Дракон

Успокоиться не получается. Ни скорая встреча с Костей, ни выкуренная, кажется, уже третья сигарета, ни увлажнитель воздуха с добавленным маслом мелиссы не помогают. Иранские учёные явно напиздели про то, что её запах снимает нервное напряжение. А ведь на мелиссу была последняя надежда — Саша не хотел встречать своего мужчину взвинченным. Практики по очищению разума от мешающих мыслей тоже были испробованы. Но видимо этот назойливый рой настолько настырный, что заполняет опустошенную черепушку вновь и вновь. С переменной частотой в мыслях всплывает то Илья, то Олег. Илья, Олег. Олег, Илья Илья, Олег.... О брате думается всегда. Саша ведь старший, это его прямая обязанность — переживать, заботиться, любить несмотря ни на что — выбитая на подкорке ещё в детстве аксиома. С возрастом абсолютно ничего не изменилось, Олег по сей день в приоритете — всегда. Его благополучие важнее своего, за его достижения радости больше, за его разочарования больнее. Поэтому вдвойне непривычно ощущать, уже давно заметную всем их знакомым, смену ролей. Саша не хочет выглядеть слабым в глазах того, для кого привык быть опорой, защитником, учителем, да кем угодно, но не обузой. Что брат вырос и не нуждается в опоре как прежде, думать не хочется. Рассматривать ситуацию, где Олег становится оплотом безопасности, не хочется тем более. Всё непривычное и новое вызывает у Саши иррациональный страх. Положиться на кого-то? Никогда. Положиться на младшего брата? Ни за что. Перекладывать свои проблемы на других могут только слабые личности. Саша себя слабым не считал, поэтому и справлялся всегда сам. Хочется думать, что в ситуации с Ильёй, тоже получиться разобраться самому. Илья.... Голова сама по себе упала на сложенные руки, а отчаянный Сашин стон услышали только мелкие насекомые в квартире, настолько он был тихим. Контроль эмоций, чтоб его. Тут сложнее. Мотивы брата понять можно, всё-таки кровь не водица, связаны они намертво, эти узы никогда никому не разорвать. А вот Илья чужак. Поэтому его осведомлённость подозрительна. Даже слишком. Нет, Саша бы тоже не прошел мимо человека в беде, особенно, увидев на его или её теле синяки. Папа говорит, что это комплекс спасителя, мама же, напротив, что людям нужно помогать. Возможно, Илья тоже, как мама или Саша, просто хотел помочь. Но одну важную деталь в этой ситуации игнорировать нельзя — не все нуждаются в помощи. Саша вот не нуждается, у него ведь всё хорошо. Или, по крайней мере, так хочется думать. Конечно, бедолаг, которые состоят в нездоровых отношениях, безумно жалко. Их нужно оттуда вытаскивать, проводить психологическую работу... Эту мысль Саше мешает додумать звонок в дверь. Отлично, раз уж успокоиться не получилось, придется вспомнить молодость и знания, усвоенные в театральном. Играем как в последний раз. Единственное не искусственное — радость от встречи, которая заставляет Сашу буквально подорваться со стула и побежать открывать входную дверь. Первое, что удается увидеть — букет кроваво-красных роз, которые, к слову, Шепс ненавидит, но намного важнее сейчас тот, кто эти цветы принес, и выглядывая из-за букета, улыбается почти искреннее. — Я скучал, воробушек. О, Костя скучал. Скучал по шикарному телу, тугой заднице, синим глазам, что смотрят с преданностью. Так скучают по любимому домашнему питомцу. Который, кроме хозяина, ничего и никого не видит. Который заслуживает ласки только при условии полного послушания. Саша был хорошим мальчиком на испытании, Гецати уже посмотрел отснятый материал, и остался доволен. Шепс буквально затаскивает Костю в квартиру, чтобы сразу накинуться на того с поцелуями. Руки мужчины уже привычно обхватывают тонкую Сашину талию. Цветы падают на пол, но сейчас никто из двоих не обращает на это внимание. Они ощущают обоюдный голод, но разный по форме: один мечтает о нежности, которую так давно не ощущал; другой хочет обновить метки принадлежности, снова заклеймить, снова увидеть слезы в синих глазах. Но Саша заставляет себя оторваться от любимых губ. Не хочется, но нужно сначала поговорить, потому что потом будет не до разговоров. Мельком в сознании проскальзывает мысль: а может промолчать, не портить вечер. Но другая, голосом Кости, вторит: признайся, нельзя ничего скрывать. Шепс набирает побольше воздуха в легкие, заглядывает в поддернутые непониманием глаза напротив, и решается. — Кость, мне нужно тебе кое-что сказать, — страшно, пиздец, но это как резко пластырь дёрнуть, — Илья увидел мои синяки на запястьях.... Вмиг вспыхнувший гнев в Костиных глазах заставляет Сашу замолчать, не договорив самую важную часть про осведомлённость в этом ещё и Олега. Руки на талии сжимаются сильнее, заставляя Шепса стиснуть покрепче зубы, чтобы не закричать от боли. — Повтори, — голос, в отличие от глаз, вполне спокойный. Но Саша не обманывается, знает, что внутри у Кости буря — побелевшие пальцы, сжимающие его талию, тому подтверждение. Хочется по-детски промолчать, но это желание остаётся проигнорированным. — Я выходил ночью попить воды, и не надел браслеты. Возле кулера столкнулся с Ильёй, и прятать запястья уже было поздно... Он их увидел... и... — Косте дополнительная информация не нужна, выводы он уже сделал. — Защитника себе ищешь? Или новый член? Мой уже не устраивает? — Гецати резко отпускает Сашу, отталкивая того к стене и отступая на шаг. А ещё призывает всё своё самообладание, чтобы сейчас не ударить воробушка. Ещё рано. А у Саши впервые решительная злость преобладает над страхом. Когда он давал повод усомниться в своей верности? Сейчас даже глаза вторят мыслям, сейчас на место напуганного воробушка, трепещущего в клетке, становиться воинственный беркут. Это Олег в него уверенность вселил? — А твой член может устраивать? Когда ты в последний раз обращал внимания на меня во время секса? Тебе ведь важно только собственное удовольствие. Пришел, слил сперму в меня, ушёл. Очень удобно! — это уже не метафорический, а настоящий крик. Но воинственность из глаз быстро исчезает, как только Саша понимает, что именно он сейчас натворил. Это заставляет Шепса по-настоящему испугаться, и уставиться широко открытыми глазами куда-то в стену. На Костю он никогда прежде не кричал, а вспыхнувшая в его ауре ярость совсем не тонко намекает на предстоящий пиздец. Но ярость быстро сменяется заинтересованностью. — Даже так... Воробушек решил стать боевой птичкой и заклевать противника, интересно, — сейчас к Саше дико хочется прикоснуться. Поэтому Гецати плавно, как хищник на охоте, подходит к нему, чтобы одной рукой ухватиться за шею; кончиками указательного и среднего пальцев второй руки погладить Сашину макушку, а потом резко ударить головой о стену. И снова, для профилактики, — есть желание ещё покричать? А у Саши мир прежний крошиться осколками, Костя раньше до такого не опускался. Порол пару раз, секс был жёсткий, да. Но головой о стену... Никогда прежде. Сейчас нет желания больше ни на что, хочется сжаться в комочек на коридорном полу. Хочется позвонить Олегу и пожаловаться, как маленький мальчик, у которого отобрали ведёрко с лопаткой в песочнице. Впервые хочется, чтобы его, как принцессу из башни дракона, спасли. Иронично, что буквально 15 минут назад, Саша был против перекладывания своих проблем на других. А ещё хочется, чтобы его любили, чтобы нежностью осыпали, чтобы до щемящего сердца, чтобы он был приоритетом, чтобы первое место в иерархии ценностей для кого-то занимал. Костю видеть не хочется, поэтому глаза закрываются, а слезы просачиваются сквозь ресницы, и остаются разводами на впалых щеках. Он бы давно уже упал, ноги подкашиваются от боли, больше от ментальной, чем от физической, но Костина рука, крепко державшая шею, заставляет стоять на месте. — Не смей закрывать глаза! На меня смотри! — Костя встряхивает Шепса как тряпичную куклу. У куклы нет чувств, у куклы отсутствуют эмоции, кукла хочет, чтобы ее спасли. Но реальность жестока. Реальность буквально олицетворение Кости — безжалостная. А Саша ведь так его ждал, так скучал, верил, что сегодня получит так глубоко желаемую нежность. Видимо, он не заслуживает хорошего отношения, только понять не может: почему. Как ребенок познающий жизнь с вечным "почему": почему солнце жёлтое, почему трава зеленая, почему Костя такой жестокий. И как же не вовремя в сознании всплывает вопрос Ильи с этим ебучим "почему": почему Саша позволяет так с собой поступать? А действительно почему? Потому что любви хочется, участия хочется, хочется быть центром чьей-то Вселенной. А давал ли Костя ему что-то подобное? Саша уже непозволительно долго игнорирует Гецати, но на очередное грубое встряхивание приходиться реагировать и все-таки открыть глаза, наполненные слезами. — Кость, — голос дрожит, нервы сдают, но в сердце поселилась твердая решимость, — я не хочу тебя сейчас видеть. Прошу, уйди... Безумно страшно зверю отказывать, но сегодня они прошли точку невозврата. Саша не справляется сам, Саша хочет к Олегу. Впервые готов поступиться принципами и попросить помощи. Нет, про Костю он ни за что не расскажет. Никогда. Но нужда в родном тепле рядом набатом бьёт в голове. — Что ты сказал? Воробушек, видимо, я давно тебя не порол — совсем забыл, как себя нужно вести. Но ничего, я это исправ... — Я позвоню Олегу, — сегодня прям день открытий, ведь Саша никогда прежде не смел Костю перебить, но сейчас.... сейчас ситуация требует, — он приедет, и ты знаешь, что от тебя ничего не останется. На губах Гецати появляется издевательская усмешка. Наивный воробушек. — А ты готов к последствиям? Думаешь, Олег, которого улицы воспитывали больше, чем ваша мать, спокойно воспримет новость про брата, любящего на членах скакать? Он в тебя первого плюнет, откажется от тебя. Нет! Нет, не правда, если бы не крепкая хватка на горле, Саша бы ещё для убедительности головой помахал. Это не так... не так ведь? Олег так не поступит. Не поступит… Слез становится больше. — Сказать нечего? Потому что знаешь, что я прав. Кому ты ещё нужен, кроме меня, воробушек? Никому. Кто ещё будет терпеть твой сучный характер? Ты же всех друзей и мужиков распугал, — Гецати хочет ударить побольнее, вбить в эту дурную голову главную истину, — Я твой единственный вариант. Но Саша больше не реагирует, он сейчас слишком глубоко в своим мыслях, где раз за разом прокручивает одну единственную сцену, в которой родной Олежа говорит ему: ты мне противен. Ты мне противен. Ты противен. Противен... противен... Такой Саша уже неинтересен. Ни поиграть, ни трахнуть — безэмоциональная кукла. Поэтому Костя убирает руку с чужой шеи, наблюдает, как безвольное тело сползает на холодный пол, и молча выходит из квартиры, бросив последний взгляд на Шепса, и хлопнув дверью. А Саша ломается, ему холодно, ему больно, ему страшно. Рыдания рвутся из грудной клетки, в которой задушено бьётся бесполезное сердце. В попытках согреться, сворачивается калачиком, обнимает колени и даёт волю слезам. Все получилось не по сказочным канонам, принцессу от дракона не спасли, дракон наигрался, и сам улетел. Саша по-прежнему хочет к Олегу, хочет услышать его голос, хочет согреться родным теплом, но не позволяет себе эту слабость. Ведь должен быть сильным ради него, ради своего маленького братика. Только вот маленький братик чувствует сейчас боль. Не свою боль, Сашину. И эта боль настолько сильная, что Олег пугается так сильно, что пальцы не с первого раза попадают по нужному номеру в телефонной книжке. Его потряхивает, натурально трясет... Что же с тобой случилось, Сань? Глаза нервно бегают из одного угла комнаты в другой. Трубку брат не берет ни с первого, ни с третьего, ни с одиннадцатого раза. Сука! Хотел ведь остаться сегодня, как чувствовал, что хуйня произойдёт. Двенадцатый вызов тоже братом игнорируется. Но лёжа на полу в коридоре своей квартиры, Саша банально не в состоянии подняться за разрывающимся телефоном. Боль придавливает его к земле, камнем сверху ложиться, глаза уже высохли, слезы закончились, потухший взгляд, не моргая, смотрит на тень, которую отбрасывают деревья за окном кухни. Лучи заходящего солнца делают тени сказочными. Саша тоже думает, что он сказочный — сказочный долбоёб. Разочарование всей семьи Шепсов. Олег тоже рано или поздно в нём разочаруется. Костя прав. И косвенная вина Саши в этом тоже будет: ведь он уехал, бросил брата на равнодушную к нему мать. В отсутствии брата, все, что оставалось Олегу — сбегать в комфортную для него среду, в объятия улиц. Улица воспитывает жёстко, даже жестоко, там нет места сантиментам, ты либо подчиняешься, либо... — Саша, ёбанный в рот! Я тебе этот ебучий телефон на шею за верёвочку повешу и замок прикреплю, чтобы ты снять ее не смог, а потом... — Олег резко обрывает свою гневную тираду, когда видит лежащего на полу брата. Становится резко не до возмущений. — Саш! Сань, посмотри на меня! — Олег подбегает к лежащему телу, падает на колени, и крепко обнимает, пытаясь достучаться до нереагирующего брата, — Сашенька, пожалуйста, — растирает ледяные руки, выдыхает на них теплый воздух, пытается докричаться, пока не ловит расфокусированный Сашин взгляд — Олежа... А что ты здесь делаешь...? — хриплый голос режет иссушенную гортань, взгляд не хочет фокусироваться, выхватывая лишь размытый силуэт. Ему это видится? Он бредит? — Если увидишь, что я покрасился, знай, это из-за тебя. Я с тобой в 25 уже седеть начинаю, — но несмотря на возмущение в голосе, Олег радуется, что получилось до брата дозваться. Но радость длится недолго, ровно до момента, пока он не видит в предзакатном свете свежие отметины на шее брата. Отметины в форме пальцев. Наличие веника из красных роз, который Олег заметил сразу, как вошёл, тоже теперь имеет объяснение. Значит, этот мудак приходил, и судя по сильной боли, которую Олег до сих пор чувствует, Сашу ранил. Остаётся надеяться, что ментально, а не физически. Хотя, безусловно, оба варианта хуйовые. У Саши взгляд все ещё расфокусирован, поэтому наливающиеся кровью глаза брата он не видит. Зато чувствует, как чужие руки крепче сжимают его плечи. Ауч. Хочется выбраться из хватки, но вопрос, который Саша так боялся услышать, заставляет замереть. — Кто? Я надеюсь, в этот раз, ты скажешь мне правду.