Пусть я многого не знаю о законах жизни и о том, что управляет нашими судьбами, но в одном я всегда была уверена абсолютно точно: если дела идут слишком уж хорошо, то, без сомнений, очень скоро всё полетит к чертям.
Лира
Следующие несколько дней после Йольского бала я то и дело тихонько щипала себя за ухо, не в силах поверить, что всё это происходит на самом деле. Каждое утро я просыпалась со страхом, что случившееся на балу окажется внезапно лишь игрой моего воображения или сказочным сладким сном: что не было наяву ни волшебного вальса, ни тихого шёпота, от которого сердце бросается вскачь, ни круглых глаз дядюшки Финеаса в ответ на моё заявление о планируемой помолвке с Оминисом Мраксом. Каждое утро я входила в гостиную на цыпочках, словно опасаясь спугнуть своё рождественское чудо. И каждое утро мой новообретённый жених встречал меня мягкой улыбкой и поцелуем руки. Великий Мерлин, Оминис Мракс целовал мои руки! Хорошо, что почти все одноклассники уже разъехались на каникулы, а то шокированное лицо Грейс, случайно ставшей свидетельницей нашего утреннего приветствия, я запомню надолго. Сама я в этом году собиралась в Блэк-мэнор всего на пару дней — изобразить из себя хорошую дочь, соскучившуюся по родным, и показаться на торжественном новогоднем приёме. Оминис же планировал утром в день приёма зайти к моему отцу, чтобы обсудить все детали нашей помолвки, составить и подписать брачный договор. Мерлин, это действительно происходило на самом деле! Я собиралась обручиться с Оминисом Мраксом.***
— Лира! — строгий голос остановил меня в одном из коридоров мэнора, когда я возвращалась из столовой. Развернувшись навстречу отцу, я присела в приветственном книксене. — С твоим… женихом, — отец недовольно скривился, — мы закончили: брачный договор подписан, свадьба будет назначена следующим летом после окончания учебы. Сегодня на балу объявим о вашей помолвке официально. — А Оминис уже ушёл? Я хотела переговорить с ним, — несмело уточнила я: отец, похоже, был не в настроении, а в такие моменты не стоило лишний раз раздражать его вопросами. — Ему предоставлены гостевые покои. Переговорите обо всём вечером, на приёме. До этого не пересекайтесь: пока о помолвке не объявлено, это неприлично. Не стоит распускать слухи. Я привычно сдержала возмущëнное фырканье: иногда правила этикета слишком уж перегибали палку в своих запретах. Ну что такого страшного в том, что мы с Оминисом просто поговорим? Мы в конце концов учимся вместе и постоянно встречаемся в одной гостиной. — Я поняла. Могу идти? — Ещё одно, — отец замялся. — Лира, ты уверена в своём выборе? Он хоть и слепой, но всё же Мракс. Мне бы не хотелось скандалов. Ну, разумеется. Кто беспокоится о счастье дочери, когда нужно блюсти честь семьи? Можно было не сомневаться: отец решил, будто я скрыла от жениха своё уродство, а теперь волнуется, как бы обретëнные родственники, разглядев меня, не потребовали «возврат». — Я… — я с усилием проглотила рвущееся наружу «люблю его». Я ведь даже не сказала эти слова самому Оминису, а уж оправдываться ими перед хладнокровным отцом, игнорирующим любые чувства, было бы высшей степенью глупости, — уверена. И он всё знает. Это его решение. — Что ж, тогда, — отец, слегка повеселев, махнул рукой, подзывая своего домового эльфа с огромной белой коробкой, — мой подарок к помолвке. Заказал у твоей модистки сразу, как получил письмо от Финеаса. Я кивнула эльфу, и тот бойко подбежал ко мне, поднимая крышку коробки. — Если бы ты сообщила раньше, вышло бы наряднее, — недовольно проворчал отец, пока я осторожно перебирала тонкое кружево рукавов и молочно-белый атлас корсажа. — Я сообщила сразу, как всё решилось. Спасибо за платье, оно прекрасно, — не знаю, почему отец посчитал его недостаточно нарядным: пусть скромное, но очень элегантное, оно так и просилось его поскорее примерить. Я уже мысленно подбирала туфельки и украшения в причёску: определённо жемчуг, но нитями или на шпильках? — Решил порадовать тебя напоследок. Я удивлённо взметнула брови, отвлекаясь от образа, что уже тщательно выстраивался в воображении. — Твой будущий муж не настолько богат, чтобы оплачивать все твои прихоти, — как всегда, стоило мне ощутить хоть каплю теплоты к родному отцу, как он тут же всё портил. — У меня не так много прихотей. Ты знал бы это, если б почаще обращал на меня внимание, — я сумела произнести это любимым голосом отца — холодным и бесстрастным. Но не сумела промолчать вовсе. Отец мотнул головой, отправляя эльфа с платьем в мои покои, а сам шагнул ко мне вплотную, больно сжимая предплечье стальными пальцами и тихо рыча сквозь зубы: — Ты стала слишком дерзкой в последнее время. Пожалуй, стоит написать Финеасу, чтобы внимательнее следил за твоим поведением в школе. Вряд ли твой будущий муж будет спокойно мириться с неповиновением. Мраксы не славятся терпением. У них весьма дурные семейные традиции. — О чём ты? — я непонимающе нахмурилась. — Оминис прекрасно ко мне относится. — О, разумеется! Все молодые люди прекрасно относятся к своим юным невестам, — ехидная улыбка всё больше превращалась в оскал, — до свадьбы. А потом, когда семья девушки уже не сможет предъявить на неё права, такой, казалось бы милый, юноша неожиданно открывается с новой стороны. Отнюдь не с приятной. Мне стало мерзко и до слёз обидно за Оминиса. Я знала, что он не такой, как другие Мраксы. Знала, что он ненавидит тёмную магию, ложь и утайки. И я была уверена в нём и в том, что после нашей свадьбы ничего не изменится. — Так было у вас с мамой? — зло выпалила я. Глаза отца сузились. Я практически ощущала его гнев и почти предвидела пощёчину, но вместо этого отец лишь ещё больнее сжал мою руку и наклонившись, процедил сквозь зубы: — Иди к себе. Приём в пять. Будь красива, очаровательна и мила. И, ради Слизерина, заткни хоть на один вечер свой дерзкий рот.***
Сидя перед зеркалом в своей комнате, пока Нетли колдовала над моей причёской, я изо всех сил старалась на заплакать. Не буду лить слёзы в день своей помолвки, чёрт возьми! В детстве, глядя на выходящих замуж старших сестёр и кузин, я каждый раз близко принимала к сердцу их наполненные слезами глаза и переживала, что меня тоже ждёт договорной брак с каким-то чистокровным волшебником из тех, что являются на приёмы к нам в дом. Но когда мне исполнилось тринадцать, получив однозначный ответ от домашнего целителя, что после моего совершеннолетия магия семейства Блэков перестанет действовать, и скрывать моё родимое пятно будет невозможно, отец оставил надежды выгодно выдать меня замуж и разрешил самой подыскать жениха. Как я была рада этой редкой возможности! Подумать только: единственный раз мой недостаток стал моим преимуществом. И вот теперь отец пытается испортить такой важный момент моей жизни и заставить меня чувствовать себя никчёмной даже в день помолвки. Ну уж нет! — Нетли закончила, мисс. Может ли Нетли ещё что-то сделать для мисс? Осмотрев работу эльфа в трельяже, я ласково улыбнулась ей: хитрое плетение с нитями жемчуга вышло точь-в-точь как в моём воображении. Любуясь своим отражением в зеркале, я расправляла незаметные складки платья и задумчиво касалась пальцами кружева рукавов, как вдруг в голове мелькнула шальная мысль. — Да, Нетли, проверь, пожалуйста: у моего жениха в гостевых покоях сейчас нет посетителей? Эльф кивнула, забавно махнув ушами и незаметно выскользнула за дверь. Пока её не было, я успела последний раз махнуть пуховкой по лицу и нанести любимые духи. — Мисс, в гостевых покоях не горят свечи, но молодой господин один, не спит, и дверь не заперта. — По дороге никого? — шальная мысль понемногу формировалась в дерзкий план. — Нет мисс, в коридорах сейчас пусто. — Спасибо, Нетли. А теперь, пожалуйста, не говори никому, что я вышла из комнаты, — чуть извиняющимся голосом попросила я эльфа. Зная, что Нетли обязана следовать всем моим приказам, я частенько чувствовала себя виноватой, прося верную служанку ради меня врать или нарушать правила дома. — Если спросят, я отдыхаю и никого не желаю видеть. Под очередное тихое хлопанье ушек эльфа, я вскочила с пуфа, на цыпочках выбежала из комнаты, притворив за собой дверь, и быстрым шагом направилась в гостевое крыло. Не то чтобы я специально рвалась нарушать наказ отца. Просто почему-то именно сейчас мне показалось невероятно важным увидеть Оминиса, убедиться, что это всё тот же человек, с которым мы расстались позавчера на вокзале Хогсмида, и что отец не солгал о заключённом договоре. Дойдя до гостевых покоев, где должны были разместить Мракса, я легонько нажала на дверную ручку, проверяя, что дверь не заперта, и, приоткрыв её, проскользнула внутрь. Комната тонула во тьме. Как и сказала Нетли, ни одна свеча не была зажжена — Оминису они были не нужны. Сделав несколько шагов вглубь тьмы, я очевидно привлекла внимание шорохом юбок — в углу комнаты мелькнул знакомый алый огонёк. — Лира? Приятный сюрприз, — голос Оминиса двинулся мне навстречу. Огонёк на кончике палочки светился сам, но не освещал пространство. Я по-прежнему не видела Мракса. — Извини, здесь темно, я не ждал гостей, если хочешь, я зажгу свечи или Люмос… — Нет! Не нужно, — я протянула руки в ту сторону, где по моим прикидкам стоял Оминис, — я хочу понять, каково быть тобой. Мракс усмехнулся, моей протянутой руки коснулись его пальцы: — Тогда я с радостью побуду твоим проводником. Просто следуй за мной. — Всегда… — чуть слышный шёпот растаял в окружающей тишине. Ведомая Оминисом я сделала несколько осторожных шагов и вслед за ним аккуратно опустилась на небольшой диванчик, стараясь не примять платье. Алый огонёк погас. Сердце заходилось. Я была не только наедине с мужчиной (чем уже нарушала всевозможный этикет), но в его комнате, на маленьком диване, всего лишь в нескольких дюймах от него, в полной темноте. Интимность момента зашкаливала, чувства обострялись: не видя Оминиса, я ощущала его близкое присутствие, слышала его дыхание, лёгкий чарующий аромат его парфюма. Это было невозможно интригующе. Жутко хотелось сделать нечто ещё более неприличное, но к счастью у меня пока сохранилось немного здравого смысла, а в голове крутились вопросы, которые, в первую очередь, и привели меня сюда. — Разговор с отцом прошёл нормально? — нарушила я волнующую тишину. — Тебе не стоит беспокоиться, мы с твоим отцом всё обсудили, как и планировалось, — мягкий голос Оминиса новой нитью вплëлся в кружево момента, а его ладонь ласково погладила мою. — К тому же, раз уж я явился в день большого приёма, мистер Блэк не мог не позвать меня на вечер в качестве твоего официального жениха. — Не думала, что ты согласишься, — почти прошептала я, чуть развернув ладонь, которой касался Мракс, и, замирая от собственной смелости, переплела наши пальцы. — Мне казалось, ты не любишь подобные мероприятия. — Верно, не люблю, — пока другие пальцы оставались переплетëнными, большой палец Оминиса добрался до моей ладони и вырисовывал на ней замысловатые узоры, — но любишь ты. И раз уж я пообещал воплотить твои мечты, думаю, стоит для начала поразить гостей милым маленьким представлением. — Представлением? О чём ты? — отвлëкшись на движения пальцев, я почти не вслушивалась в речь Оминиса и видимо потеряла где-то важную часть. — Ты доверяешь мне? — рука Мракса чуть сжала мою и тут же отпустила, ожидая моего ответа. — Безусловно, — вернула я пожатие. Одна ладонь Оминиса исчезла, чтобы, пошуршав тканью, вернуться, надевая мне что-то на безымянный палец. «Кольцо», — дошло до меня. Обручальное кольцо. — Почему сейчас? Почему не на балу, перед всеми? И разве нужно кольцо, если подписан договор? — сбитая с толку я засыпала жениха вопросами. — Я могу взглянуть на него? — Увидишь вечером, — в голосе Оминиса явно слышались самодовольные и немного ехидные нотки, — оно невидимое сейчас, позже я сниму чары. Я осторожно погладила кольцо подушечкой пальца, пытаясь на ощупь угадать материал и наличие камней. Разгадав, что я делаю, Мракс усмехнулся: — Серебро и зелёные перидоты. Тебе ведь нравятся эти цвета. Я не успел раздобыть настоящие изумруды, но ювелир убедил, что внешне они крайне схожи, а по магическим свойствам перидот даже лучше и… — Как ты узнал? — перебила я жениха. Изумруды всегда были моими любимыми камнями. Мне нравилось, как они гармонируют с цветом моих глаз. Но я ни разу не упоминала это при Оминисе. — Что именно? — Про изумруды. — Лира, я умею слушать и делать выводы, — ехидное самодовольство в голосе Мракса просто плескалось через край. — Вся гостиная Слизерина обсуждает, что ты носишь цвета факультета даже на каникулах и семейных вечерах. — Спасибо. Ты не должен был… — я качнула головой, в очередной раз поражаясь, каким внимательным и чутким на самом деле был Оминис, долгие годы воспринимаемый мной исключительно как замкнутый в себе нелюдимый одиночка. А он, оказывается, ещё и умудрялся быть в курсе школьных сплетен. — Не должен. Но мне захотелось, — тон сменился на более нежный, а руки вновь поймали мои ладони, будто пряча их и оберегая. — Мне нравится радовать тебя, Лира. Пожалуйста, прими это и просто позволь наслаждаться твоими эмоциями. — Так и знала, что есть какой-то подвох, — делано-недовольно поморщилась я, — оказывается, всё дело в моих эмоциях. Оминис тихо рассмеялся, прижимая мои ладони к своей груди. Вибрация его мягкого смеха прошла сквозь мои пальцы. — Ты очаровательна в своих эмоциях. Не нужно этого стесняться. Мои щёки полыхнули румянцем. Хотелось продолжить разговор о своей очаровательности, но в голове вдруг всплыла ещё одна важная тема: — Оминис, отец упомянул о каких-то дурных традициях Мраксов… касательно брака или что-то такое… я не совсем поняла. — Ты имеешь ввиду кроме кровосмешения и принуждения к использованию тёмной магии? — сквозь старающийся казаться беззаботным голос прорывались презрение и ненависть. — Не знаю, отец сказал: «Мраксы не славятся терпением», и что ты… — я замялась, не зная, как сформулировать то неясное беспокойство, что всё же поселилось во мне после утреннего разговора, — что ты не станешь мириться с неповиновением, что тебе, как и всем другим, в качестве жены нужна лишь покорная кукла. К концу фразы горло сжалось, давя подступающие слёзы. Ну вот опять! Я же обещала не плакать сегодня. Но жестокие слова отца и глупые сомнения, что они посеяли во мне, жгли глаза каждый раз при одном только воспоминании. — О, Мерлин! Лира, — руки Оминиса отпустили мои ладони только чтобы обхватить плечи и осторожно, но крепко прижать меня к груди, — не стоит принимать близко к сердцу эти глупости. Наши родственники — просто кучка высокомерных эгоистов, ни во что не ставящих не только маглов или маглорождённых, но и собственных жён и детей. Мы не обязаны идти по их стопам, мы можем жить по своим правилам. Согретая теплом объятий и слов, я успокоилась. В биении сердца и тягучем, волнующем аромате так легко было забыть обо всём, а уж тем более о желании рыдать. — Мне не нужна «покорная кукла», я мог бы найти такую где угодно, если бы захотел. Мне нужен добрый друг для тихих вечеров, авантюрный компаньон для путешествий и… — Оминис ласково усмехнулся над моим ухом, — яркий фонтан эмоций, который не заткнуть никаким вбитым с детства этикетом. Я, не выдержав, рассмеялась, рассыпая по нежному кружеву момента яркие бусины своих, так ценимых Оминисом, эмоций.***
Весь зал сиял: сотни, если не тысячи, зачарованных свечей отражались в начищенном до блеска паркете, в высоких зеркалах, в серебре подносов и хрустале бокалов. Словно в медленном повороте калейдоскопа разноцветные платья гостей то формировались в сложные фигуры, то вновь разбредались, оставляя за собой шлейф шепотков. Как и на любом другом торжественном приёме я приветствовала знакомых, вела ничего не значащие разговоры с родственниками и старательно улыбалась. Но мои пальцы тем временем до хруста сжимали веер, а глаза то и дело возвращались к входным дверям, откуда вот-вот должны были появиться мой отец и мой будущий муж. Я волновалась, что в последний момент что-то может пойти не так. — Дамы и господа! — раздался наконец зычный голос, и фигура отца показалась в арке. — Я рад приветствовать всех на нашем небольшом традиционном семейном вечере… Я чуть не закатила глаза. На «небольшой семейный вечер» собралась половина волшебной Англии. -… в этом году ставшим совершенно особенным, — отец, быстро окинув взглядом зал, нашел меня и протянул руку, подзывая к себе, — благодаря счастливой новости, что я спешу сообщить Вам… -… практически с порога… моя дорогая дочь… яркая звезда семейного небосклона… навсегда покинуть отчий дом… Уши словно заложило ватой, сквозь которую доносились отдельные слова. Сердце билось уже где-то в горле. Меня безумно беспокоило, что я всё ещё не вижу Оминиса. Что, если отец передумал? Если объявит вовсе не о помолвке, а о том, что отсылает меня куда-нибудь в Дурмстранг, например? Я боялась, что ещё минута, и я либо начну неприлично кусать губы от волнения, либо не изящно упаду в обморок или сломаю, наконец, чёртов веер! -… не буду томить долгими разговорами… не мастер произносить длинные речи… передаю… со всевозможным уважением… молодому мистеру Мраксу… Зацепившись за родное имя я словно очнулась, вскидывая голову. Незаметной тенью, легко обходя застывшие во внимании фигуры, мой жених просочился в зал и к концу длинной речи отца оказался прямо за его плечом. Следуя за широким приглашающим взмахом, Оминис шагнул вперёд, но не развернулся к гостям, а приблизившись ко мне, взял в свои ладони мою руку и плавно опустился на одно колено на глянцевый паркет. По залу пронеслось дружное «а-ах». Этот жест не был принят среди аристократов — не пристало истинному джентльмену преклоняться перед дамой. И уж тем более, беря в жёны аристократку, никто и не думал спрашивать её согласия. Невесты продавались и покупались как дорогой красивый товар. Но было всё же в этом жесте нечто особенное. Нечто такое, от чего замирает сердце. Я была уверена, образ стоящего на одном колене наследника древнейшего рода заставил каждую девушку в этом зале покрыться мурашками. — Лира Денеб Блэк, окажешь ли ты мне честь?.. — тихий голос мягко скользнул по пальцам, проникая в самое сердце. Мерлин милостивый! Кажется, я забыла, как дышать. — Да, — вряд ли мой шёпот услышал кто-то кроме Оминиса, но это было и неважно. Мой ответ предназначался только ему. С довольной улыбкой Мракс склонился к моей руке и коснулся губами безымянного пальца, снимая чары невидимости с обручального кольца. Зал вновь ахнул: это был изящный ход. Зелёные камни в элегантном серебряном обрамлении сверкнули в свете свечей богаче изумрудов. Мне даже показалось, что внутри самоцветов заискрились крохотные звёзды. По команде отца оркестр заиграл медленный вальс и, поднявшись с колена, Оминис потянул меня за собой в переливы мелодии. Сопровождаемые вежливыми аплодисментами я и мой теперь-по-настоящему-жених одиноко покружились по центру зала около полминуты, после чего толпа начала разбиваться на пары, и к нам присоединились другие танцующие. Но я не замечала других. Как и несколько дней назад на балу Йоля в Большом зале Хогвартса, мир словно сузился, сжался в одну маленькую точку, в центре которой Оминис нежно и надёжно обнимал меня. «Я люблю, люблю, люблю, люблю тебя», — невысказанные слова бились внутри меня в такт сердцу. Я удерживала их изо всех сил: не сейчас, не здесь, не в доме моего детства, не среди всех этих надоевших лицемеров. Позже, в нужный момент, когда мы останемся только вдвоём. И когда я буду уверена, что моё признание не встретят молчанием. Пролетели минуты, сменилась мелодия, танцоры выстроились в два ряда на контраданс, ко мне привычно потянулись руки соседей, чтобы разбить колонну на сеты — всё мелькало где-то на краю сознания. Я не задумываясь исполняла знакомые с детства фигуры, хотя не вспомнила бы сейчас даже название танца. Я не могла оторвать взгляд от Оминиса, не могла отпустить его руку. Он был словно яркой свечой во тьме, единственным светом во мраке. Он дарил мне спокойствие и в то же время наполнял необъяснимым трепетом. И он знал это! По чуть ехидной усмешке на губах я видела, что Мракс понимает, как действуют на меня его присутствие и его прикосновения, и наслаждается моими эмоциями. И это было жутко стыдно. Но что я могла поделать? Перестать чувствовать? Чуть только мелодия сменилась в очередной раз, незаметно подошедший отец с вежливой улыбкой оттеснил от меня Оминиса и сам повёл в вальс. — Перестань строить из себя влюблённую дурочку, — отец всё так же улыбался, чтобы со стороны казалось, будто он рассказывает мне нечто забавное или поздравляет с помолвкой, но голос был холодным и жёстким, как лёд. Сплошное притворство. Как и всегда в этой семье. Как же я от этого устала. — Ты в первую очередь дочь хозяина дома. Развлекай гостей. Это твоя обязанность. Розовый туман перед глазами окончательно развеялся. Я чуть заметно кивнула, чтобы отец не подумал, будто я пропустила его слова мимо ушей. Конечно, быть красивой куклой, как я могла забыть? Невеста или нет, до свадьбы я часть этой семьи и, значит, обязана следовать правилам. Когда последние ноты вальса затихли, отец подвёл меня к группе немолодых дам, тут же вовлёкших меня в разговор о каких-то якобы совершенно потрясающих французских шляпках. Я старательно улыбалась и пыталась поддержать беседу, изо всех сил заставляя себя забыть, что где-то в толпе этих одинаково скучных людей таится величайшее сокровище в лице Оминиса Мракса. Я переходила между группами гостей, принимала неискренние поздравления с помолвкой, задавала никому не нужные вопросы о здоровье чьих-то тëтушек, отвечала заученными фразами на встречные, вновь танцевала с отцом, с братом, дядей Финеасом и многочисленными кузенами. Даже вела лёгкую непринуждённую беседу во время кадрилей и степенных контрадансов. Безукоризненно выдрессированная, послушная дочь. Такой ты хотел меня видеть, отец? Взяв у подошедшего эльфа бокал с водой, я на несколько мгновений расслабилась, отпуская надоевшую искусственную улыбку. Никогда ещё торжественный приём не был для меня столь изнурительным. Я всегда любила танцы и бессмысленные беседы, занимающие паузы между ними, теперь же всё это казалось пустой и глупой суетой. Словно, появившись в моей жизни, Оминис принёс в неё нечто настоящее, на фоне чего весь прежний мир оказался не очень удачной подделкой. Обтянутых молочным кружевом плеч коснулись ладони. Такие знакомые и родные. — Устала? — шепнул Оминис. Он обладал какой-то невероятной эмпатией, умудряясь чувствовать то, что никогда не могли разглядеть другие. А возможно, в отличие от всех остальных, ему просто было не всё равно. Я кивнула, наслаждаясь теплом его рук. Хотелось, шагнув назад, коснуться спиной груди Мракса, превратив легкое прикосновение в объятие. Но я, конечно же, не посмела. — Давай уйдём? — соблазнительно предложил сладкий шёпот у уха. — Я… не могу, — так хотелось согласиться и сбежать из душного переполненного зала, но я боялась гнева отца, — я обязана быть здесь. Я думала, что на этом Оминис, довольный своим маленьким шоу и явно сторонящийся иных контактов с окружающими нас древнейшими семействами, попрощается и уйдёт, но вместо этого, издав демонстративно-измученный вздох, он вдруг положил мою ладонь на свой локоть и, подсветив алым огоньком пространство, направился к паре гостей из тех, с кем я ещё не успела пообщаться сегодня. — Добрый вечер, мистер Грей, миссис Грей, — Мракс учтиво наклонил голову в приветственном поклоне, — очень рад встретить Вас, давно не предоставлялось случая… Да, мы с ним были друзьями… Да, Азкабан, два года, но его сестра… несомненно, очень жаль, такая потеря… Вот и моя невеста невероятно сочувствует… Я с трудом оторвала восхищенный взгляд от жениха и включилась в общую беседу. Какое же ты невероятное сокровище, Оминис! Сколько ты уже сделал для меня за столь короткий срок! И за что мне только дано было право разглядеть тебя и быть избранной тобой?***
В этом году зимние месяцы в Хогвартсе выдались необычайно сказочным. А может, просто я впервые увидела их такими сквозь яркую искрящуюся дымку своих новых чувств? Неожиданно оказалось, что зима — это не только мороз, лишний раз не позволяющий выбраться из замка, сквозняки, что гуляют по коридорам, гасят факелы и забираются под подолы тёплых юбок и плотных мантий, и ленивая, сонная скука, которая окутывает гостиную под вечер. Зима — это широкие тёплые пледы, в которые так приятно кутаться, сидя вместе у камина, горячие чашки с чаем и горячим шоколадом, о которые можно греть ладони, рассуждая об использовании имбиря и корицы в кулинарии и зельеварении. Зима — это отличный повод держаться ближе друг к другу, не вызывая подозрений. Вернувшись с каникул, мы с Оминисом сразу же облюбовали уютный уголок в гостиной, где проводили совместно практически все свободные вечера за выполнением домашних заданий, игрой в шахматы, чтением книг и, конечно, за долгими беседами обо всём на свете. Я могла часами восхищенно наблюдать за своим женихом, рассказывающим сложнейшую теорию магии, выходящую далеко за пределы школьной программы. Местами я понимала через слово, но меня невероятно увлекал энтузиазм, с которым Оминис делился своими знаниями, размышлениями и выводами. Никогда раньше я не слышала, чтобы он так охотно говорил о чём-либо. На уроках Мракс редко отвечал, да и в компании с Сэллоу чаще отмалчивался. Теперь же он как будто раскрывался, позволяя мне взглянуть на настоящего Оминиса Мракса — невероятно умного, эрудированного, обаятельного и вместе с тем невозможно нежного и чуткого. Он каждый раз безошибочно отмечал момент, когда я начинала уставать или засыпать, и сам закрывал мои учебники, мягко улыбаясь и желая сладких снов. Мы редко выбирались вместе в Хогсмид — зима выдалась снежной, а во время снегопадов Оминису сложнее было ориентироваться с помощью волшебного зрения, и он старался не выходить лишний раз из замка. Но с наступлением весны наши вечера в гостиной разбавились прогулками по школьной территории и за её пределы. Иногда мы выбирали случайную тропинку и шли по ней, разговаривая, пока через пару часов, совсем заболтавшись, не обнаруживали себя в совершенно незнакомом месте. Однажды мы набрели на небольшой лагерь браконьеров, и пока я стояла, застыв от неожиданности и забыв прикрыться даже банальным Протего, Оминис в два счёта обездвижил и обезоружил троих мужчин, напоследок привязав их к дереву, и отпер зачарованную клетку с перепуганной болтрушайкой. В один из апрельских дней мы, поддавшись на уговоры тёплых солнечных лучей, отправились к опушке Запретного леса, где уже начинали появляться первые весенние цветы. Только выманив нас из-под защиты замковых стен, хитрый ветер атаковал со всех сторон, бросив ленты капора мне в лицо, чуть не украв цилиндр Мракса и размотав его шарф. Невольно улыбаясь и пытаясь выпутаться из лент, я бросилась помогать жениху. Стараясь одновременно спрятать лицо от ветра и достать край длинного шарфа из-за спины Оминиса, я оказалась неожиданно близко к нему, а в следующий момент поняла, что заперта в кольце рук, а губы Оминиса осторожно касаются моих. Я замерла, не зная, что делать и нужно ли что-то делать вообще, и предоставляя жениху право решать и действовать за нас двоих. В конце концов, а какой ещё должна быть истинная леди? Скромной, послушной и безропотной. Правда тут же я вспомнила, что Оминису нравится, когда я плещу эмоциями, но единственный всплеск, который я могла сейчас выдать — это восторженный визг, что было явно не к месту. В качестве компромисса я мягко положила ладони на плечи Мракса и совсем-совсем слегка потянулась ещё ближе, привстав на носочки. После этого, первого, поцелуя я только и думала, что о следующих. Но будучи воспитанной девушкой, разумеется не могла просить, делать намёки или, упаси Мерлин, проявлять инициативу. Поэтому каждый вечер, когда гостиная пустела или погружалась в свои дела, я будто совершенно случайно вновь оказывалась слишком близко к Оминису: наклонялась поправить галстук, убрать пылинку с плеча или задавала какой-то вопрос так тихо, что приходилось шептать почти на ухо. Судя по тому, как жених улыбался и тянулся навстречу, он с лёгкостью разгадал мой план, но был вовсе не против поддержать его. — Хочешь, сыграем в игру? — заявил однажды Мракс, когда я в очередной раз задумчиво втягивала воздух возле его шеи. Я и раньше замечала тонкие загадочные ноты парфюма Оминиса, но теперь, постоянно оказываясь на расстоянии поцелуя, я с головой погрузилась тайну этого аромата. Горьковатый, травяной, тягучий и завораживающий. Он одновременно успокаивал и будоражил меня. — Игру? — я заинтригованно наклонила голову, чуть не коснувшись ухом плеча жениха. — В моём парфюме 4 компонента, — Оминис пытался говорить спокойно и серьёзно, но я видела, что он с трудом сдерживает смех, — можешь попробовать угадать их, я даже дам тебе несколько подсказок. — А почему бы тебе просто не рассказать? — спросила я, тоже начиная улыбаться. Если честно, мне было всё равно: угадывать ароматы, есть драже Берти Боттс, складывать родинки на щеке Оминиса в созвездия — с ним я готова была делать, что угодно. — Мне любопытно наблюдать за твоими попытками. Ах да, разумеется: я искрю своими эмоциями, а Мракс, как обычно, слушает и делает выводы. — А что будет, если я угадаю? — я даже закусила губу, стараясь сдержать растягивающуюся до ушей улыбку: мне было безумно любопытно, что задумал жених, и есть ли у его идеи какое-то двойное дно. — Хм, — Оминис сделал вид, что размышляет над ответом, но не успела я вообразить что-то жутко неприличное, как… — я принесу тебе с кухни печенье. Я, не выдержав, прыснула, Мракс подхватил меня тихим хихиканьем и вот уже через пару секунд мы оба совершенно неэтично хохотали, как гиппогрифы, заставляя всю гостиную в недоумении оглядываться на нас. Я обожала такие моменты. Как бы потрясающе не выглядел Оминис во фраке, ведя светские беседы и танцуя лендлер, сейчас, такой домашний, сидящий в вязаном свитере с чашкой чая и искренне смеющийся над разными глупостями, он был настолько милым, что моё сердце просто переполнялось от нежности. Игра с угадыванием растянулась почти на неделю, ведь коварный Мракс давал мне не больше двух попыток в день. Но я и не жаловалась: вне зависимости от результата, каждый раз я получала поцелуй, а это было намного лучше любой разгадки. — Цитрус? — Да. — Да, я угадала? — Ты угадала, что это цитрус. Конкретнее. — Нероли? — Нет. — Апельсин? — В некотором роде. Кстати, попытки закончились. — Бергамот! — Что бергамот? — Цитрусовая нота — это бергамот! — Сама догадалась? — Возможно… Девушки не раскрывают своих секретов. — Хорошо. Второй компонент? — Полынь. — Мимо. И лимит на сегодня исчерпан. — Это же была всего одна попытка! — Ты потратила одну на бергамот. — Но я же сразу назвала его верно! — Уверена, что хочешь спорить? — Нет. — Тимьян? — Нет. — Шалфей? — Нет. — Ну дай мне подсказку! — Вечнозелёное растение тропического или субтропического климата семейства Миртовые… — Стой! — я бросилась к справочнику трав, который теперь постоянно таскала с собой и листала до поздней ночи. — Эвкалипт? Серьёзно? — Я не слышу, что ты говоришь, твои две попытки уже истекли. — Оминис Мракс, ты невыносим! — Претензии от возмущённых невест я принимаю исключительно в письменном виде с пяти до семи по четвергам. — Интересное дело… и много у тебя возмущённых невест? — Эвкалипт. — Принято. — И… я застряла. — Что? В кресле? Что ты такое с ним дела… — Оминис! В загадке! Я понятия не имею, в каком направлении искать два остальных компонента. — Попробуй в ореховом. — Миндаль? Горький миндаль! — А ты догадливее, чем кажешься. — Ах ты! Когда, говоришь, принимаешь жалобы? — Свежескошенная трава? — Холодно. — Сено? — Ты считаешь, от меня пахнет сеном? — Там точно есть что-то травяное… — Да, эвкалипт. — Да нет же, ещё что-то. — Поговорим об этом завтра. — А если я хочу сегодня? — Что именно ты хочешь сегодня? — Я отказываюсь отвечать на такой провокационный вопрос. — Горечь — от миндаля, свежесть — от эвкалипта, от бергамота такая. затаённая яркость что ли… — У тебя потрясающая способность характеризовать парфюмерные ноты, напомни, какая оценка у тебя по зельеверению? Профессор Шарп явно недооценивает твои таланты. Я показала Оминису язык, зная, что сейчас он «видит» меня и, дождавшись ответной усмешки, продолжила размышления: — Четвёртый ингредиент определённо должен быть травяным или пряным. Это точно не полынь? — Думаешь, я тебе соврал? — Нет, но ты мог меня специально запутать. — Как бы я посмел? — Значит, это не пряность в чистом виде? — Нет, это растение с пряным ароматом. Ты очень близка. — Да, ещё немного и я просто уткнусь в тебя носом. — Я имел ввиду, близка к разгадке, но и в этом смысле тоже, да. — Тебе неприятно? — Этого я не говорил.***
— Чëрт с ним, с печеньем, Оминис, я сдаюсь, — к концу недели я уже подумывала, что проще будет найти и стащить у Мракса бутылочку парфюма и разделить её на ингредиенты, как зелье для урока по противоядиям, чем угадать этот Мерлинов четвертый компонент. — Неужели? Так быстро? — голос жениха привычно струился сарказмом. — Смеешься? Хочешь, чтобы я мучалась до лета? — Так и быть, прекратим твои «мучения», — усмехнулся Оминис. — Это пачули. — Что? Не может быть! — я потянулась к Мраксу, намереваясь убедиться, но второпях потеряла опору и неграциозно плюхнулась на широкое кресло рядом с Оминисом, ударившись подбородком о его плечо. — О-ох, осторожнее! Мне, конечно, приятно твоё рвение, но целая невеста мне дороже. Я чуть поёрзала, устраиваясь в кресле удобнее, и вновь потянулась носом к шее жениха. — Удобно? — улыбнулся Оминис, обхватывая меня руками и прижимая к себе. — Очень, — смутилась я, но глупо было отрицать очевидное, — боюсь только, со стороны мы выглядим жутко неприлично. — Что ж, тогда видимо придётся поискать место поукромнее. Щёки привычно полыхнули стыдливым румянцем. Я безумно хотела остаться с Оминисом вдвоём где-нибудь в тишине и темноте, как в день нашей помолвки. С того дня я так и не набралась смелости признаться ему в чувствах. Словами, я имею ввиду. В том, что Мракс давно всё понял по бешеному биению моего сердца, я не сомневалась. — Хорошо, но только если и ты угадаешь все ноты моих духов. Их, кстати, тоже четыре, — не желая сдаваться слишком легко, я попыталась повторить трюк жениха с загадками. Вот только я не учла один момент. — Уверена, что хочешь сыграть именно так? — на губах Мракса мелькнула слишком уж коварная улыбка. Я сразу заподозрила, что где-то просчиталась, но пока не могла понять, где именно. — Д-да… — Ландыш. Зелёное яблоко. Ваниль. Мята. Я открыла рот, но так и не смогла подобрать слов и молча хлопала глазами, наверняка со стороны походя на удивленную золотую рыбку. — Как ты…? — Лира, мне иногда кажется, что ты не в полной мере осознаешь, с кем обручилась, — Оминис, тепло улыбаясь, притянул меня ближе. — Звуки… — нежный шёпот у самого уха, и мурашки разбегаются стаями. — Запахи… — кончик носа скользит вдоль шеи, я судорожно вдыхаю и сглатываю комок в горле. — Прикосновения… — губы едва ощутимо касаются ключицы, а пальцы легко пробегают вдоль позвоночника, останавливаясь между воротом рубашки и кромкой волос. На обнаженной, чувствительной коже. Меня бросает в дрожь. Зажмуриваясь, я стискиваю в руках край форменного жилета Оминиса, молясь, чтобы никто из одноклассников не смотрел сейчас в нашу сторону. — Единственные ориентиры для живущего в вечной тьме, — будничным тоном заканчивает Мракс, отстраняясь. — Тебе никогда не переиграть меня на этом поле. Поражённо распахиваю глаза: Оминис самодовольно улыбается. Я тяжело дышу, пытаясь успокоить сердцебиение, всё так же сжимаю в пальцах его жилет, по всему телу наперегонки мчатся табуны мурашек, собираясь где-то в животе. И ниже. А мой жених упивается моим волнением, как жмыр — топлёным молоком. — Ты! Невозможный! — я наконец разжимаю руки, только чтобы упереться ими в грудь Мракса. — Провокатор! И наглец! — Прости, — извиняющимся голосом произносит Оминис, ловя мои ладони и чуть сжимая их в своих, — это было слишком? Я не знаю, что сказать и вместо ответа просто обхватываю его руками, ныряя в объятие, прижимаясь щекой к груди. И довольно улыбаюсь, слыша, что сердце Мракса стучит немногим медленнее моего. В тот вечер мы остались в гостиной и продолжили вызывать недовольные (а на самом деле, уверена, завистливые) взгляды своим чересчур счастливым видом. Но на следующий день после ужина, Оминис неожиданно утянул меня куда-то в сторону от нашего обычного пути. Я заинтриговано следовала за ним по коридорам и лестницам, пока мы не остановились у загадочного часового механизма, оказавшегося потайным входом в просторное помещение, скромно прячущее укромные уголки в полумраке. — Что это за место? — попыталась я с любопытством оглядеться, но Оминис не позволил мне уйти далеко, поймав за рукав мантии и увлекая в объятие. — Это долгая история, я обязательно расскажу тебе её… позже, — моя внутренняя любознательность хотела было возмутиться и потребовать немедленного рассказа, но последовавший поцелуй отбил всякое желание разговаривать. Мерлин Всемогущий и Великие Основатели! Понятия не имею, можно ли этому научиться, или Оминис Мракс просто был рождён для поцелуев, но от его нежности у меня подкашивались ноги. Я готова была целую вечность стоять, опираясь спиной о холодную каменную колонну, и подставлять лицо горячим губам. В этот момент я была счастлива, как никогда. Но, видимо, именно это бескрайнее счастье переполнило чашу терпения моей судьбы, потому что всё рухнуло в один момент. Оминис вдруг отшатнулся, разрывая поцелуй. В полутьме зала я не могла чётко разобрать выражение его лица, но больше всего оно было похоже на страх. Ужас. Панику. — Мне, кажется, немного… нездоровится, — голос Оминиса дрожал, как и его пальцы, касающиеся моей скулы. — Мне, пожалуй, стоит какое-то время побыть одному. Если ты не против. А что мне оставалось? Испуганная и поражённая резкой реакцией жениха, я ещё долго стояла одна в потайной комнате, приходя в себя. «Какое-то время» растянулось до самого лета. Я терпеливо сносила вынужденное одиночество, не смея навязывать Мраксу своё общество и окунувшись с головой в учёбу. Многие предметы неожиданно оказались интересными: при перечитывании конспектов в мыслях всплывали фрагменты «лекций» Оминиса, хотя я и думала, что ничего не запомнила из его объяснений. Готовиться к контрольным, то и дело слыша в голове шёпот Мракса, было довольно увлекательно и, к гордости дядюшки Финеаса, год я завершила блестяще. На бал после окончания учебного года Оминис не пошёл. В качестве извинения он прислал букетик ландышей и записку со словами: «Обещаю, мы потанцуем в следующий раз». Я даже не успела как следует попрощаться с женихом перед долгой разлукой летних каникул — он уехал рано утром, не простившись. Летом Оминис продолжал отвечать на мои письма, и это вселяло надежду, что всё в порядке, что осенью, когда мы вернемся в Хогвартс, возобновятся и наши совместные вечера в гостиной и нежные прикосновения и такие сладкие поцелуи. К слову о поцелуях… Решив не терять зря времени, я провела почти всё лето, изучая культуру и быт других стран и составляя примерный план наших с Оминисом грядущих путешествий. Книги я тайком заказывала с континента и забирала в небольшом магазинчике в Косом переулке, откуда Нетли тут же доставляла их в мою комнату. Кроме красочных атласов, разнообразных карт и брошюр с описанием достопримечательностей Европы в надежно запертом личной магией шкафчике хранились и любовные романы. Французские. Иногда настолько подробные и откровенные, что на середине очередной сцены я, бывало, со стыдливым ужасом захлопывала книгу и бежала умываться холодной водой в попытках смыть яркий румянец со щёк. Частенько после прочитанного мне снились невероятно яркие и жутко возбуждающие сны, отчего я просыпалась затемно и, засветив волшебную палочку, находила оставленную книгу и возвращалась к недочитанной главе. Как-то сама собой у нас завязалась переписка с мадам Моруа — автором некоторых из прочитанных мною романов и, как оказалось, организатором женских курсов о семейной жизни. Леди Эмилия, узнав о моём желании увидеть Париж, тут же прислала мне длиннющее письмо с подробным описанием всех мест, которые мне обязательно нужно посетить во французской столице, загородных резиденций, куда стоит съездить и людей, которым необходимо нанести визит. В ответ я выразила свой восторг её рекомендациями и надежду на личную встречу. Мадам Моруа пообещала мне индивидуальную экскурсию по Парижу, а также пригласила на свои курсы, которые она ведёт каждый сентябрь, когда её сын Андрэ отправляется на учёбу. Я поблагодарила за приглашение, вежливо расспросила о сыне и его учебе в Шармбатоне, а затем, в свою очередь, сообщила о недавней помолвке и поделилась своими опасениями, что совершенно не знаю, как быть правильной женой. После этого письма от Эмилии приходили чуть не каждый день: она одобряла мою продуманность и желание заранее ознакомиться с некоторыми аспектами семейной жизни, уверяла, что нет ничего предосудительного в чтении юной леди французских романов и уж тем более в том, чтобы видеть в снах своего жениха (пусть и в несколько непристойном виде). Письма от мадам Моруа я хранила под периной и иногда зачитывалась ими ничуть не меньше, чем её откровенными романами. К наступлению осени я была до предела наполнена ожиданием нашей с Оминисом встречи, словно бисквитный торт, пропитана предвкушением и фантазиями, розовыми мечтами о совместных вечерах в гостиной Слизерина и надеждами на прекрасную жизнь после свадьбы. Поэтому ничего удивительного в том, что судьба в очередной раз посмеялась надо мной. Этой осенью Оминис был холоден, как никогда. Он не избегал меня в открытую, но односложно и нехотя отвечал на вопросы, постоянно был занят какими-то своими делами, копаясь в старинных фолиантах и официального вида документах, больше не целовал мне руки по утрам, не просил читать новости за завтраком и не желал сладких снов поздними вечерами. Мракс будто забыл, что мы обручены и вновь видел во мне лишь одну из своих одноклассниц. Какое-то время я ещё держалась: делала вид, что всё в порядке, старалась не беспокоить его, надеясь, что скоро эта отстранённость пройдёт, и всё между нами снова будет, как полгода назад. Но на мой день рождения Оминис неожиданно заявил, что после свадьбы вовсе и не собирается отправиться в путешествие вместе со мной. Я была поражена. Предана. Разбита и разрушена до основания. «Прости, что не оправдал твоих надежд». Вот так, в несколько слов рассыпались все мои планы и мечты. Подосланные судьбой черти, подкравшись, применили мощнейшее Акцио и отобрали у меня всё, что было дорого. И если что-то ещё могло в этот момент сделать меня более ничтожной, так это ослабевающая с наступлением совершеннолетия иллюзия, скрывающая уродство на моей щеке. С каждым днём обновляемые дядей Финеасом чары рассеивались всё быстрее. Если на младших курсах я заглядывала в кабинет директора раз в месяц, то уже через неделю после того, как мне исполнилось семнадцать — чуть не на каждой перемене. В конце концов дядюшка вспылил, сунул мне в руки старинную книгу по магии иллюзий и запретил показываться ему на глаза. Несмотря на то, что я и раньше самостоятельно практиковалась, полностью спрятать родимое пятно и продержать иллюзию в течение нескольких часов мне удалось только через долгих четыре дня, которые я провела в больничном крыле, скрываясь ото всех. Лишь однажды за это время, в очередной раз разочаровавшись в себе и своих способностях, я покинула убежище и, прячась в тени коридоров, отправилась на поиски той самой, окруженной сплетнями «новенькой», что владела некой Древней магией. Правда мои страдания оказались напрасными: когтевранка, деловито осмотрев мою щёку, заявила, что с девяностопятипроцентной вероятностью просто снесёт мне голову, но если я готова рискнуть, она согласна попробовать. Ненормальная. Наконец я смогла вернуться к обычной школьной жизни. Собственная магия Хогвартса подпитывала мою и, пока я оставалась в стенах замка, иллюзия более-менее стабильно держалась около суток. Теперь каждое моё утро начиналось с нанесения чар перед зеркалом. И с пересчитывания лент в изголовье кровати. Я вернулась к «нормальной» жизни, но это была жизнь человека, которому показали солнце, а затем бросили во тьму. Я неожиданно поняла, какой пустой и бессмысленной она была до помолвки с Оминисом и какой она стала вновь без него. Одни и те же лица, коридоры, лекции. Гостиная, Большой зал, кабинеты, библиотека. Стопки тяжелых фолиантов и кипы тонкого пергамента. И лестницы, лестницы, лестницы. Каждый мой день был похож на предыдущий. Будто каждую ночь кто-то переворачивал маховик времени, заставляя меня вновь и вновь проживать одно и то же. Чтобы не сойти с ума, я начала каждый раз перед сном повязывать на деревянный столбик кровати цветную ленту: белую — в понедельник, синюю — во вторник и розовую — в среду. Каждый день обрёл свой цвет, чтобы хоть немного отличаться от предыдущих. Однажды на вопрос одноклассницы «завтра ведь уже суббота?» я мимоходом бросила: «да, серебряный день», и только сообразив по направленным на меня изумлённым глазам, что сболтнула что-то не то, поспешила сделать вид, что просто оговорилась. Каждый день я изо всех сил старалась вспомнить, как быть Лирой Блэк. Ведь до того, как весь мой мир начал вращаться вокруг Оминиса Мракса, он крутился вокруг чего-то иного? У меня были подруги, с кем можно было поболтать в перерывах между занятиями, любимые книги, что я перечитывала перед сном, резная шкатулка с украшениями, в которой я долго копалась по утрам, тщательно выстраивая свой образ из мелочей. Я и сама не заметила, как это куда-то исчезло: подруги, ещё прошлой зимой привыкнув к мысли, что всё время я провожу с женихом, перестали подходить; книги оказались вдруг неинтересны и скучали в тумбочке, а шкатулка — у зеркала на комоде: мне не было смысла наряжаться для Оминиса, и я давно обходилась простыми серьгами и лентой для волос. Продираясь сквозь унылую, серую топь одиноких будней, я пыталась найти что-то надежное, чтобы зацепиться и вытащить себя обратно в яркую весёлую жизнь избалованной чистокровной красавицы. Но только я начинала взбираться вверх, нащупав, кажется, устойчивую опору, как где-то сбоку мелькал до боли знакомый алый огонёк волшебной палочки или слышался мягкий голос, отвечающий на уроке. И я вновь соскальзывала, падая в зыбкую муть. Я невозможно скучала по Оминису, а его образ словно назло преследовал меня повсюду.***
— Может кто-нибудь внятно ответить, чем пахнет Амортенция? — до конца урока оставалось не больше десяти минут, почти все зелья уже были закончены и теперь переливались в маленькие фиалы, а профессор Шарп бродил между котлами, напоследок пытаясь вытянуть из уставших семикурсников немного теории. Выскочка Забини тут же радостно защебетала на весь класс: — Сэр, Амортенция пахнет для каждого по-своему, в зависимости от того, что нравится. Я, например, чувствую запах карамели, это моё любимое лакомство, и полироли от метлы — я люблю летать, хотя меня и не берут в команду по квиддичу, а ещё… — блондинка захихикала, стреляя глазами в сторону Гаррета Уизли. Карамель, полироль… Какие глупости. Назвала бы ещё тыквенный сок или зубную пасту! Наклонившись к перламутровым переливам жидкости в котле я осторожно вдохнула и тут же резко отвернулась, притворившись, будто пар защекотал мне нос. Пачули. Бергамот. Эвкалипт. Горький миндаль. Моё зелье пахло Оминисом и только им. И это было обидно до слëз. Мракс стоял за дальним столом, не обращая на меня на капли внимания, а передо мной был целый котелок, до краëв наполненный им. Хотелось нырнуть в этот аромат, выпить весь котёл до дна или попросту утопиться в нём с тоски. — Благодарю, мисс Забини, мы услышали более, чем достаточно. — Профессор, а Амортенция может менять запах со временем? Ну например, если я через десять лет… — Разумеется! — чей-то резкий голос оборвал это сиропное любопытство. — Если только ты и в сорок лет не будешь восторженно ахать от сладкой ваты и розовых пони! И только когда весь класс застыл в молчании, повернувшись ко мне с круглыми от удивления глазами, до меня дошло. — Мисс Блэк, мы все несомненно ценим Ваше мнение, но прошу Вас всё же зайти к директору после занятия, — тяжело вздохнув, кивнул мне профессор Шарп. — Хотя по сути Вы правы: покуда с возрастом меняются предпочтения, меняется и аромат Амортенции. Пока нет задокументированных случаев, когда это зелье пахло бы одинаково для мага на протяжении всей его жизни. — А как же истории об истинной любви, когда влюблённые спустя годы находили свою вторую половинку по запаху Амортенции? — дурацкие вопросы одноклассниц не прекращались, и я, собирая вещи в сумку, со всей силы сжимала губы, чтобы не высказаться ещё и по этому поводу. — Мисс Майер, я бы на Вашем месте не принимал беллетристику за серьёзный источник информации.***
— Лира, что происходит? Преподаватели отмечают, что ты стала невнимательной, начала хуже учиться, а теперь ещё и грубишь одноклассникам! Где твои манеры? — я сидела на жутко неудобном стуле с высокой деревянной спинкой, который сейчас беспокоил меня намного больше, чем сетования дядюшки Финеаса, разгуливающего передо мной с заложенными за спину руками. — Я вынужден переговорить о твоём дурном поведении с мистером Мраксом… — С кем? — я вскинула голову, чуть не вскакивая с места. — С твоим женихом, — удивлённо пояснил дядюшка, — или ты уже забыла, что обручена? — Нет, не забыла, — я стиснула зубы, чтобы не наябедничать, что, похоже, это Оминис забыл о нашей помолвке. — Просто не понимаю, какое отношение он имеет к моему поведению. — Ты — его невеста, а значит, он несёт за тебя ответственность, — от возмущения брови директора поползли на лоб. — У меня целая школа бестолковых и ужасно воспитанных детей, позволь хотя бы проблемы собственной племянницы не взваливать на плечи. — Конечно, профессор, — встав, я сделала вежливый книксен, ставя точку в этом глупом разговоре, — напомните, пожалуйста, моему дорогому жениху, что его невеста совсем отбилась от рук. И пока дядюшка не успел прийти в себя от такой неслыханной дерзости, я выбежала из его кабинета и спешно застучала каблучками школьных туфель вниз по лестнице. Всю следующую неделю я замедляла шаг, проходя мимо Оминиса, в надежде, что после беседы с директором он выскажет мне… чёрт возьми, хоть что-нибудь выскажет: отругает, пожалеет, восхитится моими эмоциями в конце концов. Мерлин, пожалуйста, пусть он хотя бы сделает вид, что ему не всё равно! К наступлению зимы зыбкая муть внутри меня слежалась, уплотнилась и всё чаще взрывалась вспышками отчаяния. В такие моменты я либо разражалась слезами, либо спешно закрывала рот, чтобы не накричать на окружающих. Я чувствовала, что скоро просто сама взорвусь от сдерживаемых эмоций или совершу нечто непоправимое. Но где-то внутри этой клубящейся серости моего одиночества алела искра надежды: Оминис обещал мне танец на Йольском балу. Всегда верный своему слову, он не нарушит обещание. А значит, я снова окажусь в его объятиях, пусть всего лишь на несколько минут. Возможно, этого будет достаточно, чтобы разломить ледяную стену, что Мракс возвёл между нами.