Ворон с Уолл-стрит

            Если бы у Бокуто Котаро спросили: «Чем вы больше всего гордитесь?», он бы, не задумываясь, ответил: «Конечно же, Акааши! Вы вообще его видели? Хотите, покажу?».             Акааши Кейджи был младше Бокуто всего на год, но свободно говорил на четырёх языках, отличался хорошим вкусом в одежде, выпивке и музыке, никогда не повышал голос: говорил спокойно, уверенно, выдерживая паузы, прерывать которые было настоящим преступлением.             Бокуто всегда хотелось приставить указательный палец к губам, когда Акааши что-то говорил, либо увлечённо рассказывал: «Пожалуйста, заткнитесь. Я слишком редко слышу его голос. Я хочу насладиться этим моментом сполна, впитать в себя каждое слово, вылетающее из его рта».             Бокуто восхищался Акааши ещё со средней школы, когда они впервые познакомились. Акааши пришёл в волейбольным клуб будучи нескладным первогодкой: отстранённый, немногословный, но упорно тренирующийся и помогающий другим участникам клуба. Он всегда оставался допоздна, отрабатывая броски; набирал воду в бутылки для команды и следил за чистотой спортивной формы; убирался в раздевалке и регулярно проветривал, чтобы ребята не зажарились после выматывающей тренировки.             Его не взяли в основной состав спустя полгода, и Акааши спокойно отнёсся к решению тренера, продолжая усердно работать и улучшать навыки день за днём.             Бокуто пришлось умолять тренера, стоя на коленях, чтобы Акааши дали шанс поучаствовать на выездных играх, и когда первые межшкольные соревнования состоялись, Акааши принёс им сразу несколько результатов: чистую победу, незабываемый опыт и пышущего энтузиазмом Бокуто.             Он громко и заразительно смеялся, хвастался перед любопытными одноклассниками и красовался перед девчонками, демонстрируя мускулы и твердя про победу на национальных, потому что теперь с ним играет Акааши Кейджи.             С тех пор они всегда были вместе. Играли в волейбол, стояли в очереди за мясными булочками в школьной столовой, подтягивали друг друга по учёбе, возвращались домой, обсуждая фильмы либо комиксы.             Иногда Бокуто казалось, что если Акааши внезапно исчезнет, то, вместе с ним, исчезнет половина Бокуто: растворится в воздухе, безжалостно отнимет воспоминания, оставляя только безграничную пустоту, мрак и холод.             Акааши никогда не противился его присутствию, никогда не пытался поговорить с ним по поводу личного пространства и границ, которые для Бокуто были размыты настолько, что никакие бы очки не справились, не помогли бы ему увидеть нездоровую привязанность к человеку, который всегда был слишком спокоен и сдержан, чтобы что-то понять.             Усомниться хотя бы на секунду.             Акааши поступил в тот же университет, что и Бокуто, несмотря на то, что его пригласили, как минимум, в четыре и предлагали хорошую стипендию.             Он стал первоклассным адвокатом, предпочитающим дорогую одежду и хороший алкоголь. Вместо того, чтобы отрываться во второсортных барах с незнакомыми ему людьми, Акааши ужинал в ресторанах и приглашал Бокуто на выставки по современному искусству, не пропускал его любительские матчи и всегда встречал после игры с прохладной газировкой.             Бокуто никогда не замечал за Акааши странностей: всё, что между ними происходило, казалось ему настоящим, естественным.             Акааши часто приходил к нему в гости, аккуратно вешал пальто в шкаф, варил кофе на двоих и относил дымящиеся кружки в гостиную, после чего садился на диван, доставал из сумки ноутбук и погружался в работу.             И всё было хорошо.             До момента, пока Акааши не наткнулся на какую-то статью в интернете.             Тогда он задумчиво свернул вкладку со статьёй, снял очки в дорогой оправе и положил их на журнальный столик: осторожно, с тихим стуком, не касаясь идеально чистых стёкол.             Бокуто смотрел фильм и хрустел чипсами, разбрасывая крошки по футболке, дивану и полу. Он был растрёпанным, немного сонным, а спортивные штаны держались на его крепких бёдрах только благодаря торчащим тазовым косточкам.             Акааши потёр напряжённые веки изящными пальцами, прогоняя лёгкую рябь из-за долгого нахождения за ярким ноутбуком, и окликнул Бокуто:             — Бокуто-сан, а вы не хотите кое-что украсть?             Спокойным, будничным тоном, будто спрашивал о погоде или интересовался, нужно ли что-нибудь взять домой. «Посмотри в холодильнике, может, молоко закончилось?».             Бокуто поставил фильм на паузу, убрал пачку с чипсами в сторону и посмотрел на Акааши сначала удивлённо, затем — недоверчиво, думая, что Акааши над ним шутил:             — Не понял. Кого украсть? Что украсть?             Акааши поманил Бокуто к себе пальцем и кликнул по вкладке со статьёй, показывая Бокуто фотографию с аукциона. Фотографию бриллианта, который мог бы обеспечить половину населения Токио до конца грёбаной жизни.             Акааши редко улыбался. В основном, проявлял вежливость, пытался разрядить напряжённую обстановку или извинялся, приподнимая уголки мягких и красивых губ.             Так обычно улыбались врачи, которым предстояло сообщить пациенту о неизлечимой болезни, но сообщить максимально тактично, правильно, осторожно. Сделать так, чтобы пациент ни капли не расстроился из-за скорой смерти, а лишь почувствовал, как плечи расслабляются, избавляются от груза.             Бокуто смотрел на улыбку Акааши, не отрываясь, и думал: «Чёрт, я не могу ему отказать». Думал: «Мы же никогда не проигрывали». Думал: «Я готов украсть все бриллианты мира, чтобы увидеть эту улыбку ещё раз».             — Ну, я в деле. А какой план?