Ивент №4

Я начинаю вести этот дневник, потому что не существует человека в этом мире, который мог бы узнать, что со мной произошло. Мне не хочется это признавать, но я боюсь. Страх захватил меня всего и не выпускает последние несколько месяцев. Я боюсь за свою жизнь, жизни других и других, у которых я эти жизни отнял. Но всё началось совершенно безобидно – я нуждался в деньгах. Это в самом деле обыкновенная ситуация в жизни того, кто постоянного заработка не имел, хотя... У меня был заработок с пасеки. Да, первое время я, как мне кажется, зарабатывал неплохие деньги, ну а потом спрос упал. Я этого даже поначалу не заметил: моя работа превратилась в хобби, хотя обычно это происходит наоборот. После осознания моей наступающей на пятки нищеты я так сокрушался, что соглашался на любое дело. Помогал даже там, где в жизни не согласился бы помочь, а участие своё я объяснял бескорыстной добротой с благодарностью в виде небольшой оплаты. Как сейчас помню, как ходил с высоко поднятой головой и заглядывал за заборы знакомых, наблюдая за тем, как они пропалывают грядки или латают крышу. Ох, смех да и только, ведь я вёл себя как настоящий клоун! Помощи я просил только у высших сил, заперевшись дома ото всех. Даже мысли не допускал, что меня кто-то да услышит (как я ошибался). Тогда на меня снизошло озарение: я могу заниматься охотой! Помню, как в детстве ходил с отцом на охоту. Чаще, честно говоря, я был обузой и пугал своим громким хохотом всякую живность, после чего отец давал мне затрещину, и мы шли в другую часть леса. Мы так могли гулять целый день, а я совсем не уставал, не то что сейчас... Однажды эти гулянки должны были закончиться. Мне было девятнадцать лет от роду. Я тогда уже стал вполне достойным охотником, по крайней мере так говорил отец. В тот день я как обычно ушёл от отца в сторону вдоль бурлящей кристальной речки. Мне нравилось там гулять. Как сейчас помню: стемнело, туман. Я уже отошёл от реки, тишину леса разрезал хруст сухого хвороста под ногами. Тут я что-то почувствовал, остановился возле крепкого соснового ствола и развернулся к нему спиной, а напротив меня стояла медведица. Почему именно «она»? Чуть поодаль стояла пара медвежат. Будь это самец, я б там же и остался разорванным в клочья и съеденным без остатка. В тот день я стал победителем. Опомнился только когда отец снимал с медведицы шкуру, а я держал руку у левого глаза. Шла кровь, но с глазом всё было в порядке, только шрам остался. В ту ночь я впервые заплакал и помолился. В общем, я умел охотиться. Вспомнив об этом, я пошёл в бар и предложил нашему Покерману советовать идти ко мне раздосадованных посетителей. В тот же вечер ко мне пришëл N (он предпочёл не называть мне своего имени). Он был пьян и агрессивен. Я его выслушал. Мне предстояло избавить некого Секби от его правой руки. Та ночь разделила мою жизнь на «до» и «после». Я бы воззвал к Всевышнему, чтобы вернуться в тот день и всё исправить. Заказ был выполнен. Я был внешне твëрд, хотя моё нутро полыхало. На оговоренном месте я забрал скромный гонорар и оставил окровавленный свëрток с рукой бедняги от плеча. N принёс мне через несколько дней весть о том, что говорят люди, хвалил меня за исполнительность и сроки. Я был опустошëн, и половина его слов осталась вне моего понимания. Я не выходил из дома всё это время и почти не ел. Речь его окончилась тем, что он легко так, будто бы высказал глупую шутейку, попросил меня убрать Секби. Как это, убрать? «Модди, я сказал, что ты мог бы убить Секби» Я был уверен, он был трезв, и говорил весьма серьёзно. Он обязался поднять плату, не ограничивать во времени. Руки мои дрожали. Однако я согласился. На весах деньги оказались тяжелее совести. Я убил его без особого труда. Конечно, он был слаб, ещё не оправился после того раза. Секби не спал. Я – последнее, что он увидел перед тем, как я отсëк ему голову. После этого я не спал несколько дней. Не покидал дома и не забирал плату. На третью ночь мне удалось уснуть... Лучше бы я не засыпал. Ко мне явился Всевышний и уничтожил всё, что было дорого. Ещё он сказал что-то про проклятие, и я проснулся, больше не заснув. На следующий день я вышел в люди. Я помню, как видел свой топор у шей прохожих. Помню, как мной овладело странное желание, смешанное со страхом. Помню, как осознал, что хочу убить. Тогда мне сорвало крышу. Я ничего с того периода не помню, и слава Богу! Я лишил жизни пятерых или шестерых, что-то вроде того. Вспоминаю и ужасаюсь тому, какой я был омерзительный. Я не верю в искупление, поэтому просто бежал. Я понимал, что меня скоро найдут, поэтому собрал манатки и убежал в лес. Бежал я долго, взобрался на гору и упал на склоне без сил, не дойдя до вершины. Там я решил поселиться. Подумал, что если я буду выше, ближе к Богу, то смогу заслужить его снисхождение. Так оно и случилось. Сейчас я думаю, что тогда я был одержим совершенно не силами того Всевышнего, что меня спас. Я будто бы встретил другое божество, самого Бога Смерти, а сам стал его жрецом. Спускаясь к подножию горы, я всегда надеваю на лицо маску из черепа умершего козла. Их тут, наверху, не так много, поэтому я помню смерть каждого. Каждый раз боюсь, что спустившись ближе к нижнему миру, выдам себя и Он заберёт меня к себе. Я стану его марионеткой, Он станет снова убивать других моими руками, тем самым убивая меня. N. Ночами я думаю о нём и о том, что возможно видел Смерть прямо перед собой, разговаривал с ней. Лучше мне о таком не думать. Сейчас у меня всё хорошо. Я больше не убивал, даже для того, чтобы прокормить себя. Развожу козлов, но возвращаться ещё не планирую. Душе моей спокойнее здесь, на заснеженной вершине в лубяной избушке в шубе из медведицы, которую убил в свои девятнадцать. Пока я запись прекращаю. Напишу, если что-то ещё случится.