Девятый Вал

Двери открыты – Край героев новых и богов ждёт. Страхом забытым Прах и пламя на пути моём… Прочь! Эй, духи стен, расскажите, кто я? И что взамен даст сей мир изгою? Пламенем объяты кисти рук, и пылает жаром мозг. Здесь закат, свет вокруг, боль проходит плоть насквозь. Отыскав все мосты, я сгораю и рождаюсь вновь. Пусть горят костры, пусть пылает кровь.        (с) Виконт – "Костры"

"Он меня ненавидит, ненавидит, ненавидит, – стучало пульсом в висках. – Ненавидит, потому что я слабак и трус". Держа путь к Штормовому Пределу, Ренли некрепко сжимал уздечку одной рукой. В другой он держал мех, то и дело прикладываясь губами к горлышку. Красное сладкое вино, рождённое на плодородных землях Простора, – не самый благородный напиток, но, очевидно, золотое борское оказалось Станнису не по средствам. Впрочем, на этот раз Ренли предпочёл бы креплёное дорнийское, вкус которого долго держится на языке. Голова от него становится лёгкой, как пёрышко, вечером и неподъёмной – поутру. Ненастное небо потемнело, дождь стал хлеще, и его конь прибавил шагу, недовольно встряхивая мокрым хвостом. Ренли хотелось к огню. Согреться бы… Если не в объятиях Лораса, так сойдёт камин или жаровня, твердил он себе. После встречи с любовником он ощущал себя сосудом, разбитым на части; изысканной с виду вазой, не содержащей ничего ценного. Он снова и снова вспоминал кривой провал рта Лораса, исторгающий злые слова; его воспалённые после бессонной ночи глаза. Роберт спьяну любил напомнить младшему из братьев о недостатке мужества, но признание Лораса ранило в десятки раз глубже. Грудь сдавила боль; Ренли дышал через раз. Ливень смешал краски, затопил окрестности, и он думал, что если бросится с утёса в ревущие волны залива, то не заметит разницы. – Отдал Станнису честь и мужское достоинство, – пробормотал Ренли себе под нос, делая глоток. Мнение Лораса для него важнее прочих, и если он считает так, быть посему. – А честь моя в глазах его величества дешевле гроша, и обоим я без надобности. Ну и денёк. Его сопровождала целая свита: Бриенна Тарт и лорд Монфорд Веларион со своими солдатами. Очевидно, несмотря на присягу, Станнис не испытывал никакого доверия к младшему брату, раз отправил с ним своего соглядатая, – да и с чего бы? Едва ли он видит в Ренли нечто большее, чем медную безделушку – красиво блестит, недорогого стоит. Даже своего Лукового Рыцаря Станнис ценит больше, чем родного брата, с обидой подумал Ренли, когда король удалился со своим ручным контрабандистом. Глупо было питать надежду, что Станнис удостоит его хотя бы взглядом, прежде чем отправиться на променад под проливным дождём, но Ренли отчего-то всё же надеялся. Рана, нанесённая Лорасом, горела огнём, а Станнис щедро присыпал её солью и ушёл, не оборачиваясь. Пальцы сами собой сжались в кулаки, когда Ренли смотрел ему вслед, покинутый всеми и безнадёжно одинокий. Пусть. Он не стал дожидаться возвращения брата с прогулки, а вновь оседлал коня, которого поймал для него мальчишка-оруженосец. Кажется, его звали Брайен. Ренли имел привычку запоминать имена нижестоящих, и тем это непременно льстило. Не всякий знатный лорд утруждает себя именами челяди, а некоторые и вовсе довольствуются кличками. Бриенна, ведя свою лошадь под уздцы, направилась к нему, но прежде чем она успела сказать хоть слово, к Ренли подъехал Веларион на сером в яблоках жеребце. – Вы, должно быть, собираетесь в замок, чтобы приготовить тёплый приём для его величества? – под маской напускной вежливости скрывалось что-то ещё. – Позвольте мне составить вам компанию. Ренли уставился на него, не сразу сообразив, о чём идёт речь, а после равнодушно пожал плечами: ему было безразлично. Даже если бы он решился на попытку побега, идти ему некуда. Лорас не ждёт его, а вместе с ним Ренли потерял и поддержку всего Простора. В этой войне Станнис вышел победителем. Пространство под стенами Штормового Предела пустовало: обычно близ замка селились ремесленники и торговцы, чтобы заниматься нуждами его обитателей, но армия Станниса выдворила их прочь. Ренли нашёл ворота запертыми. Кортни Пенроз стойко держал замок его именем под осадой старшего Баратеона. Солдат Велариона громко постучал кольчужной перчаткой в обитое стальными заклепками дерево, и в амбразуре появился мальчишка с арбалетом; на вид ему было не больше пятнадцати. – Лорд Ренли! – юный привратник узнал своего господина. – Откройте ворота, – потребовал Ренли, – и позовите ко мне сира Кортни. – Сию минуту, милорд! Попасть внутрь через боковую калитку проще и быстрее, но войско Станниса уже собиралось частью перебраться под крепостные стены. На то, чтобы открыть огромные двустворчатые ворота, потребовалось время. Сперва часовые подняли кованую решётку на цепях при помощи таля; в случае опасности цепи следовало обрубить, чтобы решётка, сорвавшись вниз, перекрыла путь захватчикам. После стражники убрали из пазов на воротах поперечную балку, которая служила защитой от высаживания. Потребовались усилия нескольких человек, чтобы распахнуть настежь массивные дубовые створки, сколоченные из двух слоёв древесины и обитые железом с внешней стороны, чтобы их нельзя было поджечь. – Прав был Рован, – Ренли обратился к Бриенне за неимением более подходящего собеседника. – Мой кастелян, сир Кортни, – упорный человек и опытный командир. Вы же знакомы с ним, Бриенна? В замке имеется обширный запас провизии… И не создан ещё такой требушет, который пробьёт стены Штормового Предела. Люди судачили бы, дескать, я испугался встретиться со Станнисом лицом к лицу. Зато я сохранил бы корону и Лораса, – он снова поднёс мех ко рту, но ощутил на губах лишь чистые струи дождевой воды. Ренли отшвырнул пустой мех в грязь. – Милорд, вы ошибаетесь… Что она понимает? Ренли тонул в своём одиночестве. Её смутила его откровенность, но вино развязало ему язык. Да и вообще, какая теперь разница? Всё кончено. Бриенна нерешительно потянулась к своему панцирю, но заметила за его левым плечом Велариона и неловко отдёрнула руку. Монфорд внимательно прислушивался к рассуждениям Ренли, но не произнёс ни слова. – Снимите этот плащ, Бриенна, и найдите себе новый, – эта цветастая тряпка мозолила Ренли глаза. – Радужной гвардии больше нет. Его слова причинили ей боль. Ренли помнил, как её некрасивое лицо озарила гордая и счастливая улыбка, когда он набросил этот плащ на её объёмные плечи. Но сейчас он не желал задумываться о её чувствах, ведь о его собственных никто не думал. Наконец ворота Штормового Предела открылись перед ними, и Ренли въехал внутрь. Он миновал нижний и средний дворы, заляпанные лужами, а в верхнем ему навстречу уже спешил преданный сир Кортни. Он был уже немолод; его лицо обветрилось, а голова порядком облысела, но лопатообразная борода ещё хранила рыжий оттенок. – Лорд Ренли! Вы дали приказ открыть ворота для лорда Станниса? – Для короля Станниса, – безрадостно поправил Ренли. – Я признал его своим королём, сир. Мой брат в скором времени приведёт сюда свою голодную орду, окажите ему радушный приём. Растопите бани, откройте погреба с вином, займите поваров на кухне, разожгите жаровни в казармах. Предоставьте его величеству покои, соответствующие его положению. Ну, вы знаете, что делать, – Ренли махнул рукой, язык у него заплетался. – Передайте мейстеру Юрну, чтобы держал наготове маковое молоко, припарки и чистые бинты: потребуется оказать помощь раненым. А к вечеру справьте богатый пир в честь победителей. Ренли сполз с лошади и покачнулся; он уже порядком набрался. Его придержали за плечо. Он оглянулся, рассчитывая увидеть Бриенну Тарт, но за его спиной стоял Монфорд; он тоже успел спешиться. – Слушаюсь, милорд, – на лице Пенроза отразилось сомнение, но он не посмел возразить своему сюзерену. – Всё будет исполнено. Чтобы избежать расспросов, Ренли поторопился пройти мимо и взбежал по деревянной лестнице, ведущей на второй этаж донжона. Первый отводился под кладовые и не имел дверей и окон в целях сопротивления штурму, в случае если неприятель уже занял внутренние дворы замка. Дождь набирал силу, и Ренли кутался на ходу в кожаную куртку брата. Та была великовата ему в плечах, зато изысканный дублет под ней остался сухим. Несмотря на это, Ренли основательно продрог, и ему не терпелось добраться до своих комнат. На стенах горели факелы, но их света не хватало, чтобы разогнать сумрак в ненастный день. У подножья винтовой лестницы, круто поднимающийся наверх, его нагнал Веларион: – Лорд Ренли, я обещал составить вам компанию, – по его лицу ещё стекали капли дождя. Несмотря на дружелюбную ухмылку, взгляд фиалковых глаз был бархатным и одновременно острым, точно кинжал из валирийской стали, протянутый рукоятью вперёд. – Я сам найду свои покои, – сухо бросил Ренли, отворачиваясь, но Монфорд поймал его за локоть. – Я настаиваю, драгоценный, – голос его струился шёлком. "Драгоценный?.. Дурная шутка. Станнис оценил меня в медный грош". Ренли попытался грубо вырвать руку, но Веларион, развернув кисть, удержал его плавно, без применения силы. Несмотря на хмельной туман, Ренли мгновенно догадался, о чём идёт речь. – Кажется, у вас остался маленький сын на Дрифтмарке. Стало быть, и леди-жена имеется? – Вы тоже женаты, насколько мне известно, – Монфорд невесомым прикосновением убрал мокрую прядь Ренли за ухо. – Со всем уважением, леди Маргери не навредит то, о чём она никогда не узнает. "Даже если бы и знала, она едва ли была бы против. А Лорасу отныне нет до меня дела, седьмое пекло". Двери за спиной Монфорда вновь распахнулись, впуская Бриенну Тарт. На полу появилось и погасло серое пятно света, а мелькнувшая тень её фигуры казалась исполинской. Она заметила их и не рискнула подойти ближе, неотрывно глядя на Ренли. "Она хочет мне что-то сказать, – с досадой догадался он. – Подождёт". Да что им всем от него нужно, Неведомый их забери? Те, кого он по-настоящему хотел видеть в эту минуту, не желали видеть его. Ренли вновь ощутил, как на плечи навалилось неподъёмное одиночество, и удержался за мягкий взгляд фиалковых глаз, как потерпевший кораблекрушение хватается за обломок затонувшей галеи. Будь Бриенна мужчиной, он мог бы выбрать её. Мужской признак между ног её бы только скрасил. Но она была женщиной, а кроме неё, в пределах доступности находился лишь лорд Морской Конёк – привлекательная диковинка валирийской крови. Он был ровесником Станнису, высокий и статный, в мантии цвета морской волны. Хотя та остро нуждалась в сушке, Ренли с детства любил глубокие оттенки различных красок. Цепочка заманчивых образов пронеслась в его голове: хватка сильных пальцев на запястье, горячее дыхание на коже, поцелуи-укусы в шею, скользящие по рёбрам руки… Приторно-сладкого вина определённо недостаточно, чтобы заглушить тоску. "Два дня назад этот человек приставил кинжал к моему горлу. Впрочем, кому я теперь нужен?.." – Прошу за мной, – решился Ренли, наконец забирая руку, чтобы подняться по лестнице. И Веларион тенью скользнул за ним. Господские покои располагались на самом верху единственной башни Штормового Предела. Огромная и круглая, как каменный барабан, она величественно и грозно вздымалась в небо. Её верхушка увенчана шипастым гребнем; она не имела окон со стороны моря, но винтовая лестница закручивалась по западной стороне, и серый свет робко лился из узких бойниц. Ступени круто убегали вперёд, пока лорд Ренли, нога за ногу, плёлся наверх. Монфорд Веларион следовал за ним, изучая в пятнах света его блестящие локоны цвета воронова крыла, широкие плечи и узкие бёдра. Младший брат его величества чрезвычайно привлекателен, этого не отнять. Время наедине с ним принесёт не только пользу, но и удовольствие. Монфорду уже исполнилось тридцать два, он был ненамного моложе своего короля, а Ренли едва третий десяток разменял. Уже не мальчишка, но, судя по слухам, легкомысленный, безрассудный и падкий на лесть, – лёгкая добыча. Таким, как он, нужно восхищение и внимание, объятия и поцелуи. Сластолюбивые мужчины, которым не требуется чай из пижмы, бывают беспечнее многих женщин в этом отношении. Взять Ренли под контроль не составит труда, особенно после утреннего скандала с полюбовником, – а у Монфорда не осталось сомнений о характере их отношений. Подслушанный разговор у ворот замка только подтвердил его подозрения. Лорд Ренли близок Станнису, желает того король или нет: младший брат приходится ему наследником до рождения сына, вторым в очереди на престол. И он наверняка займёт высокую должность при дворе, так уж принято. Станнис же, в отличие от своих братьев, неподкупен: его не взять ни лестью, ни верностью, – преданность он воспринимает как должное. Этот человек выкован из железа, жёсткого и неподатливого. Монфорд не раз задавался вопросом, что за скрытые богатства его сюзерен разглядел в простолюдине из трущоб. Когда Давос Сиворт проходил мимо, от него разило рыбой. В общем зале Луковый Рыцарь всегда садился с краю, возле дверей, что соответствовало человеку его положения, но не происхождения. Его игрушечный кораблик ни разу не перешёл дорогу "Гордости Дрифтмарка", "Дерзкому смеху", "Ведьме" или "Морскому коню". Но его сыновья с повадками неграмотной челяди почитали себя потомками рыцаря, и когда-нибудь их дети будут состязаться с внуками Монфорда на турнирах. Дом Веларионов носил девиз "старый, верный, отважный", и не зря первым словом значилось именно то, что указывало на множество поколений, ушедших в века. В их жилах текла благородная кровь древней Валирии. Таргариены ради чистоты крови редко сочетались браком с представителями домов Вестероса, но их союзы с Дрифтмарком случались неоднократно. Мать Эйегона Завоевателя и его сестёр была из рода Веларионов, равно как и супруги Эйениса и Эйегона III. Человеку вроде Монфорда не пристало сидеть за одним столом с кем-то вроде Давоса с Блошиного Конца, но король Станнис ставил своего контрабандиста выше лорда Высокого Прилива. Это было столь же необъяснимо, сколь и паскудно. Монфорд рассчитывал, что ему не составит труда найти общий язык с тактичным и отзывчивым младшим Баратеоном. А тот, словно желая упростить и без того нехитрую задачу, напился вдрызг ещё до прибытия в замок. К тому моменту, как они поднялись в его покои, служанки уже растопили камин, постелили на полу свежий тростник, а на столе оставили корзину спелых ароматных груш. Монфорд не преминул пройтись взад-вперёд, оценивая комнаты Штормового лорда. Стены украшали гобелены, расшитые золотом, а в спальной комнате вместо тростника пол устилал нарядный мирийский ковёр. В центре господствовала высокая и просторная кровать с пуховыми перинами и под балдахином, столбики которого повторяли узор оленьих рогов. В углу стояло трёхстворчатое зеркало, а на письменном столе в кабинете имелись пышные перья и флакончики чернил различных цветов. На ширме, привезённой с Летних островов, яркими красками были изображены сказочные животные, а рядом соседствовала сладкозвучная староместная арфа. Монфорд заглянул и в гардеробную, где в кованых сундуках и резном платяном шкафу хранились богатые одежды. Над очагом скрестились два меча. Окружающая роскошь свидетельствовала о том, что лорд Штормовых земель богаче новоиспечённого короля, да и самого Монфорда – тоже, раз уж на то пошло. А ведь когда-то, за счёт пошлин и торговли, богатство Веларионов превышало достаток Ланнистеров с утёса Кастерли. И до сих пор во владении Монфорда находились два замка и тучной остров Дрифтмарк в проливе Глотка. – Чувствуйте себя как дома, милорд, – Ренли гостеприимно раскинул руки. – Монфорд, – лорд Высокого Прилива скроил на лице любезную ухмылку. – Прошу, обращайтесь ко мне по имени. – Конечно, Монфорд. Не желаете отведать груш в вине или жареного каплуна, начинённого грибами и луком? Только скажите, и тотчас… – Предпочту обойтись без лука, – Монфорд приблизился, сокращая дистанцию. – Меня терзает голод иного толка. Желая привязать к себе юного Баратеона, он намеревался приступить к главному блюду, минуя закуски. Придётся поторопиться, пока лорд Ренли не забылся хмельным сном; нужно подарить ему утешение, оставляя следы на загорелой под летним солнцем коже, – и эту ночь он не забудет. Будут и другие, но начать следует именно сейчас, когда все отвернулись от него, а сам Ренли сломлен и безнадёжно пьян. Штормовой лорд отпустил слуг, и те покинули его покои. Монфорд расстегнул под подбородком застёжку в виде морского конька, белого с золотом, и позволил мокрому насквозь плащу соскользнуть на пол. Ренли, путаясь в одежде, пытался избавиться от кожаной куртки. Монфорд помог ему, подойдя вплотную, и коснулся губами гладко выбритой щеки. Ренли послушно запрокинул голову, подставляя шею, и, стягивая с него колет, лорд Веларион накрыл ртом мягкую кожу, омытую серым дождём. С губ Ренли сорвался тихий вздох. – Эта вещь принадлежит его величеству, не так ли? – Что? А, да… Сундуки, одежда… Всё осталось в моём лагере, – сбивчиво отозвался Ренли, пока Монфорд щедро раскрашивал его шею поцелуями. На бархатном дублете без стоячего воротника красовался коронованный олень. Нашитое на ткань кольчужное полотно показалось Монфорду скорее декоративным, не способным выдержать удар меча даже под доспехом. Крючки охотно поддавались под пальцами. Ренли попытался было раздеться самостоятельно, но только мешал, застревая в плотно сидящих рукавах. Монфорд удержал его за локти, пока Ренли не перестал сопротивляться, и стянул с него верхнюю одежду. – Вы любите своего брата, Ренли? – Станниса или Роберта? Ах да, Станнис… Он меня удручает. Цареубийца говаривал, Станнис вызывает у него несварение одним своим видом, – Ренли подавился смешком. – Склонен поддержать его мнение. – Ему суждено быть королём. Монфорд был молчаливым свидетелем недавней ссоры Баратеонов и встретил отзыв Ренли без удивления. Стоит копнуть глубже. Что-то же должно их связывать? Под крепкой выпивкой Ренли мог сказать больше, чем когда он трезв. Только вот он едва в состоянии связно излагать мысли. – Королём? Я тоже мог бы – я храбрее, красивее и моложе, – надтреснуто засмеялся Штормовой лорд. "И скромности тебе не занимать", – усмехнулся про себя Монфорд. – Что за насмешка судьбы? – продолжал Ренли. – Мой брат, мой король… Станнис… Опустив руку вниз, Монфорд обнаружил, к своему удовлетворению, мужское естество мальчишки в полутвёрдом состоянии. Ренли испытает наслаждение в его объятиях и вскоре сам начнёт искать встречи, нуждаясь в его компании. – Его величество позволяет вам много больше, чем кому бы то ни было ещё. – Мне по нраву скрип его зубов, – фыркнул Ренли. Вразумительного ответа от него не добиться, с досадой осознал Монфорд. Усадив Ренли на постель, он снял с него рубашку через голову. Как он и ожидал, Штормовой лорд оказался привлекательно сложен: на плечах отчётливо проступали контуры мышц, грудная клетка была по-баратеоновски крепкой, но в талии и бёдрах Ренли был узок. Такое телосложение можно назвать поджарым, как у охотничьего пса. "Или у оленя", – Монфорд невесомо прикоснулся к гематоме на правом плече. – Упал с лошади, – Ренли доверчиво улыбнулся ему. Монфорд изобразил улыбку в ответ. Синяк на плече, ссадина на виске… Мужчину шрамы только красят. Когда мятежный младший брат сорвался с коня, король едва не сорвался ему на выручку, и этот порыв не укрылся от проницательных глаз Монфорда. Значит, Ренли всё же дорог его величеству? Он избавился от дублета, уронив его на пол, и опустился на колено, чтобы стащить с длинных ног искусно пошитые сапоги. К коже мягкой выделки прилипли влажные травинки. Монфорд потянул в сторону колено Ренли, но тот, крупно вздрогнув, попытался свести ноги. – Не сопротивляйся, – шепнул Веларион, – и я доставлю тебе удовольствие. Он приподнялся, расстёгивая кожаный ремень с вычурным тиснением, и Ренли позволил стянуть с себя бриджи. Монфорд толкнул его в левое плечо, опрокидывая на лопатки, и, упёршись коленом между его ног, некрепко надавил на пах. Ренли прерывисто вздохнул; обнажённая грудная клетка вздымалась и опадала. Когда он отвёл руку за голову, чтобы вцепиться в подушку, Монфорд обратил внимание на отсутствие волос в подмышечной впадине и усмехнулся про себя. Лорд Ренли ухаживал за собой не менее чем девица благородного дома. Потянув с его бёдер бельё, Монфорд убедился, что и пах чисто выбрит, как у мальчика, не достигшего зрелости. Ренли задрожал – несмотря на растопленный очаг, комнаты ещё не прогрелись. Монфорд склонился над ним, целуя, а пальцами обхватил твердеющий орган, чтобы приласкать. Ренли отзывчиво застонал ему в рот, обвивая руками его шею. Монфорд остался в рубашке, бриджах и сапогах; ему хотелось, чтобы нагой Ренли чувствовал себя уязвимо рядом с ним. Лаская его рукой, он держал колено между его ног, не позволяя зажаться. В какой-то момент Ренли ухватил его за запястье, пытаясь что-то сказать, но Монфорд оттянул его нижнюю челюсть и втолкнул два пальца в рот. – Оближи. Ренли замешкался. Пришлось надавить на корень языка, чтобы заставить его подчиниться. Вытянув смоченные слюной пальцы, Монфорд соскользнул коленями на скамеечку для ног у высокой кровати и подтянул мальчишку к себе, обхватив его икры ладонями. Обнажённый и беззащитный, он вызывал возбуждение. Монфорд напомнил себе о должной сдержанности: он сможет найти развлечение по вкусу со стюардом или со служанкой, но сейчас перед ним – лорд Штормового Предела и брат короля. С этой мыслью Монфорд обхватил его член губами, а пальцем отыскал сморщенное колечко мышц между упругих ягодиц. Ренли всхлипнул и прикусил кулак; его пальцы беспомощно запутались в длинных серебристых локонах Велариона. Монфорд надавил сильнее, проникая пальцем в горячее отверстие. Внутри Ренли оказался таким же бархатным, как и снаружи, даже ещё нежнее. – Нет… – Потерпи. Тебе понравится. Монфорду уже доводилось доставлять удовольствие мужчине, как и принимать его, а потому он без труда нашёл искомое. Ренли вскинулся и опал обратно на перину, оставив возражения. Монфорд глубоко забрал его плоть в рот, поглаживая пальцем внутри. По спальной комнате пронёсся протяжный стон. – Ну как? – Монфорд выпустил изо рта член, скользкий от слюны. – Придётся попросить, если хочешь, чтобы я продолжил. – Да, – сорвалось с губ младшего Баратеона; он ослаб и утратил власть над своим разумом и телом. – Прошу, п-пожалуйста, ещё… Монфорд добавил второй палец, и внутри стало тесно. К его удивлению, молодой лорд нечасто баловался подобным образом. Очевидно, он предпочитал скорее брать, чем отдаваться, и Монфорд ощутил хищное желание сломить его волю. "Почти нетронутый, как лестно. Ты дразнишь меня, малыш". К сожалению, с укрощением ретивого оленя придётся повременить: сперва стоит проверить почву и заронить зёрнышко для размышлений. Монфорд терпеливо гладил его изнутри; кольцо мышц крепко обхватило его пальцы, как тесная перчатка держит кисть. Ренли попробовал коснуться себя, но Веларион сжал его пальцы в горсть, заставив мальчишку дёрнуться от боли. Монфорд оттолкнул его руку и снова обхватил член губами, протолкнул глубоко в глотку и сглотнул несколько раз, сдерживая рвотный позыв. Его пальцы с силой двигались внутри, имитируя случку. Ренли вскрикнул коротко, почти жалобно, и Монфорд отстранился, позволяя ему излиться. Семя испачкало ладонь, и он вытер его краем рубашки Ренли, брошенной на пол. Ренли дышал часто и неглубоко, когда Монфорд присел рядом, чтобы оценить его состояние. Взгляд сине-зелёных глаз помутился, и лорд Веларион остался доволен собой. Горло саднило; вздёрнув подбородок, он помассировал шею пальцами, прежде чем подтащить мальчишку на мягкие перины и закутать в одеяло. Ренли свернулся на боку, подгибая ноги, и Монфорд погладил его по волосам, отводя их с мокрого от пота лица. – Останься, – попросил Ренли слабым голосом. – Я останусь, – пообещал Веларион. Ресницы Ренли слипались. Монфорд гладил его по вороным локонам, пока дыхание мальчишки не выровнялось. К сожалению, позволить себе задержаться он не мог: из раскрытого окна вместе с шумом дождя доносился нестройный гомон прибывающих. Скоро они соберутся в чертоге Штормового Предела на роскошное застолье. Король может послать за Монфордом в любой момент, а в покои Ренли могут нагрянуть его служанки или стюарды, и выйдет некрасиво, если в его постели найдут лорда Высокого Прилива. Монфорд поднялся, поправляя смятую одежду, и набросил на плечи дублет, а отсыревший плащ повесил через локоть. На одной из нетронутых подушек он оставил свою брошь, заключающую в себе герб его дома. "Чтобы ты не забыл, с кем провёл этот час". И он покинул господские покои, подхватив из плетёной корзины на столе сочную грушу. – Жил-был медведь, косолапый и бурый! Страшный, большой и с мохнатою шкурой! Челюсть Станниса резко дёрнулась в сторону. Король оторвал голову от кулака, которым подпирал щёку, и гневным взглядом пронзил Фоссовея с красным яблоком на дублете. – Сир Тантон, – Станнису пришлось повысить голос, чтобы перекричать гул. – Я не желаю слышать эту похабную песню за столом. Слишком уж этот весёлый мотив напоминал о Роберте. Покойный брат любил застольные песни, и каждый пир с его участием обязательно сопровождался бурными песнопениями непристойного содержания. Станнис избавился от тяжести короны, и та тускло блестела золотом возле его левого локтя. Он не мог покинуть пиршественный зал: как король, он обязан присутствовать на трапезе в честь победы над Ренли. Его кастелян с заметной неохотой откупорил бочки с золотым борским – вином, достойным победителей. Станнис не сомневался, что Пенроз сделал это по приказу брата. Нужно отдать Ренли должное: он даже в поражении остался учтив. Однако же поверженный король-самозванец не соизволил присоединиться к пиршеству, чтобы преломить кусок хлеба со старыми и новыми товарищами. Деван, посланный в господские покои, доложил, что лорд Ренли не открыл ему дверей, в то время как служанки уверяли, что их господин отдыхает в опочивальне. "Капризничает и предпочитает морить себя голодом, как девица, просватанная против воли", – недовольно сжимал зубы Станнис. Лорд Эстермонт брюзгливо поинтересовался, пребывает ли его младший племянник в добром здравии. Ему минуло семьдесят лет, он носил на своём штандарте морскую черепаху и выглядел соответствующе: голова в пигментных пятнах с птичьим пухом вместо волос и тощая шея с обвисшей кожей. – Лорд Ренли непременно посетит нас в скором времени, – поручился Станнис и добавил про себя: "Уж я об этом позабочусь". Он мог и сейчас отправить к Ренли оруженосца с приказом явиться на пир немедля, но опасался, что своенравный мальчишка откажется подчиняться. Или, хуже того, он до того пьян, что не держится на ногах. Затевать склоку с братом на потеху собравшимся лордам у короля не нашлось желания. Станнис и без того чувствовал себя скованно в столь изысканном обществе: их собралось слишком много, и они галдели, как торговки на базаре. Сыновья лорда Виллюма горячо спорили о том, кто первым переберётся через стену Королевской Гавани, Гюйард Морриген бренчал на арфе, не попадая в ритм, а Марк Маллендор действительно принёс крикливую обезьянку и кормил её из своей тарелки. Своими повадками они напоминали Станнису младшего брата; его друзья, такие же беспечные рыцари лета, были ещё очень молоды и, как все мальчишки, почитали себя бессмертными. – Сир Маллендор, уберите животное из зала, у меня от его криков голова раскалывается, – раздражённо велел Станнис. – Лорд Варнер, что вы себе позволяете? Марк, пробормотав извинения, направился к выходу с обезьянкой на плече. Стеффон Варнер, предпринявший было попытку затащить на колени служанку, разносившую кружки с элем, отдёрнул от девушки руки, точно обжёгся. Большой Джон из рода Амберов раскатисто расхохотался над шуткой леди Мормонт. Салладор Саан, пират из Лисса, с ног до головы обряженный в золото, атлас и каменья, громко рыгнул. Корона по-прежнему покоилась на столе, и на ней играли отблески факелов на стенах, но головная боль так и расползалась от верхней части черепа к вискам. И лишь усилилась, когда вокруг длинных столов, поставленных на козлы, поскакал дурак на золочёной палочке с тряпичной львиной головой. Он гонял вокруг столов кривоногого карлика, лупя его надутым пузырём. Станнис почти скучал по Пестряку, хоть его и раздражала песня, которую дурак с Драконьего Камня то и дело затягивал: "Тени собрались и пляшут: Да, милорд, да, милорд. Не уйдут они отсюда: Нет, милорд, нет, милорд". Ширен ёжилась, едва заслышав знакомый мотив, и Станниса неизменно огорчал потерянный взгляд дочери. Пестряк, тучный и дряблый, постоянно дёргался, как в припадке, и нёс всякий вздор, но Ширен ни в какую не желала расстаться с ним. Станнису не хотелось отбирать у неё эту радость; ему нечего было предложить взамен. Ширен и без того росла замкнутым и печальным ребёнком, напоминая Станнису его самого в детстве. Но дочери здесь не было, и король приказал дураку убираться в пекло. Порядок был восстановлен, но вид у гостей стал безрадостный. Робб Старк принёс извинения, сославшись на усталость, и отбыл в сопровождении матери и лютоволка. Король помассировал виски, надеясь унять разгорающуюся мигрень. Ему хотелось переброситься словом-другим с Давосом, но тот, как и всегда, сидел слишком далеко: на другом конце зала. Что за радость быть королём, если не можешь говорить, с кем пожелаешь? "Когда мы возьмём Королевскую Гавань, я возведу рыцаря лука и рыбы в лорды, – решил Станнис. – Хотя бы в пику Велариону и Селтигару". Из его контрабандиста выйдет толковый мастер над кораблями. Ардриан Селтигар может заменить Петира Бейлиша на посту мастера над монетой, если Мизинец станет вызывать сомнения. А командующим городской стражей можно назначить, к примеру, Имри Флорента, брата Селисы. Сир Имри не блещет умом, зато исполнителен, трудолюбив и недоверчив, а значит, является неплохим кандидатом для руководства золотыми плащами. Если, конечно, доживёт до победы. Наверняка Флорент справится не хуже действующего командира, Яноса Слинта, сына мясника. Или карлик с утёса Кастерли, которого Тайвин Ланнистер послал в столицу исполнять роль десницы, уже прогнал этого олуха? Нужно уточнить у Давоса. Станнис думал и о жене. Их отношения нельзя назвать тёплыми, и он неизменно напрягался, если ей приходило в голову взять его за руку. Но он, по крайней мере, привык к её резкому, как удар хлыста, голосу. Он доел похлёбку, поданную ему в ковриге чёрного хлеба, и утомлённо откинулся на высокую спинку стула. По правде говоря, ему тоже, как и его вассалам, не хватало Ренли. Брат прекрасно справлялся с ролью любезного хозяина, был вежлив и доброжелателен. Он всегда много шутил, смеялся, и люди охотно смеялись вместе с ним. А может, и вправду объявить его десницей? До сих пор Станнис не рассматривал причуду брата всерьёз, но скука во время застолья стала поводом для раздумий. Роберт не оказал родным братьям чести стать его правой рукой, но Станнис может исправить его ошибку. Традиция назначения десниц восходила к Эйегону Завоевателю, который, захватив добрую часть Вестероса, закрепил сию должность за своим единокровным братом, Орисом Баратеоном. Эйегон ласково называл его "щит мой, защита моя, крепкая десница моя"; он доверял Орису правление государством и командование войсками. А можно ли положиться на Ренли? Станет ли он надёжной опорой? В своей юности брат должен быть податлив к обучению, если держать его при себе. Имеет смысл испытать его по совету Давоса, позволить проявить себя. Моложе Ренли на этой службе состоял лишь Тайвин Ланнистер при Эйерисе II Таргариене. Когда король, впоследствии прозванный Безумным, начал чудить, не кто иной, как Тайвин, правил королевством вместо него. Станнису было не более четырёх лет от роду, когда лорд Стеффон впервые взял их с Робертом ко двору. Человек, восседающий на Железном Троне, произвёл на мальчиков неизгладимое впечатление. Впоследствии они сошлись на том, что драконьи черепа ужасны, зато король является воплощением благородства. Много лет спустя отец признался, что тем утром престол занимал вовсе не Эйерис, а его десница. Тайвин обладал острым умом и трудолюбием; был суров, но справедлив. В Ренли не сыскать и доли этих качеств, но они ему и не потребуются. Станнис вовсе не собирался возлагать на легкомысленного мальчишку обязанности короля. Эту долю он оставит за собой. Роберт, первый Баратеон на Железном Троне, предпочитал пиршества, не удостаивая своим царственным присутствием рядовые собрания Малого Совета. Если Ренли не проявит должного прилежания, Станнис отправит его развлекать благородное общество и простонародье, а себя посвятит государственным делам. Дураки дураков любят. 12.07.299 от З.Э. Разомкнув веки, Ренли утонул во мраке. Стояла глубокая ночь, без луны и звёзд, и он проснулся в одиночестве. Это стало ясно сразу, стоило ему шевельнуться. Впервые собственная просторная постель показалась ему неуютной. "Да что со мной не так?" Мучаясь тяжким похмельем, Ренли сел и спрятал лицо в ладонях. Кончики волос щекотали голые плечи. Воспоминания прошедшего дня посетили его не сразу: вассальная клятва под дождём, отчуждение соратников и презрение Лораса, дешёвое пойло и… лорд Веларион в его покоях. Время, проведённое с Монфордом, Ренли запомнил урывками: Пустая болтовня, плащ, соскользнувший на пол, его разведённые колени… Спину Ренли сковало льдом, когда он вообразил, каким непотребством они занимались накануне. "Он что, надругался надо мной?.. – Ренли прерывисто вздохнул. – Да нет же. Я сам этого хотел, разве не так? Молил об утешении, жаждал забыться в чужих объятиях… Не всё ли равно с кем?" От вороха разрозненных, противоречивых мыслей голова разболелась пуще прежнего. Бесстыдные ласки, пылкие прикосновения и никаких обязательств. Восхитительно тугая глотка и пальцы, без позволения вторгшиеся в его тело. Принимая их внутрь, Ренли извивался от удовольствия, всхлипывал и цеплялся за покрывало, но полученное наслаждение было каким-то неправильным. Ренли даже себе затруднялся объяснить, отчего же он так подавлен. За окном вспыхивали зарницы: с юга надвигалась очередная гроза, чтобы обрушиться на Штормовой Предел. Рождаясь в Летнем море, ниже Ступеней, бури с рёвом летели на север. Набирая силу и влагу, они прокатывались через мыс Гнева, Дождливый лес и залив Разбитых Кораблей, чтобы столкнуться с крепкими стенами замка и затихнуть у его подножья. Собранные шторы балдахина пропускали яркие вспышки света, и, выровняв сбитое дыхание, Ренли разглядел на подушке "подарок", забытый Монфордом. Взяв брошку из слоновой кости в руки, он огладил изгибы и завитки кончиками пальцев. В голове царил беспорядок, исцелованную шею тянуло ноющей болью, в груди разверзлась бездна. "Как всё могло настолько измениться за какую-то несчастную пару дней? Я должен сейчас пировать в Королевской Гавани, в окружении близких друзей и преданных слуг…" Ренли вдруг охватила ярость, присущая лишь истинным Баратеонам. Он отшвырнул морского конька, и тот, ударившись о столешницу, завалился в щель между стеной и ножкой письменного стола. Туда ему и дорога. Он тяжело поднялся с постели. Голова налилась свинцом, но Ренли всё же оделся, собирая вещи с пола в темноте. Натягивать вчерашнюю одежду, мятую и испачканную, было противно, но он поленился разжечь свечи, чтобы отыскать в гардеробной чистое бельё. Бриджи были насквозь сырые после дождя, с грязными пятнами на коленях. На рубашке обнаружилось подсохшее пятно, о происхождении которого не хотелось думать, – Ренли нашёл его на ощупь, но всё же надел её. Он и без того чувствовал себя испачканным и грязным, так что какая разница? Глоток свежего воздуха – вот что ему нужно, а завтра будет горячая ванна и чистая одежда. Он зарылся носом в куртку Станниса, прежде чем надеть её, и ощутил резкий запах гари и соли. Так пахнет Драконий Камень – огнём и солёным морским ветром. Несмотря на вчерашнюю ссору с братом, которую он тоже помнил довольно смутно, запах показался ему уютным и родным. Станнис не забрал у него жизнь, хотя это было в его власти. Будь на его месте кто угодной другой – тот же Джоффри, к примеру, – и стылое тело Ренли уже обмывали бы Молчаливые Сёстры. А Монфорд бросил его, как и все прочие. Кроме того, он сделал Ренли больно: сквозь жар удовольствия он смутно помнил резкий спазм в стиснутых пальцах. Нет, Ренли не боялся боли, но выходка Монфорда порядком его разозлила. Как он посмел? Лорас бы так не поступил. Лорас взял бы его ладонь в свою, переплетая пальцы. Лорас не покинул бы его… Когда-то Ренли свято в это верил, но Лорас не оправдал ожиданий. Лорас, Робар Красный и Эммон Жёлтый ускакали прочь, а Брайс Оранжевый, Гюйард Зелёный и Пармен Фиолетовый примкнули к Станнису. От блистательной Радужной гвардии Ренли достался лишь невзрачный осколок – Бриенна Синяя. И даже так, он более не чувствовал, что достоин величать себя её сюзереном. Что он из себя представляет? Кто он – король, добровольно сложивший с себя корону, или мальчишка, играющий в короля? "Кто ты есть, Ренли?" Брат задал ему вполне справедливый вопрос. Станнис прав в его отношении, признал Ренли с горечью. Он не колдун, не огнедышащий дракон, не всесильный бог дождя и ветра… и не король. Он прошёл по галерее, опоясывающей башню. Дверь, ведущая в покои мейстера, оказалась не заперта, и Ренли очутился в зале, где вдоль стен тянулись шкафы со скучными книгами и приборами, а широкий стол был завален бумагами и свитками. В клетках хлопали крыльями вороны. Один из них голосисто каркнул, но из каморки мейстера Юрна не донеслось ни звука – тот крепко спал. С годами он стал туговат на ухо. Ренли прокрался мимо. Крепкая деревянная лестница вела на верхнюю площадку донжона под открытым небом. Перебирая непослушными руками по дубовым брусьям, он забрался наверх, откинул тяжёлую крышку люка, навалившись здоровым плечом, и поднялся на верхушку башни, окружённую по периметру каменными зубцами. На высоком древке гордо полоскался флаг Баратеонов. – Кто здесь? Вы, милорд? – недремлющий сторож, узнав своего господина, опустил фонарь. – Я соскучился по грозе, – Ренли постарался ответить чётче. – Нет нужды волноваться. В ответ донеслось добродушное ворчание. Сторожить на башне – одна из самых тяжких повинностей, поскольку приходится сносить холод, ветер и дождь. Рожок караульного оповещал о восходе и о закате, об отправлении лорда на охоту и возвращении с неё, сообщал о приезде гостей или появлении неприятеля. Холодный ветер, идущий с моря, пробирал до костей, и Ренли плотнее запахнул куртку Станниса, которую уже начал считать своей собственной. Невзрачная с виду, но добротно сшитая, она надёжно защищала его от ненастья. Над Штормовым Пределом собиралась буря, – он чувствовал её в воздухе. Дождь, зарядивший на весь день без передышки, затих, но скоро начнётся снова. Несмотря на это, Ренли побрёл по широкой площадке донжона. Его мутило от выпивки, и, добравшись до каменных зубцов, он соскользнул на холодные камни. Сел, опираясь локтями на колени, и повесил голову. От свежего ветра сознание несколько прояснилось, и он чувствовал, как в его венах закипает злость, – несмотря ни на что. Пока он собирался с мыслями, деревянная крышка люка снова приоткрылась и грохнула, выпуская наружу другого полуночника. Ренли присмотрелся, прячась в тени, и без удивления узнал брата. Высокая широкоплечая фигура и отсутствие волос на макушке не оставляли места для сомнений. Станнис неприветливо отозвался на оклик ночного сторожа. Не заметив хозяина замка в тени зубца, он прошёл в сторону моря и глубоко вдохнул солёный ветер. Станнис… Ренли смутно помнил, как он, извиваясь в руках Монфорда, произносил имя брата. Неужто звал его? Почему, во имя Семерых, он мог звать Станниса в такой момент? И что подумал Монфорд, услышав? На миг Ренли испугался: а что если Монфорд рассказал брату об их связи? Он лишь смутно представлял, какие отношения связывают Станниса с его тресковыми лордами, коих у него совсем немного. С лорда Красного Краба песок сыплется, а у лорда Рыбы-Меч, напротив, ещё молоко на губах не обсохло. Остаётся только Морской Конёк, гордый потомок древней Валирии. Он и возрастом близок к Станнису, и женат, и тоже имеет ребёнка… Веларионы испокон веков господствовали на морских просторах. Наверняка у их потомка и мастера над кораблями нашлись общие темы для бесед. Они могли быть близки, если только Станнис вообще в состоянии завести друзей. Но нет, успокоил себя Ренли, это глупо: с чего бы Монфорду сплетничать о том, что он почти поимел непутёвого младшего брата своего короля? Это не в его интересах. Станнис презирает мужеложство, как и распутство, в принципе. Он стал ещё более нетерпим к греху разврата с тех пор, как Роберт затащил девицу из дома Флорентов в постель для новобрачных на свадьбе Станниса. Ренли пришёл к выводу, что брат ничего не знает о Монфорде, но чувство стыда перед ним не растаяло после сделанного умозаключения, а отчего-то лишь усилилось. – "Нам – ярость", – зажмурившись, Ренли полушёпотом повторил девиз своего дома. Он злился на себя и на весь мир вокруг. Словно отзываясь на его чувства, вдали глухо прозвучали раскаты грома. Нет, Ренли Баратеон не сломается так просто. Должно быть, за ярость, кипящую в венах, стоило поблагодарить лорда Велариона – встряска, так или иначе, пошла Ренли на пользу. Вчера он был уязвим и беззащитен, но теперь не позволит себе подобной слабости. Как не позволит другим пренебрегать собой. Даже если сиятельная звезда его славы уже закатилась, он не станет призраком и не пойдёт ко дну. Жгучий гнев прибавил ему сил. Цепляясь за холодный камень, Ренли поднялся на ноги и прошёл мимо брата. Приблизившись к краю, он перевесился через выемку в камнях и сунул пальцы в рот. Совсем некстати пришли воспоминания о пальцах Велариона, требовательно надавивших на язык. Горло сократилось, и его вывернуло наизнанку. Опорожнив таким образом и без того полупустой желудок, он почувствовал себя лучше. Его уже не так мутило от выпивки, хотя головная боль никуда не делась. – Ренли! – Станнис, потерявший дар речи от изумления при виде его, наконец, очнулся. Сильные руки легли на плечи Ренли, и он позволил брату оттащить себя от края: тот успел добраться до него раньше часового. Они находились в самой высокой точке Штормового Предела, и отвесная каменная стена под ногами уходила на много футов вниз. Ренли успел увидеть и губительные валы, яростно набрасывающиеся на утёс, и клубящееся чёрными тучами небо, прежде чем Станнис развернул его лицом к себе. – Ты… ты соображаешь, что ты делаешь? – Вышел посмотреть на грозу, – с трудом ворочая языком, ответил Ренли. – Как и ты. Разве не забавно, что нас посещают одни и те же мысли? – Ты пьян? – сердито спросил Станнис. Многие опасались его мрачного и резкого характера, но Ренли никогда не испытывал страха в его присутствии. До тех пор, пока он не совершил измену, Станнис был для него опорой – даже более надёжной, чем Роберт. Хоть они и не были привязаны друг к другу, Ренли впервые пожалел о том, что выступил против своего брата. – Уже нет. Ты выбрал удачный момент, чтобы полюбоваться местными пейзажами, – ни зги не видно. Станнис, не слушая его, зачем-то прижал твёрдую ладонь ко лбу Ренли, – проверил, нет ли у него жара, и смахнул ему волосы с глаз. – Тебе дурно? – Самую малость. Брат так и не выпустил его локтя. На гладкую макушку Станниса упала крупная холодная капля, а небо за его спиной разверзлось. Ярко вспыхнула молния. – Приближается шторм, – Станнис развернул Ренли к люку и подтолкнул в спину. – Я отведу тебя вниз, и будь добр оставаться в спальне, пока не протрезвеешь. Не хватало, чтобы ты сломал себе шею. Ренли сдавленно рассмеялся: – Ты очень заботлив. Они вновь предоставили замок заботам сторожа, следившего как за внутренним двором, так и за окрестностями. Ренли уже основательно продрог и позволил Станнису отвести себя вниз, а спустившись, напился воды из кувшина. Второй раз за сутки его раздевали чужие руки, но если скользкие прикосновения Велариона вызывали оторопь, то топорно-грубые движения Станниса, напротив, приносили душевное равновесие. Тот освободил его от своей куртки, но не забрал её – просто набросил на стойку для одежды, и Ренли это порадовало. Брат с ворчанием стянул с него мокрые бриджи. Ренли не сопротивлялся, и Станнис раздел его до белья, не заметив в темноте следов на коже, оставленных Монфордом. Ренли послушно опустился на перины, чувствуя непомерную усталость. На каминной полке заботливые служанки оставили букет из лаванды, шалфея и чабреца; цветы наполняли спальную комнату пряным и хвойным ароматом, с невесомым оттенком дыма. – Роббу Старку всего шестнадцать, но дисциплины у него в разы больше, чем у тебя, – посетовал Станнис. – А я слышал, он привёз с собой из Винтерфелла свою леди-мать, чтобы она рассказывала ему сказки перед сном, – зевнул Ренли. – Может, поцелуешь меня на ночь? Возмущённый Станнис хлопнул его подушкой по лицу и придавил ладонью сверху; Ренли, брыкаясь, не сдержал смеха. Когда он отсмеялся, брат заговорил с ним: – Предание гласит, дом Баратеонов родился под проливным дождём, по колено в грязи, когда наш предок Орис Баратеон разбил Аргилака Надменного к югу от Бронзовых Врат. Аргилак был последним из королей Шторма. Когда родился ты, на дворе ярко светило солнце, а сегодня и вчера льёт как из ведра. Я дал тебе шанс поступить правильно и начать всё с чистого листа; используй его с умом. Ренли согнал улыбку с лица. – Спасибо, Станнис, – пробормотал он. Брат, пожелав ему доброй ночи, захлопнул створки окна и ушёл к себе. Когда стихли его шаги, Ренли шёпотом повторил слова данной ему клятвы. Повиноваться беспрекословно и отдать жизнь за своего короля в случае нужды. Как это ни удивительно, только Станнис готов бескорыстно протянуть ему руку помощи, когда Ренли чувствует себя тонущим, почти утопленником. У него остался лишь один путь из всех возможных: верно служить своему королю. Только так он докажет Станнису – и, заодно, всему миру, – что Ренли Баратеон чего-то да стоит. От принятого решения и на сердце стало легче. Тёмные тучи за окном расколола надвое молния, и над Штормовым Пределом гулко грянул гром.