Озерная долина

Отворившую дверь женщину звали Венди Бишоп, с неприветливым полноватым лицом и раздавшимися от родов бедрами, она не могла похвастаться счастливой своею судьбой, полной жизненных лишений и трудностей. В свои пятнадцать она считалась самой красивой девушкой поселка, с длинной косой ниже точеной талии и заливистым смехом, при котором обнажался ряд ровных белоснежных зубов; глаза ее были полны необъяснимой притягательности, завораживающей каждого, кто хоть раз заглянул в их изумрудные омуты. В день своего совершеннолетия Венди была вынуждена сбежать от родителей из-за нежеланной ей женитьбы, покидая отчий дом с отчаяньем и твердой верой в лучшее будущее. В городе девушка столкнулась с жестокой реальностью этого самого будущего, где ей, наделенной красотой и на удивление острым умом, податься было совершенно некуда. Сердобольные к прекрасному полу куртизанки единственного в городе публичного дома приютили Венди, с надеждой, что рано или поздно она будет вынуждена начать зарабатывать подобно им. Раскаявшаяся девушка душевно заболела, и тем не менее судьба на мгновение улыбнулась ей. Она влюбилась без памяти в одного из приходящих за известными услугами мужчин, который, казалось, ответил ей взаимностью. Но все, что она смогла получить с этой взаимности, была беременность, окончить которую куртизанки тут же принялись ее уговаривать. Но Венди, окончательно разбитая и сильно повзрослевшая, отказалась, решив вернуться в поселок, где, как выяснилось, оба ее родителя умерли, спившись от горя. Это повергло Венди в ужасное уныние, и понесла она свое обреченное с рождения на муки чадо раньше времени. Ребенок родился с умственным отставанием, и получил имя в честь своего отца. Итан рос покладистым, полным странностей и капризов, ничего не соображающим, с редкими проблесками обманчивой осознанности, но на удивление симпатичным мальчиком. Его мать претерпела невероятные изменения, и теперь выглядела как любая женщина на десяток лет ее старше. Некогда полные знойности глаза потускнели, взгляд озлобился, губы были вечно поджаты, а брови нахмурены, отчего по приятным чертам когда-то миловидного лица пролегли старческие складки. Но даже несмотря на все эти возрастные недостатки, Венди сумела сохранить намек на ее прежнюю красоту, скользящую в каждом движении полноватого тела, в каждой морщинке, в каждом локоне ее спутанных коротко остриженных волос. Она окинула пристальным взглядом своих незваных гостей, в особенности стоявшего чуть поодаль ирландца, который от ее оценивающего взгляда невольно отвернул свою голову в сторону. Уилфред постарался изобразить приветливую улыбку, скорее оскалившись и неловко шаркнув сапогом по крыльцу: — «Доброго дня, миссис…», — детектив развернулся на задумчиво застывшего Джека, а его помощник отвесил ему несильный, но ощутимый толчок в бок. — «…миссис Бишоп. Вы, должно быть, помните меня. Я Джек.», — Венди сощурила свои глаза, продолжая ревностно загораживать своим пышным телом вход в дом. — «И что же привело вас сюда?», — за ее спиной послышалось невнятное бормотание, — «Плохие вы выбрали времена для посещения нашего края.». — «Отчего же?», — взгляд Уилфреда вспыхнул, наполняясь до краев смесью любопытства и нетерпения, отчего зрачки принялись поблескивать, словно на землю опустились сумерки — время хищников, вышедших на тропу кровавой охоты. Венди, немного поразмыслив, все же отступила, пропуская всю троицу внутрь и провожая каждого задумчивым взглядом. Сильные, огрубевшие с возрастом руки, тщательно заперли за ними дверь. Стоит ли говорить, каким бедным было убранство тесного дома, но чистого и относительно уютного? В каждом его углу была видна женская рука, бережно ведущая домашний очаг и с трепетом следящая за своим убогим жилищем, делающая все, что было в ее силах, дабы это место выглядело хоть чуточку привлекательнее. На скамье у стола сидел мальчик, что-то бормоча про себя и обнимая двумя руками свои по-детски выпирающие острые коленки. — «Это мой сын, Итан.», — Венди чуть улыбнулась, с нескрываемой тоской смотря на свое заинтересовавшееся чадо, которое принялось тыкать пальцем в ирландца. Джек безошибочно узнал в нем жутко улыбающегося ребенка меж деревьев. — «Позвольте узнать, сколько ему лет?», — Уилфред присел напротив, принимаясь рыться в кармане, чтобы достать небольшую точеную фигурку цветка чертополоха из кармана и протянуть ее взволнованному Итану. — «В следующем году перевалит за двадцать…», — женщина нахмурилась, смотря на детектива с подозрением. Мальчик вырвал фигурку из чужой ладони, издавая звук восторженного восхищения, похожий на девичий «ах». Поднеся ее к своим зеленым, как у матери, глазам, Итан вдруг засуетился, принимаясь что-то возбужденно лопотать, но издаваемые им звуки получались лишь невнятнее. Казалось, он, напрягая последние извилины, пытался передать Уилфреду нечто важное. Его каштановые кудри нежными волнами спали на лоб, делая черты глуповатого лица в разы приятнее. Заметив, как детектив внимательно разглядывает ее сына, Венди сжала руками подол грязноватого платья: — «Весь в своего отца…всем в округе нравится. Если бы не недуг…», — послышался тяжкий вздох. Эрику начинала надоедать эта пустая трата времени, а потому он плюхнулся аккурат рядом со своим напарником, прижимаясь к нему как можно теснее и нагло подпирая своим плечом: — «Вы говорили что-то о плохих временах..», — Итан обиженно нахмурился, считая, что его таким образом нагло перебили, отчего светлое личико начало наливаться краской, а кулак несильно стукнул по столу, — «…что, неурожай?». Венди, видя нарастающую истерику своего сына, приблизилась к нему, прижимая его голову к своему животу и принимаясь с нажимом по ней поглаживать: — «Ужасный год, и его ужас стоит во всей округе. Говорят, нечто страшное пробудилось в долине.», — на ее слова ирландец издал скептический смешок, но был тут же осажен испепеляющим взглядом Эрика, — «Урожая действительно нет, дети мрут от неизвестного нам мора, а еще говорят…». Венди замолчала, сглатывая. Итан заверещал, внутренне чувствуя испуг и растерянность своей матери. Всем в доме стало не по себе. — «Говорят, у наших хозяев творится неладное. Ну…в особняке.», — детектив подался вперед, отчего мальчик дернулся, вырываясь из материнских рук и, минуя посторонившегося ирландца, нырнул в смежную комнату. — «Что вы знаете о его хозяевах?», — Уилфред внутренне сгорал от нетерпения, прикладывая немалые усилия, дабы сохранить остатки хладнокровия. Он не думал, что Венди так легко пойдет на контакт, учитывая лица местных жителей, с кристальной ясностью выражавших их отношение к приезду чужаков. Джек знал, что делает. — «Никто ничего не ведает…не хочется о них говорить, понимаете? Неладно у них все…Домом управляет женщина, на этом мои сведения заканчиваются.», — хозяйка перекрестилась, отворачиваясь и таким образом давая понять, что разговор окончен. Оказавшись снова на улице, Эрик весь сжался. К вечеру невероятно холодало. — «Что, если нам не дадут переночевать в особняке?», — Уилфред принялся развязывать своего коня, который нетерпеливо переступал своими стройными ногами, смешно всхрапывая, — «Мы уже не вернемся до темноты, да и холод страшный.». — «У нас нет выбора.», — детектив ласково похлопал лошадь по шее, — «Но сперва колодец. Мистер Стоун, вам предоставляется возможность в последний раз побыть нашим проводником.». — «И я приму ее с честью.», — ирландец снова вспрыгнул позади Эрика, отчего юноша внутренне поежился, но вида не подал. Чтобы не раздражать Уилфреда. Он готов был на все, лишь бы получить хоть частицу одобрения этого мужчины, оказывавшего на него удивительное влияние, настолько покровительственное, что юноша был готов положить к его ногам даже собственную жизнь. Душу Эрика от одного лишь невзначай брошенного слова своего напарника, и по совместительству учителя, принимались терзать чувства такой силы, что побороть их он никак не мог, и всё вокруг смешивалось в неясную кашу, становясь совершенно незначительным и пустым, лишь его голос, его взгляд, его жест имели вес. Но не любовь, а нечто более нездоровое овладевало измученным Эриком в подобные минуты, как если бы его околдовали, стиснув сердце железными тисками и отпечатав раскаленным железом имя Уилфреда. Ночи мучили юношу кошмарами о том, что детектив его бросил, посчитав ненужным, неспособным, бесталанным, нашел кого-то более находчивого, внимательного, покладистого. Одна эта мысль приводила Эрика в ужас и смятение, но высказать обуревающих его чувств он бы никогда не смог, робея и немея перед предметом своего обожания, растворяясь в ощущении своей ничтожности перед ним и перед всем миром. Кто же обрек на подобное мучение существо, никому зла не делающее? Эта болезненная привязанность уходила своими роковыми корнями в, как тогда казалось, безмятежное детство. Но об этом, безусловно, позже. Итан, выбежавший в домашней одежонке на крыльцо, проводил двух удаляющихся лошадей необъяснимым взором: казалось, сквозь пелену непроглядной тупости его глаз просачивался страх, исказивший детское, от природы недоразвитое, лицо гримасой неподдельного ужаса.