Вампир

Острое лезвие ножа легко ранило тонкую кожу, измученную многочисленными шрамами и ожогами. Осаму снова возвращается в это состояние. Он уже ничего не чувствует, когда алая кровь капает на пол в ванной. Его губы крепко сжались, а в голове было одно: «Ненавижу.» Нельзя чувствовать столько много, верно? Но сейчас его убивает чувство вины, стыд за свою слабость, несправедливость мира сего... Как он мог довести себя до этого сейчас? Ему настолько плохо, что он отказал друзьям во встрече, ведь притворяться совсем не хочется, он устал от себя. Он хочет умереть. Но нельзя. И он понимает это. Холодное лезвие касается запястья дважды. Мало, но нужно сдерживать себя. Дазай решил, что оставит 6 порезов на левой руке. Ведь столько букв по русскому языку в имени матери. Он правда ненавидел себя за её слёзы. Она плакала из-за него, беспокоилась, а вдруг он бы не нашёл дорогу обратно? Осаму с самого начала знал, что мать будет читать лекции, кричать, но не ожидал, что со слезами. Сколько же делов он наделал. Ему нужно успокоиться, он понимает это. Ведь так может и зайти дальше. Сейчас бы его успокоила новая книга. Да, Дазай тоже любил читать, и тоже любил тишину. Но не так сильно как Достоевский, например. Временами хотелось не только тишины, но и чтобы все умерли, кроме милых котят и остальных животных. Чем ближе к концу были цифры порезов, тем глубже Осаму резал кожу. Ванная забрызгана кровью, а запах железа уже не вызывал у мальчика тошноту. Мать будет дома ближе к вечеру, Дазай ещё успеет всё убрать. Поэтому затянув бинты на запястьях покрепче, чтобы остановить кровь, он решил идти в библиотеку. Мальчик был довольно шумным, но в таком месте как библиотека, он старался не издавать даже звука. Это было одно из мест, где Осаму мог не притворяться. Мог быть с недовольным лицом, мог посмотреть убивающим взглядом. Поднимаясь по ступенькам, он увидел здание во всю: белое, ничем не выделяющееся, с колоннами. Подале от библиотеки находился памятник Фёдору Михайловичу Достоевскому. Уже покрытый слоем крепкого льда фонтан одиноко находился слева от библиотеки. Зашедши внутрь, Осаму сразу ориентировался и повесил недавно купленную зимнюю куртку на вешалку. Внутри и снаружи была совершенно разная атмосфера. Теплота, свойственная только библиотеке: пахло очень знакомо, страницами книг и новых журналов. Необычное спокойствие и загадочная тишина. Книги. Книги были везде: на стеллажах, у входа, на столе библиотекаря, в руках у читателей, в руках у Достоевского, сидящего на стульчике у батареи. Осаму тихо поздоровался с, видимо, сильно занятой библиотекаршей, и также тихо подошёл к Федору. Самое милое, что можно только увидеть в библиотеке, по мнению Дазая, да и на весь день. Насупленные брови от явно не очень понравившейся сцены в книге слегка подрагивали, шелковистые волосы собраны в пучок. Опираясь локтем на ручку стула, ладонь правой руки касалась щеки, а взгляд задумчиво направлен в произведение. Величественно сложенная нога на ноге придавала властный вид. Казалось, что Достоевский находится на своём месте. Деревянный стул, на котором он сидел, напоминал королевский трон. – Привет. - Дазай невольно улыбнулся, хорошее настроение обеспечено. Фёдор кивнул, не отрывая взгляда от страниц, снова встретил этого придурка, от которого он «идет на дно». – Что читаешь? - довольно громко сказал Осаму. Достоевский слегка покраснел от стыда, бабушка неподалёку от них бормотала какие-то ругательства, а мальчик ойкнул. – Прости. - Выдал он. – Перед людьми, которым мешаешь извиняйся. - спокойным тоном ответил Фёдор. – Ладно. - Дазай прокашлялся и выдохнул. Всё-таки, он всегда почему-то становился дурачком перед вампиром, ему хотелось постоянно удивлять и веселить его. Осаму собрался с возможными силами и крикнул на весь читательский зал: – Простите, пожалуйста! Я больше так не буду! Достоевский расширил от удивления свои спокойные глаза, и, взяв глупо улыбающегося Дазая за запястье, дабы уйти, заметил, как на рукаве рубашки того вырисовывается овальное, быстро распространяющееся, алое пятно. Осаму тоже удивился, он думал, что туго завязал и его руки в мясо никто не заметит. – Дурак. - Рука вампира легла чуть выше локтя мальчика и словно жених и невеста они убежали от недовольных взглядов. Небольшая комната со шкафом купе, увешанными куртками, пахнувшая журналами и газетами, деревянным столом у самого входа оказалась перед глазами парней. Страх одолел Дазая, он думал, что сейчас Фёдор будет ругать его, словно мать, узнавшая о не рассказанной двойке. Но к удивлению, Достоевский, молча одев свою шубу, прошел к двери, где легонько горела надпись «Выход», Осаму, будучи где-то в своих самых худших мыслях, последовал примеру вампира. Мальчик чувствовал как кровь лилась с его ран на уже грязные бинты, а голова кружилась как никогда раньше. Он даже не видел куда они идут, хотел, чтобы дошли быстрее, чтобы всё закончилось быстрее... Только под звук открывающих дверь ключей Дазай понял, где он находится. Он старательно стянул куртку, запутываясь в движениях. Осаму последовал за вампиром, быстро и агрессивно шагающим с аптечкой в руках. – Иди сюда. - Тихим тоном с ноткой беспокойства бормотал Фёдор, промывающий тряпку под краном. Мальчик послушно выполнил действия, Достоевский стянул насквозь промокшие кровью бинты, кинув куда-то на пол. Теплая вода больно касалась запястья, Осаму зажмурился. Почувствовав прикосновение холодной руки, Дазай приоткрыл глаза. Его старый знакомый, пытаясь не причинить вреда, отмывал подсохшие красные дорожки. Осаму стало стыдно и противно от самого себя. Ему ничего не оставалось, кроме как молча терпеть. Когда ощущения чужой руки пропало, то жужжащий кран был выключен. Теперь он чувствовал шипение и жжение перекиси водорода на левом запястье. – Убей меня. Пожалуйста. - Дазай хныкнул. – Да. Зарежу. - Капая жидкость на запястье, на которое не взглянуть без жалости, ответил Достоевский. – Ура! Давай. - Улыбнувшись, Осаму зашипел от боли. – Оторви мне конечности, - Он воодушевился. – Или клочок волос. Нет! - Будто сам с собой разговаривал он. – Лучше вырви все. А потом... - Он задумался, немного пошатнувшись. – Не дергайся. – А потом распори мне живот! Вытащи все органы. - Дазай замычал от боли, пока Фёдор молча обрабатывал раны, замечая старые шрамы. – Засунь туда пух. Прикинь, буду плюшевой игрушкой. – Дурак. – Ещё вырви мне глаза... А что? Круто же. – Настолько круто, что у меня слезы на глазах наворачиваются. – Хм... - Вновь задумался мальчик, не обращая внимания на слова вампира. – Повесишь их на стену. – Что с тобой? - Убирая перекись обратно в аптечку, спросил он. Осаму наконец понял, что зашел слишком далеко. – Не знаю, фантазия разбушевалась. - Он вздохнул. – Надо успокоиться. Но согласись, действительно круто. – Да, хороший сюжет. Я бы почитал такое. - Отрезая ножницами клочок бинта, скучающе ответил Достоевский. – Подкинуть еще идей? - Глаза мальчика загорелись. – Нет, спасибо. - Смирившись накладывая бинты, покачал головой вампир. – Можешь ещё повесить меня на несколько секунд, пока я не начну умирать. И.. - – Я тебя убью. – Давай. - Дазай замолчал, наблюдая за руками Федора. Тот тоже молчал. Бинты были завязаны, вся прошлая кровь отмыта, а прошлая ткань, промокшая в крови, смыта в туалет. – Успокоился? - Тихо спросил вампир. – Вроде как. - Усмехнулся Осаму, присаживаясь на стул рядом с окном. – Ты знаешь, что это ненормально? - Банально, но необходимо. Достоевский налил чай в кружку, пар выходил из неё медленно, будто не торопясь. – Знаю. - Мальчик грустно взглянул на чайник, задумываясь. – Из-за чего ты это сделал? – Что именно? А, порезы? - Он пробежал глазами по запястью и поставил локоть на стол, опираясь на него головой. – Да неважно. – Но порезал же. Значит, важно. - Выпытывая слова из Дазая, он отпил горячего чая. – Просто чувство вины, не более. - Оба задумались. Частично Осаму сказал правду, значит, не солгал. Фёдор же анализировал его слова, прищурив глаза. – Ясно. - Он кивнул головой. – За ясно ебут потрясно. Дазай прятал улыбку за любезно заваренным в кружке чаем. Достоевский молча поставил свой чай на стол, не ответив на грубость знакомого. – Молчание знак согласия. - Тишина будто убивала мальчика и он продолжил: – Я понял, что ты хочешь. – Не понимаю почему ты так грубо отвечаешь. - Фёдор встал из-за стола, выискивая что-то в холодильнике. – Хотел развеселить тебя. - Он снова улыбнулся, подув на чай и решив попробовать. – Ай! Горячо. – Это было очевидно, чайник только вскипел. - Достоевский наконец-то нашёл то, что искал. Чайная ложка опустилась в полупустую банку с вареньем. – А молоко есть? - Жалобно посмотрел на него Осаму. – Было. - Он кивнул на холодильник. Мальчик открыл белую дверцу и медленно водил взглядом по всей площади, в поисках нужного. На средней полке он увидел блинчики, должно быть, давно остывшие. А рядом с ними оторванный кусочек от листа а4, на котором кривовато, но старательно, было написано: «Поешь, дистрофик!» От Насти. Дазай хохотнул, доставая тарелку с едой, молоко и листочек из холодильника. – Понял? - Он пододвинул блинчики и надпись ближе к расслабленному вампиру. Тот нахмурился и выкинул листок в мусорку. Прикоснувшись к тарелке, он встал, но его запястье тут же поймал Осаму, усмехаясь. – Ешь, дистрофик, либо поцелую. На лице Фёдора было заметно небольшое смущение. Он сел, неохотно потянув тарелку на себя. – Вот так. Видишь, как я на тебя влияю? - сложив лицо на ладони и опираясь о край стола, у которого сидел вампир, улыбался Дазай. – Скажи «спасибо» моей гордости. – Спасибо.