Жар твоих рук

      Амен почуял неладное, как только приблизился к своему жилищу. Не нужно было даже заглядывать внутрь, чтобы понять: там побывал кто-то посторонний. Напрягшись всем телом, эпистат осторожно вошёл в своё жилище, кипя от гнева и раздражения — в своём предчувствии он, конечно же, оказался прав. В слабых отблесках многочисленных свеч был виден ужасный беспорядок, который оставил его таинственный посетитель. Чуяло его сердце неладное, когда он задерживался вместе с солдатами, лишний раз проводя обход и обсуждая шезму.       Наверняка дело рук одного из них.       Острым взглядом он осмотрел своё жилище, пытаясь понять степень беспорядка. Свитки, некоторые из которых были самым наглым образом раскрыты, разбросаны по всему столу и даже полу, в воздухе витал густой аромат его драгоценных масел, одежда грудой валялась возле распахнутого сундука. А рядом с ним стоял открытый кувшин с вином — бокал игриво поблескивал своим боком на столе.       — Маат, — с тяжёлым вздохом эпистат направился к столу, проверить, какие именно свитки выкрал посетитель. В крови плескалось жгучее раздражение — по приходу домой он намеревался спокойно поспать, выпив бокал сладкого вина, подаренного самим Фараоном. Но любят Боги подкидывать ему испытания и сложности, дабы испытать на прочность.       К его величайшему удивлению, ни один из драгоценных свитков не исчез с его стола, хоть и всё было переворошено. Однако негодник сорвал пергамент по углам, полностью изуродовав письма, и угодливо рассыпал их плотно скатанными комочками по всему столу.       С маслами и одеждой всё оказалось примерно также — только вот накидки Неферут у него не оказалось в сундуке. Видимо, её и забрал посетитель — кем был этот посетитель было предельно ясно. В таком случае, будет нетрудно позже найти виноватую в учинëнном беспорядке и наказать должным образом.       Амен неторопливо приводил себя в порядок перед сном — умылся тёплой водой, прополоскал рот целебной пастой и выпил пол бокала вина для успокоения; оставив на себе лишь лёгкие белые штаны, он прихватил свечу и направился к кровати, что располагалась в самом дальнем углу его жилища. Сейчас глубокая ночь. Неферут либо спит, либо где-то прячется. Искать её сейчас и будоражить дело сложное, она же вовек не признается в содеянном. Вспомнив лукавые золотистые глаза, Амен цыкнул.       Если это вообще сделала Эва.       Сонное посапывание и глубокое дыхание коснулись слуха, как только он переступил через порожек. Обомлев, эпистат вгляделся в темноту, пытаясь понять, не чудится ли ему это. Света от свеч было недостаточно, чтобы с такого расстояния разглядеть спящего, поэтому мужчина тихой поступью двинулся в сторону ложа, вытянув руку вперёд.       На секунду Амена парализовало шоком, но потом неожиданно навалилось облегчение — конечно. Кто, кроме неё, на это способен?       — Эвтида, — прошептал он одними губами и мягко сел на кровать рядом со спящей девушкой.       Эвтида комком лежала на животе, согнув руки и ноги в локтях и коленях, и мирно посапывала — звук её тёплого дыхания приятно разносился по всей комнате. Волнистые коричневые волосы разметались по шелковистой простыни мягкими завитками. Невольно поддавшись красоте её умиротворения, Амен практически бездумно подцепил одну прядь и начал неспешно накручивать на палец — они приятные, мягкие, густые, пахнущие персиком. Скользнув взглядом по мягким чертам лица, эпистат подметил горящие щёки и алые губы, призывно раскрытые и манящие. Дыхание неожиданно стало глубже, во рту сгустилась слюна — верный признак нарастающего возбуждения. У неё на пухлой нижней губе небольшое углубление, разрезик, который хотелось лизнуть самым кончиком языка. Порочные мысли с каждой секундой овладевали им всё больше, грозясь разорвать его на миллион осколков.       Натужно сглотнув, Амен попытался взять себя в руки и перестать думать как низкий человек — но получалось плохо. Её длинные ноги, не прикрытые яркой задравшейся юбкой и окольцовынные на бёдрах золотистыми браслетами, соблазнительно блестели в слабом свечении, манили своей упругой юностью и нежностью. Эпистат пытался вразумить своё нутро, говоря о том, что эта девушка — по сути своей очень странная и откровенно наглая, за ней нужен глаз да глаз. Хоть и чутьё в её сторону молчало, Амен не мог не думать о том, что Эвтида очень странна и притягательна, и не только из-за своего острого языка. Юная, взбалмошная и дерзкая, Эва привлекала его внимание не как возможный черномаг, а как девушка. Живая, она горела ярко и сильно, подобно жаркому пламени, которое наверняка струилось в её теле вместо крови. На пробу Амен даже коснулся её руки — горячая, нежная, бархатная. Приятная настолько, что не хотелось отпускать.       Но пришлось. Собрав всю свою суровость и былую злость на беспорядок, вторжение и ослушание, Амен переместил руку на её плечо и легонько потряс спящую девушку. Эва несколько раз помотала головой, пытаясь отделаться от назойливого человека, который так бесцеремонно будил её посреди прекрасного сна.       Еë — такую непривычно нежную, беззащитную и податливую, — не хотелось будить первобытной грубостью. Амен снова позволил себе вольность — горячими пальцами он убрал волосы с её прекрасного лица, заправил за ухо несколько прядок. Медленным движением очертил контур лица, спустился плавно к подбородку. Скользнул вверх, до нижней губы, и медленно надавил на неё — она была тёплой и шершавой, чуть влажной. Притягивала его губы невыносимо, пуская вдоль позвоночника огненную зыбь и мурашки по горячему телу. Внутри всё полыхало в буйстве страсти, но разнузданное желание нужно было держать в узде, иначе он грозился потерять уважение к самому себе.       Кончиками он очертил мягкую, капризно изогнутую линию губ, добрался большим пальцем до уголка и нежно погладил. Уста её разомкнулись шире с влажным чмоканьем, обнажая белую кромку зубов. До умопомрачения хотелось провести по ней языком, скользнуть глубже, коснуться нëба. Его непокорная Неферут была прекрасна в своих оковах сновидений. Но, если бы Амен знал, чем она занималась на его кровати до его прихода, то взял бы все свои мысленные слова обратно.       Невесомая с ней, его рука поглаживала мягкое тело и обводила каждый изгиб девичьей фигуры — точеной, хрупкой и соблазнительной. Эвтида была на диво хороша собой, жаль, что характер её не подкреплял полную картину идеальной девушки. Но она бы и не привлекла его, если бы не характер; Амен встречал много красивых девушек, но ни одна из них не смела дерзить ему и смотреть с вызовом в глазах. Её непокорность манила, на вкус была слаще самого глубокого вина, который хотелось ощущать вновь и вновь.       Когда его широкая рука со вбитыми под кожу знаками коснулась шеи, откидывая густые пряди на плечо, Эвтида слабо зашевелилась и что-то прошептала, нахмурив брови. Её невнятные слова можно было понять как просьбу перестать, но эпистат решил, что она натворила слишком много нехорошего, чтобы приказывать ему что-либо. Не сдержавшись, он оставил лёгкий поцелуй на её шее, вдыхая сладостный запах кожи. С удивлением он узнал своё ароматное масло — сандал и пачули. Вот же маленькая воришка...       На уголках его губ дрогнула еле заметная улыбка. Покачав головой, Амен отстранился и, бережно сжав тонкую линию плеч, перевернул её на спину. Этот жест подействовал — Эва резко втянула в себя воздух и широко распахнула золотистые глаза; видимо, вспомнила, где осталась ночевать и поняла, что так опрометчиво легла на чужую постель и уснула на ней. Абсурд и смех — бегло оглянувшись, она упёрлась испуганным взглядом в мужчину, который уже успел встать и построить строгое непроницаемое лицо. В её глазах вспыхнул страх, который тут же сменился привычным вызовом. Даже немного пьяная и сонная, Эвтида продолжала вести с ним странную безмолвную борьбу, словно говоря: я сильная и независимая, вы мне ничего не сделаете. Сделает, к сожалению или к счастью — каждый проступок не должен быть опущен, за всё приходится нести наказание. Иначе она повадится лазить и по домам тех людей, которых недолюбливает. Более того, спустит с рук — и она почувствует свою власть над ним, над великим эпистатом, которого все уважают и боятся. Кажется, все, кроме этой девицы.       — Ничего не хочешь объяснить, Эвтида? — поинтересовался Амен прохладным тоном, пока девушка садилась в кровати и кончиками пальцев массировала виски.       На его вопрос она не ответила, только пожала плечами и глубоко вздохнула, наверняка коря себя за то, что вот так глупо уснула — и теперь не сносить ей головы, если вдруг у эпистата плохое настроение. Он ведь не раз предупреждал её о том, что она может из-за своей глупости натворить дел, за которые поплатится очень и очень дорого. Вот и поплатилась — этот позор ей вовек не смыть, Амен будет напоминать ей об этом каждый раз, если вдруг Эва останется в живых.       — Сказать тебе нечего? Никогда не поверю, Эвтида, что ты потеряла дар речи!       — Ничего я не теряла! — Эвтида привычным жестом вскинула подбородок. — Не помню, как я здесь очутилась, хоть убейте!       — Как это не помнишь? Ты тайком пробралась в мой дом, переворошила всё, что здесь было, пыталась выкрасть накидку, которую я у тебя отобрал. Если бы не выпитое вино, так бы и сбежала, а после начала бы отрицать свою вину.       — Один Ра ведает...       — Мне не нужны твои глупые отговорки, — Амен предупреждающе нахмурился и отошёл на несколько шагов.       Эва сглотнула, почуяв неладное.       — Ты готова к наказанию?