Frieden für die Flake

      Стемнело. В окнах многоквартирного дома на Пренцлауэр-Берг одновременно загорелись разноцветные гирлянды. Впрочем, они зря назывались «разноцветными», поскольку в ходу были три варианта: красный, оранжевый и желтый. Даже не смотря на то, что стена пала и на рынках появились зеленые, фиолетовые и голубые гирлянды (а еще белые, способные вызвать приступ эпилепсии), в Берлине, или, как теперь говорили, в Восточном Берлине, по-прежнему предпочитали традиционные цвета.       Их квартира не была исключением. Пауль с самого утра клеил на стены старые гирлянды, которые утащил от родителей при переезде, а Флаке повесил над окном в общей комнате красную Гернгутскую звезду. Квартира постепенно приобретала вполне себе уютный и праздничный вид, несмотря на то, что у них все еще не было достаточно мебели. Пауль до сих пор спал на матрасе и складывал вещи на стуле. На кухне не хватало шкафчиков для хранения, но уже была плита и маленький холодильник, который они по счастливой случайности нашли на улице, когда переезжали. В каждой комнате царил холостяцкий бардак.       Как же хорошо, что они больше не жили в фургоне!       Первыми появились Тилль (ему всегда были рады) и его лучший друг, который везде за ним таскался, Рихард (ему были рады меньше). Флаке видел, как его и Пауля лица взаимно скривились. Они явно недолюбливали друг друга с первого дня знакомства.       Вторыми пришли Оливер и Мари. Оливера и Мари любили все.       Олли был добрым, высоким парнем, сгибающим голову при проходе сквозь дверные проемы. Он почти никогда не разговаривал и в основном слушал. Если Оливер открывал рот, то в основном для шуток. Он говорил их с таким безразличным лицом, что Флаке так и не научился определять, шутил ли Олли на самом деле.       Мари, девушка Оливера, была его полной противоположностью: низкой и полноватой болтушкой. Она заливисто и заразительно смеялась, и всегда приходила в гости с едой (она принесла картофельный салат, но лучше всего ей удавался шоколадный пирог с вишней). За что ее любили больше всего, так это за то, что Мари всегда приводила с собой бесконечных подружек. Они всегда были новыми и, непременно красивыми. Впрочем, учитывая то, что ни у кого, кроме Оливера, девушек не было, для их компании все казались неописуемо красивыми.       К моменту, когда появился Шнайдер, вечеринка уже была в самом разгаре. Играла музыка, Пауль баловался с гирляндами, включая и выключая их в особом темпе, понятном только ему, а толпа девушек рядом с ним хохотала от веселья. Тилль накуривал комнату сладковатым-землистым запахом, а Рихард пытался безуспешно закадрить хотя бы одну девушку, и именно поэтому он периодически зло поглядывал на Пауля. Оливер и Мари жарко целовались, заняв единственный диван. Все пили, курили, пели или хохотали, и в вакханалии звуков Флаке ощущал себя болезненно трезвым и неуместным. Он был единственным, кто расслышал звонок в дверь.       Шнайдер принес с собой тумбочку, которую подобрал у церкви. И с нее все и началось.       Флаке не успел даже закрыть дверь, как Шнайдер проник в комнату, где уже веселились остальные и громко возвестил:       — Балтийский чай! — и потряс маленьким белоснежным пакетиком в одной руке и бутылкой водки в другой.       Какой гул после этого поднялся!!!       Гости поделились на две компании: те, кто знал и те, кому было достаточно алкоголя и косяка Тилля. Небольшая стайка девушек во главе с Паулем и не отстающим от него Рихардом, замыкаемые Шнайдером, скрылась в комнате Флаке. Оливер, Мари и Тилль остались в гостиной.       Флаке замер в дверном проходе, пытаясь решить, к какой компании он принадлежал.       — Идёшь с нами, принцесса? — проходя мимо, Шнайдер схватил его за запястье.       Кончики ушей Флаке отчего-то покраснели. Он поспешил скрыть свое лицо за белой челкой. Теперь у него были длинные волосы, и Шнайдер, пропустивший главные изменения, пока был в армии, во всю его подтрунивал.       — Нет, не хочу, — он буркнул слегка обижено.       — Как знаешь.       Шум перекинулся из одной комнаты в другую, и стало слышно, как Оливер и Мари целовались друг с другом, влажно и причмокивая. Тилль бесстыдно наблюдал за ними с легкой улыбкой, лениво покуривая косяк. У него под боком тоже сидела девушка.       Конечно, пока Тилль был свободным, никто не обращал внимания на Флаке! Впрочем, ситуация вряд ли была бы другой, даже если бы Тилль был занят.       — Эй, Шнуфель! — Тилль выдохнул дым в сторону двери, и Флаке обернулся назад, чтобы проверить, к кому он обращался.       Сзади него никого не было.       — Да с тобой я разговариваю! Иди сюда! — он поманил его рукой, и Флаке пошел просто потому что не имел привычки отказывать.       — Я не Шнуфель, — сказал он уязвлено.       Тилль фыркнул.       — Хорошо, Нешнуфель. Держи, а то что-то ты кислый сегодня, — и он протянул ему тлеющий косяк.       Флаке облизнулся. С некоторых пор он пытался бросить пить, потому что алкоголь делал его гиперактивным и агрессивным. А вот марихуана….       — Спасибо, — он забрал косяк и затянулся.       Ничего не изменилось.       Тилль довольно похлопал его по коленке и вернулся к наблюдению за Оливером и Мари. Те изредка прерывались, о чем-то разговаривали, и тогда Тилль с его спутницей заменяли их и начинали увлеченно целоваться. Флаке сидел рядом с ними, порозовевший и курил.       Он не мог, как Тилль, бесстыдно подсматривать за тем, как другие люди разделяли интимную близость. С другой стороны, даже несмотря на то, что Флаке не считал себя профессионалам в поцелуях, он мог сказать, когда люди целовались на аудиторию.       Он сам никогда не целовался так, чтобы это считалось. Половину своих поцелуев Флаке даже не помнил, и услышал о них от Пауля. Тот был не самым достоверным источником информации, но если он и врал, то делал это уверенно.       Через какое-то время Флаке понял, что перестал пялиться на свои коленки и просто рассматривал блики гирлянд на стенах.       Желтые… Почему они были желтыми? Чтобы имитировать Рождественские свечи?..       А те имитировали желток, как символ жизни. Или желток не был связан с Рождеством?       Снова раздались звуки поцелуев, а в соседней комнате кто-то заулюлюкал: «Уууу!».       Флаке рассеянно посмотрел на окно и увидел звезду.       Звезда! Звезда была связана с Рождеством! Но, почему ее тогда не называли «Рождественской»? Как отличить «Рождественскую» от звезды Сатаны? А если по цвету, то кому принадлежал красный? Флаке не хотел вешать Сатанинские звезды, даже несмотря на то, что он был прожженным атеистом, и церковные символы ничего не значили для него.       Пусть их звезда будет Красным фонарем.       Оливер слышно застонал. Флаке повернул голову в его сторону и, словно в замедленном действии, увидел, как ладонь Мари сжималась на его промежности.       О да, Красный фонарь идеально описывал то, что происходило в квартире.       Из соседней комнаты снова донеслись одобрительные крики.       Заиграла музыка.       Тилль хлопнул Флаке по бедру.       — Завис, Шнуфель!       — Я не Шнуфель, — тягуче повторил Флаке. Его рот вдруг стал тяжелым, как и все остальное тело. Подняться с подлокотника дивана стало невыполнимой задачей.       — Точно. И ты все равно завис.       Тогда Флаке обнаружил, что косяк в его руке стал совсем маленьким. Он затушил его в чьем-то стакане с пивом и кинул в коробку с мусором.       — Я просто расслабленный, — сказал он гулко и привалился к стене, изогнувшись в причудливой позе.       — Расслабленность — хорошо, — Тилль улыбнулся, и повернулся к своей спутнице: — Хорошо, не так ли?       Они снова начали целоваться, и Флаке не стал отворачивать от них взгляд.       Тилль был почему-то особо популярен среди девушек. У него была сильная и широкая спина, темные волосы на руках и груди — во всех важных местах. Его глаза были большими и грустными. Тилль выглядел умным, не прилагая особых усилий. Еще он писал стихи. Конечно, какая девушка не устроит перед таким?       Если бы Флаке сам был девушкой, он бы не повелся на Тилля. Тот не ухаживал за собой и брился только на лице. От него не пахло потом, но его запах был довольно отталкивающий для Флаке. Неужели девушкам в самом деле нравилось, как он пах? А еще Тилль одевался, как парень из деревни. Его оправдывало только то, что он в самом деле был парнем из деревни. В Берлине стало много таких после падения стены. Наверное, поэтому на его рваную футболку закрывали глаза?       Если бы Флаке сам был девушкой, он бы скорее выбрал Шнайдера. Тот был щепетилен в вопросах чистоты тела. Флаке с облегчением узнал, что за время армии гигиенические привычки Шнайдера не изменились. Он был всегда чисто подстрижен и причесан на бок, гладко выбрит, одет с иголочки. Разве можно было ожидать иного от сына оперной певицы?       Шнайдер был примерным и послушным, как мальчик из церковного хора. Наверное, именно поэтому в их компании он был ответственен за «Балтийский чай»?       Безусловно, Шнайдер был веселым. Он обладал красивым голосом и умел шутить.       И почему Шнайдер не сидел на месте Тилля? Или, еще лучше: на месте Оливера?       Не-ет. Мари бы ему не подошла, она была без ума от Олли, и это было очевидно каждому.       Нет, со Шнайдером должен был сидеть кто-то другой. Кто-то непохожий на Мари, чтобы не испытывать чувство вины за фантазии. Получается, должны быть длинные светлые волосы, высокий рост, худоба. Может быть, очки на лице…       Флаке тяжко вздохнул. Он не знал никого с такими характеристиками.       Шумная компания из соседней комнаты стайкой перетекла на кухню, и тогда Флаке поднялся со своего места. Его комната освободилась, и он хотел только одного: лечь на кровать и дать волю своей фантазии. Когда он был накурен, ему часто приходили новые идеи для органной музыки… Какая-то мелодия уже упрямо стучалась ему в голову.       В коридоре Флаке встретился с Рихардом. Тот обнимал за плечи двух девушек, и поэтому даже не обратил на него внимания. Его взгляд был направлен на кухню. Флаке обернулся и увидел, как Пауль то ли целовался с кем-то то ли изображал птицу-кормилицу, делясь шоколадным тортом. Он был чрезвычайно энергичным и по трезвости. Что уж говорить о его поведении под стимуляторами.       Получается, все уже перецеловались… Почему все целовались на вечеринках?       К расстройству Флаке он намного чаще становился свидетелем поцелуев, нежели участником. Так получалось, что в какой-то момент все, словно услышав определенный сигнал, расходились по углам и начинали целоваться. Может, они и правда что-то слышали? Особый приказ, который не понимал только Флаке, и поэтому чаще всего он оставался непоцелованным. Его целовали в шутку, на спор или исходя из принципа «ну, раз уж ты здесь…».       Как хорошо, что такие моменты все же происходили с ним!       Дверь в комнату открывалась годами. Флаке слышал ее привычный скрип, несмотря на то, что во всей квартире билось металлическое техно, с записанными поверх то ли стонами, то ли криками Пауля — их летний музыкальный эксперимент. Шваркание наждачки на фоне приятно царапало уши.       А дверь все открывалась и открывалась. Почему она открывалась так долго? Флаке толкнул ее сильнее, но дело было не в силе, которую он прилагал, а в том, что и он сам вдруг задвигался медленно. До чего же медленно!       Вдруг Шнайдер схватил его за плечи и втянул внутрь. Флаке настолько не ожидал этого, что ему на секунду показалось, что он протрезвел. Дверь хлопнула, закрываясь за спиной, а затем Флаке впечатали в нее лопатками. После часового разглядывания гирлянды, он не мог разглядеть что-либо в темноте своей комнаты, но было очевидно, что именно Шнайдер прижимал его за плечи к двери. Только от него пахло сладко, как от девушки, даже если он выпивал тонны алкоголя. Его собственный запах был свежим и нераздражающим, мягким и не агрессивным. Флаке потянулся, чтобы понюхать.       В следующее мгновение Шнайдер уже целовал его.       О.       Флаке не удосужился закрыть глаза, потому что ничего не менялось. Вокруг было темно, и ему вдруг стало обидно.       Сколько можно было спорить на поцелуи с ним?!       Впервые в жизни Флаке отказал в поцелуе и повернул голову в бок. Шнайдера его жест не остановил, и он продолжил выцеловывать его щеку, а потом шею, судорожно отводя мешающиеся длинные волосы в сторону.       Так спор еще включал в себя время? Сколько минут им надо было целоваться? Флаке стиснул зубы и опустил ладони Шнайдеру на плечи, отталкивая.       Да, Шнайдер был сильнее, но он был выше.       — Шнайдер, хватит.       Тот продолжал тяжело дышать, но, к удивлению Флаке, он послушался и остановился.       — Все, что хочет моя принцесса, — тем временем пальцы Шнайдера продолжили играться с его волосами, — такие мягкие… Тебе идет.       Флаке почувствовал себя так, будто ему в лицо плеснули кипятком. Он завертел головой по сторонам в поисках свидетелей, но довольно быстро понял, что в комнате никого кроме них не было.       О.       Они были наедине.       Тело Флаке все еще было расслабленным и тяжелым, но волнение все же легонько коснулось его. Так вот, что происходило, если кто-то на вечеринке уединялся в комнате?       — Ты поспорил с кем-то? — спросил Флаке.       Мечтательный вид Шнайдера сменился на непонимающий.       — С чего бы? Спорил? Немного поспорил с широкоротым. Назвал его шлакоблоком. Шла-коблоком. Шлакобло-ком. Шлакоблоком! — он заулыбался. — Хорошее же слово, не пойму, почему он не оценил. Потом Пауль его успокаивал, прикинь? Представляешь? Наш Пауль! Успокаивал его!       — Ты отвратителен, когда примешь, — сказал Флаке, хотя сам почему-то тоже улыбался. Ему хотелось повторить за Шнайдером, чтобы посмотреть, будет ли от слова так же приятно, как и от звука наждачной бумаги.       — А ты — прекрасен. Всегда прекрасен.       Шнайдер навалился на него всем телом и зарылся лицом в волосы. Флаке ойкнул и рассеянно обнял его за спину.       — Хочу тебя. С первой секунды, как увидел, — Шнайдер едва ли не заурчал ему на ухо, и от щекотки у Флаке подкосились ноги. Он впился в плечи, чтобы удержаться. — Почему ты не пошел за мной? Ты всегда такой напряженный… Я бы помог тебе расслабиться. Я знаю отличный способ… — его рука потянулась вниз, и Флаке, догадавшись, о каком способе говорил Шнайдер, остановил его в последнюю секунду. — Флаке.       Глаза постепенно привыкали к темноте, и Флаке увидел, как Шнайдер обиженно надул свои губы. Его глаза блестели, и смотреть на него было, пожалуй, самую чуточку страшно из-за того, насколько широкими были его зрачки.       — Шнайдер, ты не в себе.       В ответ Шнайдер снова поцеловал его, коротко.       Конечно, они целовались до этого. Чаще всего, после концертов. Алеша начинал целовать всех, кто был готов с ним целоваться или кто не испытывал к нему отвращения. Трезвость не имела значения. Алеша целовал Шнайдера, Пауля и Флаке. Он не стеснялся и был открытым в своем желании. В какое-то время они все трое тоже заразились его примером.       Целовались, в основном, на вечеринках, и, в основном, в шутку. Флаке не нравилось, как целовался Алеша, и он абсолютно не понимал, как кто-то в здравом уме мог целоваться с Паулем — в нем не было ничего, кроме языка и зубов. Шнайдер — другое дело. Он был вежлив и обходителен, никогда не целовал «между прочим» и всегда убеждался, что Флаке был в порядке после поцелуя.       Если рассудить здраво, поцелуи со Шнайдером были приятнее любых других, что Флаке записывал в «это не считается, потому что это было по пьяни». На нетрезвую голову он мало понимал, как двигались его губы.       — О, я в себе, — сказал Шнайдер.       — Ты понятия не имеешь, что делаешь, — продолжал настаивать Флаке.       Шнайдер засмеялся.       — Моя принцесса, я прекрасно понимаю, что делаю, — он заправил волосы за его ухо. Флаке взволнованно затих от его жеста, — У меня было много возможности для практики. Позволишь показать?       Флаке коротко облизнулся. Кто, в здравом уме, мог отказаться от секса со Шнайдером?       — Ты ни с кем не спорил? — спросил Флаке еще раз. Почему-то это было важно.       — Да почему я должен с кем-то спорить!? — Шнайдер выглядел возмущенным. — У меня нормальные отношения со всеми!       Флаке отнял ладонь от его спины и обнял его за затылок, зарываясь пальцами в только отраставшие волосы, и они снова поцеловались. Он прикрыл глаза.       Шнайдер каждый раз целовался так, словно последний. Он словно хотел убедиться в том, что запомнил его вкус везде. На губах, на языке, даже вокруг рта. Его поцелуи были напористыми и вместе с тем внимательными, и он легко передавал инициативу, если Флаке чувствовал потребность экспериментировать.       Наверное, с ним можно было научиться целоваться по-трезвому?       Флаке погладил его по голове, и, отстранившись, несколько раз чмокнул в губы. Они не стали отдаляться друг от друга на большие расстояния, и их глаза все еще были закрыты. Флаке притянул Шнайдера ближе к себе. Их лбы столкнулись, и они оба дышали активнее, чем до этого.       — Неужели, ты не чувствуешь, насколько заводишь меня? — шепнул Шнайдер.       Его внушительный стояк вполне чувствовался на бедре. Но Флаке сильнее оценил жар дыхания Шнайдера на губах. Неужели они и в самом деле собирались?..       — Можно я потрусь о тебя? Ты такой приятный.       Боже, они в самом деле это делали.       Шнайдер не двигался. Видимо, он и впрямь ждал разрешения от Флаке. Почему-то эта деталь грела в груди. Шнайдер не шелохнулся, даже когда Флаке снова поцеловал его в губы несколько раз.       — Давай отойдем от двери, — попросил он. Его голос дрожал. Почему его голос дрожал?       — Давай, — Шнайдер заулыбался и взял его за запястье. — Ляжем на кровать?       — Да.       У Флаке была односпальная кровать со старым матрасом без изысков. Пружин в нем уже не было, был пожелтевший поролон, заметно затвердевший со временем, что делало его даже лучше.       — Мы не поместимся, — с уверенностью заявил Флаке, остановившись у кровати.       Шнайдер обнял его со спины, утыкаясь в волосы лицом. Ему определенно нравилась новая длина, да? Зато Флаке думал о совсем другой длине.       — Поместимся, Флаке, не переживай, — он поцеловал его в плечо и первым лег на кровать.       Шнайдер повернулся на бок, прижимаясь спиной к стене, и похлопал по месту рядом с собой. Флаке вполне мог на нем разместиться без особого удобства. Он помялся на месте, но потом все же лег рядом. Им потребовалось поерзать несколько минут, перекладывая подушку в разные стороны, чтобы, наконец, с комфортом разместиться.       — Вот так хорошо? — на всякий случай уточнил Шнайдер, обнимая его.       Флаке слабо кивнул, а потом сказал:       — Кажется, что все равно свалюсь.       — Я держу тебя, — Шнайдер выглядел уверенно, произнося эти слова. Его ладонь сжалась на спине Флаке, — если хочешь, можешь закинуть на меня свое бедро. Так будет устойчивее.       Флаке взял на заметку предложение Шнайдера, но почему-то его тело не могло двигаться так свободно, как он этого хотел. Все было тяжелым, расслабленным, и ему приходилось делать лишнее усилие, чтобы двигаться.       — Тебе комфортно, что я тебя касаюсь? Скажи, что тебе хочется, я все сделаю… — спросил Шнайдер. Флаке гулко сглотнул. Делать было намного легче, чем обсуждать. Он потянулся за поцелуем, и Шнайдер не отказал ему.       Они целовались долго и вдумчиво, пока Шнайдер не издал тихий и вибрирующий звук.       Ох, он стонал намного прекраснее, чем Оливер. Флаке хотел услышать его еще раз и пустил в ход свой язык. Шнайдер застонал громче. Его ладонь впилась Флаке в бок.       — Ай… Шнайдер! — он отстранился и накрыл его руку своей.       — Прости-прости, принцесса… — Шнайдер погладил в том месте, которое сильно сжал, и там стало еще горячее. Флаке прильнул к нему и прижался щекой к его щеке.       — Почему… — он откашлялся, не веря в то, что собирался спросить такое. — Почему ты называешь меня принцессой?       Шнайдер взял Флаке за запястье и поднес к своим губам.       — Потому что ты очень мягкий и деликатный.       Сказанное едва ли не заставило Флаке фыркнуть. Он был так далек от подобных эпитетов, как человек мог быть в принципе.       — Ты нежный и благородный, — Шнайдер сверкнул глазами, — А еще мне очень нравится, как ты смущаешься, когда я тебя так называю.       — Я не смущаюсь.       — Конечно, нет, — он ласково погладил Флаке по щеке, делая очевидным его ложь, — Горячие…       Они снова поцеловались. Пока их губы соприкасались, думать о чем-либо другом было тяжелее. Флаке несколько раз лизнул Шнайдера, в надежде снова вызвать тот звук, но у него ничего не получалось. Они продолжали причмокивать, сбито дыша от близости. Затем Шнайдер взмолился:       — Честное слово, Флаке, я взорвусь.       — Не взорвешься, — возразил он с уверенностью. — Я же не взрываюсь.       — Если тебе не хочется, чтобы я о тебя терся, то можно мне посмотреть на твой член?       Флаке снова поцеловал его, и Шнайдер очень немужественно захныкал. По неведомой причине, это сделало его еще более привлекательным.       — Ммм… — задумчиво протянул Флаке. Они уже бывали обнаженными вместе, поскольку часто гуляли по пляжам без белья. Так было намного приятнее. И все равно, было что-то более интимное в том, чтобы раздеться перед Шнайдером сейчас.       — Пожалуйста, Флаке.       — Хорошо, — и он стянул нейлоновые спортивки вниз, вместе с нижним бельем.       Взгляд Шнайдера был едва ли не осязаем. Он чуть отстранился, чтобы иметь возможность рассмотреть с разных углов. Член Флаке дернулся несколько раз, пока он чувствовал на себе изучающий взгляд. Внимание Шнайдера было приятным. Наверное, именно поэтому остальные предпочитали целоваться на виду друг у друга? Это все из-за чувства тепла, которое возникало в груди?       — Такой красивый… — Шнайдер говорил завороженно. Флаке смутился: никто так не относился к его телу, — Ты когда-нибудь измерял, сколько у тебя?       Они продолжали обниматься. Флаке поспешил спрятать свое пылающее лицо. Конечно, он, как и любой другой мужчина, провел определенное количество времени в уборной вместе с линейкой, но он не стал признаваться Шнайдеру в этом:       — Нет.       — Он довольно большой. Можно я потрогаю? Обещаю быть осторожным.       Флаке замер, не зная, как реагировать. Вместо ответа, он погладил Шнайдера по затылку и поцеловал его в губы еще раз. Тот отстранился после поцелуя и попробовал еще раз:       — Или сам коснись себя, а я посмотрю. Как тебе?       — Покажи мне свой? — попросил Флаке. Его голос дрожал.       Шнайдер заерзал на кровати и довольно быстро стянул с себя штаны вместе с нижним бельем. Затем он сел на кровати и разделся полностью. Его футболка полетела на пол.       Флаке забегал взглядом по его крепкому и сухому телу. Шнайдер не был совсем худым, скорее жилистым и по-инопланетному красивым. У него были длинные тонкие руки и ровные сильные ноги. Его торс был одновременно твердым и хрупким, и Флаке так и тянуло прикоснуться к нему. Он заворожено рассматривал проступающие ребра на теле Шнайдера, пока не набрался смелости и не посмотрел ему между ног.       Ого.       У Шнайдера был тонкий и аккуратный член с крупной красной головкой. Он был обрезан. Это до того привлекало Флаке, что его рука потянулась вниз до того, как он успел сообразить, что делал. Он замер.       — Ну, что ты застыл? — Шнайдер едва ли не захныкал, — Потрогай меня. Пожалуйста… Хоть немного.       Флаке взволнованно сглотнул.       — Хорошо… — он взял его член в ладонь.       Шнайдера тут же затрясло в его руках. Он громко и откровенно застонал. В других комнатах засмеялись, и Флаке не мог с уверенностью сказать, было ли это совпадением или нет. Ему не хотелось глушить стоны Шнайдера.       — Тебе нравится мой член? — он заурчал Флаке на ухо, прежде чем лизнуть вдоль раковины.       Флаке втянул голову в плечи, пытаясь закрыться, но вместо этого нарвался на глубокий и откровенный поцелуй. Его ладонь на члене сжалась сильнее, и Шнайдер завибрировал у него на губах.       — Скажи, что нравится, Флаке… — он толкнулся в его ладонь.       — Как тебе… — Флаке облизнулся. Он никогда не имел дело с обрезанными членами. Или с членами, вообще, — тебе не больно?       Шнайдер засмеялся.       — Нет, моя милая принцесса, мне с тобой о-ху-ен-но.       Они снова поцеловались влажно и распутно. Флаке так и не успевал понять, как именно нравилось Шнайдеру, чтобы он двигался, потому что тот дрожал от малейшего прикосновения.       — Шнайдер… Как мне… — он попытался сосредоточить на нем свой взгляд. — Хочу подрочить тебе. Я никогда не…       Но Шнайдер уже снова целовал его. Флаке убрал ладонь с члена и обнял за спину, держась так, чтобы не свалиться с краешка кровати.       — Ты дашь мне тебя потрогать? — отстранившись, спросил Шнайдер.       Флаке пожевал губы. Какой идиот отказался бы от подобного предложения? Отчего же согласиться было так тяжело?       — Я сделаю тебе приятно, — Шнайдер перестал целовать его губы и перешел на шею. Его низкий голос лился прямо на ухо и привлекательно вибрировал. Флаке вцепился за его спину, прикрывая глаза. — Давай же, принцесса. Я же вижу, как тебе хочется. Скажи мне, что хочешь, чтобы я сделал тебе приятно, и я позабочусь о тебе.       Почему его дурацкий член реагировал на это? Он не должен был реагировать на это!       Флаке поднял ладонь на затылок Шнайдера и потянул его к себе для еще одного поцелуя.       — Я так точно свалюсь с кровати, — сказал он жарко.       — Не свалишься, я тебя держу, — Шнайдер обнял его за талию так туго и близко, как Флаке не позволял еще никому.       — Может… Может, будет легче, если я буду на спине? — он посмотрел на Шнайдера, ожидая, что тот его поймет магическим образом. Тот широко улыбнулся и коротко чмокнул над очками.       — Конечно. Давай я помогу тебе.       Они заворочались на постели, укладываясь заново, и Флаке странным образом почувствовал себя намного увереннее, когда его спина оказалась на матрасе, даже несмотря на то, что Шнайдер теперь нависал над ним. Флаке, уже не спрашивая, опустил ладонь вниз и накрыл его член. Тот и так был прижат к животу, и от его прикосновения дрогнул. Глаза Шнайдера закатилась от удовольствия. Флаке захотелось узнать, как еще он мог выглядеть, когда ему было приятно.       — Флаке… Черт возьми, Флаке… — губы Шнайдера беспорядочно шептали его имя. Никто еще не произносил его с таким придыханием и наслаждением. Флаке приподнялся, чтобы поцеловать его. Шнайдер ответил на поцелуй, а затем прижал его за плечо к кровати. — Лежи, пожалуйста… Ты так хорошо выглядишь, когда расслабленный. Я хочу, чтобы ты всегда был таким расслабленным подо мной. Пожалуйста, дай мне потрогать себя?       Флаке облизнулся и расслабил свои бедра, позволив им расслабленно распахнуться в разные стороны. Шнайдер над ним охнул и затрясся, тут же замирая. Он крупно вздрогнул несколько раз, и Флаке почувствовал, как в его ладони стало тепло из-за чужой спермы. Шнайдер дернулся еще раз и иступлено застонал, опускаясь на локти. Его тело продолжало дрожать, и он уткнулся лбом в плечо Флаке, тяжело и глубоко дыша.       Неужели он так из-за него?..       Они лежали так довольно долго. Шнайдер еще несколько раз вздрагивал, его член пульсировал под пальцами Флаке, выдавливая последние капли спермы.       Внезапно стало очень тихо, и техно, доносившееся из соседней комнаты, затихло. В какой-то момент Флаке подумал, что Шнайдер отрубился, но потом тот все же восстановил дыхание и снова начал целовать его в шею.       — Мне так приятно с тобой, Флаке… Ты очень красивый, нежный и мягкий… — он продолжал нести, как в бреду. Флаке отвернулся от него. Шнайдер положил ладонь на его щеку и посмотрел на удивление твердо для человека, находившегося в неадекватном состоянии. — Ты самый сексуальный мужчина, которого я когда-либо встречал.       — Зачем ты это говоришь? — тихо спросил Флаке.       — Затем, что это правда, — Шнайдер поцеловал его в губы, в щеку, спускаясь поцелуями к шее и груди. — И ты знаешь, что это правда. Я же вижу, как ты реагируешь на мои прикосновения. Как ты реагируешь на то, что я говорю….       Флаке покачал головой.       — Не смущайся, принцесса, — Шнайдер улыбнулся и погладил его по волосам, — Тебе будет легче, если я скажу тебе, что делать?       Он не стал отвечать, но Шнайдеру, как будто и не нужны были слова, потому что он продолжил без паузы:       — Если ты раздвинешь ноги еще шире, я смогу даже поместиться между ними.       Флаке подозревал, что рано или поздно сделает так. Он согнул одну ногу в колене, просто потому что не мог сразу раскрыться. Шнайдеру хватило и этого. Он заерзал на кровати, пока не устроился между его раздвинутых ног. Флаке почувствовал себя чрезвычайно уязвимым под ним. Он не успел ничего сказать, а Шнайдер уже ласково шептал ему на ухо:       — Тшшш… Не переживай, хороший мой… Я не собираюсь делать ничего плохого. Я поглажу твои бедра, — и он начал делать именно это. Флаке дернулся и прогнулся в спине, цепляясь за бицепс Шнайдера. Тот улыбнулся и посмотрел ему в глаза. Флаке тут же зажмурился, но отстраняться и просить остановиться не стал. — Все хорошо, принцесса. С тобой все в порядке. Жарко, да? Ты очень горячий… — Шнайдер поцеловал его в висок.       — Мгм… — Флаке тихо и сдавленно застонал, совсем не ожидав того, что с его губ сорвется предательский звук. Он и сам удивился тому, как остро реагировал на обычные поглаживания по ногам.       Тем временем Шнайдер скользнул выше, и его руки коснулись таза в тех местах, которые обычно были скрыты под нижним бельем.       — Я сделаю тебе приятно, хорошо? Ты не против немного слюны?       — Не против, — сказал Флаке, и сам удивился тому, как хрипло звучал. Шнайдер поцеловал его.       — Когда влажно, всегда приятнее, — он подмигнул ему. Флаке просто покивал. Он вцепился за его плечи обеими руками, чтобы не дергаться от волнения, но все равно крупно вздрогнул, когда почувствовал ладонь на своем члене.       Никто никогда не касался его вот так.       — Нгхххх… — Флаке выгнулся, и крупно дернулся еще раз. Шнайдер прижался губами к его плечу, а затем к шее, всасывая кожу так, что наверняка останется засос. Флаке задрожал под ним.       — Вот так, хороший мой… Не закрывайся… Со мной ты в безопасности, — Шнайдер застыл в сантиметре от его губ, ловя стоны, а затем его рука задвигалась вверх и вниз в знакомых каждому парню движениях. Флаке несколько раз дернулся, хотя не планировал так реагировать — скорее от неожиданности. Шнайдер удержал его на месте второй рукой, и, конечно, ни разу не сбился с ритма. Его хватка была уверенной и сильной.       Флаке посмотрел ему в глаза, как будто хотел что-то сказать, о чем-то попросить или предупредить, но Шнайдер не стал замедляться, гоняя кожу вверх и вниз и потирая под головкой.       — Давай же, моя принцесса, покажи мне, как ты кончаешь… — попросил он, и его голос стал совсем нежным. Флаке крепко зажмурился и прижал Шнайдера к себе за шею, пряча лицо в сгибе плеча. — Вот так, не сдерживайся. Возьми то, что тебе хочется… — его ладонь чуть ускорилась, и Флаке резко толкнулся в нее, а затем застыл. Его сильно тряхнуло от подступившего удовольствия, и он с громким стоном согнулся от сладкой судороги. Член почти сразу стал слишком чувствителен, но Шнайдер продолжил его ласкать твердо и уверенно, замедлившись совсем на чуть-чуть.       Флаке потерся о него еще раз и еще раз, и еще раз, пока дрожь не отпустила его, и даже тогда он понял, что не хотел, чтобы Шнайдер уходил от его далеко.       — Ты такой красивый… — шепнул тот доверительно ему на ухо спустя какое-то время, и поцеловал в шею. Флаке тихо и расслабленно всхлипнул, и Шнайдер заглушил его своими губами.       Их поцелуй был долгий и все длился и длился… Флаке подставлял свой рот под движения чужих губ и языка, и наслаждался близостью Шнайдера к себе. Ему не хотелось отстраняться и сталкиваться с прохладой комнаты.       Когда Шнайдер задвигался, Флаке недовольно застонал.       — Тшшш… — успокоил он. — Я только за футболкой, чтобы вытереть нас.       Шнайдер и в самом деле вытер их обоих своей футболкой, а потом снова вернулся на свое место между ног Флаке.       — Ты как? — спросил он заботливо, потому что он всегда так делал, если чувствовал, что переступал границы.       — Хорошо, — ответил Флаке, и получил за это долгий и вдумчивый поцелуй. Он еще ни разу не отвечал именно так. — Я не хочу выходить к остальным, — поделился он, слегка уязвимо.       — Тогда можно я у тебя останусь?       — Да, — Флаке энергично закивал.       Они поцеловались еще раз, а затем Шнайдер заерзал на кровати, пытаясь устроиться.       — У тебя спина стала слишком широкой, — пожаловался Флаке и погладил его по лопаткам. Сытая улыбка легла на его губы.       — Это чтобы защищать мою принцессу от всяких вредин, — Шнайдер коротко чмокнул его. — Может, тогда я на спину, а ты ко мне под бок?       Флаке некоторое время раздумывал, а потом кивнул.       — Надо укрыться одеялом. А то ночью станет совсем холодно.       — Конечно.       Позже им пришлось встать с кровати, чтобы расправить одеяло. Шнайдер лег первым, и Флаке с удивлением обнаружил, что рядом с ним было идеальное место, для него. Он улегся, и одеяло сразу же накрыло его по самые плечи.       Флаке обнял Шнайдера поперек живота. Ему нравилось, что хотя бы одну ночь он проведет не в одиночестве.       — Все хорошо у тебя? — тихо уточнил Шнайдер спустя какое-то время, что они просто лежали, когда их дыхания уже нормализовались. Его ладонь поглаживала Флаке по волосам, что странным образом усыпляло.       — Я понимаю, почему ты спрашиваешь. Но я в порядке. Мне понравилось, — приподнявшись на локте, он поцеловал Шнайдера в губы. Тот довольно заурчал и улегся уже куда более спокойный.       Тем не менее, сна не было ни у одного из них.       — Надо постараться уснуть, пока мы под кайфом и без паранойи, — заметил Шнайдер.       — Да, — Флаке тут же согласился.       — Но как это сделать? У меня слишком много воспоминаний о том, как ты кончаешь, чтобы я был спокойным.       — Ах! — Флаке, не удержавшись, треснул Шнайдера по груди. — Я выкину тебя к парням без трусов, если ты будешь так себя вести.       — Ну ладно, ладно, — Шнайдер засмеялся, — я больше не буду.       Флаке покраснел до корней волос, но сбросил это на повышенное после оргазма давление. Он поцеловал Шнайдера в центр груди.       — Спокойной ночи, Шнайдер, — шепнул он, когда между ними повисла тишина, а за стенкой снова начался бубнеж, и стала доноситься музыка. Кто-то рассмеялся.       — Спокойной ночи, Флаке, — заторможенно ответил Шнайдер. Он либо уже засыпал, либо начал отходить от кокаина.       Прошло еще какое-то количество времени. Флаке не мог уснуть и не хотел. Ему намного приятнее было слушать, как билось сердце Шнайдера под ухом. В какой-то момент он почувствовал, что глаза стали тяжелеть, и вспомнил, что не сказал самого главного.       Флаке поднялся на локте и посмотрел на Шнайдера. Тот выглядел умиротворенным и расслабленным. Флаке поднял ладонь и коснулся его лица пальцем, обводя брови, нос, щеки и скулы, рот….       Шнайдер открыл глаза. Флаке ойкнул и убрал руку обратно на его живот.       — Что такое, принцесса? — было заметно, что Шнайдер волновался, хотя беспокойство давалось ему с трудом.       — С Рождеством, Шнайдер, — шепнул Флаке и поцеловал его. Шнайдер лениво ответил ему, и они снова улеглись.       — С Рождеством, Флаке.