Девятый Вал

По Дороге Сна – тихий звон подков, Лёг плащом туман на плечи, Стал короной иней на челе. Остриём дождя, тенью облаков – Стали мы с тобою легче, Чем перо у сокола в крыле. Так выпьем же ещё, мой молодой король, Лихая доля нам отведена… Не счастье, не любовь, не жалость и не боль – Одна луна, метель одна, И вьётся впереди Дорога Сна. (с) Мельница – "Дорога Сна"

21.08.299 от З.Э. За несправедливо короткими днями безделья последовали дни кропотливого труда. Станнис заставлял Ренли подниматься спозаранку, чтобы сразу после завтрака приступить к делам. Ренли не привык к спешке: прежде ему некуда было торопиться, но его новый король нетерпелив и требователен – как к себе, так и ко всем, кто его окружает. Солдат из Станниса получился отменный – лучше, чем правитель. Как помнилось Ренли, брат мог и старого Крессена поднять с постели среди ночи, если ему вдруг приспичило узнать мнение мейстера на тот или иной счёт. Ещё до появления первых лучей солнца в дверь Ренли настойчиво колотил Брайен Фарринг – мальчишка, которого Станнис пожаловал ему в оруженосцы. Ещё один маленький соглядатай, досадливо подумал Ренли, но противиться не стал: его собственные оруженосцы остались при Лорасе. Он едва успевал ополоснуть лицо, побриться и подобрать одежду, как ему требовалось явиться вниз, в общий зал, чтобы занять своё место подле брата на помосте. Прочие принимали пищу за длинными столами на козлах, вытянутыми вдоль стен. Слуги только обходили чертог, разжигая свечи. Ренли завтракал чёрным хлебом, поджаренным беконом и тёплым яблочным пирогом. Станнис, по левую руку от него, – и того проще: сухари, солонина и варёные яйца; сладкое он не жаловал. Утреннюю службу в септе оба пропускали. В начале дня Ренли чувствовал себя разбитым: его донимали дурные сны, в которых он мертвецом бродил бок о бок с живыми. Его смерть сочли загадочной: о ней говорили Старки в Речных землях и Ланнистеры в Королевской Гавани. Лорас голосом, хриплым от слёз, поведал о гибели возлюбленного сестре и брату. В безутешном горе, объятый гневом, он умертвил Эммона Кью и Робара Ройса – гвардейцев, которые охраняли Ренли в ту страшную ночь, когда он истёк кровью в своём шатре. Лорас утверждал, что он пал от руки Бриенны, – та бежала под покровом мрака как убийца. Ренли хотел возразить, что Бриенна охотно отдала бы за него жизнь, но шею обезобразил жуткий шрам, и он не имел голоса в мире живых. Смотреть на убитого скорбью Лораса было больно; ещё страшнее сознавать, что жизнь оборвалась насовсем. Восхитительный вкус летнего вина, искристая радость от быстрой верховой езды, чарующие песни менестрелей у костра, увлекательные путешествия по Семи Королевствам – всё обернулось прахом. А ведь Ренли только начинал жить, и не сыскать ему отныне ни богатства, ни славы. На его счёт осталось записать только странную смерть посреди собственного войска. Кровь стыла в жилах, и он содрогался от холода. В веренице снов, как и наяву, Станнис присвоил его войско и надежды на Железный Трон. Брат говорил о Ренли неохотно, но вспоминал часто, и тогда Ренли серой тенью стоял за его плечом. В думах Станниса не нашлось места торжеству; в них сквозила гнилая, дремучая тоска. Если Лораса намертво привязала к Ренли любовь, а Бриенну – её попранная честь, то Станнис связан с ним узами скорби, вины и раскаяния, и эти оковы держали крепче прочих. Но что же остальные? Имя павшего короля Ренли упоминали всё реже. По мере того, как оно стиралось из памяти людей, он терял себя – по кусочкам, крупицам. Что с ним станется, когда Ренли Баратеона забудут все до единого? И Станнис, и Бриенна Тарт, и даже Лорас? – Ренли. – Что? – резко отозвался Ренли. Он терзал ножом яблочный пирог, когда Станнис накрыл его ладонь своей, забрал прибор и отрезал ломоть сам. Тепло его руки вытесняло стылый холод ночных кошмаров, и Ренли пожалел о мимолётности прикосновения. И смутился: согласно общепринятой традиции, это ему следовало ухаживать за старшим братом и королём во время трапезы, а не наоборот. – Ты порежешься, если будешь так усердствовать. – Ерунда. – Чем чаще ты об этом думаешь, тем хуже тебе становится. – Откуда ты знаешь, о чём я думаю? – Ренли сбавил тон. Он не верил в приметы, но такие сны приходят к беде, вне всякого сомнения. Такая пакость – удел варгов и подменышей. Ренли ни с кем не делился переживаниями, даже мейстеру рассказать – и то не осмелился. Единственным исключением стала та первая ночь, когда он, взбудораженный, выложил всё брату как на духу. Станнис не ответил и только отхлебнул воды. Ренли проследил, как дёрнулся кадык на его шее. Выше лежала коротко стриженная борода, обрамлявшая тяжёлый подбородок и скулы. Ренли прожевал пирог, запивая парным молоком. Когда король ополоснул руки в чаше с водой, он извлёк из-за пазухи свиток. – У меня для вас скверная новость, ваше величество, – скрывая иронию в голосе, произнёс десница. – Мейстер Юрн принял ночью ворона из Риверрана, а те получили вести из замка Сервин на Севере. Винтерфелл пал. – Пал? – Станнис вскинул голову. – Одичалые прошли сквозь Стену? – Нет. Кастелян Винтерфелла ушёл сражаться за Торрхенов Удел с каким-то щербатым пиратом с Железных островов. Он оставил только незначительный гарнизон, и замок захватили Железные люди под предводительством Теона Грейджоя. Он вроде бы наследник Бейлона? – Да. Его единственный уцелевший сын. На протяжении десяти лет он считался воспитанником Эддарда Старка. – То есть заложником, – Ренли протянул брату пергамент. – И теперь он вернулся в Винтерфелл с огнём и мечом, – Станнис стиснул челюсти, пропустив замечание мимо ушей. Он углубился в чтение, а дочитав, помрачнел. – Бейлон Грейджой вновь поднял мятеж. Я предупреждал Роберта. Этот человек ненадёжен и заслужил казни, но Роберт всегда щадил врагов. Теперь Бейлон провозгласил себя не только королём Железных Островов, но требует и Север в придачу. – Он воспользовался моментом, но королём ему не бывать. Северяне никогда не признают своим правителем какого-то Грейджоя, – Ренли допил молоко. – Верно, – Станнис, бегло перечитав послание, свернул свиток. – Винтерфелл находится в самом сердце Северных земель. Железнорождённые сильны на море, но не на суше, и их боевые кони созданы из дерева. Когда Север восстанет против них, Теон окажется в западне. Над столами прозвенел голос Эдрика Шторма, бастарда Роберта. Эдрику двенадцать лет, и он чрезвычайно похож на покойного отца: те же тёмно-синие глаза, волевой подбородок и скулы; вылитый Баратеон, и только уши-лопухи достались ему от семейства Флорентов. Гости Штормового Предела иногда принимали мальчика за сынишку Ренли. Роберт зачал его в день свадьбы Станниса и Селисы, взяв кузину последней, Делену Флорент, прямо в постели новобрачных, пока те танцевали на пиру. Ренли нашёл эту историю чрезвычайно забавной, но Станнис счёл порочную связь и последующее рождение ребёнка личным оскорблением. Селиса и вовсе решила, что их брак после этого проклят. Они направили незаконнорождённого племянника к Ренли, а тот поручил его воспитание своему кастеляну, мейстеру и мастерам над оружием. На именины Варис присылал ребёнку подарки от лица Роберта: пони или плащ с меховой оторочкой, – а Эдрик писал королю трогательные благодарственные письма. Мальчик боготворил отца – совсем как сам Ренли когда-то, – и Ренли иногда задумывался: был бы Эдрик разочарован, повзрослев? Ранняя смерть Роберта избавила мальчика от крушения грёз. Сир Кортни привязался к ребёнку, а Ренли нечасто появлялся в Штормовом Пределе с тех пор, как занял должность мастера над законом в Малом Совете. Что такое угрюмая крепость над заливом, где погибли его родители, по сравнению с пышной и богатой Королевской Гаванью? Роберт не скупился на пиры и рыцарские турниры, а Ренли любил носить нарядную одежду, охотиться в Королевском лесу и любоваться Лорасом в сияющих доспехах. Эдрик рос обаятельным мальчуганом и обычно ел за одним столом с лордом-дядюшкой: того не смущало общество бастарда, и, к тому же, в их жилах текла одна кровь. Но Пенроз, судя по всему, нарочно усадил мальчика среди оруженосцев, чтобы держать его подальше от короля. Станнис не смотрел в сторону маленького бастарда, но тихо скрипел зубами всякий раз, стоило ему заслышать пронзительный детский голос. Ренли тронул его за локоть, отвлекая: – Пора в путь, ваша милость? Время не ждёт. Когда братья седлали коней и выезжали за стены замка, окрестные поля ещё укрывала нежная вуаль утреннего тумана. Под несмелыми лучами восходящего солнца мир казался особенно хрупким, заново рождённым, а на вытоптанной траве и колючих кустарниках дрожали капли росы. В серости наступающего дня угадывались палатки и шатры, а к небу тянулись многочисленные струи дыма: солдаты и ополченцы готовили себе пищу. Звенели оловянные ложки и кружки, закипали чугунные котлы над огнём. Под пение первых петухов Ренли зевал и ёжился, сжимая ногами тёплые бока лошади. Он правил ближе к брату, чтобы иметь возможность перекинуться с ним словом-другим. Несмотря на сонливость, эти совместные прогулки стали его любимым занятием в эти дни; остальное время занимала суета. Свита держала дистанцию: верная Бриенна Тарт, мальчишки-оруженосцы, стюарды в чёрных с золотом ливреях, четверо гвардейцев и конюший. Время от времени к ним присоединялась и Мелисандра на гнедой кобыле. Ренли вспоминал далёкие дни детства, когда Станнис изредка брал его с собой за пределы замка. Старший брат обидно бранился, когда Ренли, забывшись, пускал вскачь своего пони и отъезжал слишком далеко. Лишь теперь он запоздало осознал, что Станнис всего-навсего волновался за него. Путая угрюмость с враждебностью, ребёнком Ренли полагал, что только путается у Станниса под ногами. Роберт же зачастую отсутствовал – старший из братьев мотался с турнира на турнир по всем Семи Королевствам или гостил в Орлином Гнезде у Джона Аррена, которого почитал как второго отца. Ранним утром Ренли не находил в себе желания мчаться во весь опор, с ветром в ушах, и потому исподтишка наблюдал за Станнисом. Тот, конечно, уже немолод, – скоро исполнится тридцать пять. Иные к его годам имеют целый выводок детишек, а многие закалённые в битвах воины сложили головы, и вовсе не дожив до этого возраста. Станнис не так красив, как Ренли, но в нём читалась стать настоящего Баратеона – гроза и буря в человеческом облике. Хмуро сдвинутые стрелки бровей, прямая спина, крепкая хватка, когда он сжимал уздечку. В его существе нет места лености, изнеженности, праздности. Станнис – суровый командир, и впервые Ренли хотелось быть на него похожим. Или хотя бы просто находиться рядом? Ухмыляться, слушая приказы, отданные другим. Или держать совет: удивительное дело, но Станнис прислушивался к его суждениям, чего не случалось прежде. Внимание старшего брата подкупало, и Ренли входил во вкус управления их маленьким королевством. За столом он радовался возможности ломать для брата хлеб, резать мясо или подавать ему кубок. А иногда, когда Станнис, засиживаясь при свечах над картами до позднего вечера, устало горбился, Ренли хотелось опустить ладони на жёсткие плечи и размять их, как иногда делал для него Лорас. Ощутил бы он тогда, как поддаётся под его руками Станнис? Направляясь поутру к галеям, стоящим на причале у подножья утёса, Станнис обязательно делал крюк, чтобы проехать часть пути через стан. Штормовой Предел не имел возможности вместить растущее войско целиком, и лагерь за крепостными стенами раскинулся на несколько лиг к северо-западу – порядка двадцати тысяч человек. Простонародье устроилось под открытым небом, рыцари разбили палатки, а некоторые из южных лордов возвели шатры величиной с крестьянский дом. Лорды Узкого Моря предпочитали родные каюты, и Давос тоже остался на борту "Чёрной Беты", хотя Станнис пригласил его погостить в стенах замка. Контрабандист принёс извинения, пояснив, что не хочет путаться под ногами у гарнизона, да и сыновья рядом. Сам король обосновался в родной крепости, холодные камни которой хранили картины его детства и юности. Проходя по галереям или путаной веренице комнат, поднимаясь по крутой лестнице или ступая в чертог, Станнис словно видел тени оживших призраков. Они следовали за ним всюду, как когда-то Гордокрылая. В просторном холле они с Робертом сражались на деревянных мечах, когда Штормовой Предел стоял против очередной бури, и на стук мечей эхом отзывался гром. Роберт неизменно побеждал, и отец гордился его успехами. Лорд Стеффон свято верил, что из его наследника вырастет великий воин, и не ошибся. В круглом зале под тусклым светом чадящих масляных светильников мать мальчиков из рода Эстермонтов любила проводить часы за вышивкой. На стене чертога ещё хранилось знамя, под которым дед Станниса по отцовской линии, Ормунд Баратеон, ходил на войну в Вольные Города. Он вёл королевскую армию в бой, но пал от рук Мейлиса Ужасного и умер на руках своего наследника. Отец Станниса пришёл на Ступени оруженосцем, а в родные края вернулся лордом. Мейлис же, генерал-капитан наёмников из Вольных Городов, носил на своих плечах целых две головы, одна из которых была величиной с кулак, и претендовал на Железный Трон. В детские годы, выпрашивая у лорда-отца рассказы о Банде Девяти, Станнис и Роберт мечтали взглянуть на головы убийцы их деда. Роберт не увлекался чтением, но Станнис жадно глотал живописание тех событий в книге мейстера Эона. Она по праву считалась одним из лучших произведений своего рода и в деталях отразила сражения на суше и на море. В библиотеке Штормового Предела хранился переписанный экземпляр, но Ренли поди его и в руки-то не брал. – Скажи-ка, ты читал "Повествование о войне Девятигрошовых королей"? – Такой толстенный талмуд со скучной рукописью, о которую глаза сломать можно? А как же, я зачитываюсь ею каждый вечер! – Неуч. Ренли засмеялся и замурлыкал себе под нос: – Танцуют они день и ночь напролёт, И снег вместе с ними кружит, Закончилось лето, зима настаёт, И время стены крушит… Его голос убаюкивающее сливался с шорохом морских волн. В далёком детстве, засыпая в своей постели, Станнис подолгу слушал их шёпот – их также величали губительными валами, и неспроста. Когда замок сотрясали жестокие грозы, и небо раскалывалось на части от молний, то впоследствии на побережье нередко выносило обломки разбитых кораблей, трупы моряков или даже заморские товары. Однажды, после затяжного шторма, бушевавшего четыре дня кряду, Роберт отыскал на берегу шлем с торчащими по бокам бычьими рогами. Шлем был изрядно помят об острые камни и весь опутан водорослями, а от застрявшего песка заедало забрало, но он всё ещё годился для игр. Станнис не мог похвастаться столь удачными находками. Маленький Ренли частенько таскал в свою комнату ракушки-гребешки, наутилусов и морских ежей, а также перья морских птиц, которых у него собралась целая коллекция. Станнис бросил поиски сокровищ после того, как море выплюнуло на песок его родителей после крушения "Горделивой". Сперва нашли мать – нагую и бледную; её тело было ободрано о прибрежные камни, и Станнис не сдержал скупых слёз, накрывая леди Кассану простынёй. Затем наступила очередь отца – оплывшего и сморщенного, совсем на себя не похожего. Хищные рыбы съели его глаза и обгрызли уши. Ему было тридцать два года. Часовой громко храпел на посту, прислонившись щекой к своему копью и пустив слюну. Проезжая мимо, Станнис ухватился за древко под остро торчащим наконечником и крепко дёрнул. Караульный, потеряв опору, завалился на бок, вскочил на ноги и захлопал глазами. – Кто твой командир? Сир Тантон Фоссовей? Живо приведи его ко мне. Заспанный и порядком испуганный сир Тантон покорно выслушал от своего короля гневную отповедь о дисциплине, а нерадивый часовой лишился дневного пайка. Станнис поддерживал суровый порядок, не допуская в военный лагерь женщин из окрестных деревень, а если видел, что солдаты жарят себе мясо на мечах, сурово наказывал командиров. Днём ранее он выгнал вон из лагеря приблудную девицу, которую Марк Маллендор представил ему как прачку, но, в отличие от неё, у настоящих прачек – руки грубые и покрасневшие от соды. – Ну ты и вредина, – сказал ему Ренли, когда они двинулись дальше. – Людям скучно, ничего же не происходит. – Следи за языком, – привычно огрызнулся Станнис. – Они собрались здесь не ради потехи. – В день, когда мне принесли вести об осаде Штормового Предела, у нас проходил турнир, в котором приняли участие сто с лишним рыцарей. Победительницей вышла Бриенна Синяя, – Ренли, оглянувшись через плечо, помахал рукой телохранительнице. Та от смущения неловко дёрнула поводья. Её лошадь шатнулась в сторону и наступила в чью-то забытую миску с кашей, но Бриенна тут же вернула её на тропу. – Турнир в военное время, – отчеканил Станнис. – Иного я от тебя и не ждал, Ренли. Младший брат едва представлял себе ужасы войны. Проходя по Дороге Роз, Ренли видел лишь цветочные да плодовые сады; он давно позабыл голод и ужас осаждённого замка. В Речных Землях он нашёл бы разорённые подчистую деревни, сожжённые поля да мертвецов, качающихся на ветках. Скоро ему предстоит пролить реки крови, но готов ли он к столь жестокому испытанию? – Только послушай, – горячо возразил Ренли, – это было заманчиво, понимаешь? Я не такой дурак, как ты думаешь. Некоторые присоединились к нам только потому, что их привлекал дух происходящего. Только представь: песни о победах, девушки, ждущие домой героев, мечты о славе. Кто не соблазнится? Станнис с любопытством взглянул на десницу. Тому, несмотря на крайнюю молодость и отсутствие законных прав на престол, удалось сколотить великое войско – самое крупное в Семи Королевствах. Даже Тайвин Ланнистер, по слухам испражняющийся золотом, не сумел собрать столько мечей за этот срок. Может, Ренли и впрямь похож на Роберта сильнее, чем казалось Станнису? – Что ты предлагаешь? – помедлив, спросил он. – Песни и пляски? – Почему бы и нет? Увеличим поставки пива и эля, пустим в лагерь бродячих менестрелей с лютнями и волынками. Пускай поют себе про походы и про героев, это укрепит боевой настрой. Да хоть бы и про медведя, – тут же тишина стоит, как в склепе. Станнис состроил гримасу. Ему претило превращать военный стан в балаган; может, ещё бродячих актёров пригласить? Но в словах Ренли крылся некоторый смысл, а люди действительно испытывали нетерпение в ожидании вестей с запада от Робба Старка. – Или игра в "счастливый случай", знаешь её? – продолжал брат. – В неё играют деревенские. – Когда собирают урожай на полях господина. В конце дня хозяин выпускает в поле овцу, и если крестьяне ловят её, то могут зажарить. – Тут потребуется не овца, а целая отара. – Издержки. Твоя голодная орда и без того объедает мои земли, точно саранча. – Делай, как знаешь, – угрюмо сказал король, и его десница самодовольно ухмыльнулся. Чуть погодя они выехали на просёлочную дорогу, которая спускалась на побережье, скрываясь за торчащими обломками скал. У берега теснились боевые галеи, двести с лишним. Ренли неизменно сбивался со счёта, когда пытался прикинуть точное количество. "Ярость" Станниса, быстрая и свирепая, казалась маленькой рядом с окружившими её каракками и плоскодонными барками. Неподалёку держалась серебристая "Гордость Дрифтмарка", принадлежащая Велариону, и три её сестры. Лорд Селтигар владел нарядным "Красным Когтем", а от лорда Сангласса на войну отправятся "Благочестие", "Молитва" и "Вера". "Валирийка" Салладора Саана возвышалась среди полосатых лиссенийских галей. В сопровождении короля Ренли посещал самые значительные суда, знакомился с капитанами, изучал высокие мачты и затхлые трюмы. Брат представил ему Марика Сиворта, мастера над гребцами на "Ярости", а Марик, в свою очередь, продемонстрировал на барабане команды для своих подопечных: вёсла на воду, держать строй, тихий ход, быстрый ход, задний ход, на таран. – Не понимаю, зачем мне это, – вполголоса жаловался Ренли, пока лошади медленно сползали по дороге вдоль обрыва. – Ты же сам сказал, что будешь рядом. – Давай я буду тебя ещё за руку держать, – едко отозвался Станнис. – Вторая линия. Ренли тяжко вздохнул. Станнис заставил его выучить наизусть все линии своего флота – в том порядке, в каком они войдут в Черноводную. Брат был настроен на штурм куда серьёзнее, чем Ренли в своё время. Ренли надеялся взять город приступом, когда львы и волки измотают друг друга до такой степени, что не смогут оказать решительного сопротивления. В вопросах военной стратегии он полагался на Матиса Рована и Рэндилла Тарли. И тот, и другой слыли известными полководцами и имели за плечами немало сокрушительных побед. Станнис, в союзе с Роббом Старком, ждать не мог. Он разделил свои корабли на десять линий, по двадцать в каждой. В первой пойдут быстроходные галеи на сотню вёсел: "Леди Харра", "Весёлый лорд", "Золотая рыбка", "Дженна-оборванка", "Быстрый меч", "Собачий нос" и другие. Они войдут в реку на вёслах, чтобы не подставлять паруса огнемётам на стенах города, и отправятся на разведку – по предложению Лукового Рыцаря, с чьим мнением Станнис считался более прочих. Далее базировалось ядро флотилии: – "Ярость", наш грозный флагман, – по центру, триста вёсел. "Лорд Стеффон" и "Морской олень", на двести вёсел каждый, – по бокам от неё. А с ними "Верный", "Чёрная честь", "Горящий Трезубец" и так далее. Галеи Велариона, а ещё Сангласса… А где он сам, кстати? Я ни разу его не встречал среди твоих тресковых лордов. – Таран, – брат пропустил вопрос мимо ушей. – Самый крупный таран во флоте – у того статного кораблика с железным носом, который так и блестит на солнце. "Рыба-меч" лорда Бар-Эммона. – "Меч-рыба", – поправил его Станнис. – Арьергард? – Салладор Саан на своей "Валирийке", – улыбнулся Ренли. – И полосатые галеи Лисса. К слову, Салла недоволен тем, что оставил его в хвосте. – Потому что у него на уме одни сокровища. Он рвётся вперёд всех, потому что намерен отыскать клад под Красным Замком. Я не позволю ему грабить свой город, – сердито отрезал Станнис, подразумевая Королевскую Гавань. – Он хитёр, а его пираты не знают страха в бою. В тылу их отвага пропадает зазря. – Может, и так, но доверия я к ним не испытываю. Останутся там, куда я их определил. Лиссенийский корсар понравился Ренли с первого взгляда; в той же степени его не терпел Станнис, и с первого же взгляда становилось ясно, почему. Салладор носил вычурные наряды, ни в чём себе не отказывал и без страха выкладывал свои мысли. Его жизнь состояла из атласа и парчи, золота и яшмы, кораблей и женщин, роскоши и разбоя. Когда король отправил Ренли на переговоры, лиссениец угостил его жареной чайкой, фаршированной грибами и сладким укропом. Они выпили эля, и Ренли закрыл долги брата, частью – драконами из доходов Штормового Предела, частью – обещаниями о казне в Королевской Гавани. Расстались они друзьями. – Назови мне галею королевского флота на четыреста вёсел, – велел король. – "Молот короля Роберта", – не задумываясь, откликнулся Ренли. – Это единственный корабль, способный одолеть "Ярость", и, по всем правилам, он должен занять центр обороны. Станнис вроде бы остался доволен и даже расщедрился на редкую похвалу: – Умница. Ренли не сумел спрятать радостной улыбки, так и просившейся на лицо. Он вскинул голову и сделал вид, что смотрит на чаек, которые с криками метались в сером небе. Заслужить одобрение короля – нелёгкая задача, и Ренли даже забыл возмутиться тому, что Станнис дрессирует его как охотничьего щенка. Приободрившись, он залюбовался солнцем, которое величественно поднималось со стороны моря. На прогулках по Морской дороге у западного побережья Ренли наблюдал пейзажи закатов на море, но рассвет наполнял душу красками особого толка: сочный оранжевый переливается в персиково-розовый; плоские облака на горизонте отдают холодной сиренью, и восходящее солнце озаряет их рваные края хрупким золотом. – Смотри, Станнис, – позвал он, приложив ладонь козырьком к глазам, – ты когда-нибудь видел настолько же прекрасное явление? Король повернул голову, сжимая поводья, и буркнул: – Красиво. – И только-то? – разочарованно протянул Ренли. – Ваше величество, с прискорбием вынужден сообщить, что вы и романтика – вещи несовместимые. Ты хоть однажды задумывался о том, чтобы прочитать кому-нибудь стихи или подарить цветы? – Цветы? Кому? Тебе, что ли? – не понял Станнис, погружённый в свои мысли. Ренли прыснул. – Ты перегрелся? Передай при случае мои соболезнования королеве – её величеству достался в мужья самый чёрствый человек во всём Вестеросе. Станнис насупился и пришпорил коня. Ренли досчитал до десяти и догнал его. – Когда ты дуешься, я начинаю сомневаться, что вы с Джоффри не родственники. Полные губы их "племянника" придавали Джоффу извечно капризный вид, и характер у него соответствующий. – С этим гнусным плодом кровосмешения?! – взвился Станнис. – Седьмое пекло, Станнис! Да я же пошутил! Что и говорить, Ренли находил определённое удовольствие в том, чтобы шутить над братом, а после – плестись за ним с извинениями. Эту игру можно продолжать до скончания времён, и она нисколько ему не надоедала. От сердитого короля шарахались стюарды, а служанки дрожали, как осиновые листья на ветру, что давало Ренли очередной повод для забавы. Станнису хотелось удавиться. С какой стати он решил, что Ренли хочет от него цветов? И, в самом деле, почему он не подумал о жене? Он ощутил прилив жара к щекам и надеялся, что сей позор останется незамеченным на загорелой коже. К счастью, Ренли принял его слова за шутку, хотя Станнис сроду не умел дурачиться и даже не пытался. Компания младшего брата вызывала у него попеременно то досаду, то смутное удовольствие, хотя Станнис не мог признаться в этом даже себе. В последние дни Ренли то и дело мелькал рядом, послушно выполнял поручения и принимал деятельное участие в подготовке к штурму. Даже бесконечная болтовня и череда незамысловатых шуток не вызывали у Станниса привычного желания завязать младшему брату язык в узел. Как Ренли и обещал, он с изящной лёгкостью договаривался с лордами, рыцарями и капитанами галей, а после пересказывал их советы и замечания. "Лорд Селтигар находит боевой ордер кораблей восхитительным", – насмешливо фыркал он, срезая охотничьим ножом шкурку с красного яблока. "Если я покажу Ардриану содержимое моего ночного горшка, он и его найдёт восхитительным", – ворчал Станнис, устроившись за столом в зале приёма. Ренли хохотал, и смех его был до того заразителен, что Станнису почти хотелось улыбнуться в ответ. Братья как будто научились ладить друг с другом, хотя бы отчасти. Споры государственного толка, не утихавшие прежде, сошли на нет. Ренли подчинился его воле, как прежде покорялся Роберту. Как и подобает младшему брату. Кроме того, держа Ренли при себе, Станнис мог следить, чтобы тот вёл себя пристойно. Он не мог надзирать за братом сутки напролёт, но не позволял ему маяться бездельем. Или, хуже того, питать свои дурные наклонности. Дабы удостовериться, что Ренли не предаётся греху в своих покоях, Станнис велел часовым докладывать обо всех, кто забредал на последний этаж донжона. Среди посетителей значились кастелян, мейстер Юрн, Бриенна Тарт, королевские оруженосцы, постельничий, орава служанок и башенный сторож. Придраться не к чему: мужчины не обладали молодостью и красотой, чтобы привлечь внимание Ренли, Деван и Брайен слишком юны, а женщины не входили в круг его интересов. Ренли взялся за ум, а может, только разыгрывал целомудрие. Станнис укорил себя за мучительные, нечестивые подозрения, но выбросить их из головы – выше его сил. – Ты ведь уже знаком с лордом Веларионом? – справившись с собой, спросил он. – С кем? Хм, да, – мысли Ренли витали где-то далеко. – Напомни мне его место в ордере, – Станнис сделал попытку спустить брата на землю. – Вторая линия, на севере, то есть ближе к стенам, – тем же скучным тоном отозвался Ренли. Что ж, хотя бы боевой порядок он запомнил. Станнис направил коня к серебристой красавице "Гордость Дрифтмарка". Та занимала почётное место рядом с "Яростью". – Вы друзья с ним? – спросил брат вдогонку. – С этим выскочкой? – Станнис и не подумал понизить голос. – Ты издеваешься? Он спешился, вручил поводья конюшему и вышел на широкий причал, выложенный камнями наподобие тех, из которых воздвигнут Штормовой Предел. Ренли, следующий за ним, засмотрелся на "Ярость": – На ней ты захватил Драконий Камень, да? Он ведь считается самой неприступной цитаделью в Вестеросе. – Ну, не самой. Одной из, – справедливости ради, поправил его Станнис. Ответ на вопрос известен Ренли и без подсказок. Станниса редко спрашивали о заслугах, и он сознавал, что брат всего лишь разгоняет скуку, но всё-таки поддержал праздную беседу: – Да, это была "Ярость". Позже я разгромил с ней Железный флот, помогая Роберту подавить восстание Бейлона Грейджоя. Во время битвы "Ярость" перерезала надвое "Золотой шторм" его брата Эйрона. – Впечатляет, Станнис, – Ренли присвистнул. Станнис насупился. Его занимала мысль, что придётся повторить подвиг вновь, и на этот раз – в одиночку. Со смертью Роберта страна превратилась в пекло, тут и там вспыхивали мятежи, и приближение зимы совсем некстати. Сумел бы Роберт обратить всё вспять, будь он сейчас жив? – А тебе бывало страшно? – полюбопытствовал Ренли. – Мне? Не сказал бы. Но у меня имеется здравый смысл, в отличие от тебя. – Кто бы сомневался. – Ты боишься, Ренли? – Нет, – отозвался брат вполголоса. – Но иногда бывает не по себе. – Почему? Ренли замялся. – Знаешь, иногда по ночам мне снится, что… – Приветствую, ваше величество! – несмотря на ранний час, Монфорд встречал их на борту своей "Гордости". – Лорд Ренли, я рад видеть вас. – Доброе утро, Монфорд! Ренли мигом натянул на лицо улыбку, превращаясь в себя прежнего, и сомнения, которые Станнис прочитал в его глазах, испарились. Что его беспокоит? Король густо нахмурился. – Могу ли я пригласить вас на завтрак? Вы подоспели как раз к столу. Мой стюард собрал несколько чаячьих яиц; есть мёд, апельсины и… – Мне не до светских любезностей, Монфорд, – оборвал его Станнис, поднимаясь на палубу. – В таком случае, чем могу быть полезен? – Веларион чопорно скривил рот. – Я желаю осмотреть скорпионы и огнемёты. – А я бы не отказался от сладкого апельсина, – весело сказал Ренли. – Рад служить, милорд, – Монфорд любезно улыбнулся. – Желаете отведать вина с гвоздикой? – С превеликим удовольствием. – Идите. Станнис рубленым жестом отправил брата в капитанскую каюту в сопровождении лорда Высокого Прилива. Прежде чем откланяться, Веларион распорядился, чтобы гребной мастер провёл его величество по палубе, демонстрируя осадные орудия. Палуба привычно качалась под ногами, скрипели доски, моряки загружали в трюм груз солёной рыбы, один из них штопал спущенный парус. Между мачтами с криками метались чайки, затеяв драку из-за рыбки, украденной из рыбачьей сети. Влажный ветер наполнял грудь дыханием моря и тянул королевский бордовый плащ. Яркое солнце сулило ясную погоду, но, как известно Станнису, в залив Разбитых Кораблей бури приходят нежданно. Смотр кораблей служил предлогом. Станнис следил, чтобы катапульты и скорпионы на борту не создавали избыточный вес, а рыцари не путались под ногами у гребцов. Галеи должны оставаться быстрыми и манёвренными, но король думал о другом. Заглянув в пламя после военного совета, Мелисандра сообщила, что Ренли суждено повести флот на штурм вместо короля. Станнису предстояла иная роль, не менее значительная, и лишь исполнив её, он мог надеяться на успех. В противном случае его корабли будут преданы огню, а пехота разобьётся морской волной о крепкие стены Королевской Гавани. Уцелеют лишь немногие. На плечи младшего Баратеона ложилось тяжкое бремя. Первый и последний бой, в котором Ренли участвовал до сих пор, длился не слишком долго и закончился провалом. Его слух не терзали крики раненых и стоны умирающих, он не видел кровавого месива, которое оставляет от человека валун, брошенный из требушета, а дикий огонь для него – не более чем ярмарочный фокус Тороса из Мира. Будь на то воля Станниса, он бы никогда не направил в гущу сражения зелёного юнца вместо опытного полководца, но Мелисандра уверяла, что именно Ренли дарует ему победу. Пророчество о торжестве в Штормовых землях сбылось, и Станнис рискнул довериться жрице вновь. "Это всё равно что швырнуть котёнка в бурную реку и надеяться, что он поплывёт", – раздражённо бросил он, выслушав её заключение. "Огонь говорит, что лорд Ренли выдержит испытание", – отвечала она. "А что если его обольют кипящим маслом со стены?" "Вы волнуетесь за своего брата, и не без причин. Но вам следует положиться на него". Король обмолвился о предсказании лишь Давосу, предпочитая хранить замысел в тайне от прочих. Его вассалы не доверяли красной женщине; они боялись её и негодовали, встречая Мелисандру на военных советах, хотя та даже рта не раскрывала. Эстермонт считал сердце в огне дурным знаком и предпочитал сражаться под знаменем оленя, как это бывало в старину. Гюйард Морриген заявил, что Мелисандре не пристало нести знамя короля. Открытый отказ от командования смахивает на слабость или трусость, а ни того, ни другого Станнис допустить не мог. Он отправил Эррена Флорента и Пармена Крейна к Горькому Мосту, но обратно они не вернулись. Вероятно, Цветочный Рыцарь добрался до пехоты, брошенной Ренли, раньше них и уговорил отца поддержать узурпатора Джоффри. Это означало, что десятки тысяч мечей и копий, собранных в Штормовых землях и на Просторе, встанут против Станниса. Он не мог лишиться поддержки тех, кто выступал под его знамёнами. Станнис действовал осторожно, чтобы и Ренли не утратил отваги. Достаточно и того, что мальчишка плохо спит, и под глазами у него лежат тени, когда он спускается к завтраку. Станнис пробовал завести об этом речь, но брат замыкался в себе и хохлился, как птенец, выпавший из гнезда. Впрочем, король догадывался, какого рода чудовища его преследуют: он помнил сон, разбудивший Ренли в ночь после сражения. Оставалось научить его хотя бы основам ведения боя и сделать ставку на смекалку Ренли в надежде, что он сумеет сориентироваться в пылу битвы. Кто бы мог подумать, что судьбоносная победа Станниса в Королевской Гавани будет зависеть от бесшабашности младшего брата? Со своей стороны, король старался дать ему всё, что было в его силах: он заставил Ренли вызубрить линии флота и особенности кораблей, объяснил ему тактику сражения на воде и на суше. Ренли не отличался усидчивостью и дотошностью, но был сообразителен на свой лад. Также Станнис планомерно знакомил его с флотом – капитанами и их судами. Несмотря на молодость, Ренли неплохо разбирался в людях, и король предоставил ему свободу действий в общении с лордами и рыцарями Узкого Моря, наёмниками и пиратами. Сам он и так знал наперёд, что скажет каждый из них, а Ренли завоёвывал их любовь улыбками и обещаниями. Пока король занимался ревизией, подмечал огрехи и оплошности, десницу потчевали запечёнными мидиями или спелым виноградом. В сжатые сроки Ренли предстояло узнать тех, кого поведёт за собой на смерть или к победе. Ренли изобразил на лице непринуждённую улыбку и вошёл в каюту капитана, оставив гвардейцев, оруженосца и Бриенну на палубе. Тем самым он желал показать, что не боится откровенного разговора. Монфорд знал толк в изяществе и красоте, о чём свидетельствовала прочная мебель с плавными изгибами и заморский фонарь из синего стекла, дающий дымчатый сизый свет. Но его боевая галея никогда не забывала своего предназначения, и по большому счёту, лорд Веларион устроился без излишеств. В отличие, к примеру, от лорда Ардриана Селтигара, которого Ренли навещал двумя днями ранее: каюта того выстлана мирийскими коврами, изысканное вино подали в графине из волантийского стекла, а посуда состояла сплошь из меди да серебра. То ли знаменосцы Драконьего Камня побогаче своего сюзерена, то ли Станнис спустил на наёмников все имеющиеся средства. Стюард в ливрее цвета морской волны разлил по кубкам вино с пряностями и удалился. Внимание Ренли привлекла шкура сумеречного кота, покрывающая ложе: наверняка чрезвычайно мягкая. Вот бы опуститься на неё обнажённой спиной, не отрывая взгляда от глаз партнёра – фиалковых или карих с искорками янтаря, а может, сумрачно-синих, как этот фонарь? Ренли не находил времени скучать по плотским утехам, но жаждал хотя бы прикосновений. На одной из последних тренировок с мечом в паре с Бриенной, Станнис неслышно приблизился к нему сзади, чтобы поправить боевой хват, а после, выдохнув в ухо – до мурашек по шее, – без задней мысли крепко сжал бедро Ренли. "Твой выпад должен брать начало здесь", – невозмутимо разъяснил он, пока Ренли млел, боролся с собой и терялся в противоречивых ощущениях. Если Лорас подобен золотому борскому, то Станнис – ничто иное, как креплёное дорнийское. Не считая смутных воспоминаний о тесной глотке и сильных пальцах Монфорда, Ренли уже несколько лет не проводил время с закалёнными мужчинами, крепче его самого, и руки Станниса, скользящие по плечам, талии и бёдрам, пробудили в нём невесомый трепетный восторг и вовсе неподъёмное замешательство. Телом он жаждал, чтобы Станнис коснулся его снова, когда тот уже убрал руки, а разум твердил, что Станнис приходится ему родным братом, Ренли до сих пор сжимает меч, а перед ним застыла в стойке Бриенна. Худшего момента и представить нельзя. К счастью, Станнис коснулся его бедра с внешней стороны, а не с чувствительной внутренней, и мужское естество Ренли только дёрнулось в бриджах, а не восстало против хозяина. Кто-то позвал короля, и он ушёл своей дорогой, а удручённый Ренли вынужден был попросить у Бриенны перерыва и ещё несколько минут приходил в себя. "Это всё потому, что никто давно не грел мою постель", – сокрушался он. Да Станнис с его отвращением к содомитам попросту убьёт его, если узнает, что Ренли испытывает к нему хотя бы малую тягу. Должно быть, он слишком долго таращился на постель Велариона, поскольку тот вкрадчиво предложил, разрезая на четвертинки красный апельсин: – Располагайтесь, лорд Ренли. В последние дни я искал встречи с вами, но не преуспел. Вас так трудно застать в одиночестве. – Увы, с тех пор, как я взял на себя обязанности десницы его величества, моё внимание вдруг отчаянно понадобилось всем вокруг, – Ренли не отказал себе в искушении опуститься на койку с кубком в руке и погладил полосатую шкуру. По мягкости её можно было сравнить с шёрсткой оленёнка, которого его "племянник" Томмен однажды взял на попечение. Назначение десницей способствовало возвышению Ренли над вассалами Станниса, и те вновь потянулись к нему, как мотыльки – к сладкому нектару. Будто бы и не было никакого отторжения с их стороны, последующего за его падением. Ренли ощутил себя на плаву, но пребывание в немилости у бывших соратников заставило его призадуматься об изменчивой сущности власти. – Вы уже состояли в совете короля, занимая место мастера над законом, – Монфорд поднёс Ренли серебряное блюдо с фруктами и кистью винограда и присел рядом. – Новая должность вам по вкусу? – Хлопотно. Мне ведь и корону довелось носить. Скажу вам по секрету, обращение "милорд десница" далеко не так услаждает слух как "ваше величество", – Ренли засмеялся и сделал большой глоток. Гвоздика приятно оттеняла сладость подогретого вина, и разгорающееся утро уже не казалось таким зябким. – Вы командуете "Гордостью Дрифтмарка", я прав? Я слышал, вы привели ещё три боевые галеи, помимо неё. – О да. Моя "Гордость" – завидная невеста для настоящего моряка, и я предпочёл бы даже гибель встретить с ней рука об руку. "Дерзкий смех", "Морской конь" и "Ведьма" полны стойкости и отваги в сражении, но всё же не дотягивают до заданной ею планки. Я с удовольствием познакомлю вас со своими красавицами, если пожелаете, – предложил Монфорд, забрав кубок из руки Ренли и пригубив. – Вы уже ходили в открытое море? – Когда мне исполнилось восемь или девять, я гостил на Драконьем Камне на свадьбе Станниса, но это было так давно… С тех пор я путешествовал морем, лишь объезжая свои владения – мыс Гнева, острова Тарт и Эстермонт. Словом, в открытом море я почти что не был. Ренли выгнул четвертинку апельсина, отделяя кожуру, и сок заструился по руке, а затем – и по подбородку, когда он прикусил сладкую мякоть. Монфорд, коснувшись его щеки, стёр влагу большим пальцем. Ренли не стал уклоняться, несмотря на волнение, и прерывисто вздохнул. – Совсем скоро вам представится шанс, но до тех пор можно предаться легкомыслию. Даже самому ретивому деснице требуется отдых. Завтрашним вечером на палубе "Ведьмы" будет звучать музыка, если погода позволит. Я выбираю в стюарды юношей, не обделённых талантами в области искусств, – с усмешкой заметил Монфорд. – Скрипка, арфа… Или вам более по вкусу игра на флейте? Его плавная речь струилась сладким мёдом, а игривые намёки дразнили любопытство. "И чего я испугался? – Ренли не смог вспомнить. – Повёл себя как трусливый щенок". Наличие музыкантов на борту боевого судна не удивляло: ударные помогали гребцам держать такт, труба и горн подавали сигналы. От слаженных действий зависели скорость и успешное движение галеи. Хорошая музыка считалась элитарной, но Станнис в этом отношении так же сдержан, как и во многом другом. Лорд Веларион, напротив, демонстрировал щёгольские замашки. – Заманчиво, – поколебавшись, Ренли отправил в рот сочную ягоду. – Завтра на закате? – Надеюсь, его величество не держит вас взаперти, точно ревнивый суженый невинную возлюбленную? – Что? Конечно, нет! – Ренли рассмеялся, но предположение Монфорда всколыхнуло воспоминания о ссоре с братом и уязвлённую гордость. Ну уж нет, он давно достиг совершеннолетия и не позволит Станнису решать за себя. Сердце Ренли принадлежит Лорасу, но это не означает, что он должен поселиться в Девичьем склепе, где король Бейлор Благословенный заточил своих сестёр, дабы они не будили в нём плотских помыслов. Раз уж ему представилась возможность приятно провести время, почему бы и нет? Воображение рисовало весёлую музыку и бумажные фонарики из Вольных Городов, которые Ренли видел на борту "Ведьмы". – В таком случае, могу ли я рассчитывать на то, чтобы увидеть вас завтра? – Монфорд одарил его ласковой усмешкой, хотя фиалковые глаза остались прохладными, как туман над рекой. – Я постараюсь выкроить время, – пообещал Ренли, оставляя опустевший кубок на низком столике. – Дела не ждут. Его величество желает сегодня посетить "Благочестие", "Молитву" и "Веру" лорда Сангласса. Он пребывает в добром здравии? – Гансер? – Монфорд задумался на миг и тонко усмехнулся. – Смею надеяться, что да, милорд десница. В темницах Драконьего Камня приятный климат, и говорят, чем ниже вы спускаетесь, тем теплее там становится. Впрочем, не нахожу в себе достаточно любопытства, чтобы проверить данное утверждение лично. – Вы сказали, в темнице? Накануне войны? – изумился Ренли. – Чем Сангласс прогневал его величество? – Благочестием, молитвами и верой, – Монфорд безразлично пожал плечами. – Разумеется, речь не о галеях. Когда они возвратились на палубу, король сделал Монфорду замечание за азартные игры на борту: нескольких матросов угораздило резаться в плашки, пока Станнис изучал пращи и противовесы требушетов. – Ваше величество, давайте не будем столь строги, – Ренли одарил брата ослепительной улыбкой. Неужели тот позабыл их утренний разговор? Тот подарил ему неласковый взгляд в ответ, но осёкся на полуслове. В присутствии подданных брата Ренли вёл себя безукоризненно, рассудив, что хороший десница не должен давать повод для сомнений в авторитете короля. – Неважно, – решил Станнис. На постной физиономии Монфорда отразился интерес. Ренли спустился с королём на причал. Они последовательно посетили оставшиеся галеи рода Веларионов, которые когда-то господствовали на море, и реквизированные корабли Сангласса. На этот раз Ренли не задавал вопросов, размышляя о рассказе Монфорда. Мягкосердечный лорд Гансер Сангласс истово верил в Семерых, а перед отплытием с Драконьего Камня Станнис повелел сжечь деревянных идолов. Сангласс отказался повиноваться, в результате чего угодил за решётку в компании септона и нескольких единомышленников. Это событие стало для Ренли откровением. Семь цветов его Радужной гвардии отражали образы новых богов, но самого Ренли едва ли можно назвать набожным. В детстве ему случалось стоять на коленях в септе, но повода для искренних молитв не нашлось. Люди просили Отца о справедливости, а Мать – о милосердии. Кузнец олицетворял здоровье и трудолюбие, Дева – любовь и красоту, Воин – воплощение мужества, Старица – мудрости. О чём просили Неведомого, было для Ренли загадкой. Но он и так рос красивым, здоровым и смелым, а любовь навещала его без участия дев. Роберт по случаю ставил свечки Воину перед битвой, а Станнис отказался от своей веры давным-давно. И теперь он отправил одного из своих немногочисленных знаменосцев в темницу из-за какой-то красной жрицы? А ещё это странное предание об Азоре Ахаи и волшебный меч, Неведомый его забери. Ренли испытывал недоверие к Мелисандре, и новость о судьбе Сангласса настораживала. После полудня братья разделились: из замка прибыл Элвуд Медоуз, двадцатилетний помощник кастеляна, и сообщил, что в Штормовой Предел пребывают гости с окрестных земель на праздник урожая. В мирное время почётное место в чертоге занимали музыканты с острова Тарт – арфа, скрипка, флейта, свирель. Лорд Сельвин имел пристрастие не только к любовницам, которые менялись у него ежегодно со смерти жены, но и к музыке. Талантливых певцов всегда привечали в Закатном замке. Но в этот год вместо музыкантов придётся ожидать просителей: вдов и сирот, землевладельцев с разногласиями и жителей деревень, пострадавших от разрушительного шторма, который недавно прокатился по южной стороне мыса Гнева. Праздник должен был случиться раньше, если бы не Станнис со своей осадой. Теперь, когда вести о снятии блокады разошлись, Ренли как владыка Штормовых земель обязан уладить споры и рассмотреть жалобы, причём разобраться с этим делом следовало до отплытия. В случае победы десница понадобится своему королю в столице, а в случае поражения… Об этом можно не думать. – Меня ждут в приёмной зале. Могу ли я вернуться в замок, ваше величество? – спросил дозволения Ренли. – Нет, – Станнис, руководствуясь своими мудрёными соображениями, почему-то рассудил иначе. – Ознакомься с галеями, что пришвартованы ближе к югу. Я приму твоих гостей как король. – Но, Станнис… – Ренли хотел напомнить брату, что он немного понимает в морском деле, но это звучало жалко и недостойно десницы короля. – Как пожелаешь. – Вернёшься, как закончишь, – Станнис махнул рукой конюшему. Ренли мог бы поспорить, если бы захотел, – кажется, он был единственным, кто осмеливался возражать королю открыто, – но сожалел лишь о том, что им не удастся провести остаток дня бок о бок. Неужели он скучает по Станнису? Нелепая мысль. Бриенна, Брайен, двое гвардейцев и стюард последовали за ним к южной части пляжа, где в воду врезались причалы из просоленных дубовых досок. Они не так крепки, как каменные, но, благодаря своевременному ремонту, держались уже несколько десятков лет. Морские волны сгладили их, захлёстывая почти целиком во время бурь. Ходатаи нашлись и здесь: те, кто опасался тяжёлого и вспыльчивого характера его величества, радовались возможности обратиться с просьбами к улыбчивому деснице. На Ренли посыпались многочисленные жалобы о мятых доспехах, испорченном крысами зерне, нехватке гвоздичного масла для смазки оружия и утерянных при перевозке пивных бочках. – Попробуйте, милорд, – молодой капитан, худощавый и кареглазый, настойчиво сунул ему плошку с водой. Он сошёл на берег с борта галеи на сотню вёсел – одной из тех, что велел осмотреть Станнис. Ренли научился на глаз определять количество гребцов. В трюмах стовёсельных судёнышек часто пахло гнилью и иногда – мочой. Ренли подозревал, что некоторые моряки, вопреки запретам капитанов, ленятся спускать малую нужду за борт. Лицо капитана показалось ему знакомым. Он осторожно сделал глоток и подумал, что скучает по вину с гвоздикой из запасов Монфорда. – Вода как вода, – Ренли облизал губы. Парень помотал головой в ответ: – Тухлая. На "Дух" прислали бочки из зелёной сосны. В них вода сразу портится! – Я получил такие же для "Леди Марии", – подтвердил другой, такой же вытянутый, с шапкой густых каштановых волос, – по всей видимости, брат "Духа". – Всё морёное дерево забрали люди королевы. – Что за люди королевы? – не понял Ренли. – Те, кто служит Владыке Света, – ответил "Дух". – Их полно здесь. – Они жгут наших богов, – пожаловался "Мария". – Злое это дело. – И наш Деван тоже читает молитвы у огня, слыхал? – "Дух" переглянулся с братом. – Про это самое… тёмную ночь, полную ужасов. Тут Ренли мог бы и согласиться. Грубоватые, словно топором высеченные, черты лица и неброская одежда выдавали в собеседниках простое происхождение. Неудивительно, что эти парни столь прямодушны в высказываниях. Услышав о Деване, Ренли сообразил, что перед ним сыновья Лукового Рыцаря. "Дух", "Мария", мастер над гребцами Марик, оруженосец короля Деван… Сколько же у Давоса сыновей? – Жечь богов – это, несомненно, зло, – согласился Ренли вслух, – но наш король выбрал этого бога, так что давайте-ка придержим языки. Пылающее сердце повсюду переливалось красными, жёлтыми и оранжевыми бликами: на штандартах, знамёнах, дублетах. Флоренты ударились в новую религию столь самозабвенно, что по вечерам собирались у камина в чертоге и молили Владыку Света принести в мир утреннюю зарю. Ренли так и подмывало поставить их в известность, что солнце поднимется в небо вне зависимости от их желания. Он отпил ещё, сплюнул и вернул "Духу" миску. – И впрямь, паршивый вкус. Я достану для вас морёное дерево. Сколько бочек вам требуется? Он только и успевал, что рассылать слуг с указаниями: в кузницу, на кухню, в житницу и оружейную. Фуражиры уже очистили окрестные рощи. Ренли не был уверен, что обязан заниматься хотя бы половиной этих вопросов, но поскольку он являлся заметной фигурой при дворе короля, а управление ещё не отлажено, его неизбежно дёргали по пустякам. Морёная древесина стоила дорого из-за её редкости и длительной обработки, но эти двое пришлись ему по душе. – …Ураганом побило Плакучую башню, и она здорово накренилась – того и гляди, рухнет. Мы пришли сюда в страхе, что ещё одна такая буря камня на камне от неё не оставит. – А где же ваши каменщики? – Рябой Гарт утонул прошлой луной, ваша светлость… ваше величество, – исправился рыбак, дёргая себя за клочковатую бороду; он состоял в гильдии рыболовов и не привык общаться с королевскими особами. – А Эдмунд Чирей… простите, ваше величество, я хотел сказать, – Эдмунд-каменщик, того… Он надругался над девкой мясника и надел чёрное. Его мальчишка-подмастерье родился только в конце прошлой зимы. Значится, ему всего девять годков от роду. – Не меньше десяти. Я понял. Посланцы из Скорбящего Городка сгрудились в приёмной зале. Корона с вьющимися языками огня на челе Станниса привела их в трепет: они рассчитывали на приём своего сюзерена с весёлыми глазами и лукавой улыбкой, но их встретил король столь же грозный, как и шторм, который прошёл сквозь Дождливый Лес и "побил" башню. Воссоздавая в памяти карту Вестероса на Расписном Столе, Станнис припомнил, что и три сотни лет назад на окраине Мыса Гнева имелся некрупный торговый город, омываемый Дорнийским морем, но летописи не сохранили его имени. Новое название – Скорбящий – закрепилось за ним после того, как в город прибыл корабль с телом предательски убитого дорнийцами Дейерона I Таргариена, также известного как Молодой Дракон. – Сир Кортни, сколько каменщиков мы можем отрядить на починку башни? – Четверых, ваше величество. В крайнем случае, пятерых. – Хватит четверых, – распорядился Станнис. – Мы премного благодарны, ваша милость, – рыбак попятился, а с ним и трое других посланцев. – Да здравствует король Станнис! – брякнул кто-то за его спиной, и остальные нестройно подхватили здравицу. Пропустив их мимо себя, в зал приёма вошёл Ренли. Он согнулся в коротком, но изящном поклоне, с рукой у сердца, и улыбнулся королю, будто был рад его видеть. Хотелось бы Станнису, чтобы это было так, но памятуя о заседаниях Малого Совета, он не доверял улыбкам брата. Несколько лет назад тот ловко влился в благородное общество королевского двора Роберта, а без доли хитрости там не удержаться. И всё-таки, улыбка, обращённая к нему, грела душу. Ребёнком Ренли тянулся к Роберту, восхищаясь его достижениями на поле брани и королевским величием, хотя именно Станнис находился при младшем брате с самого его рождения. Зная, что лорд Роберт со дня на день должен вернуться в Штормовой Предел, Ренли подолгу высматривал его с верхушки донжона. Он выпросил у Донала Нойе, мастера над оружием, уменьшенную копию боевого молота, хотя игрушка быстро ему наскучила. "Роберт выиграл три сражения за один день", – щебетал он, когда старший из братьев развязал кровопролитную и губительную войну. Станнис оберегал Ренли во время осады Тиреллов, и привязанность младшего к Роберту вызывала у него бездумную ревность. Подросший Ренли непринуждённо устроился на краю стола, сцепив пальцы на колене и подняв подбородок. – Остались нерешённые вопросы? – он обратился к Пенрозу. – На сегодня с просителями всё, милорд. Но Штормовому Пределу необходимо пополнить запасы, и мы давно не сверяли цифры, – кастелян положил на стол счётную книгу. Младший Баратеон застонал в голос. В этом отношении он тоже походил на Роберта: предпочитал не вести счёт презренным медякам, а тратить их. – Что ж, на носу праздник урожая. Самое время узнать, во сколько Штормовому Пределу обходится визит его величества, – он, оглянувшись, показал королю язык. – Знаю, вам не терпится отправить эту компанию вон, сир Кортни. – Идёт война, Ренли, – нахмурился Станнис, пропустив подначку мимо ушей. – Не время для расточительства. – У меня гости, и путь из Скорбящего Городка неблизкий. Готов поспорить, эти оборванцы помирают с голоду, – Ренли взял в руки книгу с отчётами. – Дай мне взглянуть, – потребовал Станнис, и брат охотно подчинился. Король пробежался глазами по убористым строчкам доходов и расходов. На содержание войска уходили припасы, предназначенные для зимовки. Последней записью шли скрупулёзные подсчёты ущерба от вырубки леса для постройки осадных машин. – Что скажешь? Последовали долгие препирания относительно необходимых трат и пустого мотовства. В конце концов, пир решили дать за несколько дней до отплытия. Станнис порядком утомился: лорды всех мастей и так жужжали вокруг него целыми днями, как назойливые мухи. – В первую очередь, необходимо зерно, вино и мясо, – заключил он. – Элвуд, займись нуждами, – велел брат. – Кроме того, нужно увеличить поставки эля в полевой лагерь. Как там насчёт овец, сир Кортни? Их уже остригли? – получив утвердительный ответ, Ренли разъяснил кастеляну свою идею и задумался. – И… что ещё, Бриенна? – Морёное дерево, – скромно напомнила девушка. – Ах да. Нужно поставить на борт "Духа", "Леди Марии" и "Чёрной Беты" по полдюжины бочек из морёного дуба. У нас найдётся необходимое количество? – Да, милорд. Бережливый Пенроз тяготился расточительностью сюзерена, но он присматривал за Ренли с восьми лет и любил его как родного сына. Мейстер Юрн, сухощавый и седовласый, терпеливо ожидал своей очереди с обращением. Когда необходимые распоряжения были сделаны, он достал из-за пазухи свиток и протянул Штормовому лорду. – Ворон принёс послание из Чёрного Замка. Вам стоит взглянуть. У Ренли вспыхнули глаза при виде письма, но услышав о Ночном Дозоре, он опустил плечи и развернул пергамент. Станнис сжал зубы. От кого его брат ждёт не дождётся весточки? – Лорд-командующий Джиор Мормонт просит людей, лошадей, мечи, доспехи, зерно, вино, сыр, шерсть и гвозди… Да тут целый список! Где всего этого набраться? Мне бы своих людей прокормить. – Ты же называл себя королём, – фыркнул Станнис. – А значит, обязан защищать своё королевство. – По твоей милости, я уже не король, брат. Что же ты не отправил меня на Стену? Стало быть, эта бумага адресована тебе, – Ренли сунул ему свиток. – Взгляни: он пишет, мёртвые встают. Что там у них творится? Атака грамкинов и снарков? Станнис прочитал текст и поелозил нижней челюстью из стороны в сторону, выдав мелкую дробь. Он держал в руках не первое письмо такого рода, и если верить заявленной просьбе, Ночной Дозор пребывает в бедственном положении. Но Станнису и так недоставало всего, что перечислил старик Мормонт, а впереди штурм. Что до мёртвых – трудно поверить в эти байки, не лицезрев их причину своими глазами. Лорду-командующему исполнилось никак не менее семидесяти, могло и привидеться. – Отложим этот вопрос до тех пор, пока не окончится наша война. – Ваше величество, – из тени, сгустившейся в боковой нише, выступила Мелисандра, и Станнис обратил к ней хмурый взгляд. – Война идёт от начала времён. На одной стороне Рглор, Владыка Света, Огненное Сердце, Бог Пламени и Тени. Ему противостоит Великий Иной, чьё имя запретно, Владыка Тьмы, Ледяная Душа, Бог Ночи и Ужаса. Перед нами стоит выбор не между Баратеоном или Ланнистером, но между жизнью и смертью, светом и тьмой. Нам следует обратить клинки на север, пока не поздно, и вам суждено возглавить эту великую битву. Даже тлеющий под пеплом уголь способен породить ревущий пожар. Она заводила эту песню не впервые, и её предсказания относительно предстоящих событий имели свойство сбываться, но осязаемой пользы от жрицы из Асшая Станнису до сих пор не случалось видеть. Он упрямо дёрнул головой: – В первую очередь я займусь узурпатором Джоффри. С мятежом Ланнистеров необходимо покончить. Это по праву моя страна. Мой Вестерос, – его голос раскатисто пронёсся по приёмной зале. – Семь Королевств – неправильное название, и Эйегон Завоеватель понимал это ещё триста лет назад. По его указу создана карта на Расписном Столе. На ней отмечены реки, заливы, холмы и горы, большие и малые города… но границ на ней нет. Это одна страна, и править ею должен один король. – Как будет угодно вашему величеству, – Мелисандра покорно склонила голову. Станнис ткнулся лбом в кулак и ощутил костяшками холодный ободок короны, про которую успел забыть. Сняв её с головы, он поставил золотой обруч на ребро и толкнул по столу. Корона неровно покатилась вдоль края, и Ренли остановил её мягким прикосновением. – Ты устал, братец? Станнис неопределённо покачал в воздухе ладонью. – Даже королю всего Вестероса требуется отдых, – ласково заметил брат. Станнис не заметил в Ренли тоне привычной насмешки и невольно задался вопросом, сколько искренности в его безупречной любезности? Брат опустил ладонь на его плечо и сжал. Король замер под этим прикосновением, не желая двигаться, но Ренли, тягуче-медленно огладив его, убрал руку, и Станнис ощутил тень разочарования. – Ты тоже, Ренли, – он поднялся, выпрямляя затёкшие ноги, и взглянул на брата, тени под глазами которого обозначились чётче. – Завтра можешь отдохнуть. После продолжим подготовку к штурму.