Порох, прах и кровь

В дело пущены все чудодейственные масла: от морщин, от веснушек и от хандры. Лотти Лаш с матерью едет на свой первый большой прием. Княгиня д’Орсей поспособствовала тому, чтобы их пригласили. Сама она трясется с мужем и пасынком в позолоченной карете. В посеребреной едет Константин — отдельно, «чтобы не мешал их взрослым разговорам». Только Аврора едет с ним — когда решался этот животрепещущий вопрос, она сказала, что тоже не хочет никому помешать. Корсет на ней вполне сносный, туфли — бывало и хуже. Белый Авроре к лицу. Константин весь в зеленом, цвета ее злосчастного родимого пятна, но дорогого кузена нарядом не испортить. Лишь тайная печаль омрачает крупные благородные черты. — Дворец де Веспе очень удачно расположен, — мечтательно произносит Константин. — Как думаешь, мы можем его конфисковать? — Если найдем доказательства государственной измены. — Славно! Этим я и займусь, пока ты будешь сводничать! Аврора беззвучно усмехается и опускает взгляд, чтобы поправить кольца. Нет, так нельзя, это жест господина наследника. Но и на Константина смотреть она сейчас не может: в голову лезут сцены из модных дамских романов. Двое в тесной карете. Вот женщина роняет ленту, наклоняется подобрать — мужчина делает то же самое, и они сталкиваются носами. Или, когда во избежание дорожного происшествия кучер дергает повод, женщина, охнув, падает в объятия мужчины. Все эти сцены, конечно, заканчиваются поцелуем. Аврора безотчетно закусывает нижнюю губу. Подняв глаза, встречает взгляд Константина. Он улыбается с прищуром старого исповедника. — Вот мы и приехали, дорогая кузина. Кучер у них отличный — так плавно остановил карету, что Аврора этого не заметила. Она ступает на каменную крошку, благодарит Константина кивком. Чуть поодаль сияет позолоченная карета. Троица д’Орсеев выходит оттуда с тусклыми лицами: княгиня чем-то недовольна, князь недоволен, как всегда, а господин наследник придирчиво разглядывает ногти. Лотти Лаш с матерью — голубое и синее — освещают восторгом всю подъездную тропу. Мягко пожав ладонь Константина, Аврора «вновь бросает его ради подруги». Они идут на свет огромных окон дворца де Веспе, заходят внутрь, держась под руки. Порядочным девицам это разрешено. Ленты на запястье Лотти приятно щекочут кожу. Госпожа Лаш идет следом, так осторожно переставляя ноги на ступенях парадной лестницы, словно подозревает, что сделана та из сахара. На лицах многочисленных слуг нет выражений, и Аврора, обратив на них рассеянное внимание Лотти, бормочет: — Уверена, все эти люди — заколдованные пряничные человечки. Шарлотта прячет в ладони звонкий смешок. Никто не удивился бы, узнав, что Александр де Веспе такое может. Лицезреть его предстоит, наверное, лишь в конце вечера — хозяин позволяет себе пропускать самую скучную часть. Грудь Лотти Лаш вздымается под корсетом. Гостеприимный бальный зал распахивает двери — но чем больше помещение, тем теснее рамки. — Здесь я тебя оставлю, — говорит Аврора, — исследую обстановку. Улыбайся и хорошенько думай, прежде чем завязывать с кем-нибудь беседу. Младшие сыновья — да. Вдовцы — определенно. Никаких юных богатых наследников — мы не хотим, чтобы тебя приняли за выскочку. Приглашения на танцы… — Я помню! — громким шепотом перебивает Лотти. Смущенно улыбается, глядит из-под ресниц. — Спасибо тебе. Аврора склоняется к ее уху. — Поблагодаришь после своей брачной ночи на роскошных белых простынях. Зал стремительно наполняется голосами, и спокойную музыку почти не расслышать. Жаль. Скрипачи у де Веспе всегда выше всяких похвал. Константин мчится навстречу, как сорванный ветром лист. Уже облетел всех своих товарищей по кутежам. — Хочу твой первый танец, дорогая кузина! — Этого можно избежать, или?.. — Два первых танца! — Ладно, Константин! Но сначала дела. Слуга берется повязать ему на запястье две ленты — белые, с золотым орнаментом по краям. Третью, последнюю, Аврора прячет в рукаве. Константин отправляется искать компромат на де Веспе, а она — подбирать жениха Лотти Лаш. Не самая простая задача, учитывая условие насчет «первой пятерки». Среди д’Орсеев и де Веспе ловить нечего, а три другие богатейшие фамилии Содружества на приеме представлены довольно скупо. Впрочем, потому они и богатеют, что не тратят время на пляски и болтовню. Все свободные для брака представители дома д’Арси, четвертого в списке, в эту самую минуту покоряют Новый Свет. Аврора учтиво приветствует пожилого главу семьи, до сих пор нежно привязанного к парализованной супруге. — Шарлотта Лаш? — переспрашивает старик. — Я даже не знаю. Посоветуюсь с женой. Присутствуют д’Ирсоны, побочная ветвь д’Арси, — а господа отцы уж наверняка простили бы столь маленькое отступление от уговора. Однако госпожа Беатриса, кошелка, не смирившаяся с потерей былой красоты, надела сегодня платье с вырезом в форме скандала и портит всем настроение слухами о вспышке малихора. Братья д’Ирсоны прячутся в тени материнской юбки. Аврора думала, близнецы — уже юноши, а им в сумме, похоже, меньше лет, чем Шарлотте. Старшего не видать, да и он, говорят, женат тайно — эти проблемы точно никому не нужны. Вино чересчур терпкое. Зато скрипки хорошеют. Переводя дух, Аврора оглядывается в поисках фамилии номер пять, но общие знакомые приносят прямо на блюде более лакомый кусочек. — Господин де Моранж, — представляют они. — Только что из поездки по святым местам. Путешественник, натуралист, коллекционер. Чуть за сорок, темноглазый, красиво седеющий вдовец. Номер три. — Прогуляемся по саду? — почти сразу предлагает он. А потом так долго молчит и кивает, загадочно ухмыляясь, что список аргументов Авроры едва не доходит до гибкого язычка Лотти Лаш. — Ее репутация чиста, как родник, и это не следствие замкнутости или везения. Шарлотта очень умна, господин де Моранж, и составит… — Почему вы сами подыскиваете ей партию? — наконец спрашивает он. Аврора украдкой засовывает вылезший краешек ленты обратно под манжет. — Отец Шарлотты был другом моего отца, и я считаю это своим личным делом. — Что ж, похвально, — с усмешкой отвечает де Моранж. — Однако я заинтересован в другой. Вот жук, думает Аврора. Сказал бы сразу. — В таком случае не стану вам более докучать. Ее взгляд скользит по высоким стриженым кустам, скамьям под фонарями и лениво журчащему фонтану. Кажется, в этой части сада она еще не бывала. До дворца рукой подать, но кругом очень тихо и больше ни единой живой души. Путешественник и натуралист говорит: — Вы не поняли, госпожа де Сарде. Я обладаю большой коллекцией диковинок… — Он вдруг кладет большой палец на родимое пятно Авроры. — Но в ней никогда не было такой, как вы. Она отстраняется — голова не поспевает за оцепеневшим телом. Слишком медленно, глупо, поздно. Крупная ладонь де Моранжа душит крик, так и не сорвавшийся с губ. Длинная серьга оттягивает и едва не рвет мочку. Аврора пытается поднять руки, но они будто ей больше не принадлежат. Де Моранж рывком разворачивает ее, прижимает к себе спиной. Подтолкнув, бросает грудью на широкую каменную ограду фонтана, давит на шею, наваливается сзади. Ограда не покачивается, как письменный стол в кабинете Лотти, — только обжигает холодом открытые участки тела. — Знаешь, почему ты сама до сих пор не замужем? — Слова де Моранжа заползают в горящее от боли ухо. — Ты приблуда, и князь д’Орсей об этом осведомлен. Сестру он любит, но не станет поднимать шум из-за тебя. А я могу развлечься в доме своего друга. Капли воды из фонтана долетают до лица, и Аврора захлебывается этими каплями. Она не может ни вскрикнуть, ни даже вздохнуть. У нее нет голоса, нет веса — есть лишь чужая невыносимая тяжесть и звуки: пыхтение, низкое бормотание. «Приблуда» растворяется в нем. Такое горькое слово. Что-то настойчиво копошится между негнущихся ног. Совсем не похоже на ловкие пальцы Шарлотты Лаш. Аврора смотрит на собственные, бледные, впивающиеся в камень. Она не надела перчатки, не взяла никакого оружия, но одно из ее колец — для магической концентрации. Камень греется быстро. Когда Аврора зажмуривается, воды фонтана щедро орошают кусты, а де Моранжа всплеск силы отбрасывает, как куклу, в скамью. Приложился спиной. Как следует. Но уже приходит в себя. А ты, Аврора? Давай же. — Аврора! Может, ей это кажется. Кое-как поправив задранные юбки, она находит опору во все той же ограде и поднимает подернутый туманом взгляд. Княжичи. Оба сразу. Константин и Не-Константин д’Орсей. — Я просто… Ты обещала мне танец, — путано произносит первый, — и куда-то пропала, и я… И мы… Он?.. — Не успел. Боясь прикоснуться к Авроре, Константин не знает, куда деть руки. Он сжимает их в кулаки и заслоняет ее собой, когда де Моранж с кряхтением выпрямляется в полный рост. Старший княжич выдергивает из-за пояса перчатку. — Вы покусились на честь моей семьи, — говорит он и бросает ее де Моранжу под ноги. — Завтра в гавани. В полдень. Сделал бы это благородный господин наследник, знай он то, что знает его отец? «Ты приблуда. Из-за тебя не поднимут шум». От шума крови в ушах Авроре становится дурно. — «Честь семьи», — бормочет Константин, уже без всякого стеснения взяв ее за руку. — Идем отсюда. Он шагает уверенно. Точно бывал в этой части сада. Потом Аврора приходит в себя — вздрагивает, когда Константин стучит изнутри по стенке кареты. Кучер пускает лошадей быстрым, но ровным шагом. Две белые ленты висят на господском запястье. Из рукава Авроры тоже торчит золотой краешек. Дернув за него, она комкает свой третий танец и бросает в темный угол, чтобы здесь и забыть. — Ты можешь… — Константин осекается. — Ты ведь знаешь, что можешь мне все рассказать, как есть? Она смотрит туда же, куда с ужасом смотрит он: на белый шелк, испорченный рыжими пятнами. — Это не кровь. Не моя. Просто что-то прилипло с фонтана. — Аврора делает складку так, чтобы пятна оказались внутри. — Как я и сказала, он не успел. С места напротив доносится сбивчивое дыхание. — Этого… Даже того, что случилось, не должно было случиться. Мне правда очень жаль. Аврора кивает. Ждет, пока рассосется ком в горле. Кивает снова. — Не думала, что в красивейшем дворце Серены опаснее, чем в самом грязном ее переулке. — Ты всегда это знала, — печально говорит Константин. — Как и я. — Знать и испытывать — не одно и то же. Он встает с места, стукнувшись обо что-то затылком или локтем, садится к ней и крепко обнимает за плечи. Она прижимается левой, «диковинной» щекой к зеленому воротнику Константина. — Все позади, — повторяет он до самого дома, пока Аврора плачет навзрыд и дрожит. — Позади. Я с тобой. Но худшее ждет, притаившись за каждым знакомым углом. Смотрит на перевернутые часы.