/2
1 января 2024 г. в 20:48
Они добрались до тихой, уединённой местности. За последние пять лет Тсукишима почти не выбирался за пределы Токио, ограничиваясь походами в бар и к стоматологу. Его постоянными пунктами назначения были работа и дом, дом и работа, и за всё то время, что он жил в Токио, он даже не знал о местонахождениях большинства достопримечательностей.
Зато мог себя поздравить с самым масштабным путешествием в его жизни — в тюрьму. Оно с достоинством занимало первое место в его личном списке, на втором был переезд из префектуры Мияги непосредственно в Токио.
Тюрьму окружал высокий каменный забор, который, к тому же, был под напряжением, и Тсукишиме мало верилось, что кто-то когда-то мог отсюда бежать, потому что первой его мыслью было: «Это нереально».
Массивные стены создавали внешнюю защиту, ограждали пространство, где каждый камень был пропитан молчаливым смирением и монотонностью тюремных будней. А напряжение проводов, вибрирующих от электрического тока, лишь напоминало о беспрекословной изоляции.
Тишина сменялась отдалёнными звуками природы и редким гулом проезжающих автомобилей по магистрали, которую они успешно преодолели и остановились перед контрольно-пропускным пунктом возле ворот.
Громкий вздох водителя услышали все пассажиры фургона и рассмеялись себе под нос. Водитель медленно опустил тонированное стекло, протягивая руку с раскрытыми документами, и охранники на пункте кивнули, открывая ворота и пропуская их внутрь.
— Добро пожаловать домой, — с кислой миной оповестил заключённых надзиратель.
Как только фургон остановился, мужчина встал со своего места и вышел наружу, стуча раскрытой ладонью по двери и почти оставляя в ней вмятину.
— Танака, и ты поднимай свою задницу, мы приехали!
Надзиратель с переднего сидения зашевелился, протяжно зевая и потягиваясь на месте, после чего осмотрелся по сторонам и открыл дверь, вылезая из фургона. Вид у него был так себе: американо, купленный в участке, оказался бесполезным.
— Выходите, дамы. Ваши мальчики заждались.
Тсукишима поморщился, понимая, что подобный юмор будет преследовать его на протяжении всего срока — если не жизни. Колония строгого режима, только для мужчин. У него было смутное представление о жизни в тюрьмах, но Ямагучи смотрел на него страшными глазами и говорил, что Тсукишима должен быть очень сильным, чтобы не дать себя в обиду.
Так бы и сказал: «Тсукки, несмотря на высокий рост, ты очень худой и миловидный. Таких могут принять за девчонку. Береги задницу».
Когда все заключенные вышли из фургона и выстроились в шеренгу, надзиратель скрестил руки на груди и наконец-то представился:
— Для вас, вшивых новичков, я — офицер Иваизуми, ко мне вы обращаетесь только по делу. Важное уточнение — по делу, значит вы при смерти либо уже умерли. По остальным вопросам обращаетесь к другим офицерам. А теперь идите за мной. Вы избавитесь от последнего, что делает вас людьми — от ваших вонючих шмоток.
Тсукишима шёл самым последним, и его радовало только то, что с него наконец-то снимут наручники, потому что запястий он не чувствовал от слова «совсем».
Хината Шоё, рыжий парень с проколотым ухом и мёртвыми глазами, шёл одним из первых, и Тсукишима не сразу заметил, но вместе с формой, которую им выдавали, они также получали бейджи, отличавшиеся друг от друга определённым цветом.
Он не совсем понял, для чего нужны те или иные цвета, и только когда ему выдали его собственную форму, он чуть замедлил шаг и обернулся на идущего позади него офицера Танаку, который с крайним любопытством рассматривал грязь у себя под ногтями и всё ещё широко зевал.
— Что означают цвета на бейджах?
Офицер отвлёкся от разглядывания «маникюра» и удивлённо вытаращился на него, всем своим видом демонстрируя: «Это ты у меня интересуешься? Совсем страх потерял?». Тем не менее, Тсукишима выдержал выпад в свою сторону и повторил вопрос.
— Какие наглые новички пошли, — возмутился Танака и всё-таки ответил: — Цвета — это, грубо говоря, уровень тяжести совершённого преступления. Если получаешь зелёный, то ты совершил что-то пустяковое и выйдешь через пару лет. Если оранжевый, то нейтралитет. Может, убил кого-то, но тебя оправдали, либо были на то свои причины. Но если у тебя розовый или красный бейдж, то ты опасен и, скорее всего, не скоро отсюда выйдешь.
Он был явно доволен собой, но спустя мгновение тут же поменялся в лице и шикнул на Тсукишиму, мол, «я тебе ничего не говорил, ты меня не знаешь, иди отсюда».
Тсукишима сделал предположение, что офицер Танака совсем недавно устроился на работу, и ему было только в радость похвастаться приобретёнными знаниями, даже если его аудитория — это новички-заключённые.
Тсукишима молча кивнул и отвернулся, догоняя свою группу. Когда они сдали одежду, то им пришлось пройти специфическую «проверку» на запрещённые вещества в заднице и обработку дезинфицирующими средствами. Больше всего возмущался Дайшо Сугуру, особенно когда его попросили наклониться задницей к надзирателю и покашлять.
— Какого, блять, хрена? Вы серьёзно думаете, что я храню наркоту в несчастном колечке мышц? Если бы я хотел пронести наркоту в тюрьму, я бы просто её принял и хорошенько кайфанул!
Тсукишима, конечно же, не разделял мнения Дайшо о наркотиках, но целиком и полностью был согласен в том, что раздвигать задницу перед незнакомыми людьми и демонстрировать поджавшиеся яйца — это перебор.
Они переоделись в тюремную форму, и их повели снимать отпечатки пальцев и фотографироваться на бейджи. Мельком Тсукишима увидел бейдж Хинаты, цвет которого был розовым: опасные или особо опасные преступники. У Дайшо также был розовый бейдж, у Тсукишимы — оранжевый. Теперь он примерно понимал, от кого ему стоило держаться подальше.
Когда они проходили мимо комнаты отдыха, из которой уже выглядывали заинтересованные преступники, Тсукишиме стало не по себе. Ему удалось рассмотреть в комнате отдыха небольшой телевизор, а это значило, что многие из заключённых видели репортаж с его участием и знали, куда именно его отправят и какой срок он будет мотать с остальными.
Но, к его огромному облегчению, внимание в очередной раз досталось Дайшо. У него был не самый удачный день, и злорадствующий смех из комнаты отдыха служил тому подтверждением.
— Да ну, неужели карма существует? — громко спросил кто-то через толпу любопытных заключённых, которые начали расходиться по сторонам.
Сопровождающие новичков надзиратели, офицер Матсукава и офицер Ханамаки, обменялись многозначительными взглядами и молча отошли, наблюдая за ситуацией со стороны. У Тсукишимы промелькнула мысль, что они делали ставки. Правда, почему, пока было неизвестно.
Дайшо вздрогнул, а на его лбу появилась испарина. Он криво улыбнулся и посмотрел в сторону толпы, изображая радушие. Рыжий коротышка впервые за всё время их поездки и пребывания в тюрьме выразил заинтересованность.
— Сколько лет, сколько зим, Куроо. Уже обзавёлся дружками?
Наконец-то в толпе появился силуэт высокого мужчины. Он был старше Тсукишимы где-то на пару лет, но выглядел гораздо старше и мужественнее. Правда, стрёмная причёска, которую даже не старались укладывать, портила всё впечатление. Тем не менее, мужчина шёл с гордо поднятой головой и самой гадкой ухмылочкой на свете.
— Дружками обзавёлся, спасибо. Они будут рады попробовать твою узкую задницу на вкус, — мужчина, которого ранее назвали Куроо, остановился и оценивающим взглядом прошёлся по всем новичкам, внимательно разглядывая бейджи. У самого Куроо бейдж был красного цвета: особо опасный преступник.
Тсукишима поёжился и отвёл взгляд в сторону. Почему на бейджах не писали краткую выжимку из истории преступлений? Так было бы в разы проще.
— О, — мужчина сделал пару шагов вперёд. — А белобрысого я в новостях видел. Он акции богатеньких покупал и денежки отмывал. Удивительно, что ему дали оранжевый цвет. По-моему, заслуживает уважения.
Какого ещё уважения?
Тсукишима нахмурился и посмотрел на Куроо в упор, не совсем понимая, к чему тот клонил. По его мнению, Тсукишима должен был получить больше десяти лет — и это стало бы причиной, по которой его бы уважали?
— Заслуживает уважения? — подал голос рыжий коротышка и наконец-то обратил внимание на Тсукишиму. — Его сожрут в первую же неделю нахождения здесь. Кроме копошения в бумажках, вряд ли он способен защитить себя.
— Какие громкие заявления, — в толпе появился ещё один заключённый, не уступающий по росту Тсукишиме.
Он был бритоголовым и, скорее всего, тоже крашеным: волосы были огненно-красного цвета, близкого к рыжему, но далеко не к естественному. А ещё долговязый выглядел достаточно жутко, по большей части, из-за широко открытых глаз. Бейдж — розового цвета.
— Но бейдж у него… За что тебя посадили?
— Оставил одного папашу в живых, — рыжий сухо улыбнулся и больше не стал ничего говорить. Это и так произвело немалый интерес, которого было достаточно, чтобы заклеймить себе место среди тех, кого без повода не трогают.
Надзиратели наконец-то поняли, что никакой интересной потасовки не случится, и расстроенные сообщили, что им пора начинать распределение по временным камерам, где новички должны провести несколько суток — перед официальным заселением в тюрьму. Но для того чтобы их распределить по койкам, они должны были получить постельное бельё и средства для гигиены.
Тсукишима внутренне обрадовался, что совсем скоро ему удастся принять душ, возможно немного поплакать и почувствовать себя человеком, но мысль, не вовремя постучавшаяся в голову, сбила ему весь настрой: «Ты худой и миловидный. Береги задницу».
Впрочем, глядя на Дайшо, Тсукишима себя успокаивал: у него хотя бы не было врагов среди заключённых, и он не собирался чесать языком налево и направо, чтобы выглядеть круто. В этом и заключалось его главное преимущество.
А ещё он предпочитал не обращать внимание на то, как заключённый по имени Куроо, бейдж которого внушал только страх и ничего кроме страха, провожал его взглядом и тихо посмеивался, переговариваясь с другими мужчинами.