Даже после самой темной ночи на небе взойдет солнце

      Удивительное спокойствие родных горных вершин всегда действовало на него благотворно. Свежий воздух, более разреженный, чем там, внизу, легкий туман и вечная тишина — вот рецепт как быстро обрести равновесие в душе. «Будь праведен».       Но сегодня все это не помогало. Даже холодная вода источника не могла выбить из головы воспоминания о горячем теле, прижимающемся к нему на твердых неудобных камнях.       Для Лань Чжаня те несколько дней, что они провели в пещере горы Муси стали и кошмаром, и мечтой. Вэй Ин был так близко, совсем рядом. Он цеплялся за его руки, когда метался в бреду кошмара, звал по имени, когда приходил в себя ненадолго, а потом лежал на его коленях, пока наследник ордена Цзян уходил к озеру в надежде все-таки отыскать выход.       Лань Чжань шептал ему что-то успокаивающее и, кажется, даже напевал мелодию. Ту самую, что сочинил после отъезда приглашенных учеников из Облачных Глубин летом. Он плохо помнил, что именно делал, слишком снедаемый страхом и волнением. Но не позволял себе расслабиться и поддаться панике, захлестывающей с головой. Он должен был помочь, сделать все от него зависящее, чтобы Вэй Ин — яркий и солнечный Вэй Ин — остался жив. Просто жив.       Лань Чжань не мог уберечь Вэй Ина от всех ужасов Лагеря Перевоспитания, да ему и не требовалась помощь. Как же слажено и четко работала их группа под руководством ученика Пурпурной Паучихи! Лань Чжань каждый раз вспоминал, как еще здесь, в Облачных Глубинах, иногда видел Вэй Усяня, объясняющего что-то из учебного материала остальным адептам. Сам он никогда не мог найти общий язык со сверстниками, а те и не стремились найти к нему подход — никто, кроме Вэй Ина, который каждый раз продолжал шутить и пытаться разговорить его. Никто, кроме Вэй Ина, который относился к нему также, как и к остальным. И это наполняло душу Лань Чжаня ликованием и горечью одновременно.       Вэй Ин все время вызывал в нем слишком много противоречивых чувств. И он чуть не умер, прямо у него на руках.       Лань Чжань не смог бы себе простить, если бы это все-таки случилось.       Он уже потерял отца, не смог защитить ни дядю, ни брата. Одного ранили, а второй был вынужден бежать, спасая те немногие ценные свитки, что получилось унести из огня. Лань Чжань ничем не мог им помочь, но он мог помочь Вэй Ину. Он не должен был допустить его смерти.       Дорогу до Облачных Глубин Лань Ванцзи почти не запомнил. Только чудом его не поймали по пути, потому что бдительность покинула его сразу же, как Цзян Чэн с Вэй Усянем на руках скрылись за поворотом на пути в Пристань Лотоса. И Лань Чжань почти пошел за ними, почти готов был вырвать тело бессознательного юноши из чужих рук, но сдержался.       Он предпочел уйти прочь, вернуться в родной орден, где он нужнее сейчас. Он предпочел остаться в одиночестве, чтобы в полной мере осознать — жизнь без Вэй Ина уже будет не жизнь.       Знал ли он тогда, тем летом, которое закончилось совсем недавно, а по ощущениям было в прошлой жизни, что этот мальчишка не просто обхитрит его и проскользнет мимо, нарушая комендантский час, а точно тоже проскользнет в его мысли и сердце? Конечно, нет. Как же долго он злился — на себя и на него — за то, что не может выбросить из головы задорную усмешку, за то, что готов часами слушать его голос и смех, за то, что нарушения правил в его исполнении вызывает не злость и раздражение, а бесконечное восхищение умом и смелостью.       Его флирт выбивал из колеи, заставлял смущаться и желать большего. Лань Чжаню хотелось Вэй Ина схватить за плечи и тряхнуть хорошенько, мол, смотри! смотри, что ты делаешь со мной! Но Вэй Ин — он как ветер. Обласкает теплыми весенними порывами и умчится вдаль. Ветер невозможно поймать, им можно только наслаждаться, пока он не сменит вновь направление.       Лань Чжань искренне старался выбросить его из головы. После отъезда учеников он удалился в уединенную медитацию и с еще большим рвением налег на тренировки, но все равно продолжал прислушиваться к шелесту деревьев и пению птиц, в надежде, что эту естественную тишину разобьет звонкий смех.       А потом случились соревнования лучников в Цишане. И Лань Чжань узнал, что такое ревность. И Лань Чжань понял, что такое отчаяние. Ревновать к робкому, стеснительному юноше из ордена Вэнь казалось глупым, но он никак не мог перестать пить уксус, глядя на то, как Вэй Ин за него заступается. Краем глаза он наблюдал, как тот положил руку на чужое плечо и сжал, совсем слегка, но сердце забилось сильнее у него. Его Вэй Ин никогда так мягко не касался, не стремился приободрить физической близостью.       Лань Чжань ненавидел себя за ту черную, глухую ярость, что он испытал к Вэнь Цюнлиню, но ничего не мог с собой поделать.       И лобная лента в руках Вэй Ина только подлила масло в огонь. Чудовище внутри глухо заворчало, удовлетворенное картиной того, как аккуратно Вэй Ин держал полосу белоснежной ткани. Собственническое чувство внутри оказалось таким сильным, что Лань Чжань сам себя испугался.       Разве может быть спасение от таких чувств? Лань Чжань сомневался, что когда-нибудь будет спасен. Лань Чжань подозревал, что и не хочет никакого спасения.       В Облачных Глубинах он себе врал. На состязании лучников пришло осознание. Но только на горе Муси он смирился.       Вода в озере всколыхнулась, потревоженная резким движением человека. Лань Ванцзи, нахмурившись, уставился на собственную руку, как будто она сама, без его на то воли, обрушилась на спокойную водную гладь.       Видел бы его сейчас дядя, точно заставил бы переписывать раздел о благопристойном поведении не менее трех раз! Так неуважительно относиться к природе, да еще и к родным источникам! А брат бы точно стал задавать вопросы и непременно решил бы поговорить о чувствах Ванцзи. Нет, все-таки хорошо, что он здесь совершенно один. Пусть медитация и не помогла усмирить плоть и желания, но побыть в одиночестве после вынужденного длительного проживания с толпой людей поистине расслабляюще.       Лань Чжань прикрыл глаза и покачал головой. Что же с ним происходит? Разве не пошел бы он еще несколько месяцев назад в библиотеку, чтобы самому себе назначить наказание? А теперь что — радуется, что его никто не видел и дядя не станет читать ему лекции. Но Второй Нефрит ордена Гусу Лань уже все решил — он не станет принимать наказание в этот раз. Он принесет извинения природе за потревоженный покой, но он не станет больше отказываться от собственных чувств.       Вэй Ин чуть не умер. Он мог бы никогда его больше не увидеть. Он мог никогда ему не сказать ничего из того, что так волнует его душу.       Вэй Ин мог никогда не услышать его песню, его мелодию. И Лань Чжань бы никогда не узнал, понравилась ли она ему.       Решено, он обязательно признается ему при следующей встрече. Вручит свою лобную ленту, свое сердце и свою судьбу.