Озерная долина

Утро следующего дня выдалось морозным. Вся округа покрылась инеем, отчего казалось, будто ты очутился в сказке какого-нибудь скандинавского писателя, где красота природы губительна и коварна, обрекающая черствых северных людей на единственное желание — выжить. От конюшни шел пар, цветы в саду казались стеклянными, а окна промерзли до еле различимого звона. Горничная Марта была единственной, кого можно было узреть в особняке из прислуги, она уже успела развести камин и накрыть длинный стол. Белая кружевная скатерть, блюдца с золотой каймой, хрустальные графины и точеные столовые приборы — на утвари мисс Форестер не считала нужным экономить. Во всем она любила опрятность и какую-то сугубо женскую эстетику. Все выглядело по-кукольному, возможно, из-за специфичной сервировки. Очень правильной, как требовала хозяйка, из-за чего руки служанки тряслись во время расставления всех необходимых для завтрака предметов. У бокалов ножки были выполнены в форме вьющегося плюща, который как бы раскрывался, содержа в утробе своего бутона налитую жидкость. Марта обладала обаянием, покладистостью и трудолюбием, и никакое из этих качеств не ценилось в ней по достоинству. Она была из той породы людей, которых недолюбливают за одно обличие, за взгляд, за походку и манеру говорить. И пусть они не имели сильного отличия от повадок других людей, их долей было вызывать непроизвольный приступ раздражения у каждого, кто узрит их. Благосклонно относился к ней лишь мистер Форестер, впрочем, имеющий привычку одаривать своею милостивой учтивостью и даже неким подобием любви каждого. Уиллу почти не удалось заснуть, а потому выглядел он этим утром не под стать своему обыкновенному образу: синеватые разводы под глазами, рассеянный взгляд, небрежно уложенные волосы. Впрочем, это все ничуть не портило его погрубевшую с возрастом красоту. Застегивая свою рубашку, он обнаружил отсутствие верхней пуговицы и замер, прокручивая события прошедшей ночи. На ум шел лишь образ бледного личика — именно личика, просветленного и мертвецки спокойного — и такая печаль, такое страдание, скрывающееся в тщедушном теле, абсолютно не соответствующем природному закону из-за отсутствия не столько мужского духа, сколько простой человеческой силы. Только слабость и боль. Внизу раздался неприятный звон стекла. Детектив вышел из своих покоев, прислушиваясь. В особняке стояла скучающая тишина. Мужчина бодрым шагом миновал лестницу, проходя в трапезный зал и останавливаясь в дверях. Все трое сидящих тут же напряжённо обернулись на него. Но взгляд Уилфреда был направлен мимо их слегка встревоженных от столь внезапного появления детектива лиц, упираясь в находящегося по правую руку от Эмили юношу, из запястья которого сочилась кровь, пачкая белоснежную скатерть и рукава атласной рубашки того же цвета, подвязанной у горла черной тесьмой, на которой висел крестик. Он побледнел более вчерашнего, явно смущаясь и утыкаясь глазами в пол. — Отчего вы не поможете ему?, — Уилл вопросительно уставился на ирландца и девушку, продолжающих хранить гнетущее молчание. Эрика за столом не было. — Он порезался разбитым стеклом от графина. Сейчас Марта его обработает, — Эмили засуетилась, вскакивая и перехватывая безвольно висящее запястье брата. Горничная, со своим извечно покорным выражением лица, бережно обтерла влажным полотенцем порез, выжимая ткань в фарфоровый кувшинчик. Во время всего этого малоприятного действа юноша неотрывно смотрел в пол. Молча. Как только Марта покинула столовую, девушка обвила голову брата обеими руками, с чувством прижимая к своей упругой груди. — Все потому, что он не выспался, — она с осуждением проводила взглядом усаживающегося за стол детектива. — А где мой collègue ? Неужто спит? — Должно быть. Мистер Стоун его сосед, у него и интересуйтесь. Уилл принялся неспешно есть, неотрывно наблюдая за притихшем пострадавшим, похожим на восковую статую. Подобно ей был светел и на первый взгляд бездушен. — Мисс Форестер, может, пришло время представить нам вашего брата?, — детектива напрягали спокойствие и отрешенность обычно охотного до беседы Джека. — Конечно. Эшли Форестер, мой горячо любимый родственник. Правда, мы похожи?, — она натянуто и совершенно неискренне улыбнулась. Было похоже, что в это утро все обитатели особняка крайне паршиво подготовились ко второму дню неспешно разыгрываемого спектакля. — О да, бесспорно. Удивительное сходство, — Уилл не кривил душой. Увидь он их первый раз, отличить этих людей могло составить сложность даже ему — искушенному сыщику с приличным стажем, — И что мистер Форестер думает обо всем этом происшествии? Может, вы могли бы пролить свет на это темное дело? — Боже, храни матерь мою, и да не потревожат ее покой наши мирские разборки, — Эшли отпил воды из стакана, морщась от боли в руке и, пошатываясь, встал из-за стола, игнорируя протест сестры, которая судорожно сжала его предплечье, — Я бы хотел поговорить с детективом наедине. В широких брюках необычного покроя, заламывающий руки, будто прозрачный от своей худобы, он зашел в гостиную и плюхнулся на колени, хлопая по ним ладонями с длинными пальцами, суставы которых сильно выступали. Рукавчик его рубашки задрался, и Уилл успел разглядеть отчетливый ряд белесых шрамов от порезов. — Ну же, Хель , Гарм …, — к нему, виляя смешно закрученными хвостами, подошли оба пса, которые обитали на улице, но именно ради увеселения Эшли имели особое разрешение забегать внутрь дома по утрам, и положили свои мохнатые морды на его колени, ложась подле с изяществом ланей, — красивые, правда?… Уилл не сразу понял, что вопрос был адресован ему, так как пристально наблюдал за юношей, а вернее смотрел на голый из-за спустившегося воротничка нежный изгиб тонкой шеи. В общем, вел себя вполне профессионально. — Я не одобряю вашего ребячества, мистер… — Эшли, зовите меня Эшли, — он расплылся в обезоруживающей улыбке, в которой Уилл без труда разглядел тоску и нервозность. Детектив в очередной раз отметил их поразительную схожесть с сестрой. Но улыбка ее брата была такой выразительной, что мужчине снова сделалось не по себе. И от протянутой тоненькой ручки тоже. — Извините, сам не поднимусь…сильно подкосилось здоровье. Закружиться голова, а потом Эмили…, — детектив не стал дослушивать, наклоняясь и помогая юноше подняться, — Очень неудобно перед вами… — Вам следует лучше питаться. — Только не утоление прихотей плоти. Покуда замаранный дух мой не исцелится и не очистится, я не намерен угождать столь низменным побуждениям, — Эшли понизил свой голос, продолжая непроизвольно держаться за мужчину, — Не достоин я радостей любого толка, впрочем, они бренному моему телу и не нужны. Оно будет удовлетворено лишь благосклонностью Божию. — Отчего заниматься самоуничтожением? Вы что-то сотворили, не угодное вашей совести?…, — Уилл никогда не отличался набожностью, бесед о религии предпочитал избегать, а потому стал немного вникать в суть болезненности юноши, о которой говорила его сестра. Излишняя худоба, эти уничижительные по отношению к самому себе речи наводили не только на явные подозрения, но и на чисто человеческое сочувствие, которое было не чуждо даже черствому по своей натуре детективу. — Нелюбовь к себе не всегда находит оправдание или причину. Но искоренить ее невозможно. Главное любить ближнего своего, — лицо юноши омрачилось, он отстранился от детектива, принимаясь чаще дышать, — Будь я самым отвратительным уродом, я бы не страдал так, как страдаю от уродства внутреннего. Вы когда-нибудь пытались заглянуть внутрь себя? Прибегали к изощренности мышления, считая, что хуже вас у Бога людей еще не водилось? — Нет, взгляни я на себя со стороны, ослеп бы от ужаса, — Уилл сделал шаг к юноше, — Что случилось с вашей матерью? Кто убил ее? Ответьте, и больше можете не страдать подобного рода ерундой. — Ах, так? Хорошо, я скажу. Она сама себя сгубила, вернее, та чернь, что пожирала ее изнутри и разрывала ее человеческое начало, заполняя полое пространство нутра гнилью, выплеснулась за край и уничтожила этого человека самым жестоким образом. — Вы пудрите мне голову. — Я слышал крик, ее душераздирающий вопль полный отчаяния и боли, она истязала себя, подобно мне, и разбилась насмерть по своей же вине, я видел брызги ее крови на кустах, видел, как шипы роз впились в ее изнеженное тело и вошли под кожу подобно тысяче кинжалов. И какая гримаса ужаса застыла на ее холодном лице, задранном к небу, я тоже к несчастию своему узрел. — Почему мисс Форестер не рассказала мне об этом? — Она не видела. Никто ничего не видел. Только Господь может озарить человека. Мы все ужасно слепы. — Как она оказалась в заброшенном колодце? — Колодец?…Она сама должно быть… — Как? — Доползла. Филл все видел, спросите у него. — Вы хотите сказать, она пережила падение и сошла с кустов? — Ее комната находилась на втором этаже. Мама обезумела от того, что ей не удалось умереть сразу. Ее до хладного одра довела сама нечистая сила, какая обитала в душе. — Череп пробит от удара о землю? А кусты?.. Эшли побледнел, снова ощущая нетвёрдость в ногах и падая в кресло, принимаясь что-то лихорадочно шептать. Уиллу показалось, что это была молитва, похожая на ту, которую бормотала над ним служанка ночью. У детектива возник ряд сомнений. Быть может на теле были вовсе не следы борьбы, которые описал Михель в своем заключении? И юнец действительно глаголит истину? Сперва требовалось в срочном порядке осмотреть покои пострадавшей. — Вы же поможете мне?…, — Эшли с мольбой во взоре уставился на мужчину, и васильковые глаза в обрамлении черных ресниц на фоне болезненного цвета кожи произвели на Уилла вчерашнее впечатление. Дежавю накрыло его с головой. Так прекрасен и обманчиво чист был облик этого слабого во всех смыслах человека, что внутри какая то важная составляющая рвалась на куски от желания сблизиться. Наверное, ее и принято называть понятием родственность. Отчего он? Отчего сейчас? — Да, Эшли, я помогу вам. Как минимум у меня есть знакомый врач. — О нет! Я уже нашел утешение, — он дотронулся до крестика на своей шее, — Я о другом. Откуда-то сверху раздался пронзительный зов о помощи. Уилл вспомнил об Эрике, и его сердце ухнуло куда-то вниз. Он рванулся вперед, но Эшли удивительно ловко подскочил с кресла, преграждая ему путь и кладя свои тонкие руки на его грудь. — Вы дали слово, детектив Лэрд, и это слово исполните с честью настоящего блюстителя закона. Спасете меня и мою сестру. То, чего не смог сделать Господь, я уверен, сможете вы, — закончив свои ужаснувшие Уилла слова, он чуть отступил, чем мужчина не преминул воспользоваться. Его удивило, что никто из людей, населяющих особняк, в том числе крайне добропорядочный рыжий спутник, никак не среагировали на голос. Мужчина влетел в комнату своего напарника, который в полнейшей растерянности сидел на полу у прикроватной тумбочки с выдвинутым ящиком, который был абсолютно пуст. — Ничего нет! Ни документов, ни денег!! Ни маминого платочка….мой счастливый талисман, — Эрик находился в состоянии исступления и страха. Его тело била мелкая дрожь. — Ни черта не помню, Уилл!! Как обухом по голове! А какая боль, какая…, — детектив не выдержал этого потока бессвязных стенаний, подходя к помощнику и за плечи ставя его на ватные ноги. — Давай по порядку. Как хорошо, что ты цел, — от этого заявления Эрик вздрогнул, а его щеки непроизвольно налились краской. Это было их отличительное свойство — всегда подчистую выдавать малейшие восторг и смятение юноши. — Они или опоили меня, или сделали что-то гораздо предосудительнее, — он сел на постель, принимаясь массировать виски, — Пустота полнейшая. Надо вызывать подкрепление и всех их брать, как миленьких, и вести под ручки в участок. — Коли ты ничего не помнишь, так и взять никого права не имеем, сам знаешь. — Я сейчас как полицейский не существую. Я….они…убьют меня, как пить дать. — Прекрати и образумься, сегодня же соберем всех в гостиной и опросим: кто и что делал, где был, и заодно подумаем, как дальше быть. — Черт бы побрал всю эту историю. Сюжетик то закручивается... В комнату вбежала Эмили, держа в руках розовый конвертик со вскрытой печатью. Как всегда деловитая и кокетливая, в розоватом платьице, на талии подвязанном тугим бантом, с перламутровыми серьгами и скромном колье. Детектив не успел рассмотреть ее как следует во время завтрака. Густые волосы были завиты и заколоты маленькими булавочками, а губы накрашены коралловым цветом. От нее пахло спелыми фруктами и немного ладаном. — Завтра приезжает наша тетушка вместе со своим племянником. Не думаю, что ваше присутствие будет уместным, — она обратилась к детективу, напрочь игнорируя присутствие Эрика и немаловажный факт его разорения. — Смею заметить, что гибель вашей матери мне кажется более насущной проблемой. Покуда мы не закончим расследование, я и мой напарник это место не покинем, — Уилл заговорил твердо и отрывисто, в его голосе напрочь отсутствовала вежливость, которой он как правило не имел привычки изменять. Тем более по отношению к женщинам. Эмили плотно сжала свои губы, отчего они сильно побелели, несмотря на краску, и с ожесточением смяла письмо. — Хорошо, пусть будет по вашему. Я предупреждала, — она вышла, громко хлопнув дверью и раздраженно стуча каблуками. В приоткрытое окно ворвался холодный ветер, шевеля светлые волосы на голове Эрика, который вдруг весь вытянулся и даже подпрыгнул на месте. — Вспомнил!.., — он заходил по комнате, потирая острый подбородок, — Перед глазами…перед глазами как сейчас тупое лицо с кудрями. Ну этого, как его…блаженного из села. Уилл чувствовал себя окончательно сбитым с толку. Сюжетик то действительно закручивался.