***
Лана была не готова снова влиться в веселье и отдых. Уроки уроками, встречи с Турбо, прогулки и уединения – тоже уже воспринимались спокойно. Но дискотека явно была неуместной... Так мало времени прошло со смерти отца, Дина должна была на днях выйти из больницы, а Ландыш вдруг на все забьет и танцевать пойдет? Турбо ее сомнения понимал, но предпринимал все попытки растормошить девушку. Ей нужно было гулять, ей нужно было быть в толпе, в народе, ей нельзя было оставаться один на один со своей болью, потому что нельзя человеку столько плакать. Он не мог выдержать, чтобы она столько плакала. – Я не заставляю тебя забыть про свое горе, – тихо шептал Туркин на лестничной клетке, обнимая Лану. – Я просто хочу, чтобы ты немного отдохнула... Вон зеленая вся, замотанная... Немного отвлечешься, тебе это надо. Побудем недолго, как захочешь – сразу тебя уведу. И Ландыш сдалась. Может, он и был в чем-то прав? Шумная музыка, свет огней, режущих пространство, толпа молодежи танцевала в огромном зале, по периметру которого стояли редкие уставшие пацаны и девчонки, пытающиеся отдышаться, попивавшие "ситро", и один мент – для порядка. Турбо и Ландыш появились в зале в самый разгар дискотеки. Одноклассники, которых оказалось немало в ДК, странно не глядели, (как девушке думалось – могло и такое быть. В семье горе, а она плясать?), девчонки наоборот зазывали танцевать ламбаду, в общем, всячески отвлекали. Турбо ободряюще Дамаевой подмигнул, в свой круг направился, с пацанами поздоровался, около колонны с Зимой встал, наблюдая за Ланой. – Порядок? – только и уточнил Вахит. – Порядок, – кивнул Туркин. Заиграл "Ласковый май", и зал взревел. Турбо Лану перехватил, рядом с собой пристроил, и она поддалась этой волне, поймала ритм. Даже глаза закрыла, чтобы полностью расслабиться, отдаться мелодии и не ругать себя. А потом музыка сменилась на медленную, и пары выдвинулись для медляка. Туркин молча подтянул Лану к себе и закружил в танце. – Просто расслабься, – прошелестел его голос в волосах. Она смотрела в его глаза и на какое-то время потеряла контроль над своим телом, которое он крепко держал в своих сильных руках. Он смотрел на нее и мягко улыбался. В какой-то момент Лана почувствовала, что его руки спускаются ниже, на бедра. Что расстояние между ними каким-то необъяснимым образом сократилось до нескольких сантиметров, что она чувствует его дыхание. Горячее. Как у него это получалось? Вот так просто своим присутствием усыплять ее внутреннюю тревогу, наполнять каждую клеточку чем-то волнующим... В полумраке ее глаза сияли. Он не мог не глядеть в них. Она улыбалась. Молчала. Потом просто положила голову на его плечо, и Турбо приобнял одной рукой ее плечи, вжимаясь щекой в ее макушку. Глаза его медленно скользили по залу, переливающемуся приглушенными яркими огоньками диско-шара. И вдруг наткнулись на Каплю. Она танцевала с одним из "Кинопленки". Обнимала пацана за шею, а сама въедалась взглядом в Туркина, в его руки, которые крепко в своих объятиях держали Лану. Глядела в упор, каждый раз, когда при поворотах могла видеть их пару. Слишком пристально. Слишком внимательно. Слишком с ненавистью. Губы Турбо скривились, с них буквально бесшумно, но очень доходчиво сорвалось: "Отвернись. Отверни свои поганые глаза!". Но Капля испытующе продолжала смотреть, будто специально изучала Ландыш. Хотела в деталях запомнить ее всю. Ее злило все. И как Валера обнимал эту девку: с трепетом и нежностью. Ее, Каплю, он не обнимал так никогда. Как улыбался ей. Как позволял ей гладить его волосы, к которым он не позволял Капле прикасаться. Говорил, что не любит. Раздражает. А от нее, получается, стерпит все? И что пацаны ей приветливо улыбались, "Ланкой" звали... А ее все "Капля да Капля"... Капля очнулась тогда, когда руки "киношника" поползли по ее бедрам, как его пальцы щипнули ее за ягодицы. И пискнула громко, отпихивая пацана от себя вполне натурально, позабыв в своей задумчивости, что так и было спланировано. Она все спланировала. Чтобы только привлечь внимание Турбо. Если не ревность разбудить, то хотя бы типичную реакцию на шум, вскрик, движение, чтобы увидел, что ей что-то грозит. Но Турбо было все равно. Турбо было плевать с высокой колокольни. Он только снисходительно хмыкнул, нехотя выпуская Ландыш из своих объятий, когда музыка кончилась. Краем взгляда увидел, как "киношник" Каплю куда-то за руку повел, но даже никак не отреагировал, когда Зима намекнул ему, что "не долго плакала старушка, разлука будет без печали". – Не устала? – Валера склонился к Ландыш, которая пританцовывала под "Гражданскую оборону". – Немного... – призналась Дамаева. – Да и ты говорил, что побудем недолго. – Тогда с пацанами сейчас попрощаюсь и пойдем. Обещал же. Турбо быстро снова на прощание пожал руки своим пацанам, Ландыш за плечи обхватил и вниз по лестнице к гардеробу повел. Возня и шум недалеко от туалетов заставили первой среагировать Лану. Пока Валера забирал ее и свою куртки, она оглянулась на звуки. Какой-то парень настойчиво и откровенно приставал к девчонке. Хватал за все места, настырно лез лицом к ее лицу, а она отбивалась, лупасила его кулаками по груди. – Валер, там к девочке домогаются, – Лана постучала Турбо по плечу, привлекая его внимание. – Помочь надо. Турбо нахмурился, приглядываясь. – Театр погорелый... Капля пихнула пацана в грудь, сопротивляясь, и крикнула: – Валера! Помоги, Валер! – Валер! – Ландыш действительно испугалась. И вдвойне, когда он и ухом не повел, только наспех закутал ее в куртку и буквально вытолкал за двери ДК. А ему в спину прилетело очередное отчаянное: "ВАЛЕРА!!!". Лана застыла как вкопанная на крыльце, рассеянно глядя на Туркина. – Почему ты не помог?! – Шлюхам не помогают, – прорычал он сквозь зубы, быстро застегивая замок на ее куртке. Прищемил собачкой ее подбородок. Она пискнула, но Турбо не обратил внимание. Его колошматило от злости на Каплю. Идиотка. Просто идиотка! Разыграла дешевый спектакль. Ландыш ничего не понимала. – Она же звала тебя!.. Значит, вы знакомы... – В гробу я видал такие знакомства. Я же сказал – таким, как она, я не помощник. Сама виновата. – Она же девушка! – отчаянно выпалила Лана. – Да будь она кем угодно, ее же там... – Всё! – рявкнул он, и девчонка тут же смолкла. Даже дышать перестала. – Это ее типичный вторник каждую неделю. Наобещала, кому попало, нажралась, забыла и заорала. Не твоя проблема, поняла? И не моя тем более. Моя забота – это ты. За тебя я кому угодно голову оторву. Капля, кажется, впервые за все это время искренне заплакала и засопротивлялась уже натурально, со злостью и страхом. Потому что "киношник", кажется, слишком увлекся. Хватка его стала железной, поползновения – не наигранными. – Пусти! – гаркнула она, не выдержав и залепив ему пощечину. Пацан, тяжело дыша, вдруг резко встряхнул ее и в стенку впечатал. – Никуда я тебя не пущу. – Ты че, охренел? – в ее глазах промелькнул ничем не прикрытый страх. – Мы так не договаривались. – А мы договаривались, Капелька? – осклабился он. – Не помню. Помню только, что весь вечер на меня вешалась... – и резко потянул ее рукав вниз. Ткань жалобно хрустнула. – Хер он класть хотел на тебя, а ты мне такие басни напела! Развести меня решила, как лоха, да? Не выйдет. Наверху громыхнула музыка, поглотившая отчаянный крик Капли. Она успела за край двери туалета зацепиться, но ногти сломались, и девушка снова взвизгнула. Дверь захлопнулась.***
В пятницу все было почти спокойно. Лана спешно собирала чистые вещи для старшей сестры. Сегодня ее наконец выпишут. Радость наполняла от того, что Дина уже после обеда будет дома, что Ландыш сможет ее спокойно обнять, что не будет одна больше в квартире, где каждый сантиметр напоминал о светлых днях, счастливых, когда был жив отец. Три недели без Дины были сродни трем месяцам. За эти три недели произошли очень важные события в жизни Дамаевой. Она помирилась с Турбо. Она стала женщиной. Теперь у нее все по-взрослому. Все серьезно. Турбо намекал тонко, что стоит рассказать Дине все. Потому что бегать, как малолетки, скрывать свои отношения и выискивать удобные часы больше нельзя. Обещал принять весь удар на себя, самолично поговорить со старшей сестрой девчонки, объяснить все... Но Лана боялась. Даже не за себя или за него. Она боялась, что для Дины эта новость станет ударом. А она ведь только отошла после серьезных проблем с сердцем. В итоге Валера согласился еще немного подождать и не провожать Лану до больницы. Капля в тот вечер, после дискотеки, доползла до дома ближе к полуночи. Мать и отец уже спали. Они давно отмахнулись от единственной дочери. Если еще два года назад они пытались вернуть ее к учебе и в балет, то сейчас не предпринимали больше ни одной попытки. Поэтому к ее поздним визитам или же полному отсутствию по ночам уже привыкли. Девушка только с третьей попытки смогла вставить ключ в замочную скважину. Ввалилась в квартиру, и ее первым делом встретили темнота и отцовский храп. Капля на полусогнутых ногах прошла в единственную комнату, окинула мутным взглядом спящих предков, доплелась до ванной, щелкнула выключателем, закрыла за собой дверь и сползла по ней на холодный пол. Короткая юбка порвана. Колготки, которые ей достались очень дорого, разодраны от самых трусов до коленей. А колени сбиты в кровь. В кровоточащих ранках грязь и частички крошащейся плитки туалета ДК. Капля перевалилась на бок, подтянула себя вверх, держась за бортик ванны, пустила воду на полную. Плевать, что холодная. Девушка забралась в ванну, сунула голову под струю воды и принялась медленно стягивать с себя белье. Бюстгальтер держался на одной бретельке. Трусы в крови и сперме. Каплю затрясло при виде собственной крови. Никогда у нее еще не было так. Никогда. Потому что раньше все было обоюдно. А сегодня... Ее просто изнасиловали. Маленькую ванную комнату наполнил тихий скулёж. Капля завыла, зарычала, зарыдала, принялась спешно вымывать себя всю. Злость и слезы. Слезы и злость. Она перемешивала их по лицу. Злость не на "киношника". Вернее, не такая сильная злость. Виновным в своей беде сейчас она считала совершенно других людей... Утром мать обнаружила ее на кухне. Капля не сомкнула глаз за всю ночь. Только опустошила отцовские запасы водки. Мать глухо вздохнула, швырнула пустую бутылку в мусорное ведерко, стопку – в раковину, дочери молча отвесила оплеуху. – Спать иди, пьянь малолетняя. Она ничего не заметила. Даже огромный газетный кулёк, в котором были скомканы грязные и испорченные вещи, рядом с мусоркой. Капля не шелохнулась. Продолжала сидеть у батареи в попытке согреться, но огненные трубы не грели. Она не чувствовала. Калейдоскопом мимо мелькали родители, говорили что-то, ругались... Она не слышала. Только когда входная дверь хлопнула и квартира опустела, девушка будто очнулась. Отвернулась от окна, оглядела кухню. Затем вдруг резко вскочила и принялась рыскать в шкафчиках. В голову стали лезть самые ужасные мысли. Но Капле, кажется, было все равно. Она хотела перейти к их непосредственному исполнению. Тяжело дыша, еле передвигая ногами, девушка выползла из своей квартиры. Ледяной ветер рвал голые деревья, гнал по тротуарам снежную стружку, заползал своими щупальцами за воротник куртейки, дул в уши. А Капля шла... Нервно ходила на детской площадке около дома Ландыш. То порывалась зайти в подъезд, то останавливала себя и снова ходила вперед-назад. Она закурила. Снова прошлась. Снова закурила. Старушки, соседки Дамаевых, выползли на свежий воздух, уселись на скамейку, как курочки-наседки. Принялись бросать странные взгляды на нервного вида девушку. А та все курила, курила, курила... – Надымила тут, дышать нечем! – не выдержала одна из бабулек и напустилась на Каплю. – Иди давай отсюда, в своем дворе накуришься. Слышишь, девка, что говорю? Капля, трясясь то ли от холода, то ли от переполняющей ее злости, зыркнула на старуху больными красными глазами. Докурила до самого фильтра, отбросила бычок в сторону и злостно-дрожащим голосом отозвалась: – Я подругу жду. – Какую еще подругу? Иди давай отседа! – Да погоди ты, Кирилловна, – вклинилась вторая старушенция. Может, не отговорка, а действительно ждет. – Звать подружку-то как? Капля еле заставила свой язык произнести имя Дамаевой максимально ровным тоном: – Лана. Старушка, видимо, подрасслабилась, поэтому выдала: – Так к сестре в больницу она поехала. Ты лучше вечером приходи, а то все дрожжи на морозе продашь!***
– Зря ты мне столько фруктов натаскала, – мягко улыбнулась Дина, переодеваясь и наблюдая, как младшая сестренка спешно складывает оставшиеся продукты и пустые банки из-под бульона в огромный пакет. Лана тоже улыбнулась: – Ничего, значит, дома вместе заточим. Сядем перед телевизором, мультики включим... Как раньше. Да?.. Дина глаза опустила. "Как раньше". Девушка вспомнила те моменты, когда бежала с института за маленькой Ланкой в школу, как уроки помогала делать, как быстро наступали и как долго тянулись зимние вечера, как в ожидании отца с работы или командировки сидели с сестрой перед телевизором. Ланка обычно быстро засыпала, а Дина ждала допоздна. А теперь... Теперь некого было ждать. И сердце больно сжалось. Старшая сестра шагнула к Ландыш и просто крепко обняла ее. Эти объятия заставили обеих девушек тихо-тихо расплакаться, словно по щелчку. Слишком свежая рана, слишком огромная боль... – Я так по нему скучаю, Дин... Я... – Я тоже, Ланка, – крепко стиснув зубы, прошептала старшая сестра. – Я тоже... Ты не реви, слышишь? Не реви... – затараторила, сама еле сдерживая дрожь в голосе. – Ему там плохо от того, что мы плачем... – Ты сама ревешь. – Не реву... – еле слышно выдала Дина и зажмурилась, спешно выдавливая из глаз слезы. – Так! – в палате шагнул лечащий врач и своим появлением заставил сестер отпрянуть друг от друга. – Что за потоп у нас тут? Дамаева, тебе с твоим сердцем вообще противопоказаны слезы. Только позитивные эмоции. Поняла? И протянул ей выписку. – Будет исполнено! – улыбнулась сквозь слезы Лана. – Я проконтролирую. – Вот, молодец. Сестру береги, ясно? Ей еще работать нужно. В понедельник, Дамаева, как штык. Без тебя отделение, как без рук. Дина запрокинула голову, уставилась на светящую длинную лампу на потолке в попытке предотвратить накатывающие эмоции. Непонятно было, то ли лампа так противно и тихо жужжала, то ли кровь кипела в ушах. Совладав с собой, девушка только грустно улыбнулась: – Да куда я денусь, Дмитрий Константинович. – Жизнь продолжается, девочки... – в голосе врача сквозило понимание. Но профессия уже давно научила контролировать эмоции. – Беги, Дамаева, домой. Дома стены лечат... Как странно это все... Ведь он прав – жизнь продолжалась, и как бы не хотелось, но приходило утро, которое сменялось днем, потом вечером, и все вокруг было прежним, привычным, вечным. А отца не было. Осознание каждый день впитывалось в воспаленный мозг. Он лежит. Там. В земле. Один. А дочки живут и пытаются справляться без единственного родного мужчины в жизни. – Ну что, на остановку? – Дина поправила пуховый шарфик на голове, когда они с сестрой вышли на крыльцо больницы. – Или пешком прогуляемся? – А ты как хочешь? – Воздухом свежим подышать хочу. Три недели заточения – это тебе не шутки. – Тогда пешком. Погода вон какая хорошая! – Только уговор – каждый квартал пакетом меняемся. Не хватало тебе еще такие тяжести тащить одной. – Да еще чего! – мягко улыбнулась Ландыш, натягивая варежки. – Тебе пока тяжелее стакана поднимать нельзя. Джеймса в одиночку выгуливала, что я, пакет какой-то не удержу? – Ты!.. – прогромыхало вдруг совсем рядом. Так дерзко, с таким ядом. – Тварь! Дамаевы синхронно обернулись на злой, пропитанный страхом, горечью и отчаянием голос. Сначала не поверили, что это обращались к одной из них. Потом Лана узнала обладательницу этого страшного крика, и сердце ее сжалось. Это же та девчонка, с дискотеки. Та, которая кричала Турбо о помощи. Капля полетела на Ландыш неуправляемым почерневшим смерчем. Ее огромные, ярко-синие глаза горели ненавистью, болезненного вида лицо перекосило от нетерпения. Казалось, злостью дышала каждая клеточка ее тела. Дина шагнула вперед, чувствуя исходящую от незнакомки угрозу. Но все произошло так быстро, что ни она, ни младшая сестра не успели ничего понять. Капля раскрылась, распахнулась ее куртка, и она с размаха плеснула в Ландыш из какой-то бутылки. Неожиданно, резко, подло, в лицо. Лана вскинулась, скорее повинуясь инстинкту, нежели, осознавая, что происходит, закрывая на автомате лицо руками. Дина задохнулась от испуга, потому что увидела, как белые пуховые варежки Ланы буквально что-то жжет, сжирает, и услышала, как младшая сестра страшно и отчаянно закричала от боли. Капля еще секунду стояла и жадно наблюдала, прямо-таки впитывала глазами происходящее. Все происходило как в замедленной съемке, хотя на деле прошло несколько секунд. И когда Дина быстро спохватилась, не осознавая от ужаса еще, на кого смотреть – на сестру или Каплю, самой Капли уже след простыл. – Убью суку! – голос сорвался, Дамаева ощутила, как сердце куда-то ухнуло вниз. – Найду – убью! Она подхватила Ландыш под подмышки, боясь увидеть, что творится с сестрой там, за ее руками, которые Лана боялась оторвать от лица. Толкнула дверь обратно в больницу и заорала что есть мочи: – Врача срочно!!!