waiting for you

Джек ненавидел просыпаться от ощущения ломоты во всем теле. Сначала, когда ещё не до конца проснулся, чувствуется боль где-то в районе лопаток: она доставляет дискомфорт, но недостаточный, чтобы встать и сделать с этим что-то. Потом это ощущение опускается вниз по позвоночнику, вероятно, чтобы он вновь пожалел о всех тяжестях, поднятых в его жизни. А дальше организм поворачивает презабавнейший трюк, пробуждая мозг, заставляя вскочить, как сумасшедшего, только чтобы полностью прочувствовать, как пульсирует его затылок, трясутся руки, а грудная клетка, кажется, не выдерживает оказываемого на неё внутренними органами давления. Гул в ушах стоит настолько невыносимый, будто кто-то с размахом долбит изнутри по его барабанным перепонкам огромной кувалдой. Джек страдальчеси простонал и прикрыл ладонями глаза. Черепная коробка ощущалась пустой и полой: он поклялся бы, что мог ощущать, как редкие мысли стучались о её стенки. Всё было как в тумане: он едва смог сконцентрироваться достаточно, чтобы не забывать дышать. Медленно приоткрыл глаза и осмотрел знакомую комнату через решету пальцев, чтобы не терять ощущения реальности. Его организм любил выкидывать подобную херню в моменты, когда он ожидает этого меньше всего: пора бы уже привыкнуть, ознакомиться с какой-нибудь дыхательной практикой или типа того; сейчас он мог лишь драматично вздыхать и охать, ничего более. Иногда ему даже становилось стыдно за подобные инциденты . Когда его сестра узнала про эту проблему – порекомендовала ему пропить курс витаминов и меньше нервничать. Джек кивал на её слова, но сам делать ничего не собирался. Возможно, это играет его гордость, может быть ему действительно стоило бы уделять своему состоянию чуть больше внимания. В конце концов, его работа также напрямую зависит от того как он себя чувствует; если подобная штука возникнет в не самое подходящее время, – когда он, например, ночами будет пробираться через чащу леса, это будет абсолютно-совершенно херово. Хмыкнув, Джек ставит чайник на плиту. Интересно, в этой глуши вообще проводятся медкомиссии? А оценка состояния работников? Проверяющие явно бы не обрадовались количеству кофе, что он потребляет. Если честно, Джек выбирает из двух зол: либо так, либо он попросту не поднимется с кровати. Да и вообще, какая разница? Кем бы ни были эти теоретические проверяющие, им бы было явно плевать на подобные вещи. Стоит на ногах, и ладно... Резкий свист чайника прерывает мысли, и Джек отвлекается на приготовление своего чудо-напитка: конечно, он не бариста, но сделать кофе хоть немного приятным глазу ему только в радость. Он даже не поскупился на пару маршмеллоу, пачку которых кинул в чемодан в качестве своеобразного сувенира с прошлой работы. Погода снаружи была приятной, так что местом распития Джек выбрал лесничный пролёт вышки. Розовый рассвет, солнце, только поднимавшееся над горизонтом, отвлекали от раздумий: послевкусие от неприятного пробуждения сменялось постепенно на чувство умиротворения. Он тихо пил из своей чашки, облокотившись на бортик перил; взор был направлен куда-то вдаль, изучая окрестности. Взгляд остановился на возвышавшейся над заповедником соседней вышке. Разглядывая её, Джек ощущал непонятное беспокойство: всё щурился, будто пытаясь увидеть причину неожиданного расстройства; его тревога росла в геометрической прогрессии, ровно как и вышка соседа, будто нагнетая, наседая над ним, поглощая его разум, приближаясь, как фокус камеры – а он сам никак не мог понять, в чем дело, что происходит. Потряс головой в стремлении избавится от этого... чувства. В последний раз глянул в ту сторону и, развернувшись, направился обратно внутрь. Как только за ним захлопнулась дверь, Джека словно прошибло. Глаза судорожно забегали по комнате, ища спасения от давящей реальности. Он понял, почему его трясло, когла смотрел на вышку. Понял, от чего был тот припадок с утра. В памяти наконец всплыли события прошлой ночи: когда он, не моргая, полночи наблюдал за приемником; почти засыпал, но поднимался, движимый надеждой, что тот издаст хоть какой-то звук. Но приёмник молчал, и Джек постепенно сходил с ума. Часы не тикали, холодильник прекратил шуметь; он был окружён коконом тишины, запрет в этом недвижимом пространстве. Стены давили на него, хотелось встать прямо тогда, выбежать на свежий воздух, услышать хоть какие-то звуки; но он не мог сдвинуться ни на сантиметр, пребывая почти в трансе. В этот момент существовали только он, приёмник и Тишина. Может быть, где-то там, вдалеке существовал Коннор (Коннор, переставший выходить на связь с вечера; Коннор, который находился в лесу, неспособный даже позвать на помощь) – этого Джек уже знать не мог. Он был беспомощен, неспособен ни на что. Задавался вопросом: для чего тогда он тут, если не может быть полезен Коннору; если не знает даже, где он? Джек тупил глаза в пол. Он не хотел, чтобы так было; он хотел, чтобы Коннор, этот говнюк, который заставляет излишне переживать, где бы он ни был, вернулся в свою злополучную вышку и своим бессменно саркастичным голосом доложил, что с ним все в порядке. Джек не понимал до конца, чем коллега заслужил такое беспокойство с его стороны. Они были знакомы всего-то месяц. Но в их обстановке, когда на ближайшие несколько миль из живых существ только ты и он, Джек начал испытывать глубокую привязанность гораздо, гораздо раньше. Он никогда не был другом прошлым коллегам: их общение можно было описать как максимально профессиональное. С Коннором всё было по-другому. Просыпаясь с мыслью о том, что нужно связаться с Коннором, и засыпая, будучи в предвкушении поговорить с ним завтра, сложно было не начать ассоциировать свою жизнь и досуг всё с тем же Коннором, черт бы его побрал. Это начинало попахивать чем-то странным: Джек очень испугался, когда впервые поймал себя на любовании голосом коллеги. Он даже не помнил, о чем тогда говорил: помнил только хрипоту в голосе и мелкие смешки. Рейнджер тупил в стену и чувствовал себя полным придурком. Это было очень странно и очень неправильно. Тепло в груди, когда он смотрел на соседнюю вышку – явно не самая здоровая херня. Джек не помнил, когда он в последний раз вообще испытывал что-то подобное. В голове всплывали только воспоминания из далёкого детства, – кажется, класс четвертый – когда между ним и девочкой из параллели возникла влюблённость. Это был полный абсурд: ему больше не десять, а Коннор явно не сходил за маленькую девочку – Джеку почти страшно было об этом думать. Он взрослый половозрелый мужчина. Ему, пожалуй, не стоит даже думать о подобном социально-неприемлимом дерьме... Да плевать на это, он ведь даже не видел Коннора в лицо! Всё, что у него есть – непонятные чувства к безличному голосу по ту сторону приёмника. А в данный момент его лишили даже этого – Джек в очередной раз напомнил себе, где сейчас был Коннор (а точнее, где его сейчас точно не было) и еле справился с желанием херануть себе по лицу. О чем он вообще думает? Ему стоит побеспокоиться о других вещах: Коннор все ещё не обнаружен, а у него самого полно невыполненных дел. Джек глубоко вздохнул (это начинает превращаться в плохую привычку) и направился к компьютеру. Работа сама себя не выполнит. *** Большую часть светового дня Джек провел гоняясь за группой недалёких подростков, которые посчитали очень забавным не убирать на своих стоянках. Рейнджер, стоит отдать ему должное, всё-таки их догнал, запечатлил на камеру каждого и, выписав штраф, отпустил. Пусть и выполнив свой долг, на вышку он возвращался вымотанным максимально. Чуть задержался в лесу, бездумно бродя вдоль деревьев. Он оправдываю это обычным желанием развеяться, но сам понимал, что надеялся увидеть вдалеке фигуру коллеги. Перед сном Джек ещё час повозился с приемником: пытался настроить связь с Билли, чтобы узнать, не появлялись ли случаем на его станции работники Айронбаркa. Ничего не получилось. Заснуть он ожидаемо не смог: пусть и жутко устал, но разум отказывался резонироваться с телом, жил своей жизнью. Хотелось хорошенько долбануться головой об стенку и наконец-то полежать спокойно – но нельзя. Ближе к полуночи он сдался: открыл нижний ящих прикроватной тумбы и, чуть пошарив там рукой, нащупал наконец нужную вещь. Это был белый пузырёк, не сильно внушающий доверия. Джек постоял в раздумьях полминуты, а затем решительно высыпал две таблетки и проглотил, запив стаканом воды. Он нашёл эти таблетки на второй день, когда проверял все шкафы на наличие дохлых крыс: должно быть, их принимала бывшая смотрительница, Марли. Причём весьма активно – от заявленных пятидесяти в баночке оставалось лишь с десяток. В надежде не испытать все возможные побочные эффекты от этих пилюль, Джек лег обратно в холодную постель, повернувшись к стене. Чувство тревоги, преследующее его с самого утра, никуда не делось: он приглушал его рутинной работой, но сейчас, лёжа в кровати поздней ночью, у него не было никаких оправданий, чтобы не думать о Конноре. И это было отвратительно. Джек замычал и с головой накрылся одеялом, стараясь оградиться от навязчивых мыслей