«Каждое утро в нашем заведении начинается одинаково»
День обещал быть нормальным ровно до тех пор, как мужчина дошёл до ординаторской. Сразу у входа терапевта ждала темноволосая женщина средних лет, с огромной стопкой бумаг и маленьким стаканчиком эспрессо сверху. — Быков, сегодня приезжают интерны. Андрей, даже со всей присущей ему эмоциональностью, не мог полностью выразить своего недовольства. Уже несколько месяцев у них с Кисегач стоял открытым конфликт интересов. Быков считал себя совершенно неготовым к наставничеству, а главной причиной этому было тотальное нежелание и неумение работать с так называемыми «детьми». В то же время, Анастасия называла его тряпкой и умело уворачивалась от всех Андреевских аргументов и красноречий, пару раз даже прибегая к повышенным тонам и, не серьёзному, но всё-таки насилию, после которого в кабинете последнего стало заметно меньше книжек. В общем и целом, мужчина пытался защищать свою позицию всеми доступными методами. Однако, рано или поздно, главврач должна была устать от уговоров. Однажды вечером, отпив немного больше виски, чем она заранее планировала, женщина подписала согласие на интернатуру, которую обязательно должен был возглавить бунтарь-терапевт. И отвертеться было уже невозможно. Андрею не хотелось верить в то, что вместо привычного часа для утреннего обхода, в ближайшие полгода ему придётся возиться с просвещением молодняка, а сегодня ещё и разбором бумаг с заявками на стажировку. И ведь, только недавно его вербовал на попойку Купитман, приглашая на что-то вроде мальчишника, чтобы отгулять свободные деньки. «Эх, Андрей Евгеньевич, скоро вы станете человеком занятым. Можно даже сказать, что вас, к сожалению, без вашего ведома окрестили отцом. А тут и без экспертизы будет ясно, что крест этот придётся понести именно вам.» — голос подвыпившего еврея прозвучал в голове терапевта. — А нельзя это перенести? На завтра, например. Быкову скорее хотелось сказать «перенести на кого-то другого», но единственное, что могла перенести Кисегач, это цветка Игоря, подальше от солнечной части подоконника. — Нет, но я уговорила Холмса тебе помочь. Женщина впихнула стопку бумаг Андрею в руки, а затем, с громким стуком каблуков удалилась к себе в кабинет, уже предвкушая грядущую на больницу суматоху.***
Шерлок Холмс — главный нейрохирург больницы, очевиднейший, по-мнению детского психолога Джона Ватсона, психопат, а также бывший наркоман, задумчиво сидел в кромешной темноте и изучал планы операций. На самом деле, ничего интересного в них не было, по-крайней мере потому, что он мало что мог увидеть. Но на часах уже стукнуло девять, а это означало, что ему пора покидать чертоги, выходить из кабинета и, как говорила ему всё та же главврач, «оптимистично и приветливо» спешить на помощь молодым интернам, ожидающим в отделении терапии. А делать этого, даже во благо нервных клеток собственного любовника, Холмсу не очень хотелось. Почему же, спросите вы, он согласился? Да потому что у Кисегач есть досье на каждого работника больницы, а как известно, даже у самых холодных психопатов и социопатов есть точки давления. Уж тем более у них. Нейрохирург поднимается с кресла, тяжко вздыхает и надевает белый халат, в очередной раз напоминая себе, что его пора бы постирать. Он включает лампу стоящую на столе, небрежно сдвигает хлам в сторону и рывком открывает расшатанный нижний ящик, в котором лежат ещё совсем недавно списанные, можно даже сказать «почти» свежие, ампулы с неизвестным для нас содержимым. — Ну, с добрым утром. Холмс закатывает рукав, не без помощи зубов разрывает пластиковую упаковку нового шприца, а затем останавливается на секунду, пока клеит напоминание на холодильник в чертогах, чтобы не забыть после обязательно обработать и скрыть следы своего преступления.***
Наступает час Икс, и в коридоре больницы в ряд выстраиваются пять молодых «специалистов», которых в скором времени успеют понизить, а так же унизить до молодых «инфузорий туфелек». — Лобанов, замолчи, ты понижаешь ай-кью всей больницы. Шерлок устало потирает глаза, пытаясь сфокусировать взгляд хоть на чём-нибудь, кроме своих же видений, томно расползающихся по стенам. — Андерсон! Тебе тут чёрным по белому написано: у него аллергия на пенициллин! — кричит Быков, размахивая у раскрасневшегося лица молодого парня листком бумаги. — А теперь иди и расшиби себе башку об стену! Может хоть это получится. Последнюю фразу терапевт говорит всё так же грозно, но тише, потому что успевает развернуться и посмотреть притихшему нейрохирургу в глаза. Холмс стоит облокотившись на стену и продолжает многозначительно кивать, не открывая глаз даже после наступления тишины во всей ординаторской. Тем временем, уже успевшие сдружиться Романенко с Лестрейдом, пытаются отвернуться и скрыть свой гогот за резким приступом кашля, пока их бедный коллега Филипп судорожно листает историю болезни своего аллергичного пациента, и вовсе не обращая внимания на происходящее. — Так, ну это уже ни в какие ворота не лезет! — возмущается Андрей и, несмотря на яркие протесты и призывы к демократии от интерна-американца Фила Ричардса, всё-таки хватает Шерлока за рукав халата и пинками выталкивает из комнаты. — Угораздило же, блять, вшестером мне на шею сесть! Мужчина просовывает голову через вход в ординаторскую, как будто забыл что-то добавить. — Ах да, вы все остаетесь на ночное дежурство. Добро пожаловать! Дверь за терапевтом всё-таки захлопывается, оставив уже не слишком позитивно настроенных интернов обдумывать своё поведение.***
Купитман был человеком хоть и интеллигентным, но всё-таки алкашом.
Больше всего на свете венеролог любил свою работу, в частности, из-за коллекции дорогих коньяков, которых скопилось уже настолько много в кабинетном шкафчике, что вынести их оттуда и остаться при этом незамеченным не предоставлялось возможности. Каждый день Иван начинал и заканчивал одинаково, ровно с теми же мыслями и количеством алкоголя, бушующим в организме. Когда-то в прошлом, ещё во-времена тех самых «мохнатых» годов, мужчина увлекался греческой мифологией. Он даже хотел стать учителем истории, но что-то «свыше» остановило венеролога и заставило пойти в медицинский. Не то чтобы Купитман сильно жалел о своём решении, ведь в его буднях всё же присутствует одна богиня — Венера. В принципе, как вы могли понять: Ивана всё в этой жизни устраивало. Ровно до тех моментов, как туда вламывался Быков и, совершенно нагло называя это «здравым смыслом», портил настроение себе и всем окружающим. Вот и сейчас, проходя расслабленной и немного пьяной походкой по отделению терапии, венеролог слышит за дверью одной из процедурных знакомые ругательства. Словно маленькая еврейская мышка, он оглядывается в поисках свидетелей, немного думает и решает подкрасться поближе, чтобы «вынюхать» сюжеты происходящего. Естественно, исходя только из лучших побуждений, а не потому что Любовь Михайловна, стоящая на посту медсестры, только что всем видом показала ему: за дверью происходит что-то. Что-то определённо интересное. Уже с совершенно иным настроением, словно порхая на крыльях любопытства, Купитман тянет нос к маленькой щёлке, но вселенная оказывается благосклонной в этот день, потому что дверь распахивается перед ним сама по себе, отправляя пьяного Варвару валяться по полу, в поисках украденного носа. — Вот и ещё один. Слышится грубый голос откуда-то сверху, прежде чем венеролог теряет сознание, погружаясь в сладкие объятия белого света больничных ламп.***
Как и любой добропорядочный американец — Фил был озадачен, шокирован и очень озабочен поведением своих кураторов, а потому решил сообщить об увиденном. Расправив орлиные крылья и, заранее записав все аргументы в рабочий планшет, парень отправляется в кабинет к Кисегач. Потому что для него нет ничего важнее комфорта и благополучия пациентов! Он, в конце-то концов, давал клятву Гиппократа. У коридорного автомата с кофе он натыкается на Лестрейда, и решает обратиться к, как он думал, единомышленнику за помощью. — Фил, а тебе не насрать? — сразу же высмеивает его англичанин, даже не поворачиваясь лицом к господину-справедливости. — А почему тебе насрать? А если он пьяный убьёт кого-то? — злится Ричардс. — А я почти уверен, что такое было. На это нельзя закрывать глаза! Интерн самоуверенно поправляет стетоскоп, висящий на шее. — Ну, — начинает Грег. — Если такое было, и это как-то сумели замять, значит мы точно не в силах что-то сделать. Мужчина отпивает горячий айриш латте и поджимает губы. — Вы, англичане, все одинаковые. — Фил осуждающе смотрит на коллегу. — В будущем, когда тебя посадят за взятку, я посмотрю как ты выкрутишься. После этих слов Фил быстро и с горящими глазами удаляется дальше по коридору, по всей видимости, уже награждая себя титулом самого «крутого» и самоотверженного работника больницы. — Агась, — саркастично шепчет Грегори, не решившийся убивать сегодня очередную американскую самооценку. — Боже, сохрани его девственную душу. И никогда не пускай в Ирландию.***
Шерлок просыпается от звуков железной каталки, заезжающей в процедурную. Он сразу же замечает катетер, грубо воткнутый в изгиб бледной руки и щедро наполняющий его физраствором. Справа от нейрохирурга лежит его брат по несчастью — Купитман, с точно таким же устройством, но на тыльной стороне ладони. «Тоже попался.» — думает тот, и решает на всякий случай не двигаться, чтобы не выдать своего пробуждения. Холмс на протяжении, как ему показалось, получаса очень старательно изображает спящего, анализирует на слух обстановку в помещении и, по-возможности, старается даже не дышать. Никаких признаков наличия в палате Быкова он не находит и, в конечном итоге, решает всё же открыть глаза, о чём сразу жалеет. — О, вот и вторая красавица очнулась! — громко скандирует Андрей, вскакивая со стула. — У нас тут прямо клуб анонимных алкоголиков! Ну, кто первый откроется? Терапевт заводит руки за спину и довольно становится между койками, пока Шерлок взглядом ругает его за «не слишком тихое» поведение. — Вы только не стесняйтесь! Чего уж тут стесняться. Я, честно признаться, думал… Надеялся, что хуже этих дебилов малолетних в моей больнице уже не будет. Но нет же! Чё потупее нашлось! Мужчина поправляет очки и берёт с тумбочки планшет. — Ага-ага, с Иван Натанычем-то ясно всё, — он переворачивает лист. — Но вот Шерлок… Андрей начинает хихикать, пока его пациенты лежат на месте и даже не пытаются что-то сказать. — Ты, придурок, каким образом себе десятилетний морфий вколоть умудрился? — терапевт приговаривает, ударяя Холмса планшетом по лбу. Обычные люди сказали бы, что заведующий нейрохирургическим отделением крайне нагло и по-хамски отвечает Быкову, но только самому Андрею было известно, насколько сильно Шерлок попал, и насколько ему за это стыдно. — Они были списаны, — шипя от боли, говорит Холмс и закрывает глаза от греха подальше. — В этом я не сомневаюсь. Терапевт крепит ещё один пакет жидкости к капельнице наркомана, а затем и к капельнице алкоголика. — Как давно? В его голосе можно услышать наигранную уверенность, которой он так старательно пытается скрыть свою тревогу. — Две недели. Кисегач не знает. И не узнает. Шерлок серьёзно смотрит на Быкова, будто угрожая тому своим «грозным» взглядом с разъехавшимися глазами. — Боюсь, что она узнала раньше меня и, если судить по моим расчётам, — Андрей смотрит на запястье, украшенное золотыми часами. — Скоро твой небезызвестный братец придёт и поставит тебя в угол. А может, еще и Наське достанется. Тем временем венеролог, всё это время листающий какой-то журнал и громко хлебающий при этом чай на соседней койке, решил вставить и своё, бесценное еврейское мнение. — Ну, одно дело, если бы он прямо при ней кололся… А так, ну, можно сказать что выпил немножко. Иван смотрит на терапевта, который некоторое время молчит, а затем, рукой подзывает Купитмана к себе поближе. — Да у него кровь наполовину состоит из героина! — Андрей хватает венеролога за голову и крик звоном разносится у того в ушах. — Это ты, выпил немножко, и тебе простили, что я, кстати, не одобряю! Быков разворачивается и, сопровождаемый грустными взглядами своих печально известных пациентов, направляется к выходу из их палаты. Терапевт откровенно устал от подобного поведения своих коллег, которых постоянно приходится нянчить, и вышел, не найдя больше слов. — Я к Кисегач, а вам самое время помолиться. Дверь захлопывается ровно в ту секунду, когда нейрохирург открывает рот, в попытке в очередной раз доказать свой атеизм. — Не стоит. — шепчет Иван Натанович, перелистывая журнал.***
Сидя в кабинете главврача, Фил успел уже миллион раз пожалеть о своем решении. Он был удивлён реакцией женщины, потому что та лишь тяжело вздохнула и попросила не лезть последнего не в свое дело. — Но, это же огромный риск для пациентов! — возмущался интерн, в привычной для него, неуважительной форме. — Ричардс! — Анастасия складывает руки домиком. — Послушайте, вы тут только первый день, и ещё не знаете всех нюансов этой работы. Она нажимает на кнопку вызова секретаря, и уже через несколько секунд в кабинет вносят телефон, похожий на рабочий, но только с одним номером в списке контактов. — Знаете, — всё никак не угомонится Фил. — Если вы отказываетесь меня слушать, то я буду вынужден позвонить наверх, чтобы там занялись этим происшествием! Парень туго скрещивает руки на груди и впивается ногтями себе в плечи, ярко демонстрируя свой пыл и ярость от этой ситуации. — Да вы что? Кисегач изображает удивление, а затем протягивает тот самый, покрытый дорогим металлом телефон интерну. — Ну, тогда не смею вас задерживать, звоните. Женщина довольно наблюдает за тем, как лицо Ричардса за несколько секунд преодолевает весь спектр эмоций, начиная с уверенности в себе и заканчивая неожиданным стеснением щепоткой смятения. — Что это? — спрашивает американец. — Это? Телефон. Между прочим, один из самых важных телефонов там, наверху. Главврач откидывается на спинку сиденья и достает откуда-то пилочку для ногтей. — Ну чего ты застыл? Звонить будешь? — нарочито безразлично спрашивает Кисегач. Она проверяет длину ногтей и подпиливает их, время от времени расправляя ладонь и сдувая с неё пыль. — Ага, думаете я испугаюсь?! — Фил азартно улыбается, а затем нервно нажимает на кнопку вызова. — Не тут-то было! Я знаю как себя вести, и не поведусь на ваши дешёвые англо-русские провокации! Он пытается разглядеть на лице Кисегач хоть одну противоречивую эмоцию, но та остаётся непоколебима, и лишь сверлит парня горящим от предвкушения взглядом. Они проводят в неловком для Фила молчании какое-то время, прежде чем на звонок отвечают. И эти гудки кажутся интерну самым зловещим звуком в его жизни ровно до тех пор, пока вдруг он не слышит голос, доносящийся из трубки. — Здравствуй, дорогая. Майкрофт на другом конце провода кашляет, а затем зачем-то поворачивается к зеркалу, проверяя состояние укладки. — Какими судьбами?***
Майкрофт Холмс — в прошлом патологоанатом и главный секретарь NHS в нынешнем, яростно кричал что-то в трубку рабочего телефона, напрочь позабыв о кодексе настоящего джентльмена. В течении получаса он поднимает всех доступных к использованию им людей, заранее звонит в частную реабилитационную клинику и даже не пытается предупредить о своём приезде младшего брата. Потому что тот и так знает, что его ждёт. Холмс старший был одним из немногих людей, первое мнение о которых полностью совпадало с реальностью. Мужчина выглядел надменно и нарциссично, таковым и являлся, хотя большинство назвало бы его просто раздражающе заумным. Но даже не смотря на свой не самый приятный обществу характер, Майкрофт всё же заботился о парочке людей в этом мире, и одним из этих людей был Шерлок. Ещё будучи подростком, тот стал слишком часто пропадать из родительского дома, так что, на тот момент ещё просто патологоанатому, пришлось взять дело в свои руки. Холмс младший, в отличие от брата, был слишком чувствителен к разного рода эмоциям, так что борьба с его зависимостью затронула в своё время всё их семейство, навсегда отпечатав в памяти «Сборник правил для первой помощи при передозировке» и миллиард вырезок из статей под названием «Что делать, если твой сын/брат/муж наркоман?». Именно поэтому Майкрофт так ярко и быстро реагирует на всё, что походит на очередной срыв у младшего. Именно поэтому он заставил правительство встать на уши и поверить, что их семья имеет государственную важность. Он приезжает в больницу так быстро, как может, на всякий случай прихватив с собой ещё и машину со штурмовой группой, если придется кое-кого выкуривать или если этот кое-кто окажет сопротивление.***
Купитман засекает время, и когда стрелка на настенных часах проходит больше пяти разделений, начинает волноваться. — Видимо, — нервно и тихо начинает говорить Иван. — Вас, друг мой, скоро у нас конфискуют. Шерлок, не готовый мириться с данными обстоятельствами, решает не терять больше времени, и продумывает у себя в голове план побега. Он хмурит брови, вертит головой и снимает с груди аппаратные присоски для ЭКГ, параллельно пытаясь высвободиться из одеяла. Англичанин подходит к венерологу на шатающихся ногах, протягивает руку и тяжело дышит. — Вытащи иглу. — требовательным тоном говорит Холмс. — А что мне за это будет? Купитман смотрит на нейрохирурга словно на маленького ребёнка. — Не скажу Быкову, что именно ты делал в его компе на прошлой неделе. Шерлок громко шмыгает носом, пока его тело дрожит от холода и потеет от токсинов. Венеролог по-отцовски осуждающе и разочарованно смотрит на Шерлока, но иглу всё-таки достает, прижав место укола ватой и отдавая англичанину полную свободу действий. Ну, за исключением левой руки, конечно. Он томно вздыхает и чуть-ли не подскакивает на кровати, когда замечает как слабое и отравленное тело нейрохирурга падает на колени возле выхода. — Я в порядке, — кряхтит Холмс, продолжая держать одну руку согнутой, пока второй пытается ухватиться за ветхий дверной косяк. — Ну вы и дурак, Шерлок. Иван поднимается с кровати и подходит к выходу, останавливаясь перед распластавшимся на полу коллегой. — Вы же никуда в таком состоянии не дойдёте. Прекратите это недоразумение немедленно! — не без усилий он подхватывает беднягу подмышки и помогает встать на ноги. — Я знаю что делаю. Англичанин отталкивает венеролога и судорожно машет головой, пытаясь отогнать мокрые от пота волосы с лица. — На вашем месте, я бы скорее начал придумывать себе алиби, иначе вам тоже не сдобровать. Шерлок саркастично изображает улыбку, а затем шатаясь, но с завидной уверенностью и вздёрнутым носом выходит из процедурной, опустив наконец руку, и быстро направляется к одному из задних выходов больницы. Купитману остается лишь кивнуть на прощанье, а затем неожиданно направиться в кабинет к Кисегач, чтобы выполнить условие их недавнего договора.***
Тем временем, в скромной обители главврача собралась половина работников больницы вместе с Майкрофтом, висящим на трубке телефона. Быков просит Фила встать и, пока новоиспечённый интерн удивлённо приподнимается с насиженного места, резко и со зловещим смешком вырывает из-под того дешёвое, пластиковое подобие стула. — А ну прекратите беситься! Кисегач явно не выдерживает и истерично хлопает руками по столу, когда шум от ругательств интерна и балаган, устроенный терапевтом, доходят до критической отметки. — Как дети малые! Она и все остальные замирают, когда дверь в кабинет немного приоткрывается, открывая вид на серую кудрявую макушку. — Извиняюсь, не в то время? — тараторит Иван Натанович. — О! Уже оклемался? Где Холмс? — из слов Быкова так и сочится желчь. Андрей не дает Кисегач ни единого шанса первой начать этот допрос, и быстро подходит к венерологу, отдавая свой честно отвоеванный стул обратно под пятую точку американца. — Побежал в сторону морга и выглядит, кстати говоря, как типичный его обитатель, — поджимает губы и разводит руками Купитман. На самом деле, Быков действительно не хотел участвовать в этом самосуде, и даже пытался замять ситуацию перед Анастасией, и возложить всю ответственность за Шерлока на себя. Однако та не была бы сама собой, если не действовала по строго отведённым ей правилам. Проходит примерно полчаса, и Фила наконец удаётся выгнать из кабинета из-за его чрезмерной болтливости и надоедливости. Парень возвращается к работе и своим коллегам, в то время, как трое оставленных им «старших» наконец могут выдохнуть и поговорить о «взрослых» делах. — Насть, а когда труповозка приезжает? — звучит неуверенный голос Майкрофта из трубки. Трое врачей переглядываются, и по их лицам становится ясно: все поняли о чём речь, но не хотят в это верить. Венеролог первым решается заговорить, забирая трубку у главврача. — Сегодня, как раз в это время. — говорит тот, с распахнутыми от шока глазами. Быкова в ту же секунду будто обливают кипятком, и он, громко матерясь, срывается с места, оставив позади все сомнения и крики двоих вопрошающих друзей.***
Шерлок Холмс — главный нейрохирург больницы, настоящий наркоман и, в действительности, социопат — бежал по отделению терапии так, словно украл что-то из сильнодействующих препаратов у Молли из сейфа, а сейчас самое время для погони в стиле Бонни и Клайда. Ну, если задуматься, всё так и было. Мужчина быстро распахивает двери в морг, чуть не задев ими слепую старушку, которая, к счастью, даже не заметила насколько близко сегодня она была к своей кончине. Холмс нервно мычит извинения, а затем забегает в холодное, просторное помещение с синим светом и рабочим столом в самом конце. План дозревает в его голове моментально, мотивируя англичанина быстро снять с себя ботинки с носками, запихнуть «улики» в ближайший шкаф и запрыгнуть на металлический стол, попутно пытаясь укрыть себя белой тканью так, чтобы это выглядело правдоподобно. Естественно, он мог бы спокойно выйти и через большую чёрную дверь для труповозок, но нейрохирург по своему опыту знал, что если его срыв и передозировка вскрылись, то люди Майкрофта уже поджидают его у каждой щели, выходящей из этого здания. А Шерлок был точно уверен, что брат знает, потому что это было очевидно даже несмотря на то, что паранойя и мания преследования в его больной голове уже били все силовые рекорды. Холмс нервно сглатывает и ещё несколько раз дергается, чтобы выбрать положение в котором простыня не будет мешать ему дышать, и наконец затихает. Правда, не надолго. — Чёрт, — шепчет тот, вспоминая про бирки у мертвецов на пальцах. Словно в дешёвом фильме ужасов, отснятом где-нибудь на родине у Ричардса, Шерлок медленно поднимается и садится на столе, не раскрывая лица и двигаясь максимально медленно. Он просовывает руку под низ простыни и тянется к соседу, наощупь определяя его ногу и срывая с нее картонку. Наконец, Холмсу везёт, потому что он успевает приготовиться и лечь ровно в тот момент, как с улицы начинают доноситься звуки подъезжающего катафалка. «Как-то я зачастил с ролью мертвого. Уже второй раз за день.» — Думает нейрохирург, пока рабочие фиксируют железные двери на упор. Двое громогласных мужчин всё время о чем-то шутят и грубо ругаются, сразу позволяя сделать вывод, что родом они из деревни, и о трупах, лежащих в нескольких метрах от них, они не волнуются. Шерлок изо всех сил старается игнорировать холод от стальной поверхности и ткань, предательски натирающую все части его мокрого лица, но физиология в очередной раз оказывается не на его стороне. В один момент мужчина не выдерживает и громко хлюпает носом, заставляя двух деревенщин замолкнуть и, по всей видимости, с ужасом переглянуться. «Ну, хотя бы не чихнул.» — говорит про себя Холмс, и почему-то начинает вспоминать слова всех известных ему молитв. В морге становится еще напряженнее и холоднее на несколько минут, потому что те же труповозы-деревенщины, по всей видимости, так же пытались найти и призвать в эту больницу хоть что-то святое. Однако, по всей видимости, это место уже давно было проклято самим Господом.***
Если бы кто-то в тот момент посмотрел бы на этот ничем не примечательный лондонский госпиталь, он бы точно подумал, что там происходит теракт, адская резня бензопилой или вообще всё вместе. Вокруг здания столпились зеваки, а причиной этому была как минимум дюжина мигающих правительственных машин, и как максимум — кружащийся над клиникой вертолёт, из динамиков которого на весь квартал кричала фраза: — Шерлок Холмс! Немедленно сдавайтесь и покиньте здание с поднятыми руками! — диктовал Майкрофт, держа рацию слишком близко ко рту. — В случае сопротивления нам придется открыть огонь, — вновь шипели динамики. На самом деле, старший знал, где находится его брат, но какая-то доля надежды теплилась в нём, заставляя поверить, что тот выйдет сам, да ещё и сопротивляться не будет. В то же время Шерлок, которого сейчас очень грубо и ухабисто катили к катафалку, знал, что стрелять в него не будут, и эта фраза скорее означала последнее предупреждение перед тем, как его скрутят и ткнут мордой в пол, словно он действительно собирался кого-то убить. Хотя, он был также уверен, что его брат с удовольствием выполнил бы свое предупреждение. Короче говоря, младший Холмс до последнего не собирался сдаваться, и вёл себя, откровенно говоря, словно капризный ребёнок, однако, в отличие от детей он был уже достаточно взрослым, чтобы вести себя так специально. «Сгорел сарай, гори и хата» — сказал как-то раз Шерлок, окончательно ломая веру своих родителей. Вот и сейчас, лежа в ужасной вони, и с ног до головы окружённый трупами — нейрохирург был чрезмерно уверен в себе и продолжал стоять на своём, честно готовый похоронить себя заживо, лишь бы никто не подумал что он «сдался» или «предал свои принципы». Шерлок понимает, что скоро его куда-то повезут, и старается не думать о том, куда и сколько ещё времени ему потребуется провести в этом зловонном, тёмном и тесном месте. Пока рабочие закрывают двери и складывают обратно в машину пандус для каталок, англичанин тихонько старается подвинуться, чтобы плечо перестало затекать и чтобы быть подальше от рядом лежащего жмурика. С улицы слышны звуки лопастей вертолета и, по всей видимости — военных, натренированных говорить громко, а ходить тихо, так, чтобы никакой Холмс-младший не смог определить их траекторию и вовремя смыться с места преступления.***
Терапевт подбегает к Майкрофту, пока тот отдаёт очередной приказ для двух крепких мальчиков. — Еще не нашли? — спрашивает Быков, пытаясь отдышаться и оперевшись руками на колени. — Найти-то нашли, но этот идиот лёг именно туда, откуда его без шума не достать. Старший устало трёт лоб и снова говорит что-то в рацию, по всей видимости, сообщая вертолету, что тот может улетать. — Чё, совсем никак? Только ждать? — неуверенно спрашивает Андрей и смотрит на военных, которые старательно пытаются загородить дорогу труповозке. Проблема заключалась в том, что на выход, на территории которого сейчас театральничал Шерлок, открывались окна всех отделений больницы. Ситуацию не облегчали прохожие, которые словно тараканы рассыпались по всему периметру здания, и вооружившись смартфонами, лезут на каждое ограждение. А теперь представьте, как будет выглядеть это задержание, и насколько быстро видео под названием «Оживший труп» разлетится по всевозможным социальным сетям, собирая под собой тонны гневных комментариев о не этичном поведении правительства. Таким образом, сейчас родным и близким умершего оставалось лишь ждать, когда по истечению сорока дней их друг, брат и коллега одумается и сам вылезет из гроба. Желательно, конечно, сделать это раньше, чем его под чужим именем отправят на похороны или ещё хуже — кремацию. Хотя, мы ведь говорим сейчас не только о Шерлоке, так? В этой больнице есть более безбашенный социопат. — Ну ладушки. — немного растерянно говорит Андрей, а затем разворачивается на месте и почти не оглядываясь пересекает проезжую часть, собирая при этом на себе озадаченные взгляды. Терапевт сжимает руки в кулаки и за считанные секунды оказывается возле большого, чёрного грузовика, называемого катафалком. — Извините ребятки, я кое-что тут забыл, — шипит сквозь зубы Быков, и резко открывает задние двери машины, несмотря на вопросительные восклицания водителя и его помощника. От благоухания трупной плоти его глаза сразу же начинают слезиться, да так, что приходится снять халат и крепко зажать им нижнюю часть лица. В течении пары секунд, словно рыцарь, Андрей бесстрашно шагает в царствие смерти, чтобы забрать оттуда пленника, заблудшего в своих же фантазиях. Люди с камерами тем временем удивленно охают и смеются, норовя всё-таки пробиться через охрану. Оказавшись внутри, терапевт захлопывает двери так, чтобы они с нейрохирургом могли оказаться в полной темноте. Быков не может увидеть даже собственных рук, поэтому решает полагаться только на слух, потому что лапать и обыскивать каждый труп на присутствие общепринятой для живых людей температуры было слишком, даже для него. Он машинально вертит головой, беззвучно дышит и медленно тянется к одной из полок, уже подозревая, кто там лежит. — Шерли, ну сдайся ты сам. Что ж за мазохизм ты себе придумал на этот раз? — шепчет терапевт, почти дотянувшись до предполагаемого дезертира. Однако, тот оказывается быстрее, и через мгновение на улице можно было услышать, как внутри грузовика кто-то громко матерится и, кажется, даже подпрыгивает. Холмс первым хватает Быкова за руку, крепко её сжимает и уже чуть-ли не падает замертво от отсутствия свежего воздуха. — Твою мать! — кричит Андрей, но руку выдергивать не спешит. — Холмс, ты чертов придурок! Терапевт пытается нащупать тело нейрохирурга и помогает ему сесть. — Ну и нахрена ты это сделал? Много доказал-то? — ругается тот, всё ещё немного трясётся от неожиданности и придерживает худощавого англичанина. Шерлок неодобрительно мычит, но своему спасению не сопротивляется, наконец понимая, что его план не сработал, и остаётся только сдаться. Тем временем, они оба находятся внутри труповозки, Андрей матерится, пыхтит и со всей дури налегает на дверь, открыть которую изнутри почему-то гораздо сложнее, чем снаружи. — Сука, — недовольно шипит терапевт. — Андрей… — голос друга кажется Быкову уж чрезмерно притихшим и хриплым. Холмса явно тошнит и все признаки говорят о том, что скоро ему уже не потребуется притворяться мёртвым. Он устало садится на одну из полок, будто не замечая лежащего на ней мертвеца, руку которого любезно сдвигает. — Эй! Меня кто нибудь слышит? Андрей колотит кулаками по железным дверям, и снаружи ему сразу же отвечают, взволнованно сообщая о том, что дверь заперлась по защитному протоколу, но скоро будет отперта. Терапевту остаётся лишь злобно ударить по ней еще раз, громко зарычать и, от безысходности, уткнуться лбом в холодную металлическую поверхность, покрывая её горячей испариной от своего разъяренного дыхания. — Знаешь, окажись я тут до встречи с тобой, спросил бы нафига кому-то может понадобиться защищать трупы. Быков устало наклоняется вперед, чтобы найти в темноте каталку и сесть рядом с Холмсом. Ему становится смешно от своего же домысла и вместе с нейрохирургом они тихонько хихикают, в глубине души надеясь, что никто из «посторонних» не разделит их беседу. Они сидят бок о бок и вместе пытаются не задохнуться в этой импровизированной газовой камере. Шерлок разделяет с Андреем белый халат, точно так же пытаясь заткнуть свой нос другим концом, но вместо этого случайно укрывает их с терапевтом головы, «спросонья» не разобравшись в управлении. — Ну, так даже удобнее. — горестно вздыхает Холмс, окончательно бросив попытку выпутаться. — Согласен. Только не видно ни черта. — снова шутит Быков, наконец уняв свою обиду и злость на нейрохирурга. Гробовая, но от чего-то комфортная тишина успокаивает их, заставляя наркомана-англичанина уткнуться головой в шею Андрея и довольно засопеть. Ему всё ещё было ужасно плохо, тело бросало в жар, а зубы громко и больно стучали от холода и ломки. Однако вовремя появившаяся на щеке рука за долю секунды облегчает эти симптомы, и будь Шерлок владельцем какой-нибудь фармакологической компании, назвал бы этот жест панацеей и лекарством от всех болезней. — Поцелуй меня, — нейрохирург жалостливо скулит и носом пытается найти ещё хотя бы несколько теплых участков терапевтической кожи. Андрей не задает лишних вопросов. Он лишь берет Шерлока за ледяные руки, заставляя того успокоиться, сесть ровно и выдохнуть, пока теплые губы покорно выполняют отчаянную просьбу англичанина. Холмс скулит, всхлипывает и стонет в поцелуй, горячо хватая воздух и всеми силами цепляясь за футболку терапевта. Со стороны, как тот мог подумать, это казалось постыдным и жалким, но только для Быкова эти вожделения были самыми сладкими, искренними и, что самое главное, любимыми.***
Шерлок жадно поглощает яблочный сок, сидя в машине скорой помощи и укрывшись оранжевым покрывалом. Их с терапевтом смогли отпереть только через час и, хвала небесам, что никто не стал задавать лишних вопросов о том, почему двое мужчин сидят вблизи трупов с укрытыми головами. Майкрофт, которому до этого пришлось знатно попотеть, чтобы уладить весь шум и хаос, как всегда не рассчитал нужную степень напора, так что уже спустя десять минут допроса младший всё-таки потерял сознание, после чего пришлось приводить его в чувства и отпаивать сладким. — Ты же понимаешь, что я не могу оставить тебя тут? — старший садится перед братом на корточки и поджигает тому сигарету. По всей видимости, это означало конец тяжелого дня и перенос сложного, долгого и неприятного разговора на другой день. Сейчас, всё чего Майкрофту хотелось — это уснуть со знанием того, что Шерлок в порядке. Младший, неосознанно надув губы и с совершенно разбитым взором сидит в карете скорой помощи, и эта картина снова напоминает им двоим о событиях минувших лет. Хотя сейчас они хотя бы знают, что нужно делать для того, чтобы их очередные разборки не создали лишних хлопот. Ну, разве что, придётся заново выстраивать в больнице правила и порядки. — Понимаю. — тихо, совсем по-домашнему говорит нейрохирург. Он выглядит виноватым, словно они с братом снова оказались у себя в комнате и выясняют, что делать с разбитым зеркалом. Майкрофт это замечает и неожиданно для себя самого начинает улыбаться, с теплом смотря на младшего. — Ничего, я разрешу твоему дружку тебя навещать, — шутит Майкрофт, а затем встаёт, разминает поясницу и тянется к другому концу машины, чтобы взять зонт и запрыгнуть внутрь. День почти закончился, а им нужно было ещё успеть доехать до неприлично-дорогого загородного реабилитационного центра, скрытого от лишних глаз, где Холмсов, к сожалению, не понаслышке знали уже все врачи и медсестры. Алый закат провожал их в дорогу, всей своей красотой показывая, что это не конец, всё обязательно вернётся в своё русло, и что тёмная ночь в их жизни минует, отдав свое место яркому рассвету. Младший Холмс постоянно вертит в руках телефон, то и дело проверяя, не появилось ли на экране новое сообщение. В глубине души он даже немного волнуется, пока не до конца понимая, почему он так боится, не изменилось ли отношение Быкова к нему после всего, что случилось. — Утро вечера мудренее, — пыхтит старший, вскоре отдавая брата в руки врачей и нажимая кнопку «отправить» на небольшом мобильнике. И уже с утра, только-только продрав глаза, терапевт будет носиться сломя голову по своей полупустой холостяцкой квартире, спешно собираясь и благодаря всё британское правительство за то, что у него есть этот адрес.