Дракон

— Илья, я всё ещё считаю, что это не твоё дело. Но раз ты так настойчиво хочешь пролезть в мою личную жизнь, я скажу тебе — мы с Костей любим друг друга. И то, какой у нас секс, тоже касается исключительно нас двоих. Ты не часть моей семьи, дабы защищать мою честь, и даже не мой близкий друг. Поэтому, я настойчиво тебя прошу, забудь увиденное, и больше никогда не поднимай эту тему. Саша делает попытку встать из-за стола, но Илья не позволяет, хватая его за руку, за травмированную руку. Шепс коротко шипит, но взгляд не меняется, злые глаза все еще смотрят на Илью с настороженностью. — Сядь, пожалуйста. Я ни в коем случае тебе не.... — Отпусти руку, ты делаешь мне больно, — но несмотря на ярое желание вырвать свою конечность из чужой хватки, Саша даже не делает попыток освободится самостоятельно. Он понимает, это бессмысленно, сил явно не хватит. — А чем я хуже, Саш? Ты же так легко позволяешь вредить себе другим людям. А, воробушек? — Илья не контролирует сейчас свои слова, сознание заполонила злость, ведь Шепс все ещё оправдывает этого мудака Гецати. Несмотря ни на что оправдывает! Сука! Это злит, очень злит. — Откуда ты... ты не можешь... только он... — слова не хотят складываться в предложение. Саша глупо хлопает широко открытыми глазами, уставившись куда-то сквозь Илью. Откуда он знает...? Он не мог, не должен был его так называть. Только Косте позволено, больше никому нельзя. Нельзя! — Что такое? Не нравится? А Гецати позволяешь. Воробушек, — Илья не хочет вредить Саше. Даже морально не хочет. Сердце сдавливает в тиски. Больно видеть такого потерянного Сашку. Больно осознавать, что частичная причина боли — он сам. Но так нужно. Илья потом на коленях прощение будет вымаливать, но сейчас нельзя проявлять слабость. Люди вокруг уже начинают обращать на них внимание. Илье на окружающих поебать, сейчас никто не в силах его от Саши оторвать. А сам Саша настолько глубоко в своем сознании, что видит перед собой только размытый силуэт. Блять, слезы все же скапливаются в глазах, сейчас Шепс, как никогда, ненавидит свою чувствительность. — Какая тебе разница, что и кому я позволяю? Я ещё раз повторю, кто ты такой? Кто. Ты. Такой. Тебе должно быть всё равно на меня, как и мне всё равно на тебя. То, что ты знаешь про Костю, ещё не означает, что ты можешь вешать на нас ярлыки! — Саша уже не напуган, Саша зол. Как же он зол. Слезы неконтролируемо текут из глаз, делая его голос дрожащим и дерганным. Да, Костя мог быть грубым в постели. Да, Саша не получает от их секса удовольствия, но ведь это не столь важно. Что на самом деле важно — Костя его любит. Это главное. А Илья делает из Сашиного любимого мужчины насильника. Это злит, это будит желание защитить. А Илье физически больно от Сашиного "мне на тебя все равно". Это настолько больно, что он автоматически отпускает чужую руку, чтобы инстинктивно ухватится за сердце, в попытке вырвать его, принести Саше и положить у его ног. Мол, смотри, оно бьётся только для тебя, ради тебя, из-за тебя. Ты причина всего, Саша, ты причина жить. Но Саша пользуется вновь обретенной свободой, вскакивает со стула и убегает в свой номер. Блять. Блять. Блять. Блять! Адреналиновый шок у Саши закончился одновременно с хлопком двери отельного номера. На смену пришел страх и понимание того, что он сам несколько минут назад назвал имя Кости. Илья ведь не уточнил, кого именно он имел в виду. Это Саша признался первый. Проебался по всем фронтам, и синяки показал, и их отношения с Костей раскрыл. Блеск! Хотя нет. Илья знал про Костю, он ведь Сашу воробушком назвал. Как же запутано и сложно-то, сука. Саша сползает по двери вниз, утыкается лицом в свои колени и не замечает, как сами по себе начинают течь слёзы. Видеть сейчас Илью совсем не хочется, а им ведь ещё ехать обратно в Москву на одном поезде. Шепс запутался, не может понять мотивации. Если бы Олег увидел синяки на Сашиных руках, то его реакция была бы ожидаемой и оправданной, потому что это брат — самый родной и близкий человек. Но даже ему Саша не сможет объяснить, почему он все ещё в отношениях с Костей. Наверное, поэтому и не рассказывает ничего. Но Илья... Он ведь просто коллега, и поэтому его реакция непонятна. Возможно, Саша каким-то образом создал ложное впечатление и ложное представление дружбы между ними. **** В поезде Саша на Илью даже не взглянул, несмотря на его настойчивые попытки поговорить. Поговорили уже, хватит. Была ли эта обида, или страх, или настороженность, какая разница. Важно, что с этим человеком Саше впредь некомфортно находиться рядом. Ожидал ли Илья, что Шепс так отреагирует? Однозначно. И, если быть честным, это вызывало больше радости, чем беспокойства. Ведь означало, что Саша все ещё не потерял свою привычку взрываться, если погладить того против шерсти. Частично ради этого весь разговор и затевался — проверить уровень сломленности. Плохая новость, Сашу от себя он оттолкнул, но это поправимо, как и "мне на тебя всё равно". Сегодня всё равно, Сашенька, а завтра... Саша постоянно теряется на Ленинградском вокзале. Звучит смешно, но каждый раз выходя из вагона, он просто следует за толпой, потому что уверен что толпа приведет его к выходу. В такие моменты Саша сосредоточен, как никогда, но следующий по пятам Илья рассеивает внимание. И не отступает же ни на шаг, зараза. Мысли об Илье настолько затопили Сашин разум, что он не заметил, как кто-то выхватил у него ручку чемодана. Шепс даже не успел осознать, что происходит, и точно бы впал в панику, если бы не учуял родной запах. Олежа. В этом случае даже не нужно натягивать вежливую искусственную улыбку, ведь появляется искренняя, счастливая. Но погодите... — Олежа, а что ты здесь делаешь? — счастье заменятся растерянностью. Ведь Саша Олегу не сообщал время прибытия, да и номер вагона тоже. А это значит, что... — Мне Илья позвонил... Кстати, привет, Илюх, — свободная от чемодана рука тянется, чтобы пожать руку Ларионова, — и попросил встретить тебя. Сука. Саша молча посмотрел на Илью, но злющий взгляд был красноречивее любых слов. Чего же ты добиваешься... — Ладно, парни, я тогда пошел. Олег, передаю из рук в руки, — Илья тянется к Саше, чтобы попрощаться рукопожатием. Но потом надавливает на запястье. Саша даже не пискнул, хороший контроль эмоций. Но Илье нужен другой результат, он нажимает еще сильнее, и наконец услышал шипение. То, что нужно. — Прости-прости, Саш. Сильно больно? Я забыл про твои синяки. Олег резко встрепенулся, навострил уши как доберман. — Какие синяки? Саша, показывай, быстро, — Олег как бойцовская ищейка начинает поднимать браслеты на Сашиных запястьях, чтобы в следующую секунду замереть в шоке. Он был не готов увидеть черные, явно свежие, синяки на родных руках. — Олеж, да это случайно вышло. И мне совсем не больно, правда. Олежа, ну посмотри на меня, пожалуйста, — голос мякий-мягкий, убаюкивающий. Только на Олега это не действует, он не может взгляда от синих запястий оторвать. Кто посмел? Кто, сука, посмел тронуть его брата. — Кто? — смотрит не на Сашу, на Илью. Знает, что брат ни за что не признается, правду не скажет, скроет. — Я не знаю, Олег, — пожимает плечами и смотрит честными глазами, — я случайно увидел, мне он тоже ничего не сказал. Подумал, может тебе расскажет. Саша удивлён, не ожидал, что Илья скроет имя Кости. Этот факт настолько радует старшего Шепса, что он даже забывает, по чьей вине Олег собственно узнал про его синяки. — Саша, я жду конкретное имя. Мне нужно знать, что вписывать на похоронный венок, — и не шутит ведь. За брата Олег готов убивать. На Сашу даже смотреть косо нельзя, слово плохое в его сторону говорить нельзя. А тут какой-то мудак посмел навредить физически, сука, — Саша, не заставляй меня тебя считывать, я ведь всё равно узнаю. — Олег, пожалуйста, посмотри на меня, — ждёт ответного взгляда, и только тогда продолжает, — я не знаю, кто это был, честно. И злого умысла там не было, просто какой-то мужчина ухватился за мою руку в метро, чтобы не упасть. Вот и все. — Ага, в метро, блять. Саша, а сколько стоит проезд в метро, ты хотя бы знаешь? Не неси хуйню, ты когда там был в последний раз? — Позавчера был, я на поезд опаздывал, а в Москве пробки, что ещё оставалось делать? Поверь мне, пожалуйста, Олеж. Олег нутром чувствует, что брат соврал, но также понимает — Саша сам никогда не признается. И тут непонятно, защищает ли он того мудака, или боится за Олега, чтобы не натворил чего. И лучше бы второе. Илья внутри радуется. Он был уверен, что Саша придумает какую-то нелепую историю для оправдания, но вот зерно сомнения в голове Олега он посеял. Это в принципе то, что и было нужно. Потому что без Олега Илья не справится. Но напрямую говорить нельзя, тогда Саша обозлится. Игра началась, Гецати