Девятый Вал

Вся власть в руках – покорна стая, И стар, и мал – тебе стенают, Добро и зло – бои до края, И камня славы сверкают грани. Но меркнет свет, и вкус не тот, И камня блеск покроет пеплом, Небесный непокорный свод пускает только птиц. Короткий сон убил восход, И в душу зло заносит ветром, А небеса который год не признают границ! (с) Виконт – "Гордый Король"

Остаток дня прошёл маетно. Станнис не позволил Ренли увидеться с Лорасом, а из своей палатки выпустил только по малой нужде, – и то, стража не спускала с Ренли глаз, пока он мочился в отхожую яму. Ковылять к ней пришлось короткими шагами, иначе кандалы больно врезались в лодыжки, и Ренли чувствовал себя Бесом. Кругом жужжали мухи, и ему отчаянно хотелось принять ванну, смыть пот и грязь, но Станнис не позволил ему и этого. "Потом", – сказал он, вот и весь ответ. "А как насчёт смены гардероба?" – спросил Ренли, но брат не удостоил его даже взглядом. Ренли тщетно убеждал себя, что ему неуютно исключительно от ощущения грязного тела и мятой одежды, но правда заключалась в том, что в присутствии брата он чувствовал себя скованно. Король Станнис одевался просто: неброский клетчатый дублет, грубошёрстные бриджи, потёртые сапоги, явно прослужившие ему не один год. Единственным украшением его облика оставался пояс, инкрустированный топазами и гранатами, да крупный рубин на рукояти Светозарного. Если бы на Станниса напали разбойники, они бы усомнились, что перед ними действительно королевская особа. Когда оруженосец спрятал в ларец его корону, брат и вовсе стал выглядеть обыденно. Почти как раньше, да не совсем. Станнис держал себя иначе, чем Ренли помнил. В прямой осанке и резких приказах читались достоинство и выдержка, а его тон не терпел возражений. Оруженосцы и солдаты бросались исполнять его приказы опрометью. Ожидает ли Станнис такого же послушания от младшего брата? Ренли с малых лет назывался лордом и не привык подчиняться, как подобает третьему сыну; ему следовало почитать лишь короля, то есть Роберта. Привыкнуть к Станнису с его повадками одичалого будет нелегко. Ренли и Лорас мечтали о том, как преобразятся Семь Королевств, когда они вдвоём возьмут Железный Трон. Ренли носил бы изящную корону из золотых роз, с яшмовой головой оленя на ободке, а Лорас, лорд-командующий Радужной гвардии, находился бы при нём неотлучно. Такая тесная связь ни у кого бы не вызовет подозрений, ведь гвардейцы всегда должны следовать за королём. Со временем Ренли зачал бы ребёнка с Маргери, и на свет появился бы чудесный наследник – красивый и резвый мальчуган, маленький принц дома Баратеонов и Тиреллов. На его гербе красовался бы коронованный олень среди цветов. Двигаясь по Дороге Роз к Королевской Гавани, они пировали вовсю, устраивали рыцарские турниры и скачки. Под знамя Ренли Баратеона с каждым днём стекалось всё больше людей. Лорды Простора охотно присоединялись к ним, и в многотысячном лагере царила атмосфера славного летнего праздника, которому не будет конца. Ренли мог позволить себе промедление, пока его противники, волки и львы, истребляли друг друга. Они стояли лагерем в Роговом Холме, когда лорд Рэндилл Тарли получил письмо Станниса. Ренли смеялся над братом за глаза: ну что он такое выдумал? Ему в жизни не собрать достаточно людей, чтобы захватить Семь Королевств. Да и зачем? И младенцу ясно: из Станниса выйдет никуда не годный король. Обидчивый, злопамятный, бестактный и бесчувственный, – список нелестных эпитетов в его адрес можно продолжать до бесконечности. Его уважают и даже боятся, но мало кому Станнис внушает любовь. Срываясь с намеченного пути к осаждённому Штормовому Пределу, Ренли недоумевал и злился. Почему Станнис не пошёл на Королевскую Гавань? Столица была у него прямо под носом! И отчего брату не сиделось на его Драконьем Камне? Обитель ему под стать – одинокая цитадель посреди солёных серых волн, а позади вьётся навстречу небу тонкая струя дыма. Но наблюдая за Станнисом, который смазывал свой Обгорелый меч маслом гвоздики, Ренли не испытывал ни былого веселья, ни досады. Он наивно полагал, что неплохо разбирается в людях, будь то поиск надёжного союзника или сластолюбивого партнёра на ночь. А родного брата, выходит, не разгадал. Станнис станет королём, совсем не похожим на Роберта. Мальчишкой Ренли восхищался старшим из своих братьев: тот был в его глазах великим героем, с боевым молотом в руках, и никто в целом мире не мог его одолеть. Роберт разбил Безумного Короля, захватил Семь Королевств и подавил восстание Бейлона Грейджоя. Но время и абсолютная власть сыграли с ним злую шутку. Когда Ренли отправился ко двору, чтобы служить своему королю, он был немало разочарован. Роберт был постоянно пьян, поперёк себя шире, и вызывал у Ренли чувство сродни отвращению. Станнис не позволит себе праздности и легкомыслия, и гордости ему не занимать. Это решительный и властный человек, который скорее сломается, чем согнётся. И он победил в честном бою. Эта мысль, несмотря на тлеющую обиду, пробудила в Ренли толику уважения, которого он ранее не испытывал. Станнис почти сожалел, что оставил брата на ночь в своём шатре. Ренли докучал ему по пустякам, а безделье делало его и вовсе невыносимым. Но у него ловко подвешен язык, и как пленник он имел слишком большую ценность, чтобы поручить его содержание кому-либо ещё. Станнис желал ограничить Ренли в передвижениях по лагерю, чтобы избежать попытки побега или сговора. Из осторожности он решил провести военный совет в шатре лорда Селтигара, хотя согласно установленному порядку, собрания подобного рода проводились в просторном шатре короля. Кроме того, Станнис вовсе не собирался отказываться от живого трофея, полученного таким трудом. Ради собственного спокойствия стоило держать Ренли в поле зрения. Чтобы чем-то его занять, Станнис велел брату почистить его роскошный панцирь, покрытый изумрудной эмалью. После прошедшего боя та нисколько не облупилась. – Это работа оруженосца, – Ренли выразительно скривился. – Стало быть, и ты справишься. Братьям уже давно не выпадало случая провести несколько часов наедине. В Королевской Гавани они встречались лишь на собраниях Малого Совета. К концу своей жизни Роберт недолюбливал младших братьев; Станнис и Ренли также не питали друг к другу тёплых чувств. Закончив с должностными обязанностями, они расходились, словно незнакомцы, и Станнису не приходилось видеть юного родственника в объятиях мужчин. К счастью, Ренли хватало соображения соблюдать осторожность, и он предавался похоти лишь в стенах своей столичной резиденции. Его домоправительница, женщина по имени Брелла, научилась быть слепой, немой и глухой к происходящему в покоях её господина. Однако же его вкусы не были тайной ни для мастера над шептунами, ни для мастера над монетой, а значит, и весь Малый Совет был в курсе предпочтений младшего Баратеона. Когда об этом изредка заходила речь, Станнис неизменно ощущал раздражение. Его старший брат завоевал славу пьяницы и распутника, и младший оказался не лучше. И тот, и другой в равной мере порочили светлую память о покойных родителях, каждый по-своему. Неуёмная похоть Роберта раздражала до зубовного скрежета, а что касается Ренли… Примириться с его вкусами оказалось куда сложнее. – А с тобой-то что? – поинтересовался Ренли за ужином. Братец овладел речью ещё на руках кормилицы, и с тех пор его рот не закрывался. – Что? – не понял Станнис. – Я вот лоб расшиб, а тебе тоже прилетело? – Губу разбил. – Оно и видно. С зубами порядок? – Да. – Слава богам. Чем бы ты скрипел тогда? – Тебе весело? – Что ты! Я за тебя переживаю, – заверил Ренли. – Обманщик. Брат состроил гримасу и проворно сменил тему: – Чем ты занимался на своём Драконьем Камне? Я не видел тебя с тех пор, как Роберт уехал на Север за Недом Старком. Ты мог бы и попрощаться со мной, между прочим. – Ты был слишком занят: носился со своей бессмысленной идеей подложить эту девицу из Хайгардена в постель Роберта вместо Серсеи, – Станнис намазал тонким слоем масло на чёрный хлеб и присыпал его крупной солью. – Иначе говоря, обменять шило на мыло. С чего ты взял, что Тиреллы окажутся лучше Ланнистеров? – Мой план был всяко более удачным, чем твой побег. – Я не бежал. – Допустим. Но тебя не было и на турнире в честь нового десницы. Признаться, я даже успел соскучиться по этому звуку, – Ренли поелозил нижней челюстью о верхнюю, передразнивая привычку Станниса в своей насмешливой манере. – Ну так что? – Я собирал мечи и строил корабли. Чем ещё я мог заниматься? – До меня доходили слухи, что ты выписал заклинателя теней из Асшая. – Чушь. Моя леди-жена связалась с Мелисандрой несколько лет назад. Ренли вопросительно поднял бровь, но Станнис увёл разговор в сторону: – Вороны принесли на своих чёрных крыльях вести о смерти Роберта. Ты был с ним на той охоте? Расскажи мне, как погиб наш брат. Ренли отложил кусок вяленого мяса. Он с детства не выносил вида торчащих костей или вспоротых кишок, а когда одному из золотых плащей в пьяной драке выбили глаз, его и вовсе стошнило. – Это был вепрь. Матёрый зверь, настоящее чудовище, – рот Ренли дёрнулся, и присущая ему лёгкая улыбка сползла с его лица. – Роберт приказал нам отступить в сторону и не путаться под ногами. Не мешать ему брать вепря, так он сказал. К тому времени он был уже сильно пьян и промахнулся. Зверь распорол ему живот от паха до самой груди. А Роберт убил его. Он устоял на ногах, хотя внутренности уже в-вываливались из его живота, но он убил вепря, вогнал нож ему прямо в глаз. После я держал его на руках и весь перепачкался его кровью… Мы зашили рану, как смогли, и доставили Роберта в Королевскую Гавань, но на дорогу ушло целых два дня, и рана успела загнить. От неё жутко несло, я до сих пор помню этот тошнотворный запах, – Ренли передёрнуло. – Мейстер Пицель поил его маковым молоком, чтобы избавить от боли. – Роберт был не из тех, кто оставляет поле боя, пока враг стоит на ногах, – Станнис убавил тон, почтив тем самым память покойного брата и короля. – А Серсея? Она была подле Роберта в последние часы его жизни? – Мы прибыли в столицу глубокой ночью, и королеву пришлось разбудить. Роберт пребывал в скверном состоянии, и детей поднимать не стали. Серсея сидела у его постели, как преданная супруга, – Ренли презрительно фыркнул. – Нед Старк был ранен в стычке с Цареубийцей – сломал ногу или что-то вроде того, – и потому прибыл позднее. Тогда Роберт выгнал всех, чтобы поговорить с ним. Нед записал его последнюю волю, я и Пицель стали тому свидетелями. И вскоре Роберт умер. Станнис задумался, обводя пальцем глиняный ободок своей чаши. – Ты сказал, Роберт был пьян во время охоты? – Когда мы выгнали вепря из его логова, Роберт почти что сползал из седла, – Ренли потянулся за кубком. Станнис позволил ему выпить, чтобы брату крепче спалось ночью, и в его суетливую голову не пришли мысли о побеге. – А кто подносил ему вино, Ренли? – Один из его оруженосцев. Дай-ка вспомнить… Старший из них, Лансель. – Лансель Ланнистер, – скрипнул зубами Станнис. – Сын Кивана Ланнистера и двоюродный брат Серсеи, я прав? – Да, – подтвердил Ренли, поднимая глаза. Большего Станнису знать не требовалось. Братья пришли к одной и той же мысли одновременно. – Слишком крепкое вино? – предположил Ренли. – Или вино, сдобренное маковым молоком, чтобы притупить разум, – добавил Станнис. – Роберт спьяну и не заметил бы. Смахивает на происки Серсеи. Он читал по лицу Ренли, как ему стало не по себе от этой мысли. Чувствовал ли он вину за то, что, находясь подле своего короля, не сумел уберечь его от беды? Если и да, его раскаяние было сокрыто глубоко внутри, и лишь человек одной с ним крови мог узреть его. Для всех прочих истина заключалась в том, что братья Баратеоны не переваривали друг друга, но изнанка их отношений была запутанной, как в вышивке неопытной мастерицы. Безудержное желание превзойти друг друга, ревность без любви, сплошные противоречия и капризы. Станнису захотелось сжать плечо младшего брата, но вместо этого он сказал только: – Никто не мог уберечь Роберта от него самого, Ренли. Тот неслышно вздохнул и запил его слова вином. После гибели Джона Аррена, который приходился Станнису в некоторой степени другом, он почти не сомневался, что и короля скоро постигнет та же участь. Не на охоте, так на очередном турнире. Роберт любил показать себя, не думал об осторожности и никогда не слушал советов Станниса. – Наш брат не останется не отомщённым. И Эддард Старк тоже, хоть я и не любил их обоих, – заключил новый король, запивая жёсткую вяленую баранину студёной водой. – Значит, ты не скучаешь по Роберту? – А ты? Ренли безмолвствовал, и Станнис ответил: – Роберт… Он есть в моих снах. Смеющийся. Хмельной. Хвастливый. В этом он был лучшим. И драться он тоже умел. Я никогда и ни в чём не мог его превзойти. – А по мне скучал бы? – Я скорбел бы по мальчику, которым ты когда-то был. Не по мужчине, в которого ты вырос, – подумав, изрёк Станнис. Ренли качнул ногой под столом, звякнув цепью, и вновь принялся за еду: – А знаешь, если Джоффри, Томмен и Мирцелла и вправду зачаты от Джейме Цареубийцы, то после смерти Роберта мы с тобой остались последними Баратеонами. – И Ширен, – трескуче напомнил Станнис. Младший брат испытующе посмотрел на него, и Станнис вспомнил ту оскорбительную байку, которую Ренли бросил ему в лицо не далее как вчера. Люди пересказывали её друг другу в тавернах и борделях: якобы Селиса наставила мужу рога, привязав к каждому дурацкий бубенец, и Ширен рождена от полоумного шута. Эта история добралась во многие уделы раньше писем под печатью Станниса о грехе Серсеи и её близнеца, тем самым испортив его правдивый рассказ. Станнис бросил хлеб и рывком поднялся на ноги. Его сочувствие к Ренли мигом испарилось. – Ты такой же дурак, как Пестряк, если веришь, что Ширен не от меня! – рявкнул он. Ренли ласково ему улыбнулся: – "Нам – ярость", – повторил он девиз их дома. – Правду говорят, что у каждого Баратеона вздорный и непредсказуемый характер. Из тебя получится грозный король, братец. Если и Ширен такая же, тогда у меня нет сомнений. Сядь, Станнис. Мы теперь заодно, разве не так? Станнис нахмурился, но опустился обратно на табурет. – Если ты намерен и дальше испытывать моё терпение, то нет. – Волки держатся стаей. Что львы, что розы в саду – едины. Разве мы не должны держаться друг друга? За твои победы, брат, – прошедшие и грядущие. Ренли отсалютовал ему кубком, и Станнис задержал на нём пристальный взгляд, прежде чем поднять свой. Ужин приводил в отчаяние своей скудностью: вяленое мясо, хлеб и сыр. Как человек, когда-то вынужденный жарить на огне крыс, чтобы не помереть с голоду, Станнис мог бы порадовать себя и младшего брата разнообразием, с досадой подумал Ренли. Роберт обязательно закатил бы пир по случаю славной победы, не забыв про верных солдат и даже пленников. Впрочем, аппетита у Ренли всё равно не было. И на месте не сиделось: Станнис крепко приложил его по заднице своим Обгорелым, но гордость не позволяла жаловаться вслух. Зато беседа вышла почти семейной, чего давно уже не случалось между последними Баратеонами. Хоть один из них и был закован в цепи. Когда Штормовой Предел и его окрестности накрыли сумерки, Станнис удалился на военный совет – вместе с северянами и своими тресковыми лордами. Ренли и его лордов-перевёртышей, которые сразу после его поражения переметнулись к Станнису, туда не допускали, пока они не принесут присягу. Присматривать за пленником явился равнодушный стражник, жующий кислолист. Постелью брату служила узкая и жёсткая сборная кровать с сундуком у изножья. "Вот оно, королевское ложе, – усмехнулся Ренли. – Я хотя бы выгляжу и веду себя как настоящий король. Разве этого недостаточно?" Он с тоской вспомнил о пуховых перинах, оставшихся в его лагере у Горького Моста. В его шатре находилась ванна из дерева и меди, где могли поместиться двое – он и Лорас. Для поддержания тепла в холодные ночи имелись жаровни, а для канцелярской работы – складные кожаные стулья, крепкий стол и походный набор для письма с гранёными чернильницами и печатями. Спелые персики, сливы и груши в хрустальных вазах, собранные в плодовых садах Простора, источали дивный аромат, а оруженосцы разливали вино по серебряным кубкам. В кедровых сундуках хранилась одежда, карты и игральные доски, а в золочёной клетке жила пара краснохвостых охотничьих ястребов. Все богатства остались там, вместе с войском. Ренли неуклюже стянул дублет, снял рубаху и ощупал плечо, нывшее после падения с лошади: под кожей растекался багровый синяк. Отбросив волосы с лица, он растянулся на постели брата. "Станнису и на земле будет достаточно просторно", – решил он, ёрзая, чтобы устроиться удобнее. Пришлось лечь спать в бриджах и сапогах, хотя ноги сопрели в тесной обуви, обременённой стальными браслетами. Повернувшись на бок, Ренли невольно вдохнул запах брата: морская соль с отчётливым оттенком гари, а ещё примесь мужского пота – будоражащий аромат. На мгновение он представил себе, как собирает носом запах с кожи Станниса, и зажмурился, чтобы отогнать наваждение. День выдался паршивым на редкость, и неудивительно, что он переутомился. В конце концов, Ренли забылся тревожным сном с привкусом пепла. 11.07.299 от З.Э. Ему снился его шатёр, шёлк трепало гуляющим мимо ветерком, и на нём танцевали зелёные тени. Вокруг мерцали свечи, и Ренли слышал голоса, но не мог разглядеть лиц говорящих. Он видел перед собой лишь силуэты, окутанные дымом: – Ваше величество… войско уже готово к бою… – похоже на голос Матиса Рована. – Прикажите выступать… – Ему выгодно, чтобы мы выступали против восходящего солнца… – заметил Рэндилл Тарли, опираясь на тяжёлый двуручный меч, носивший мрачное имя Губитель Сердец. – Только до первого удара. Сир Лорас прорвёт их оборону, и всё смешается, – ответил им обоим Ренли. – Когда мой брат погибнет, позаботьтесь, чтобы его тело не бесчестили. Он моя кровь… Чьи-то ласковые руки затянули на нём кожаные тесёмки, застегнули золотые пряжки. Лорас? Нет, Лорас поведёт авангард, а перед ним – всего лишь Бриенна Тарт, эта нелепая девица в мужских доспехах. Впрочем, мечом и булавой она владеет отменно, этого у неё не отнять. Она выпрямилась, чтобы застегнуть латный воротник вокруг его шеи, и тут Ренли услышал другой голос, мягкий, женский, которого не знал прежде: – Умоляю вас именем Матери… О чём? Ренли открыл рот, чтобы задать вопрос, но острая сталь впилась ему в горло, разрывая голосовые связки и трахею. Изо рта вместо слов вырвалось бульканье. Кровь потекла в дыхательные пути вместо воздуха, ноги Ренли подкосились, и он рухнул на землю, задыхаясь. Руки беспомощно схватили воздух, Бриенна поймала его в объятия, но всё было тщетно. Кровь толчками вырывалась из разорванных артерий, алая река заливала зелень и золото его доспехов. Свечи мигали и гасли – одна за другой. Кто-то истошно закричал… Взмокший Ренли резко открыл глаза, вцепившись в шею, но кожа под пальцами была цельной, неповреждённой. Он снова мог дышать. Ренли жадно схватил ртом воздух и застонал, по-прежнему ощущая руки Бриенны на плечах. Свечи погасли – все до единой, и он оказался во тьме. Вместе со светом ушло и тепло. В шатре было холодно, как… "Как в крипте", – подсказал ему внутренний голос. Между лопаток побежали мурашки. Чужие руки крепко встряхнули его за плечи. – Ренли, проснись. Жёсткий голос не мог принадлежать Бриенне, и руки тоже не её. – Станнис, – пробормотал Ренли, узнав брата. Тот сидел на краю постели, в одной рубашке и бриджах, а обнажённый по пояс Ренли задыхался у него на руках. Влажные от пота волосы липли к лицу, и Станнис удивительно бережно отвёл их в сторону. Пытаясь отдышаться, Ренли упёрся лбом в его плечо и ощутил, как брат напрягся. – Тебе приснился дурной сон, – неприветливо буркнул он. – И чего ради ты занял мою постель, узурпатор? – Мне приснилось, что я умер, – сказал ему Ренли. – Я был в своём лагере, в своей палатке, окружённый своими людьми, и вдруг что-то… нет, кто-то разрезал мне горло, от уха до уха, вот так. Ренли провёл пальцем черту по шее. – И ты умер, – скрипуче повторил Станнис. – Так бывает, когда пытаешься узурпировать чужой трон. Ясно? – Дело вовсе не в этом. Ты, что ли, новое слово в книге вычитал? – огрызнулся Ренли, вырываясь из его рук. – Это было словно магия, понимаешь? – Какая ещё магия? – Станнис отчего-то рассердился и заскрипел челюстью. – Это дурной сон. Моей дочери иногда снится, что каменные горгульи на Драконьем Камне оживают, но это тоже всего лишь сон. Спи. Он поднялся, сбросив Ренли со своих колен, и отошёл. Глаза понемногу привыкли к темноте, подсвеченной кострами дозорных снаружи, и Ренли различил вторую кровать в стороне, которую слуги поставили для своего короля, пока он спал. Должно быть, прошло уже несколько часов, как Станнис вернулся со своего военного совета, и стояла глубокая ночь. Он не стал будить Ренли, зато набросил сверху шерстяное одеяло. – А знаешь, – Ренли откинулся обратно на постель и завернулся в шерсть, – я ведь был готов убить тебя, Станнис. Ты бы не покорился мне, я знаю. Даже за целый год осады Штормового Предела ты предпочёл варить похлёбки из крыс, но не сдать замок. – С какой стати я бы покорился тебе? – разозлился брат. – Ты младше меня и… – Седьмое пекло, Станнис! Я пытаюсь сказать, что мог бы восхититься твоей стойкостью! Ренли умолк, и повисла тишина. Было слышно, как стрекочут кузнечики в траве, всхрапывают дремлющие лошади. Долгое лето таяло, и листья уже начали облетать с деревьев, но дни и ночи к югу от Стены стояли ещё тёплые, и Хайгарден собирал богатый урожай. И почему только Ренли показалось, что здесь холодно? – Содеянное тобой называется изменой, Ренли, – процедил Станнис, и по позвоночнику снова пополз противный холодок. – Клянусь, если ты выкинешь нечто подобное снова, пощады не жди. Ренли поворочался и уснул как сурок, прикрыв голову подушкой и свесив руку. Полусогнутые пальцы задевали тростник, расстеленный по утоптанной земле. Снаружи горели редкие костры часовых, и в тускло-рыжем свете, пробивающемся сквозь холст, Станнис, как зачарованный, разглядывал изгиб плеча Ренли, его взлохмаченные волосы и линию скулы. Хотелось стянуть подушку с его лица, но приходилось довольствоваться тем, что пока Ренли спал, Станнис имел редкую возможность насмотреться на него всласть. Младший брат разделся по пояс: стройный, с широкой грудной клеткой и плоским животом. Подтянутый, как Роберт в молодости. Если бы не кандалы, он мог бы обнажиться и полностью. Эта догадка принесла Станнису зудящий трепет наравне с облегчением. Он успокоил себя мыслью, что когда взойдёт солнце, они вернутся в родной замок, и им более не придётся делить на двоих столь ограниченное пространство. Но сильнее его тревожил сон, о котором поведал Ренли. Просторный зелёный шатёр, безжалостная сталь, впившаяся в мягкую плоть, и брызги крови, обагрившие полотно. Истошный женский крик. Смерть Ренли, в ночь перед сражением. Мелисандра видела эту сцену в огне как наяву. Видела, как последние слова беззвучно сорвались с его губ, – какими они были? Почуял ли он свою гибель, дыхание смерти в затылок? Мелисандра рассказала, что Ренли рухнул в клеть чьих-то рук. В шатёр ворвалась королевская стража, но было поздно. Тень убийцы растаяла вместе с дымом гаснущих свечей. Станнис вспомнил повествование алой жрицы до малейших деталей, держа Ренли в своих руках – живого и тёплого. Расплата за измену – смерть, но Станнису удалось разжать хватку, лишь когда он повторил себе, что брату ничто не угрожает. Вспышка страха порядком его рассердила: королю не пристало бояться за жизнь недругов или соратников, когда он ступает на тропу войны, а иного выбора Станнису не оставили. Ему предстоит пролить кровь – и не раз. Взойдя на престол, он накажет виновных, но справедливость не вернёт жизни погибшим. Пока короля не разбудил жалобный скулёж младшего брата, ему снилось, как изваяния драконов на Драконьем Камне оживают, распахивают незрячие глаза, расправляют закостенелые крылья, встряхиваются, и с них осыпается каменная крошка. Похожие сны навещали и его дочь, только Ширен твердила, что чудовища рыщут по острову в поисках её, чтобы утолить голод, а Станнис чувствовал растущую силу. Вместе с драконами он поднимался в небо, и в груди разгорался ревущий пожар. Во сне он был могущественным и, воистину, непобедимым. Нескольких взмахов крыльями хватит, чтобы облететь дымящийся клочок суши, но там, на западе, лежат куда более обширные земли. Манящие грёзы улетучились без следа, и остаток ночи Станнис провёл, не сомкнув глаз. Он пытался различить сопение Ренли среди сонма других звуков: над спящим лагерем витали воркотня собак и фырканье лошадей, широко разносился раскатистый храп солдат. Когда полотно шатра посветлело, а очертания предметов приобрели чёткость, по холсту зашуршал дождь. Несмотря на вчерашнюю победу, Станнис поднялся с койки изнуренным, а дурные сны нисколько не испортили Ренли аппетит, когда наступило время завтрака. Он исхитрялся непрерывно болтать и одновременно поглощать поджаренные яйца, бекон и хлеб. Станнис слушал его вполуха, заново привыкая к повадкам младшего брата и его беспечности. Тот даже в цепях чувствовал себя более раскованно, чем король Станнис среди своего войска. Ренли рассказывал об обезьянке сира Марка Маллендора, чёрной с белым, которую привезли торговцы с Летних Островов: "Она умеет жонглировать монетами не хуже лорда Бейлиша! Маллендоры тоже сбежали под твои знамёна? Тогда ты просто обязан взглянуть на неё – она покажет тебе, как нужно смеяться". Смотреть на обезьянку Станнис отказался, но одолжил Ренли бритву, когда тот пожелал сбрить проступившую за ночь тёмную щетину. Брат на удивление ловко обращался с лезвием. – Где ты этому научился? – Станнис не был уверен, что хочет знать ответ. У влиятельных лордов всегда имелись под рукой цирюльники, и Ренли охотно пользовался прислугой. Он никогда не утруждал себя тем, чтобы лишний раз самостоятельно запрячь лошадь или разжечь очаг. – Хочешь, и тебе подсоблю? – усмехнулся брат, промокнув шею и щёки полотенцем. – У меня лёгкая рука. – Ну уж нет. Я дождусь цирюльника. Пока брадобрей ровнял коротко остриженную бороду короля и его бакенбарды, иссиня-чёрными пятнами оттеняющие впалые щёки, Ренли вперил взгляд в его профиль и смотрел, подперев кулаком подбородок. – Что? – отрывисто спросил Станнис, когда стихло щёлканье ножниц. – А я всё думаю, – Ренли наконец шевельнулся и бросил ему полотенце, – почему ты пошёл на Штормовой Предел? Почему не Королевская Гавань? Если бы я взял с собой всё войско целиком, тебе было бы не выстоять даже с помощью Старков. Так почему? Станнис зарылся лицом в полотенце, утёрся насухо. На столе ещё горели свечи, отбрасывая тени. Брайен готовил к выходу королевскую одежду, а Деван чистил сапоги. – Если бы я встретился с тобой у Королевской Гавани, ты бы разбил моё войско, как роковая волна одолевает судно во время шторма. И я бы погиб. – Откуда ты знаешь? – Довольно вопросов, – Станнис передёрнул плечами. – Ты готов принести присягу? – Да, ваше величество, – Ренли напустил на себя комично-удручённый вид и приподнял колено, в очередной раз брякнув цепью. – Смиренно прошу вас освободить меня от этих колодок. Не хочу скакать у всех на виду как учёный ворон на жёрдочке. – Учёный? Вот это вряд ли, – усомнился Станнис, но отослал Брайена за кузнецом. Разгорающийся день выдался пасмурным, солнце пряталось за густыми облаками, накрапывал мелкий дождь. Холодные капли забирались Ренли за шиворот, когда он медленным шагом приблизился к Станнису на лобном месте. Его избавили от кандалов, и этот клочок свободы принёс ему неземное наслаждение. Оказывается, носить цепи, обременяющие каждое твоё движение, – та ещё морока. По дороге Ренли натянул кожаную куртку со стальными заклепками, которую самовольно реквизировал из палатки брата для защиты от дождя. Вокруг собралась целая толпа: высокородные лорды впереди, за ними – рыцари и солдаты, с мечами и копьями. Ренли бегло огляделся по сторонам. Сплошь знакомые лица: Джон Фоссовей из зелёного яблока, Брайан и Тантон из красного, лорд Алестер Флорент – дядя королевы Селисы. Ещё вчера они шли в бой под его командованием. Теперь всё смешалось: престарелый Селтигар, чья мантия усыпана красными крабами, бок о бок с ещё более древним лордом Эстермонтом, чьи владения лежали в Штормовых землях. Он приходился Ренли и Станнису родным дядей со стороны матери. Худощавый мужчина в плаще, выцветшем от моря и соли, однажды спас Ренли и другим жизнь, когда провёл в осаждённый замок судёнышко, до отказа набитое луком и солёной рыбой. А брат отрубил ему несколько пальцев за контрабанду. Ренли охватил гнев, когда он увидел, что Гюйард Морриген до сих пор не снял свой радужный плащ. Да как он смеет? А тот рыжий мальчишка, не старше Лораса, – должно быть, и есть Старк? У его ног сидел самый крупный волк из всех, что Ренли доводилось видеть. Его снедало смутное беспокойство. Что-то было не так. Где Лорас? Томится в плену? А может быть, серьёзно ранен? Станнис так и не сказал ему. Покоряясь судьбе, Ренли даже испытал облегчение, что Лорас не увидит, как он преклонит колени перед братом. Несколько минут унижения – справедливая цена за жизнь. Он сохранит за собой Штормовые земли и место в очереди на престол, хотя Станнис мог бы заставить его надеть чёрное. Ренли не хотел испытывать благодарность к брату, однако, всё же был ему благодарен – где-то в глубине души. Из гордости, изрядно потрёпанной поражением, он напомнил себе: "Я стал бы лучшим королём, чем Станнис". Он снова окинул взглядом собравшихся людей, лица и знамёна. Глубокий красный цвет привлекал внимание: то была жрица в просторном алом платье, столь неуместная среди блестящих доспехов и острой стали, единственная женщина среди собравшихся воинов. На груди у неё тускло светился крупный рубин. Как там её? Леди Мелисандра? – Долго ли нам ещё ждать, сир? – заговорила она. Её голос звучал сладкой музыкой далёких восточных земель. – Вы совершили измену, назвав себя королём, в то время как наш законный правитель – его величество Станнис Баратеон, венчанный и помазанный владыка всех Семи Королевств. Вам следует покаяться в ваших грехах и дать клятву о верности его величеству. Иначе Рглор, Владыка Света, Бог Огня и Тени, покарает вас. Помните, ночь темна и полна ужасов. Ренли запрокинул голову, глядя в пасмурное небо. По серому полотну низко проносились птицы. Они свободны, в отличие от него. "Я ведь тоже венчанный и помазанный – был им ещё вчера. Лорд Тирелл возложил корону на мою голову. А у неё даже глаза красные, как у ворона-альбиноса", – неприязненно подумал он, пропустив предостережение Мелисандры мимо ушей. Он невзлюбил её сразу, как увидел. Красная жрица стройна и пышногруда, а ростом оказалась выше большинства рыцарей. Помимо алого шёлка, она носила кроваво-красный бархат, а вид крови Ренли неприятен. Он медленно преклонил колено перед королём. Бриджи тут же промокли, испачкались влажной грязью. Против своего обычного изящества, Ренли двигался точно деревянный. Обращённые к нему взгляды впивались в спину, словно стрелы. Он же не отрывал глаз от поношенных сапог брата. На голове у того червонным золотом сияла корона, её зубцы вились языками пламени. Насколько же ритуал клятвы в верности напоминает казнь, подумалось Ренли. Ты так же стоишь на коленях, склонив голову перед тем, кто сильнее. Хоть он и знал, что Станнис сдержит слово, но всё равно был беспокоен. – Ваше величество, – промямлил Ренли. – Громче, – сурово потребовал Станнис. – Ваше величество, – Ренли, прочистив горло, повысил голос. – Я, Ренли Баратеон, лорд Штормового Предела, предстал перед вами, чтобы раскаяться в предательстве перед богами и людьми. Я созвал знамёна, собрал войска и выступил на Королевскую Гавань, чтобы занять престол, не имея на то законного права. Мой возлюбленный брат, – Ренли позволил себе ухмылку, – Станнис Баратеон является единственным законным наследником Железного Трона, лордом Семи Королевств и хранителем государства. Я клянусь верно служить тебе, повиноваться беспрекословно, давать добрые советы и отдам за тебя жизнь в случае нужды. Клянусь в этом перед старыми и новыми богами. – Перед ликом Владыки Света, – поправила его алая жрица. – Пусть будет так, – заключил Станнис. – Хороший поступок не может смыть дурного, как и дурной не может замарать хорошего. За тот и другой положена своя награда. Я прощаю твою измену, но не забуду о ней. Я сохраню за тобой Штормовой Предел, но треть его доходов отныне будет поступать в мою казну. Встань. Ренли не покидало ощущение, словно всё происходит понарошку, не взаправду, как будто это детская игра вроде "приди ко мне в замок". В неё играли отпрыски знатных лордов, попутно обучаясь хорошим манерам и основам геральдики, и даже сам Ренли когда-то играл в неё со Станнисом. Старший брат к тому времени давно уже вышел из детского возраста, но пытался отвлечь Ренли от голода, пожирающего изнутри. А теперь – надо же, будто и не прошло с тех пор дюжины с лишним лет. Неужели ему теперь величать Станниса своим государем? Смех, да и только. Ренли выпрямился, и они с королём почти сравнялись в росте; он заглянул в пасмурные глаза напротив. Старинный обычай при обряде коммендации гласил, что после принесённой клятвы новоиспечённый вассал, соединив ладони, вкладывает их в руки сюзерена и скрепляет союз поцелуем в губы. Станнис избегал всякого рода вольностей, и Ренли пожалел даже, что поцелуй мира канул в лету: злое веселье и острое желание уязвить брата настойчиво толкали его в спину. Его сжатые губы наверняка твёрдые на ощупь и холодные от дождя. Стряхнув наваждение, Ренли отступил в сторону, чтобы вслед за ним могли принести присягу и перебежчики: Эстермонты, Флоренты, Фоссовеи и остальные. По толпе пробежал рокот. Станнис морщился, слушая их, чем вызывал у людей безотчётное беспокойство. Прощать измену ему не по вкусу, но он вынужден смириться с этим. – Корона его не красит, – сообщил Ренли сиру Давосу, Луковому Рыцарю, который случайно оказался рядом. – Он такой кислый, точно лимон проглотил. – Тем не менее, отныне он ваш король, лорд Ренли, – вежливо отозвался тот. – Тем более прискорбно – служить королю, у которого начисто отсутствует чувство прекрасного. Перед Станнисом, один за другим, склонились Брайс "Оранжевый" Карон, Гюйард "Зелёный" Морриген и Пармен "Фиолетовый" Крейн из Радужной гвардии, и Ренли вновь захлестнуло негодование. Брайс приходился ему лучшим другом; он и остальные клялись защищать Ренли ценой собственной жизни, как теперь клялись в верности Станнису. Впрочем, даже прославленный Барристан Селми преклонил колено перед Робертом. Неужели все рыцари настолько вероломны? Четверо гвардейцев сопровождали Ренли в бою, но ни один не исполнил своего долга. Где же Робар Ройс, Эммон Кью, Бриенна Тарт? Мертвы или сбежали? Где Лорас Тирелл, в конце концов? – Ренли, как ты? – Брайс Карон подошёл к нему, но Ренли не подпустил его близко, отступив на шаг. – Ты смеешь спрашивать? Не приближайся ко мне, Брайс. – Послушай, я сознаю, как это выглядит. Я пошёл на сторону Станниса, чтобы поддержать тебя, неужели ты не понимаешь? Он же взял тебя в плен. Я боялся, не ровен час, ты сложишь голову на эшафоте. – И по той же причине принёс ему вассальную клятву? Вид у Брайса стал виноватый. Он командовал левым флангом и мог отступить вместе с остальным войском, но вместо этого примкнул к Станнису. Оставалось только гадать, какими побуждениями Брайс Оранжевый руководствовался на самом деле. После предательства остальных гвардейцев Ренли сомневался во всех, кто некогда становился рядом. – Хочешь сказать, мы клятвопреступники, да? – напористо вмешался Гюйард Морриген. – Именно. Перевёртыши, – подтвердил Ренли, сжимая пальцы в кулак. – Как ты смеешь носить этот плащ? – Хочу напомнить, ты сделал это первым. Отрёкся от своей короны, – прошипел оскорблённый Гюйард. – Ты не король, Ренли. Ты даже никогда им не был. Одно название, пустые слова. В лицо бросилась краска. Укол жалил в самое сердце: Гюйард прав, Ренли предпочёл жизнь трону. Но многие ли на его месте поступили бы иначе? "Станнис бы не сдался, – мелькнула предательская мысль. – Он бы никогда…" – Такие же пустые, как и ваши клятвы, – Ренли обвёл взглядом своих бывших гвардейцев. – Осторожнее, милорд, как бы я не отрезал тебе язык за такие слова. С мечом я обращаюсь куда лучше, чем ты. Вспыхнувшая ссора грозила очередным унижением, но Гюйард был безоружен, как и сам Ренли. – Хватит, Гюйард, – Пармен Крейн удержал приятеля за плечо. – Сейчас не время для разборок. Идём. Брайс Карон, обратив к Ренли преисполненный сожаления прощальный взгляд, покинул его вслед за товарищами. Только тогда Ренли заметил, что бывшие соратники стараются держаться от него подальше. Тресковые лорды, присягнувшие на верность Драконьему Камню, держались особняком, равно как и северяне, а сливки общества Простора и Штормовых земель растекались в стороны и занимали места в толпе, нарочито избегая своего поверженного короля. Марк Маллендор, с ручной обезьянкой на плече, перехватив его взгляд, тут же отвёл глаза. Может, показалось? Сомнение тронуло сердце, и пока цепочка желающих поклясться Станнису в верности не иссякла, Ренли вклинился в семейство Эстермонтов. Сам лорд Нефрита приходился ему дядей, равно как и Станнису, так что его измена не казалась столь обидной. При виде Ренли старика сразил приступ лающего кашля. Пришлось учтиво обратиться к его старшему сыну и наследнику: – Эймон, я искренне надеюсь, что лорд-дядя не пострадал во вчерашнем побоище? – Милорд, – физиономия Эймона стала постной. – Приношу свои извинения, моему отцу сегодня нездоровится. Взяв лорда Элдона под руку, он увёл его столь поспешно, будто кузен принёс серую хворь к их очагу. "Они сторонятся меня, – запоздало сообразил Ренли, оставаясь в одиночестве. – Три дня назад мы делили мясо и мёд за одним столом. Вместе строили планы, направленные против Станниса". Открытие не из приятных. Вуаль отчуждения укрывала знакомые лица. Они не смотрели на него, не заговаривали с ним, не становились рядом, будто его компания могла навлечь гнев их нового короля. Вчера они приветствовали Ренли, когда он проезжал на вороном жеребце перед своим войском. Сегодня они охотно смешают его с грязью, пожелай того Станнис. Из всех его не чурался один Луковый Рыцарь, но и его самого благородные лорды обходили стороной, памятуя о низком происхождении бывшего контрабандиста. Ренли ощутил себя призраком среди живых, и ночной кошмар показался ему пророческим. Непостоянство человеческой натуры повергало в смятение, и хвала богам, что брат в этом отношении неуступчив как скала. Дыхание спёрло, как будто Ренли тонул, погружался на глубину. Он прерывисто вздохнул, ослабив воротник. Ему отчётливо не хватало Лораса. Где же он, почему его нет среди всех? В груди поселилось навязчивое беспокойство. Будь Лорас здесь, Ренли не остался бы один на один с пустотой внутри и снаружи. – Я принёс присягу, Станнис. Теперь ты мне веришь? Закончив с церемонией, Станнис направился к своему коню. Ренли увязался за ним, перепрыгивая через лошадиные яблоки, и тараторил без умолку: – Я хочу увидеть Лораса. Почему он отсутствовал сейчас? Где он? – Понятия не имею, – Станнис размышлял, не вернуть ли кандалы Ренли на прежнее место. – В лагере напротив, надо думать. Остался с теми, кто не пожелал примкнуть ко мне по доброй воле. – Как? – изумился брат. – Ты же сказал мне, что взял Лораса в плен! – Я солгал. Ренли замер как вкопанный, но догнал его спустя несколько шагов. Станнис с долей возмущения заметил, что брат нацепил на себя его кожаный колет, но вспомнил, что вещи Ренли остались в его лагере. Пожалуй, можно простить ему эту вольность. Не хватало только нянчиться с братом, если тот промокнет и простудится. – Ты солгал мне? Станнис! Я поклялся тебе в верности! – А я не клялся тебе в честности, – едко парировал Станнис. – Что это меняет? – Если бы я знал, что Лорас не сдался… – То что? Твой Цветочный Рыцарь тебя не спасёт. А у меня нет времени на уговоры или поддавки. Когда брата взяли в плен, мальчишка Тирелл взял на себя командование остатками разбитого войска и спешно отступил. Рыцари и вольные всадники, обескураженные появлением лютоволка на поле битвы, охотно последовали за командиром. Сражение окончилось столь стремительно, что раненых с обеих сторон оказалось всего несколько сотен, а павших – и того меньше. Немного погодя Станнис отправил к Лорасу гонца с предложением о переговорах. Его козырной картой послужит присяга Ренли. Тиреллы потеряли своего короля-узурпатора и нуждались в новом. Почему бы на этот раз им не поддержать законного наследника Роберта? Впрочем, Станнис не питал основательных надежд на их счёт, – жизнь слишком часто баловала его разочарованием. – Я назначил переговоры на полдень. Ты поедешь со мной, – повелел Станнис. – Хочешь получить обратно своего дружка? Попробуй убедить его встать под мои знамёна. В противном случае я его уничтожу. Ренли вскипел, но возражений у него не нашлось, и некоторое время он просто шагал рядом, растерянный и сердитый. Очевидно, борьба за власть не соответствовала его ожиданиям. "Пускай учится", – решил про себя Станнис. – Треть доходов, Станнис? – переспросил Ренли, когда между палатками показался королевский шатёр. – Не многовато ли? – Справедливо. Тебе следует обращаться ко мне "ваше величество". Будет чем оплатить счета, которые предъявлял Драконьему Камню этот лиссенийский пират, Салладор Саан. К новолунию он требовал ещё тридцать тысяч золотых драконов. Также необходимо накормить людей – своих, вновь прибывших солдат Старка и перебежчиков со стороны Ренли. Станнис пересчитал расходы в уме. Война выходила затратной, и на казну Королевской Гавани рассчитывать не приходилось: Роберт прочно влез в долги. – Я клялся давать вам добрые советы, ваше величество, – любезно согласился Ренли. По его тону Станнис догадался, что сейчас последует одна из его бессмысленных шуток, и заранее стиснул челюсти. – И вот первый из них: у моего милостивого государя напрочь отсутствует вкус. Если вы решили с помощью моего богатства наконец сменить свой гардероб, которому, должно быть, никак не менее десятка лет, я буду счастлив возможности оказать вам посильную помощь с выбором тканей, фасона и узоров. – Только в этом, очевидно, ты и разбираешься, – скрипнул зубами Станнис, оседлав лошадь, которую подготовил для него Деван. – Снимай мой колет, если не устраивает. Ренли расхохотался. Брайен Фарринг подвёл для него вороного коня – того самого, который сбросил его вчера. Седло, в чёрную и золотую клетку, было инкрустировано янтарём. Ренли скованно подтянулся и перебросил ногу через круп. Станнис вспомнил кровоподтёк на его плече, который видел поутру. Ничего серьёзного, но всё-таки жаль мальчишку. – Ты не собираешься вернуть мне Чёрную Розу? – Какую розу? – Мой меч. – Потом, – отмахнулся Станнис и, не сдержавшись, фыркнул себе под нос: – "Чёрная Роза". Он держал ухо востро: что мешает Ренли ускакать вместе с его ненаглядным Лорасом? Только данная им присяга. Брат, как и всякий благородный лорд, имеет привычку держать данное им слово, и слава клятвопреступника едва ли придётся ему по вкусу, но тяга к престолу, свободе и любовнику может оказаться сильнее. Подстраховаться не помешает. Станнис задумался о пророчестве Мелисандры – всего лишь одна сцена из десятка или сотни возможных. Когда он представлял себе безжизненное тело Ренли, у него до боли сжималось сердце. Закрывая глаза, он видел не взрослого мужчину, а заморенного мальчика пяти лет, сжимающего край его плаща в худеньком кулачке. На протяжении последних лет Станнису казалось, что он нисколько не привязан к Ренли. Скрепя сердце, он мог простить ему незаслуженное владение поместьем Баратеонов, ведь то была воля Роберта, но Ренли вырос насмешником, нечестивцем и, наконец, изменником. Последнего основания хватало для того, чтобы предать его смерти, но его взбалмошное присутствие поблизости служило Станнису потаённым утешением. Он не позволит брату совершить очередную глупость и тем самым сбережёт его. Король поискал глазами Старка, кивком указал на Ренли, и Робб направил к ним своего жеребца. Робб ещё очень юн, только шестнадцатые именины справил, но держался с достоинством северянина и проявил себя достаточно сметливым. Волосы осеннего цвета Талли трепал ветер. Левая рука, покалеченная стрелой, замотана тряпьём, но Робб утверждал, что рана пустяковая. – Лорд Ренли. Из короля Ренли вновь обратился в лорда, – но он остался жив. Лошадь Старка прядала ушами из-за лютоволка, следующего за ней по пятам, но уже привыкла к его присутствию, а вот вороной Ренли снова шарахнулся в сторону. На этот раз брат удержал его, натянув поводья, и успокоил, потрепав по холке. – Лорд Старк, – Ренли приветливо склонил голову, точно это не войска Робба разбили вчера его надежды на Железный Трон. – Как зовут вашего зверя? "Двое из трёх сложили короны. Остался последний", – Станнис повёл своего коня к месту встречи – зелёной лужайке со свежими пеньками. Вырубленные деревья пошли на осадные машины для замка, примостившегося на краю утёса. Мертвецов уже собрали, но на отсыревшей траве ещё лежали разрозненные и сломанные части доспехов. Знаменосцы Драконьего Камня, лорды-перевёртыши и северяне, составляющие свиту Станниса, двинулись вслед за ним. Мелисандра, сжимая древко знамени Владыки Света, правила гнедой лошадью. Навстречу выехала жалкая горстка: Рэндилл Тарли с длинным двуручным мечом за спиной, Эммон Кью, Робар Ройс и Бриенна Тарт в цветастых плащах Радужной гвардии и их лорд-командующий – Лорас Тирелл собственной персоной.