильно после такого будут перегружены лазареты. " — Ну почему не сделали этого на Шамтанаре? Там бы все смогли устроить без проблем…» — с упреком сказал я сам себе. Понятно, почему этого не получилось сделать. Недопонимание с местными, покушение, расследование, перераспределение, призыв, протесты, гибель Раота, Дегарур… Вот уж точно, что не до наркоманов нам всем было, которые сидели тише воды и ниже травы. А теперь вот, аукнулись, мрази. Причем таким образом, что это вполне может разозлить Морикута, которому вот уж точно вряд ли понравится, что всякие культисты заменяются профессиональными военными наркоманами с оружием. Конечно, у нас были с ним вполне нормальные отношения — после того, что я сделал, он меня явно уважал. Но также я прекрасно понимал, что его настроение было очень даже переменчивым, а неприкасаемых для него и вовсе не было. Где был я, а где корабельный магос, ага. Что делать с этим, пока что было не сильно понятно. Пока что мы пытались разве что закрыть все способы дезертирства из казарм, заодно расстреливая всех, кто пытался и реагируя на доносы. Но люди продолжали исчезать, так что проблему это решало лишь частично… Звонок по воксу заставил отвлечься. Он был от лейтенанта Дирдимта. И пометка там была «Срочно». " — Ну началось…» — обреченно подумал я, понимая, что у солдат опять что-то произошло. — Слушаю, лейтенант, — я уже встал и направился к выходу из кабинета. — Господин комиссар, у нас тут убийство, — ответил мужчина с увисарским акцентом, — Убийца задержан. — Сейчас буду, — сообщил я, уже выйдя в коридор и активировав прокладку маршрута по маяку. Очередное убийство. Подобное уже никак не удивляло. Это уже давно стало рутиной на этом корабле. Но ее надо было выполнять, иначе эти пять батальонов просто издохнут, даже не долетев до Неглярта. И так уже ситуация была… не из лучших. Спустя три минуты я спустился в нужный мне коридор, а через него попасть в одной из рот третьего батальона, рядом с которым я сегодня как раз и дежурил. — Смирно! — заорал голос лейтенанта, который стоял у входа, и все гвардейцы, что лежали на своих местах, довольно аккуратно начали вставать на ноги, становясь в стойку. Некоторые не удерживались и падали, пытаясь встать со второго этажа. Другие падали, выпрямившись, после чего пытались встать. Почти сразу послышалось, как несколько человек одновременно начали блевать на пол. Классика для этого перелета. — Следуйте за мной, господин комиссар, — сказал мне лейтенант, после чего повел через ряды кроватей. Пока мы шли, в нос ударил мерзкий запах рвотных масс, от которого самому блевать уже хотелось. Казалось бы, пора уже привыкнуть, но каждый раз, когда он врезался мне в нос, это было, как в первый раз — отвратительно и едва ли терпимо. " — Держись… держись…» — сказал я сам себе, проходя мимо парней, некоторые из которых сейчас скривились и прилагали максимальные усилия, чтобы терпеть. Скорее всего, хотели в туалет. — Кому по нужде надо — бегите, — приказал я и тут же несколько десятков человек ринулись в уборную, что была расположена при казарме, чуть ли не толкаясь. " — А потом окажется, что ложная тревога…» — подметил я мысленно. Это уже давно стало повсеместным явлением. Пройдя еще несколько рядов, я наконец-то добрался до кровати, где и произошло преступление. На полу лежал крепкий парень-вильярец в армейских брюках и футболке,. На его голове виднелась небольшая рана, из которой на пол уже успела накапать небольшая лужица крови. Рядом, на кровати, сидел другой парень, с более смуглой кожей, с аугментической правой рукой, на костяшке которой виднелось пятно крови. Он смотрел на труп заплаканными красными глазами и что-то шептал. Окружали парня сразу четверо вооруженных стабберными пистолетами гвардейцев в броне. — Рассказывайте, — приказал я коротко, смотря на парня. Тот медленно посмотрел на меня печальным и одновременно удивленным взглядом, а затем вновь на лежащий труп. — Я… я пытался заснуть…- начал он рассказывать разбитым подавленным голосом, — Все… все раздражало… И тут… тут он начал смеяться… громко так… м-ме-мерзко… Я… встал, попросил… не мешать… А он… А он снова начал смеяться. Специально так… назло… Еще смотрел так… Я… Я не выдержал… Ударил в голову… Да только… аугментика же… Глаза парня вновь посмотрели на меня. Из них стали течь новые слезы, оставлявшие на щеках мокрые дорожки. — Я не хотел… Аквилой клянусь, я не хотел его убивать. Только ударить. Чтобы вразумить… Чтобы прекратил… издеваться… но забыл… забыл, что… рука… еще на Вильяре… Блять, я не знаю, как… И точно так… в висок… — С этим понятно, — произнес я и повернулся к остальным, — У кого есть, что сказать? — Рядовой Гуамар Тарит, — начал один из гвардейцев, — Про издевательский смех подтверждаю, господин комиссар. Фаринур действительно… так сделал, когда Каритор потребовал прекратить. — Ага, только можно было сделать это повежливее, — произнес довольно язвительно другой гвардеец, что стоял напротив. — Наряд вне очереди, рядовой, — грозно сказал я ему, на что тот вздрогнул и посмотрел на меня шокировано. — Та за что?! — За то, что ответили не по форме. И еще три за возмущение. Все понятно? — Д-да, господин комиссар. П-прошу прощения, — теперь голос парня сменился на испуганный. Я понимал, что парень мог сказать такое из-за общего состояния, но спускать подобное было никак нельзя. Иначе тут вся дисциплина развалится нахрен. — Теперь говори. — Рядовой Шамуль Дорворт. Каритор ответил очень грубо, после чего Фаринур и… р-решил так ответить… покривляться… Р-разрешите забыть, что я сейчас сказал. По казарме пронесся смех десятков солдат. — Отставить смех! — моментально стало тихо, — Разрешаю. — Он… он прав, г-господин комиссар, — прозвучало от убийцы, — Я… я ответил… резко… очень… с матами… Просто… просто так спать хотелось… А он начал мешать… — Кому еще есть что сказать? — Капрал Хадауж Партгор, — прозвучало от нового гвардейца. А затем — тишина. Парень просто смотрел вперед, словно ничего только что не говорил. — Ну? — спросил я, ожидая ответа. Капрал слегка дернулся и посмотрел на меня удивленными глазами. — А? Ч-что? — переспросил он. Я в ответ просто закатил глаза и махнул на него рукой. Все эти странности в поведении из-за перелета тоже стали нормой. Бесило, конечно. Но ничего не поделаешь. Да и куда лучше так, нежели когда кидаются друг на друга. Я повернулся Каритору, который смотрел на бездыханное тело убитого вильярца разбитым взглядом и что-то шептал. Жалко было парня. Уж учитывая общее состояние всех, кто находился на корабле, такие случае были не редкостью — постоянно кто-то на кого-то бросался с кулаками. К тому же, парень не был психом. И он не убил из-за злобы. Это вышло случайно. Уж мне ли не знать, что такое не до конца осознавать наличие у себя аугментической руки. С тем, что он мне не лгал, я был уверен. Уж не знаю, почему, но по глазам я мог точно сказать, что он явно не симулировал слезы и свое состояние. Он действительно не хотел, чтобы такое произошло. Плюс еще и солдат явно с большим опытом, а это уже довольно важно. У нас и так потери в опытных солдатах от всего этого перелета уже были просто ебейшими и мне нужно было сделать максимум, чтобы сократить их хоть как-нибудь. С другой же стороны, не наказывать совсем нельзя. Ведь мог не бить. А если бить, то не в голову. — В общем, — начал я, приняв решение, — Пятьдесят плетей. Клеймение. Карцер до конца полета. Покаянный паек. Плюс перевод в другой батальон. Каритор посмотрел на меня шокированными глазами, которые были готовы вот-вот выпрыгнуть из орбит. — Вы… вы не убьете меня? — Комиссары не убивают, комиссары казнят, — рефлекторно ответил я, так как не исправить его я не мог по протоколу, иначе можно будет получить от своих же потом, — И нет, не казню. Все же… по не осторожности. Еще и на нервах. Послышался тяжелый вздох от парня. У него прямо перехватило дыхание от такой новости. — Спа… спасибо… спасибо, господин комиссар! — проорал он, — Спасибо огромное! Б-Благослови вас Бог-Император! — Увести на процедуру наказания, — отдал я приказ гвардейцам. Двое из них сразу же взяли парня под руки, а я сам развернулся и быстрым шагом отправился на выход, чтобы вернуться в свой кабинет. — Ублюдок. Стоило прозвучать этому слову, я мигом остановился и повернулся к гвардейцам, с чьей стороны это прозвучало. Сказавшего этого я нашел быстро — от него уже начали отходить и шокировано смотреть на него. — Ты сказал? — спросил я, уже положив руку на кобуру с револьвером. — Да, я, — злобно произнес тот, смотря на меня с неприкрытой ненавистью, — Вначале культистов отпускать, потом… Рука достала пистолет из кобуры и начала поднимать, пока большой палец взвел курок. Ствол направился точно в лоб. Указательный палец нажал спуск. Глухой резкий выстрел и голова парня дернулась немного назад, после чего тело тут же рухнуло вниз. Тут уже было без вариантов, как не посмотри. Я еще мог кое-как простить того, что убил сослуживца по неосторожности, но вот человека, который публично меня унижает — никогда и ни при каких обстоятельствах. Иначе с этой должности я вылечу очень быстро. Вернув курок в прежнее положение, я положив пистолет в кобуру и направился дальше на выход из казармы взвода. Но стоило мне приблизиться к ним, как неожиданно из-за угла вышла фигура. Присмотревшись, я сразу узнал, кто это. Майор Гунарт Монтиас, командир третьего батальона, единственный живой из командной верхушки нашей половины полка, который держал в руках револьвер. Его появление здесь было странный — так-то он сейчас должен был находиться в своей каюте на домашней реабилитации после инсульта. Стоило ему подойти ко входу и заметить меня, он тут же остановился и посмотрел с лицом, полным какой-то невероятной злобы и ненависти. Затем к нему подошли шестеро вооруженных пистолетами гвардейцев, благодаря чему выход из казармы был полностью закрыт. — Комиссар Мерцелиус! — злобно прокричал Гунарт, смотря прямо на меня, — Как старший по званию из числа Гвардии на этом корабле я арестовываю вас за предательство! Сдайте оружие! Немедленно!