Сезон Рейлин

      Эта женщина сводила его с ума. Не буквально, конечно, хотя иногда он сомневался и в этом. И чего она так крепко обосновалась у него в мыслях? Безусловно, Рейлин была красива: эти огромные ореховые глаза, упрямые брови, тонкий носик с россыпью милых веснушек, манящие губы в форме сердца, но улыбка… Улыбка затмевала целый мир вокруг. Эта лучезарная улыбка обещала ему все на свете. Бен забывал обо всем, когда она смешно морщила носик и обнажала ровный ряд белых зубов. Она напоминала ему о тех днях, когда все было хорошо, когда матушка читала ему сказки перед сном, а отец брал на охоту и искренне хвалил за точный выстрел. Это было еще задолго до того, когда он обесценил в ноль единственного сына. Однако сейчас Бен не хотел возвращаться к этим мучительным воспоминаниям, он хотел думать о своей Рей, как он называл ее про себя, но не осмеливался озвучить вслух. Эта женщина была слишком упряма, он мечтал когда-нибудь услышать от нее нежное «Бен», а не бездушное «вы», которое каждый раз резало слух.       Еще во Франции Демерон рассказал ему об очаровательной подруге своей кузины, он поведал тогда о многих лондонских леди, но именно мисс Ниима особенно врезалась в память. Возможно, потому что бедная сиротка Рейлин напоминала Бену его самого – безотцовщину при живых родителях. Он долго фантазировал о ней, пока не увидел, наконец, в Гайд-парке, и его измышления превзошли все ожидания. Фантазия обрела плоть и стала донимать его с завидным для назойливого комара постоянством. Бен ждал возможности проявить себя, но когда она появилась, получил неожиданно резкий отпор. Он был обидчив, а заметив, какими взглядами одаривала Рей его лучшего друга, поклялся себе никогда больше не смотреть в сторону этой дерзкой леди. Обещание он свое нарушил уже на следующий день. Ему бы следовало окутать вниманием леди Базин, что, кажется, и не стремилась скрыть своего интереса к его персоне, однако слух то и дело цеплялся за кокетливую беседу позади. Бен злился. Он всегда ощущал это чувство, когда не получал желаемого немедленно, и в отношении женщин этот опыт был для него в диковинку. Как Демерон мог смолчать о влюбленности Рей, обрекая их любовный треугольник на мучительную для всех ревность?       Ко всему прочему, холод и враждебность Рейлин били в самую больную рану, расковыривали ее, пытаясь добраться до костей. Когда-то это была просто царапина, но отец год за годом старательно работал над тем, чтобы она не заживала, превращаясь в гноящийся болезненный нарыв. Бен уже не помнил, когда Хан последний раз говорил ему слова похвалы, кажется, тогда ему было лет десять, а потом он продолжил расти и становиться все более похожим на деда. Хантер Соло ненавидел своего тестя. Он заставил чувствовать его – барона Соло жалким ничтожеством, не стоящим и пальца юной виконтессы Органы. Он слишком любил свою жену, чтобы вымешать на ней свой гнев уязвленного самовлюбленного аристократа, но вот сын… Сын, который был копией ненавистного тестя; сын, который позже унаследовал табачный бизнес виконта Органа в обход его самого. Это была лучшая кандидатура для самоутверждения. По крайней мере, Бен именно так объяснял себе неприязнь отца. Поначалу он пытался доказать Хану, что заслуживает его любви и одобрения, но позже, когда упорство, лидерство и обычная подростковая самоуверенность стали проявляться в Бене особенно ярко, конфликты с отцом стали регулярным делом, а после смерти деда и оглашения наследства, Хантер Соло и вовсе перестал разговаривать с сыном. К тому времени юному барону минуло двадцать лет, и он без особого сожаления отправился во Францию продолжать семейный бизнес. Единственный человек, по ком он искренне скучал, была матушка. Он никогда не винил ее за невмешательство в противостояние отца и сына. В конечном итоге она была просто женщиной, без памяти влюбленной в собственного мужа. Он письмами поддерживал с ней связь на протяжении долгих десяти лет, пока не пришлось вернуться в Лондон.       Так или иначе, отца больше не было, но на смену ему пришла Рейлин, и теперь Бен не мог сбежать от холода и враждебности, ему мешали чувства. Чувства, которые он не испытывал никогда ранее. Они вспыхнули как пламя, и он не знал, как его обуздать.       После той уродливой сцены в парке, когда вспыльчивостью и своим поганым языком он обидел милую Рейлин, о его чувствах узнал и По.       – Раньше ты не позволял себе так общаться с леди, – сказал тогда Демерон.       – Я не знаю, что со мной происходит…       – Ах, мой бедный друг уже давно купается в женском внимании, но до сих пор девственен в любви.       – Это не имеет никакого значения. Будто ты не заметил, как она смотрит на тебя.       – Заметил. Не слепой. И поэтому я отступаю.       – Оставь при себе свое благородство!       – Не буйствуй! Она хорошая девушка и заслуживает искренних чувств, которые я ей дать, к сожалению или к счастью, не смогу. Не вздумай отступать, дай ей время и получишь и влюбленные взгляды, и радостное согласие на брак, и… Чего еще ты там хочешь?       Бен пытался. Видит бог, Бен старался, как мог, но Рей не позволяла ее любить. С ослиным упрямством она избегала его, даже не пытаясь рассмотреть в нем потенциального кандидата на свою руку и сердце. Как неопытный мальчишка в ухаживаниях за леди, кем, по сути, Бен и являлся, он делал свои первые несмелые шаги, но она все пресекала на корню. Жгучая ревность, похоть и самые нежные чувства, которые он смог в себе раскопать, сплелись в единое желание обладать Рейлин. Кто же знал, что в этом ему помогут до одури раздражающий Батлер и охочие до сплетен аристократы? Рей не имела возможности ему отказать, а Бен не нашел в себе сил признаться в истинных мотивах своего предложения. Она была в отчаянии, напугана грядущими перспективами – изобличение его чувств привело бы расстроенную девушку к еще большему замешательству. Им обоим требовалось немного времени.       Единственное, с чем Бен не мог потерпеть, была близость. Какая ирония… Он не решился на слова любви, но разрешил себе наслаждаться своей слабостью.       Он помнил, как направился в спальню с твердым убеждением не трогать новоиспеченную супругу, дать ей возможность привыкнуть, принять мысль о своем новом статусе. Но хватило одного короткого взгляда на ожидающую его Рей, чтобы добрая воля, словно дым от сигары, растаяла в воздухе. Никогда ранее он не лишал девушек добродетели, все прошлые связи были короткими, но полными похоти. Единственной любовницей, задержавшейся в его постели дольше одной ночи была Жюли, и с ней всегда было легко. Рей была другой. С ней хотелось быть нежным, дающим, но Бен так не умел. В нем было слишком много страсти. Именно она управляла им, когда он набросился на Рей и следующим вечером. Обида и ревность никогда не были хорошими советчиками, но у Бена не было других. Когда его похоть, наконец, насытилась, он возненавидел себя. Он долго лежал без сна, вслушиваясь в ее прерывистое дыхание. Простая, но единственная правильная мысль завладела разумом – ему следовало держаться подальше от собственной жены. Бен больше не мог себе позволить брать то, что Рей была не готова ему отдавать.       Сейчас, когда его маленькая ложь, казавшаяся ранее безобидной, раскрылась (и какая подлая дрянь могла рассказать Рейлин об этом?), он не знал, как объясниться с ней. Бен попросту хотел провести пару дней в непринужденной обстановке, обуздать свою пылкость, привести мысли в порядок, да просто, в конце концов, напиться и хотя бы на время забыть о неприязни любимой супруги. А теперь он ехал домой один, в наемном кэбе, потому что Рей сбежала с бала слишком быстро. Оправдательные слова никак не желали даже мысленно складываться в убедительную речь. Что он ей скажет: я тебе не изменял? Или: я больше не желаю прикасаться к другим женщинам, только к тебе… Нет, должно быть, такие откровения ее лишь смутят.       – Признайся ей, наконец! – с жаром воскликнул потрепанный По, когда Бен закончил выяснять с ним отношения на веранде.       – Еще не время… Не время! Перед этим мы должны выстроить хотя бы приятельские отношения.       – Весьма своеобразная логика у тебя. Особенно после того, как ты не сдержал себя в постели, – усмехнулся Демерон.       И в чем По был не прав? Бен снова злился на себя. Он был ничем не лучше Батлера…       

***

      В доме было тихо. Напольные часы, что украшали главный холл, пробили три часа ночи. Бен резво поднялся на второй этаж, перепрыгивая сразу две ступени, однако задержался у самых дверей. У него не получалось вдохнуть полной грудью. Он прерывисто глотал воздух, пытаясь унять мятущееся сердце.       «Будь, что будет…», – обреченно подумал Бен и взялся за дверную ручку.       В комнате стоял полумрак. Рейлин расположилась за туалетным столиком и методично расчесывала волосы, ароматом которых ему так нравилось наслаждаться. Она сменила зеленое платье на бархатный халат с длинными рукавами и кружевным воротом. Фиолетовый цвет красиво подчеркивал белизну ее кожи, и Бен мысленно одернул себя, когда представил ее обнаженное тело под тяжелой плотной тканью. В углу комнаты копошилась служанка, бережно складывая бальный наряд хозяйки.       – Оставь нас.       – Да, Ваша милость, – учтиво поклонилась она и незамедлительно покинула спальню.       Бен не решался подойти ближе, он остался у двери и рассматривал любимые черты лица через зеркало. Ему нравилось ее присутствие здесь. Он никогда не любил эту комнату и этот дом, прежде ассоциирующихся у него с отцом. Бен не мог дождаться, когда они переберутся в свое собственное поместье, и Рейлин наполнит своей душой каждый уголок нового дома.       Вдруг Рей подняла глаза, и их взгляды переплелись: пытливый и усталый. В животе затянулся нервный узел, лишая возможности произнести хоть слово.       – Я бы хотела отложить все разговоры до утра, – бесчувственно произнесла она. – А лучше до обеда.       Он должен уважать ее желание, он обязан предоставить ей уединение и отдых, но Бен никогда не умел сдерживать свою импульсивность. Именно поэтому несколько дней назад он принял решение отстраниться от супруги.       – Мои руки не касались ни одной женщины кроме вас. Вы должны это знать, – горячо произнес он.       – Только руки? – Изогнув бровь, усмехнулась Рейлин.       – Да. То есть, нет. Ничего не касалось. Мне это больше не интересно. Я вам соврал о своей поездке, это гнусно, и моей лжи нет оправданий, но я хотел бы попытаться объясниться.       – Бен, прошу вас, не сейчас.       «Бен».       Она назвала его таким долгожданным и нежным «Бен». Щемящее чувство растеклось в груди теплом, развязывая и нервный узел, и язык барона.       – Я вас люблю.       Ее глаза распахнулись в удивлении, а руки застыли в воздухе вместе с серебряной расческой.       – Вот… Я это сказал, – по-детски констатировал Бен и тяжело сглотнул. – Давно должен был.       Рейлин молчала, и он не мог считать ни одной ее мысли. Расческа в руке подрагивала, но в остальном Рей казалась спокойной. Тишина затягивалась, и Бен всерьез начал сомневаться в своевременности своих душеизлияний.       – Не подходящий момент для признания, – подтвердила она его опасения.       – Для правды каждый момент подходящий. Их было предостаточно и раньше, мне жаль, что я не использовал ни один из них.       Наконец Рейлин поднялась, и теперь он мог лучше рассмотреть ее лицо. Едва уловимая морщинка, что залегла между ее тонких бровей, и сжатые губы говорили о явном замешательстве.       – Не могу сказать, что я не догадывалась… Что ж, – губы изогнулись в грустной улыбке, – сейчас мне страшно представить, как бы вы поступали со мной, будучи лишенным этих чувств.       – О чем вы? – Бен догадывался о сути ее высказывания, но хотел убедиться наверняка.       – Ваши прилюдные оскорбления, конфликты, сладострастие, ложь. Я ничего не забыла? – С каждым озвученным словом она злилась все сильнее. – Если ваша любовь именно такая, то вы – просто монстр.       Он стойко принял порыв ее обиды, не позволяя себе перебивать. Справедливость была на ее стороне.       – Мне нечем вам возразить. Я всегда был легко возбудим и порывист, но до встречи с вами, я не задумывался, насколько сильно может досаждать мое поведение.       – Терпеть я это отныне не стану! – Воскликнула Рейлин.       – Я знаю! – Ответил Бен в той же манере. – И не прошу вас принять меня таким. Вы не представляете насколько омерзительно ревновать свою жену к лучшему другу! Мне сложно подавить в себе это мучительное сомнение, что терзает не только меня, но и вас, Рейлин. – Успокоившись, он добавил: – Но, разумеется, это не ваша проблема. Я хотел сказать, что мое пребывание в клубе было обусловлено лишь желанием отстраниться от вас и обуздать свои эмоции.       – По вашим выпадам в карете, вы плохо справляетесь, – уже без былого раздражения заметила она.       – Так и есть, но я намерен стараться, если вы тоже попытаетесь подавить свои недопустимые чувства к Демерону.       – Хорошо, – с неожиданной для него резвостью согласилась Рей. – Бен, вы должны понимать, что я желаю спокойной супружеской жизни. Я не хочу оправдываться перед вами за каждый шаг. Можете представить, насколько стремительно это исчерпывает мое уважение к вам за спасение от позора и благодарность за ваше благородное предложение?       В уголках ее глаз заблестели слезы, и это зрелище вкупе с откровенностью Рей лишили Бена всякого самообладания. Он хотел обнять жену, расцеловать ее лицо, упасть на колени и поклясться, что больше никогда не доставит ей неприятностей, но Бен не мог себе это позволить. Он обязан сдерживать свои эмоции, именно они представили его перед Рейлин монстром.       – Никакое это не благородство, – почти шепотом сказал он. – Наш брак был в моих интересах. И, разумеется, матушка не давила на меня с выбором невесты. Я просто не мог перестать думать о вас, вот и все.       Рейлин понимающе кивнула, присев на банкетку в изножье кровати. Она задумчиво молчала, и, замерев, Бен терпеливо ожидал ее слов. Любых: миролюбивых или презрительных.       «Я никогда не смогу вас полюбить…», – страшился услышать он.       Хватит ли ему ее уважения? Бен сомневался… Его неодолимое влечение требовало взаимных чувств. Он знал, что у страсти две стороны, и устав от ненависти Рейлин, Бен отчаянно хотел ее любви.       – Там – на веранде Демеронов, – вглядываясь в рисунок ковра, заговорила Рей, – я, наконец, поняла, что мое достоинство выше моих душевных переживаний относительно вашего друга, Бен. Отныне я больше не хочу, чтобы этот щекотливый вопрос стал камнем преткновения между нами.       – Конечно, – воодушевился Бен.       – Значит, одна из супружеских проблем решена. Вы говорили, что хотели отстраниться от меня…       – На самом деле, делать это мне хотелось бы меньше всего, – поспешно перебил он Рейлин. – Мне показалось, что вам нужно больше… больше кислорода в нашем браке.       – Вы правы. Мне нужна дистанция. На время. Пока обоюдно не станем чувствовать себя комфортно друг с другом.       – Разумеется, – кивнул Бен, но с чувством добавил: – Но отдельную спальню не просите – это выше моих сил. Не беспокойтесь, я не трону вас, пока вы сами этого не захотите.       Румянец пополз по ее шее, достигая щек. Она ничего не сказала в ответ, даже не ограничилась жестом согласия. Должно быть, он так напугал ее близостью, что теперь Рей просто боялась этой темы. Какое же он все-таки похотливое животное, раз не дал ей отсрочку с брачным долгом.       На рассвете зарядил дождь, словно смывая то, что было между ними до этой ночи. Бен чувствовал, что отныне все будет правильно. Месяцы он рисовал себе идеалистическую картину совместной жизни с Рейлин, наполненной лишь его ожиданиями и притязаниями. Вот только рисовал он ее не на чистом холсте, а на неприглядной бугристой правде. Он не знал, дождется ли от жены взаимности, но поклялся сделать все, чтобы это случилось.