Девятый Вал

Приходи сегодня ночью в мой огромный тёмный замок, И пусть сердце рвётся в клочья – взгляд вперёд и спину прямо. В этом старом мрачном замке каждый пыльный уголок Создан для тебя, мой мальчик, чтоб упрятать под замок. (с) Лунный бард – "Тёмное Королевство"

22.08.299 от З.Э. Вороны хрипло каркали и чистили перья в просторных клетках, не отвлекая короля от чтения. Станнис устроился в кресле, подперев висок кулаком, и не спеша листал "Повествование о войне Девятигрошовых королей" в изложении мейстера Эона. Перед глазами мелькали имена и прозвища членов Банды Девяти: Старая Мать, Лиомонд Лашаре, Девятиглазый, Мейлис Чёрное Пламя… Среди них встречались и выходцы знакомых домов: сир Деррик Фоссовей, изгнанник из Вестероса, и Самарро Саан по прозвищу Последний Валириец, не иначе как родственник Салладора. Что ж, от пиратов добра ждать не приходится. Семи Королевствам пришлось вступить в войну по приказу короля Джейхейриса II, когда наёмники и пираты из Вольных Городов начали готовить вторжение в Вестерос. Против них выступил десница короля Ормунд Баратеон, собрав под своими знамёнами Ланнистеров и Грейджоев, силы Речных Земель, Долины Аррен и даже Дорна. Дед Станниса вскоре погиб, а отец, по молодости, не отличился, но из подробного труда можно почерпнуть полезные знания о сражениях и военной тактике. Одним из губительных факторов на Ступенях стали болезни. Ещё Барристану Селми, ветерану той войны, сразившему Мейлиса Ужасного, доводилось наблюдать, как кровавый понос уничтожает целые армии. "Питьевая вода должна быть чистой", – взял на заметку Станнис, лениво перевернув страницу. Мальчиком он не принимал к сведению такие мелочи. Его внимание куда сильнее привлекали ратные подвиги, чем диарея у солдат. Но кто, как не солдаты, составляет армию? На самом деле он собирался провести время за картами или одолжить у Кортни Пенроза счётные книги, раз уж он позволил младшему брату день отдыха, да и себе тоже. По такому случаю, он даже отпустил от себя Девана. Но вспомнив о книге своего отрочества, Станнис захотел вновь взять её в руки. Может, забрать рукопись на Драконий Камень? Едва ли Ренли станет возражать. Ширен ещё дитя, но, возможно, её заинтересует история королевства, трон которого она однажды может занять. Дочь Станниса занимала второе место в очереди на престол после Ренли, если у Станниса так и не появятся сыновья. "А суждено ли мне вернуться на Драконий Камень?" – задумался король, прикрыв книгу. Одержав победу в Королевской Гавани, он мог послать корабль за женой и дочерью, привезти их в столицу под надёжной охраной. Среди её буйного великолепия Ширен будет повеселее, и она заведёт подруг среди придворных девочек. Станниса беспокоил тот факт, что дочь проводит подавляющую часть времени в компании полоумного шута. Дымящийся островок посреди моря, насыщенный каменными чудовищами, так и не стал для Станниса домом. Если же он, вопреки предсказанию Мелисандры, потерпит поражение… Отступить, сбежать, поджав хвост? Это позор, а Станнис не терпел бесчестия. При одной лишь мысли о побеге челюсти сжимались так, что их не удалось бы разнять даже лезвием ножа. Он повернул голову к окну, откуда лился ласковый солнечный свет. Стояли последние тёплые дни уходящего лета. Во дворе перед донжоном сновали слуги с поручениями, проезжали телеги с винными бочками или снопами сена, тренировались на мечах солдаты. Среди последних был и Ренли, в паре со своей верной женщиной-рыцарем. Ранее брат не проявлял такого усердия, и Станнис надеялся, что он не вывихнет запястье и не переломает пальцы, но Бриенна определённо давала поблажки сюзерену. Несмотря на её неловкость в быту, в поединке она демонстрировала искусность и сноровку. Ренли возмещал недостаток мастерства проворством и природной ловкостью. "Нужно сказать ему, чтобы меньше вертелся, – быстро выдохнется". Ему на колени вскочил пушистый дымчато-серый кот, которого держал при себе мейстер Юрн. Станнис прогнал его, подтолкнув в бок; кот задрал хвост и удалился. Король задумчиво погладил рукоять Светозарного, который он прислонил к подлокотнику своего кресла. Не стоит ли и ему посвятить час-другой фехтованию? Роберт сызмальства не расставался с деревянным мечом, пока не овладел боевым молотом. На Драконьем Камне Станнис тренировался регулярно, а партнёром ему служил мастер над оружием. Один из воронов забил крыльями, другие подняли крик. Их было много, больше ста, и шум произошёл оглушительный. "Мяса! Мяса!" – требовали редкие птицы, обученные человеческой речи, и мейстер Юрн вышел из своей клетушки, чтобы покормить их. Худощавый, но ещё крепкий с виду, внешне он не имел ничего общего с дряхлым Крессеном или прилежным юнцом Пилосом. Он носил густые усы и бороду, а припорошенные сединой волосы стриг коротко. Цепь скрывалась под серой мантией, и Станнис не мог рассмотреть, сколько в ней звеньев и которые из них выкованы из железа, отвечающего за военное дело. Слушается ли Ренли его советов? Станнис имел склонность прислушиваться к предостережениям учёных людей, но братец не слушал никого, кроме своей гордыни. В последние дни юный узурпатор особенно прилежен, и это, пожалуй, подозрительно. – Я вам не помешаю, ваше величество? – Юрн взял ведра, обагрённые засохшими брызгами крови. – Делай своё дело. Хотя нет, подожди, – Станнис выпрямился в кресле. – Тебе известно, что моего брата навещают плохие сны? – Да. Я даю ему на ночь сонное вино или настой с мёдом, но, к сожалению, до сих пор мои рецепты принесли мало пользы. – Ренли не говорил, что ему снится? – Нет, ваше величество. Юрн ушёл за свежим мясом. Кот запрыгнул на подлокотник, и Станнис подвинул локоть. Он раскрыл тяжёлую книгу в кожаном переплёте, но смотрел по-прежнему в окно. Ренли и Бриенна окончили тренировку и теперь вдвоём сидели на забытой повозке с сеном. Станнис не первый раз видел их вдвоём, и речь обычно держал Ренли, бурно жестикулируя, а девица Тарт ловила каждое брошенное слово. На этот раз в роли рассказчика выступала она. Ренли внимал ей, а затем расхохотался, откинув голову. Хотя ветер, гуляющий над замком, расстояние и вороний грай заглушали прочие звуки, Станнис почти слышал смех брата: заливающийся, звенящий весельем и такой искренний. Крупная чёрная птица приземлилась на каменный подоконник столь внезапно, что король выронил "Повествование" из рук и выругался, помянув недобрым словом Великого Иного. Мейстерский кот сердито зашипел на незваного гостя, выгнув спину коромыслом. К лапке ворона был привязан свиток, и Станнис забыл о книге мейстера Эона, узнав печать с розой Хайгардена. Он ждал новостей от Робба Старка, но письмо от Тиреллов заинтересовало его не менее. Неужели Рыцарь Цветов раскаялся в содеянном? Это глупо, но мальчишке всего шестнадцать или семнадцать лет. Или Мейс Тирелл желает заключить альянс? Маловероятно, но на этой войне случались самые неожиданные союзы. Когда король потянулся за свитком, ворон от души клюнул его в тыльную сторону ладони, угодив между пястных костей. Станнис клацнул зубами и отдёрнул руку. – Он, должно быть, голоден и учуял запах свежей крови, – мейстер Юрн неслышно появился на пороге. – Позвольте мне. Клюв ворона не проткнул кожу, дублёную солнцем и ветром, но оставил острую вмятину. Пока Станнис растирал кисть, Юрн бросил птице кусок мяса, обменяв его на свиток. Воздух и впрямь наполнился лёгким ароматом ржавчины. Вороны в клетках раскричались ещё пуще. – Дай мне взглянуть, – велел Станнис. – Со всем уважением, ваша милость, но у меня есть основания полагать, что письмо адресовано лорду Ренли, – заметил Юрн. – Мейстер служит государству, а не только хозяину замка, – сварливо ответил Станнис, вперив в него тяжёлый взгляд. – Я законный король Вестероса. Юрн, поколебавшись, протянул королю свиток. – А теперь утихомирьте своих птиц. Станнис без раздумий сломал печать и развернул пергамент. С первого взгляда он узнал каллиграфический почерк Пицеля, а внизу значились подписи Мейса Тирелла и верховного септона, которые указывали на чрезвычайную важность документа. Прежде чем погрузиться в чтение, Станнис обратил внимание, что подпись священника выглядит иначе, чем ему запомнилось во времена заседаний в Малом Совете Роберта. Верховные септоны в Семи Королевствах отказываются от своего имени, когда занимают этот пост, и при Роберте в септе Бейлора заседал велеречивый, но пустой человек, от которого за лигу несло душистой водой. Он был невероятно толст, и, по слухам, набрал свой значительный вес, питаясь исключительно жаворонками и миногами – под стать своему королю. Станнис, хотя и не жаловал Святую Веру, считал богохульством само нахождение подобного типа во главе церкви. По всей видимости, "Толстый" окончил свой земной путь, и его хрустальную тиару отныне носит другой человек. Бумага витиевато извещала о том, что брак Ренли из дома Баратеонов, государственного изменника, и Маргери из дома Тиреллов, дочери Мейса Тирелла, лорда Хайгардена и Хранителя Юга, не был консумирован в срок, а посему расторгнут по воле верховного септона. Станнис сжал листок в кулаке. Итак, Ренли не разделил ложе со своей юной и прекрасной, как весна, женой. Какая неожиданность. Мейстер Пицель благовидно сослался на тяготы войны, но всем вокруг известно, что Ренли взял Маргери с собой в поход на Королевскую Гавань, и у него имелась масса возможностей лишить её невинности. На расторжение брака в Вестеросе имел право лишь первосвященник либо Совет Веры, и сомневаться в подлинности письма не приходилось. Формально верховный септон избирается тем же церковным советом, но Станнис знал по опыту, что это не более чем условность. На практике король, его регент или десница с помощью определённых манипуляций избирали на лакомую должность тех, кого сами желали видеть. Учитывая характер Серсеи и её двуличного семейства, можно увериться, что теперь эту роль занимает ставленник Ланнистеров и лает по их приказу. Но присутствовал и положительный момент: Ренли более никак не связан с Тиреллами – изменниками и отъявленными лжецами. Письмо несло в себе и скрытую угрозу: подпись лорда Хайгарденского означала, что Ланнистеры открыли ему ворота Королевской Гавани, пустив в город многочисленное войско Простора. Ждать Эррена Флорента и Пармена Крейна, отправленных гонцами к Горькому Мосту, не имеет смысла. По всей вероятности, как и предсказывал Ренли, Мейс Тирелл лелеет планы выдать единственную дочь за Джоффри. Породнившись с королевской династией, бывшие стюарды королей-Садовников возвысятся над знаменосцами Простора. В тесном союзе с Ланнистерами им крайне невыгодно иметь мятежника в качестве зятя, так что поспешность расторжения брака не вызывала удивления. Можно пожалеть Маргери: Мейс готов продать единственную дочь кому угодно за кусок золота в форме обруча. Сам Станнис ни за какие богатства не выдал бы Ширен за бастарда, рождённого от кровосмешения. Он не преминул заметить и то, что король Ренли в глазах Мейса Тирелла остался в прошлом, превратившись в простого предателя. Его вероломно и цинично списали со счетов, чего и следовало ожидать. Как же Ренли воспримет эту новость? – Уж не собираешься ли ты взять Красотку Бриенну в законные супруги, а, милорд? Из вас выйдет на удивление гармоничная пара, только Бриенна в постели займёт роль мужа. Уж она-то знает, что делать со своим мечом! Да и выглядит соответствующе. Гюайрд Морриген громко расхохотался над собственной шуткой, а на лице Брайса Карона промелькнуло виноватое выражение. Ренли нарочито избегал компании бывших Радужных плащей. Они хотели получить из его рук замки и громкие титулы, а он не смог одарить их желанным. Теперь они обзавелись новым королём, а Ренли не желал простить измену. Они отвернулись от него в мгновение ока, когда он более всего нуждался в них. Брайс держался стороной, Пармен отбыл по приказу Станниса, а Гюйард слишком болезненно воспринял прозвище "лорд-перевёртыш" и третировал сюзерена при любой возможности. – Перестань, Гюйард. Ты заходишь слишком далеко, – Брайс попробовал уволочь приятеля за локоть. Когда-то он был хорошим другом для Ренли и являлся самым преданным среди его знаменосцев. Ренли проглотил обиду. Бриенна была женщиной, и сердце у неё девичье, но когда речь заходила о владении мечом или булавой, она не уступала мужчине ни в силе, ни в мастерстве. Ренли управлялся с клинком куда хуже и, должно быть, выставлял себя в невыгодном свете, но в том-то и состояла цель тренировок: помочь ему отточить полузабытые навыки. Неважно, на чьей стороне он станет сражаться, Станнис прав: это умение ему пригодится в скором времени. Дружеский поединок порадует Лораса, когда они, наконец, воссоединятся. Лорас, по настоянию отца, с малых лет учился искусству фехтования и искренне полюбил это занятие. Когда плечи ныли от тяжести клинка и кольчуги, Ренли представлял себе удивление и одобрение, написанные на лице возлюбленного. А может, проводя часы за изматывающими тренировками, он желал получить толику одобрения кого-то ещё? Ренли не видел брата с самого завтрака и гадал, чем же тот занят. Он то и дело отвлекался, поглядывая в сторону снующих туда-сюда солдат и слуг. Высокий рост делал Станниса заметным издалека, но во дворе он так и не появился. – Я бы охотно прислушался к твоему совету, если бы уже не был женат на Маргери, – широко улыбнувшись, Ренли взял мозолистую ладонь Бриенны в свою и поднёс к губам. – Но такой брак сделал бы мне честь, сир. Если вам незнакомо это понятие, можете спросить у Бриенны. Гюйард Зеленый, в самом деле, позеленел. – Милорд, – сдавленно произнесла Бриенна, когда они остались одни. – Он обидел тебя? Не бери в голову, – посоветовал Ренли, откинувшись спиной на охапку колючего сена. – Гюйард тщеславный и злоязыкий. Мелочный человек, того не стоит. – Нет, – запнувшись, ответила Бриенна. – Не обидел. Мне приходилось сносить обиды и похуже. – Например? Расскажи мне, – Ренли сунул в рот травинку. – Брайен, принеси-ка нам воды, меня мучает жажда. Мальчик умчался исполнять поручение, а Бриенна как язык проглотила. Тогда Ренли напомнил ей о дружбе и добавил, что доверяет ей свои тайны. Разговорить Бриенну – дело непростое. В присутствии сюзерена она терялась и без конца спотыкалась в словах. Поначалу он испытывал скуку, но с течением времени проникся её честной и стойкой натурой. Говорить с Бриенной легко и просто, и потом, кто ещё у него остался после падения? Она являлась единственной свидетельницей их заговора с Лорасом, хотя ни разу не поднимала эту тему с тех пор, как исполнила роль почтового ворона. И Ренли говорил с ней о братьях, оба из которых называли себя королями, рассказывал о своих путешествиях в Дорн и Хайгарден, расспрашивал о Сапфировом острове Тарт и слушал пересказы баллад. Бриенна отчаянно стеснялась петь ему, хотя знатных девушек обучали этому искусству в числе прочих премудростей. – Когда я прибыла в Хайгарден как рыцарь, чтобы поддержать вас, – Бриенна, решившись, сделала глубокий вдох, как перед прыжком в воду, – я готовила себя к холодности, насмешкам и вражде. Но… вместо этого молодые рыцари стали ухаживать за мной. Они боролись за место рядом со мной, предлагали вино и сладости. Бен Буши подарил мне серебряный рог, Эдмунд Амброз присылал цветы и приглашал на конную прогулку. Хайл Хант подарил книгу с сотней рыцарских историй и шёлковый плюмаж для шлема, а также провёл со мной учебный бой, – она смущённо улыбнулась, и Ренли сообразил, что возможность проверить свои силы Бриенна ценила превыше самых изысканных подарков. – Я помню множество подобных знаков внимания, каждый из них, но не хочу утомлять ваше внимание, милорд. Эти ухаживания приводили меня в недоумение, ведь в лагере находилось немало женщин красивее и доступнее. Ренли закусил щёку изнутри, нутром предчувствуя, к чему клонится рассказ Бриенны. – Однажды меня вызвал к себе лорд Рендилл Тарли. Его сын, служивший оруженосцем, подслушал, что несколько рыцарей заключили пари на… на… – Я понял, – вставил Ренли и сел; в груди закипал гнев. Он и сам когда-то считал Бриенну нелепой, но она оставалась его верным рыцарем, а её отец, Сельвин Тарт, принадлежал к числу его вассалов. Настоящий лорд должен защищать своих людей, так ведь? – Тарли наказал их? – Нет, милорд, – Бриенна удивилась предположению. – Это была злая игра, обидная и недостойная рыцарей. Слухи о ней расползлись по всему лагерю, и к спору присоединялись всё новые и новые участники. Каждый из них должен был поставить золотого дракона, и вся сумма предназначалась победителю. Лорд Рэндилл хотел пресечь эту забаву: ставки выросли настолько высоко, что рано или поздно кто-нибудь попытался бы взять приз силой, – она сминала свои мясистые пальцы, неровные от старых травм. – Он счёл, что моё присутствие является причиной проблем, и сказал, что войско в походе – не место для девственниц. В заключении Тарли имелась доля истины, но Ренли всё равно ощущал злость. – Я… я ничего не знал об этом, Бриенна. – Я верю вам, милорд, – она взглянула на него, и Ренли впервые обратил внимание на красоту её глаз – чистых и ясных, как лазурное небо, обрамлённых густыми ресницами. Она застенчиво улыбнулась: – Но турнир, который вы дали у Горького Моста, дал мне возможность отомстить ухажёрам. Ренли приоткрыл рот, вспоминая рослого рыцаря в синих доспехах, и как методично тот выбивал из седла одного соперника за другим. Он расхохотался, хлопнув себя по колену. – А ты твёрдый орешек, Бриенна! Крепче, чем я думал, – отсмеявшись, похвалил он и поинтересовался: – Но чем же провинился Лорас? Уверен, он не принимал участие в том глупом споре. Девушка замялась, и Ренли решил, что ответ ему известен. – Я никогда не смогу полюбить тебя так, как ты того заслуживаешь, Бриенна, – признался он, стирая улыбку с лица. – Я сожалею. – Мне это известно, – тихо, покраснев, откликнулась она. – Я счастлива хранить вас от всякого вреда, лорд Ренли. Большего мне не требуется. Её голос звучал твёрдо, но так ли это на самом деле? Бриенна, протянув руку, осторожно сняла сухой листок с его волос и потупилась. Брайен принёс им мех с водой. Ренли выпил сам, утоляя жажду, и протянул мех наперснице. Она, как обычно, смутилась, но сделала несколько коротких глотков. Выступая по Дороге Роз, Ренли не задумывался о храбрых воинах, готовых отдать жизнь за него и его сияющие золотом мечты. В конце концов, разве их не объединяла общая цель? Но что если речь идёт о друге? Конечно, все они были готовы к случайной гибели – и он, и Лорас, и Радужные плащи, и та многотысячная армия, что катилась вслед за ними по долинам и холмам. Войны без крови не бывает, а Станнис и тут прав: Ренли ещё никогда не водил людей в бой по-настоящему. – Кто служит у вас мастером над мечом, Бриенна? – он испытывал потребность сменить тему. – Сир Гудвин. Ему доводилось воевать на Ступенях. Мейстеры рассказывали Ренли о великой войне, в которой погиб его дед, но он никогда не слушал их с должным вниманием. Кажется, и Станнис недавно упоминал события тех лет. – Он знает своё дело. Ты отменно владеешь оружием. – Благодарю, милорд. Сир Гудвин многому научил меня. – Скажи, а тебе доводилось убить человека? – с лёгким трепетом спросил Ренли. Он ходил на охоту с Робертом и принимал участие в турнирах, но Чёрная Роза так и не отведала вкус крови. Бриенна умеет хранить секреты и не станет смотреть на него свысока. Она покачала головой: – Нет, милорд. Сир Гудвин настаивал на том, чтобы я убивала ягнят и поросят под присмотром мясника, но мне это давалось с великим трудом. Я не видела ничего, кроме слёз, а окровавленную одежду сжигала. Сир Гудвин говорил, что одно дело – сражаться во дворе с тупым мечом, и совсем другое – "вогнать человеку в живот фут острой стали и смотреть в его угасающие глаза", – повторила она слова старого оружейника. Окинув рассеянным взглядом двор и солдат, тренирующихся под присмотром мастеров над оружием, Ренли попробовал представить меч, пронзивший живую плоть, брызги крови и предсмертный хрип. – Я хочу размяться, – он соскользнул с края телеги. – Давай-ка прогуляемся до вороньей вышки. В зале, который мейстер Юрн использовал под свои нужды и хранилище книг, Ренли обнаружил и самого короля. Станнис сжимал в руках мятый пергамент и негромко скрипел зубами, застыв каменным изваянием у окна. К счастью, он смотрелся посимпатичнее тех горгулий, что в избытке заполоняли его остров. У его ног сидел Дымок, дёргая хвостом, и Ренли позабавился этой картине. – А я всё гадал, где же Иные носят ваше величество, – весело сказал он вместо приветствия. Станнис смерил его обычным хмурым взглядом и безмолвно протянул письмо. Ренли посетило нехорошее предчувствие, но делать нечего – пришлось взять. Сломанная печать носила образ розы Тиррелов, и сердце пропустило удар. Что-то случилось с Лорасом? Или Лорас, соскучившись, забыл об осторожности и решился отправить ему весточку? Может, он хочет предупредить Ренли об опасности? Мейстер Юрн непременно отдал бы послание в руки своего сюзерена, но Станнис, очевидно, завладел им вперёд него. Брат всё утро проторчал в библиотеке, запоздало догадался Ренли. Наблюдал ли он за его тренировкой? Едва ли. А может, оно и к лучшему? Ренли с досадой вспомнил нелестный отзыв Гюйарда о своих посредственных успехах. Собравшись с духом, он развернул пергамент, который в его руках принял облик полой трубки. Ни слова о Лорасе, с облегчением и разочарованием заметил он, споро пробежавшись глазами по тексту. Ренли и сам думал, не написать ли ему, и даже честно просидел четверть часа над листом бумаги, с пером в руке, но среди его многочисленных талантов дар к сочинительству так и не обнаружился. Слова не шли, а высказать всё, что лежало на душе, – никаких слов не хватит, и на пергамент сорвалась лишь густая чернильная клякса. Ренли не предпринимал других попыток, сознавая, что отправить письмо всё равно не выйдет. Во-первых, он толком не знал, где находится Лорас. От замка Касвеллов, стоящего у Горького Моста на реке Мандер, он наверняка уже ушёл в Королевскую Гавань. А во-вторых, чтобы отправить ворона прямиком в столицу, нужно как следует разбежаться, удариться головой о крепостную стену и полностью лишиться здравого смысла. Там и Варис, скользкий мастер над шептунами, и треклятые Ланнистеры: Серсея со своим выводком и Бес в качестве десницы. Путаные мысли вкупе с волнением мешали сосредоточиться на содержании свитка, но смирив сердце, Ренли медленно прочитал послание, подписанное лордом Тиреллом и верховным септоном. – Ясно, – только и смог сказать он. В голове поселилась звенящая пустота. Ренли не задумывался о браке с Маргери и помыслить не мог, что новость о его расторжении может так сильно ранить. Что ж, раз он более не женат, может, и правда взять в жёны Бриенну Тарт? Мускулы у неё, как у мужчины, а грудки маленькие, точно недозрелые яблочки. Закрыв глаза, он мог бы вообразить себе рыцаря крупной масти. Он фыркнул от смеха, заталкивая поглубже уязвлённое достоинство. – Тебе смешно? – удивился Станнис. – В самом деле? Ренли смял дорогой пергамент и пихнул его обратно в руки брата. Он стянул шнурок с волос и зарылся пальцами в густые чёрные локоны, массируя череп. – А что тут такого? Тиреллы избавились от него, как от бешеного дворового пса, как только стало ясно, что он не сослужит им доброй службы. Не Лорас, нет, – но его отец, который возложил на голову Ренли корону и назвался его десницей. Иначе и быть не могло, но до чего же обидно! Ренли захотелось швырнуть письмо в камин, предав его огню Владыки Света. Пусть подавятся – и Рглор, и его светлость Мейс, чью семью он считал своей собственной. Ренли провёл в Хайгардене немало чудесных дней последнего долгого лета; он катался на барках по реке Мандер, угощался сочными фруктами и наслаждался игрой музыкантов в прекрасных цветущих садах. Но его привлекали не столько солнечные рощи, журчащие фонтаны, тенистые беседки и мраморные колоннады, сколько смех и веселье, царящие среди роз и лилий. Ренли убедился на личном опыте, что Тиреллы представляют собой дружную семью, не в пример капризным, склочным Баратеонам. Лорд Мейс, добродушный и весёлый, – заботливый муж и любящий отец. Его жена, леди Алерия, и их единственная дочь трогательно близки. Наследник Хайгардена Уиллас искренне пёкся о благополучии младших братьев и сестры. Он проницательно окрестил Гарлана Галантным, когда тот рос тучным, чтобы уберечь от какого-нибудь нелестного прозвища. Уиллас читал книжки для маленькой Маргери и рисовал ей звёзды. Ренли не мог вспомнить, чтобы Станнис или Роберт когда-нибудь читали ему; они попросту скучали в обществе бесполезного последыша. Ренли с лёгким сердцем согласился на брак с Маргери, чтобы, став частью семьи Тиреллов, ощутить тепло и заботу, которых не получил в своём одиноком детстве. Его затрясло, но Станнис удержал его за плечо и развернул к себе. Бриенна топталась у порога, долговязый Брайен таращился в пол, сцепив руки за спиной, а мейстер Юрн бросал куски сырого мяса голодным воронам, делая вид, что ничего не происходит. Кот тоже получил свою долю мяса и, склонившись над миской, басовито урчал. Две птицы в клетке затеяли драку, крича и оглушительно хлопая крыльями. – Расторжение твоего брака – не так уж и плохо, но будем пока держать это письмо в секрете, – сказал Станнис. Бриенна за спиной Ренли издала невнятный горловой звук. Должно быть, новость её порадовала. – "Не так уж плохо"? Пусти меня, – выдавил Ренли, выворачиваясь из железной хватки брата. – О чём ты, Станнис? – Я не желаю видеть тебя в тесной связи с Хайгарденом. – Да почему? Я знаю, ты терпеть не можешь Тиреллов, и они тебя, кстати, тоже, но причём тут я? – Ты разве до сих пор ничего не понял? – нахмурился Станнис. – Тиреллы использовали тебя, как разменную монету, и хватит за них цепляться. Они с радостью используют твой бездыханный труп в качестве мостика к Железному Трону. – Это неправда, – возразил Ренли, сознавая нелепость своих слов. Мейс не раз высказывался о честолюбивых надеждах разбавить кровь дома Тиреллов королевской. Но… "Я думал, я тоже что-то значу". Он лишился поддержки Тиреллов, когда проиграл сражение; Маргери так и не стала для него настоящей семьёй, и только Лорас… Лорас всё ещё с ним. Если, конечно, не передумал за прошедшее время. Может, отец и Гарлан убедили его, что жизнь Ренли ничего не стоит? И Ренли не нужен Лорасу так же, как и его сестре. Связываться с мятежником опасно, а у Лораса вся жизнь впереди. Он не унаследует Хайгарден, но станет блистательным рыцарем и увенчает себя неувядающей славой, как Лео Длинный Шип. А возможно, даже превзойдёт его. Ренли отказался от Станниса, родной крови, сделав выбор в пользу Тиреллов, но Лорас не сделал для него того же. Если Лорас действительно любит Ренли, то мог бы остаться с ним, но вместо этого он вернулся к своей любящей и дружной семье. В горле встал комок, и Ренли крепко зажмурился, пытаясь справиться с собой. Снова ему трудно дышать, чего раньше – в прежней, счастливой, беззаботной жизни, – не случалось. Со злости хотелось сломать что-нибудь, услышать треск дерева и звон стекла. Ренли не отличался буйным нравом, как другие Баратеоны, но и в его крови порой закипал гнев. – Я знаю, что тебя так радует, – ядовито выпалил он, развернувшись к брату. – Строчка о том, что я не консумировал брак, да? На переговорах, предшествующих сражению, он самонадеянно заявил, что Маргери родит ему сына до конца года. Станнис не поверил, сказав, что в постели Ренли та навсегда останется девственницей, а сейчас получил наглядное подтверждение своим сомнениям. – Мне и так это было известно, – поморщился король, и Ренли показалось, что он читает в выражении его лица отвращение. – Я давно в курсе твоей дурной наклонности. В груди кольнуло. Он же так старается ради того, чтобы Станнис занял свой никчёмный Железный Трон; он прилежно выполнял поручения брата, все без исключения, и теперь всё, что он получает в награду за усердие и верность, – это презрение за то, что родился таким, какой есть? Ренли не мог контролировать влечение, а к женщинам никогда не тяготел. – Знаешь что? – вспылил он. – Не тебе корить меня за мужеложство. Для образцового семьянина ты слишком редко посещаешь покои своей жены. Ещё не забыл, где находится ваше брачное ложе? Как часто ты посещал Драконий Камень, когда мы состояли в Малом Совете Роберта? Два раза в год от силы? Может, тебе тоже по нраву мужчины, только ты боишься в этом признаться? Станнис опешил, а через миг хлестнул его открытой ладонью по щеке. Скулу обожгло, голова Ренли мотнулась в сторону, и звонкий удар эхом отозвался в ушах. Бриенна ахнула за спиной, но он вскинул руку, приказывая ей остаться на месте. В боли он нашёл нечто приятное для себя: она глушила чувства, сжимающие сердце в раскалённых тисках. Ренли счёл оскорбление удачным, раз так пробирает, и совсем неважно, если в его словах нет ни капли истины. Скорее всего, Станнис вообще не способен на тёплые чувства. Прижав руку к щеке, Ренли медленно поднял упрямый взгляд на брата. Тот намертво сцепил зубы. – Довольно, Ренли, – с едва сдерживаемой яростью процедил он. – Я не желаю слушать упрёки от кого-то вроде тебя. Как мой наследник, ты возьмёшь в жёны другую девушку и сделаешь ей ребёнка без этих своих выкрутасов. Никакой мерзости я не потерплю, слышишь? А сейчас убирайся прочь с моих глаз. – Ну конечно, – с горечью молвил Ренли. – Вы с Робертом – гордость семьи, а я – позорное клеймо на чести дома Баратеонов, – как раз вроде того, что он теперь носит на щеке. – Хорошо, что родители этого не видят, правда? Красный – цвет злости и стыда, подумалось ему. Этот цвет никогда ему не нравился. Ренли развернулся на нетвёрдых ногах и, не дожидаясь ответа, пролетел мимо застывших у двери Брайена и Бриенны. – Я смиренно прошу ваше величество не забывать о том, что вы находитесь в гостях у лорда Ренли, – в тоне мейстера Юрна сквозила прохладная вежливость. Станнис опустил руку, ещё различая отдачу от пощёчины. Пальцы правой руки едва заметно дрогнули, и он сжал их в кулак так крепко, что костяшки побелели. Его волновала не столько сила, вложенная в удар, сколько сам факт потери самоконтроля. Брату всё же удалось вывести его из себя настолько, что Станнис поднял на него руку, вопреки убеждениям. Как Ренли посмел обвинить его в содомии? Станнис едва смотрел на женщин, убеждая себя в праведном образе жизни, – это правда. Он не позволял себе соблазниться пышными формами или привлекательным личиком. Но он и в сторону мужчин никогда не смотрел, никогда… Станнис разом вспомнил волнующие моменты последней луны. Ночью после победы: полуобнажённый, взмокший от пота Ренли очнулся на его коленях. Станнису пришлось встряхнуть его за плечи, касаясь ладонями тёплой кожи. Хотелось зайти дальше – провести пальцами по его животу. Живот у Ренли плоский, с тонко очерченным рельефом мышц, а не выступающий мягкий животик, как у женщин. И всё-таки это было заманчивое, притягательное, волнующее зрелище. А как насчёт их встречи перед грозой, когда Станнис стягивал с Ренли сырую одежду, дюйм за дюймом обнажая безупречную кожу? От вида ладного торса, мужественного разворота плеч и стройных, длинных ног сохло во рту. Хмельной Ренли; доверие и уязвимость. Он и на лицо чудо как хорош: густые вороные локоны, весёлые глаза, высокие скулы, открытая, ослепительная улыбка. Ни дать ни взять – отважный рыцарь из баллад о любви. Устоял бы Станнис, не будь они братьями? Ему хотелось верить, что да. А что сказать про тот солнечный день, когда он почти застал паршивца за детским грехом? Он злился, злился и вожделел, всего-то самую малость, но влечение всё-таки потревожило сущность. Какого рода мысли внушает ему брат? Чья это вина – грешника Ренли или же самого Станниса? Мелисандра утверждала, что Владыка Света выбрал его за праведность. Хорош праведник, со злостью и стыдом подумал он. Хотелось то ли придушить нерадивого щенка, чтобы прекратил измываться, то ли утопиться самому, лишь бы избавиться от странной напасти. Не то чтобы Станнис никогда не испытывал подобного прежде; на службе в столице Ренли нарочно вёл себя нахально, издевался и раздражал. Но в Королевской Гавани приходилось просчитывать каждый шаг наперёд, и подавлять смутный голос желания в присутствии Роберта давалось не в пример легче. Станнис вплотную занимался доверенным ему делом, презирая зов плоти. Потому что так поступать правильно. На днях королю снились не драконы, как повелось, не пламя и кровь, по девизу Таргариенов, а Штормовой Предел, дорогой сердцу замок, и Ренли. Ренли с незавязанными волосами, в рубашке, выпростанной из брюк, – такой близкий и домашний вместо ряженого с иголочки лорда, каким Станнис привык его видеть. Брат шутил и сам же смеялся над своими шутками, сидя подле него на скамье у окна. Золотистый свет струился на его лицо и танцующие в жестикуляции руки. Станнис, не слушая, только смотрел. Ренли казался таким податливым, что внизу живота стягивался тугой узел, не сопровождаясь привычным раздражением от распущенности младшего родственника. Его брат, думал король, и эта мысль согревала сердце. Его Ренли. Сон получился благостным, и Станнис проснулся с теплом в груди. Путаные мысли и противоречивые желания оборвал сдержанный кашель мейстера. Брайен Фарринг неловко переминался с ноги на ногу. Бриенна обожгла короля взглядом, полным раскалённой стали. – Если вы позволите себе нечто подобное снова, я лишу вас руки, милорд, – в гневе поклялась она. – Если вы посмеете угрожать мне снова, я лишу вас головы, – огрызнулся Станнис. – Бриенна, давайте не будем забывать о манерах, – вмешался Юрн. – Перед нами законный владыка Семи Королевств. – Я приношу извинения за несдержанность, ваше величество, – отчеканила девица Тарт, но своих слов назад она не взяла. – Можете быть свободны. Круто развернувшись, она покинула обитель мейстера вслед за сюзереном. Как и Юрн, Бриенна приняла сторону Ренли, но в кои-то веки Станнису было безразлично, что его дражайшему младшему братцу достаются только любовь и почитание, как бы возмутительно он себя ни вёл. Впрочем, в этот раз и ему почудился некий надрыв в поведении брата. Что задело его настолько сильно? Неужели Тиреллы так много для него значат? – Брайен, – хрипло позвал король. – Найди Девана. Скажи ему, пускай возьмёт лошадей и съездит за отцом. Я хочу видеть сира Давоса немедля. – Как вам будет угодно, ваше величество, – мальчик поспешно скрылся за дверью. Станнис тяжело опустился в кресло. Что не так с Ренли? Он не желал думать о причинах, вследствие которых брат не закрепил свой злополучный брак на ложе, справедливо полагая, что это и так ясно как день. Зачем Ренли завёл об этом речь? Предпочтения младшего брата будили в Станнисе глухое раздражение, и он категорически не желал видеть Ренли в объятиях кого-либо из мужчин. Горячий гнев терзал чрево всякий раз, как он вспоминал следы чужих поцелуев на мягкой коже. Ренли – распутник и сластолюбец, это стало ясно с момента его расцвета. Но что, в таком случае, не так с самим Станнисом? Ренли сполоснул пылающее лицо дождевой водой из бочки, стоящей во дворе под водостоком. Вода была мутной с виду, но это не имело значения. Стычки с братом действовали на него двояко: желудок сжимался от напряжения, но вместе с тем он испытывал нечто сродни возбуждению. Ему не верилось, что он осмелился высказать брату в лицо предположение о его принадлежности к содомитам, но рассерженный Станнис будил в его существе лихорадочный жар. Пускай он ударил его… Пускай сделает это вновь – не жалко. Ренли ощущал лёгкую тягу в бриджах каждый раз, когда брат сжимал его подбородок или держал крепкой хваткой за затылок, точно непослушного щенка. Если бы только набраться смелости… чтобы что? Нет. О чём он только думает? Станнис никогда, никогда не ответит взаимностью на его интерес. И о какой взаимности вообще идёт речь? У Ренли имеется возлюбленный, и его имя – Лорас. Но образ Рыцаря Цветов вызывал глухую тоску на душе. Что за странное и бессмысленное влечение к родному брату преследует Ренли? Да, они стали немного ближе, но вокруг находилось великое множество других мужчин – целый замок со своим гарнизоном, и лагерь у его подножья, и галеи на причале… Сильные, крепкие воины в бряцающих доспехах и с заточенными мечами на поясе. Почему Станнис? Хмурый, нелюдимый, скучный человек, каким Ренли всегда его считал? В столице он, забавы ради, дразнил брата: таращился ему в глаза, обводил языком губы, делал прозрачные намёки. Бессильная злость Станниса поднимала настроение, но, покидая зал совета, Ренли начисто забывал свои подначки, ведь это было не всерьёз, понарошку. При желании всегда можно найти множество других поводов для веселья, и он думать не думал, как Станнис воспринимает их игру. Происшествие в обители мейстера несло другую тональность, но в какой момент их отношения изменились, приобрели краски и глубину? Может, всё дело в глазах цвета грозы, из которых никогда не уходит затаённая обида? Или в сильных руках, сжимающих плечи Ренли до синяков? В несдержанной, порывистой натуре Станниса или резких приказах? В том, как плавно он скользит в бою, отвечая хлёстким ударом на удар? Или в запахе огня и соли, в котором Ренли мерещились штормовое море и серый дым, поднимающийся к небу над Драконьим Камнем? А может, ему не безразличен Станнис, потому что он – единственный, кому есть дело до самого Ренли? Тиреллы предали его, но у него оставались родной брат и Бриенна Синяя. Убедившись на своей шкуре, насколько вероломны бывают люди, поклявшиеся тебе в верности, Ренли переменил мнение о ней. Даже Лорас – и тот подталкивал его к Железному Трону, но когда Ренли свергли, он оседлал коня и скрылся. Ренли помассировал грудь напротив сердца, пытаясь избавиться от грешной слабости. Станнис ненавидит не только мужеложство, но и кровосмешение. Уж сколько за эти дни Ренли наслушался про "дурное семя", что сидит на Троне. "Глупости всё это. Мне просто нужен мужчина, который согреет мою постель, хотя бы на одну ночь, только и всего. И всё забудется", – беспомощно подумал он. Приглашение Монфорда на борт "Ведьмы" пришлось весьма кстати. Беспечное времяпрепровождение в приятной компании, с музыкой и фонариками, пойдёт Ренли на пользу. Он позволит себе несколько поцелуев, объятий, а может, и нечто большее. Монфорд показал себя как человек искушённый и не откажет Ренли в просьбе, а Ренли замолвит за него словечко перед королём при случае. Что до Лораса… Поддерживает ли он до сих пор сторону Ренли? Как узнать? Оставалось только гадать – и ждать встречи. Крепостные стены замка расходились от сорока до восьмидесяти футов в ширину, представляя собой закольцованную каменную площадь. По ней двигались часовые с арбалетами, но острой необходимости в карауле не имелось: чтобы добраться до замка с суши, необходимо преодолеть многотысячный военный лагерь, а на море стояли боевые корабли. Впрочем, как известно Давосу по собственному опыту, даже так неприятель мог подойти незамеченным, – правда, в ограниченном количестве. Когда он вместе с королём поднялся на особенно широкую часть стены – со стороны моря, – он припомнил, как вёл лодку под чёрным парусом мимо флота Пакстера Редвина. Ночью, в кромешной темноте, под заговорщический плеск волн во время прилива, его лодка скользила по тёмной воде, как по гладкому шёлку. Спустя шестнадцать лет ярко светило солнце, и он обозревал залив с головокружительной высоты. Стены Штормового Предела круто вздымались вверх на целых сто футов, а меловой утёс, на котором возвышался замок, был в полтора раза выше крепостной стены наверху. Давос сощурился, приложив ладонь к глазам. "Чёрная Бета", пришвартованная у южного деревянного причала, казалась игрушечной. Так высоко над уровнем моря поднимались лишь альбатросы да буревестники. Один из них парил на ветру, раскинув широкие крылья и покачиваясь, как на волнах. Молчаливый Деван следил за ним, запрокинув голову, пока глаза не заслезились от солнца. Король, вопреки обычаю, также хранил молчание и не торопился выкладывать, что у него на уме. Давос гадал, зачем Станнис позвал его. Появились новости от Старков или Тиреллов? Он терпеливо ждал, наслаждаясь лучами солнца, которые до сих пор хранили летнее тепло. Белый ворон из Староместа, возвещающий о наступлении осени, прибыл на Драконий Камень ещё до отплытия. Старый мейстер Крессен был тогда жив, но вести из Цитадели огласил его помощник Пилос. – Ты смотришь на юг, контрабандист, – заметил Станнис. – Думаешь о жене? Невинный вопрос мог показаться проявлением учтивости несведущему человеку, но Луковый Рыцарь знал, что его король далёк от светских любезностей ровно настолько, насколько сам Давос далёк сейчас от замка Сивортов. Неужто Станнис соскучился по королеве? – Я часто скучаю по Марии, ваше величество, – просто ответил он. – Она хороша собой? Давос даже рассмеялся от неожиданности. Станнис смерил его угрюмым взглядом, и он унял веселье. – Простите, ваше величество. Моя жена – толстуха с обвисшей грудью, – признался контрабандист и не сдержал улыбки. – Лучшая женщина в мире, на мой вкус. – Стало быть, ты привязан к жене не за её красоту, – король сосредоточенно склонил голову набок. – Тогда за что же? – У неё добродушный характер, и она вкусно стряпала, пока не стала леди в нашем замке. Теперь вместо неё готовит кухарка, но я бы с радостью отведал выпечки своей жёнушки, уж больно хорошо у неё выходит сдоба, – рассказал Давос, недоумевая, к чему клонит Станнис. – И сыновья её крепко любят. Аллард именовал галею в её честь. – У тебя сыновей полон двор. Старшие водят корабли, младшие учат грамоту. Единственное дитя, которое удалось произвести на свет мне, – болезненная девочка с некрасивым лицом. Скажи мне, в чём причина, сир Давос? – Ваше величество? – Давос растерялся. Попытки Станниса зачать сына немногочисленны и безуспешны. Он занял пост мастера над кораблями четырнадцать лет назад, ещё до женитьбы на девице из дома Флорентов, и в большинстве случаев Давос находил своего лорда в Королевской Гавани, а не в чёрном замке Драконьего Камня, пожалованном ему королём Робертом. В то время как его супруга пребывала круглый год на этом дымящемся островке. Там же она зачала и выносила свою дочь, которую Станнис ни разу не взял с собой ко двору. Его король любил своего ребёнка, хотя едва ли умел открыть свои чувства. Вероятно, он переживал, что злые языки придворных непременно ранят нежное дитя с пятном серой хвори на щеке. Единственным другом Ширен служил дурак по прозвищу Пестряк – человек, сломленный духом множество лет назад. Вдвоём они представляли весьма печальное зрелище. – Только не говори мне о проклятии Роберта, опорочившего наше брачное ложе, – сгримасничал король. – Мне известно, что я не проявляю достаточно заботы по отношению к своей королеве. Я нечасто пишу ей, а навещаю и того реже. Но скажи мне, почему? Если дело не в красоте, так, стало быть, в её характере? Она холодна – как со мной, так и со всеми, кто её окружает. Иногда мне кажется, единственный, кто способен согреть её сердце, – это Владыка Света. Но уж точно не я. Размышляя над ответом, Давос помассировал искалеченную кисть, скрытую от глаз перчаткой из плотной кожи. Мимо неспешно прошагали двое часовых. Когда стих звук их шагов, пожираемый рокотом моря, Давос собрался с духом и заговорил: – По моему разумению, её холодность сталкивается с вашей жёсткостью, тем самым созидая брак тяжёлый, непригодный для появления многочисленного потомства. Король шумно втянул носом воздух. – Хочешь сказать, дело во мне. – Отчасти. Могу я задать вопрос, ваше величество? – Спрашивай, о чём хочешь, контрабандист, – отрывисто произнёс король с кривой миной на лице. – Я запутался, и мне требуется твой совет. – Лорд Ренли натолкнул вас на эти мысли? После бесед с младшим братом Станнис задавал Давосу вопросы, которым не придавал значения прежде. К примеру, находит ли Луковый Рыцарь жизнь в военном лагере скучной? Тесное общение с Ренли создавало для короля благодатную почву для странных размышлений, и он подходил к ним со свойственной ему щепетильностью. Очевидно, сам Станнис не задумывался об их природе, поскольку удивлённо вскинул брови: – Откуда ты знаешь? Впрочем, неважно. Мой рыцарь рыбы и лука, как всегда, подметил верно. Ренли намекнул о моей несостоятельности в качестве супруга. Стало быть, и ты размышляешь тем же образом? – Я бы не назвал вас несостоятельным, ваше величество, – осторожно возразил Давос. – Но вы действительно уделяете супруге не слишком много внимания. Как будто… не заинтересованы в ней как в женщине. – "Как в женщине", – передразнил Станнис. – Мне неуютно в их обществе. Никогда не понимал их пустые речи, бессмысленные занятия или глупое хихиканье. Селиса отличается от них, но и с ней мне трудно. "Салладор мог бы многому научить вас", – подумал Давос, но высказывать эту мысль вслух, разумеется, не стал. Его король скорее наденет на себя чёрное, чем спросит совета у пирата. – Ты думаешь, я питаю склонность к мужчинам? – неожиданно спросил король, и Давос поперхнулся. – А вы питаете? – только и сумел выдавить он. Станнис дёрнул плечом. – Я делил ложе с Мелисандрой несколько раз, – неохотно признался он, оглянувшись на часовых, но те были далеко. – Ты скажешь, это грешное дело. Так и есть. Мелисандра утверждает, это необходимо для моей кампании. Не могу утверждать, что я всецело доверяю ей, но кто знает? Время рассудит. Однако мои мысли занимает не она. "А кто?" – хотел спросить Давос, но вовремя прикусил язык. У него так же появился закономерный вопрос, как порочная связь короля и красной жрицы поможет им с войной, но и об этом он не осмелился вопросить. Неужто его государь желает обзавестись бастардами по примеру короля Роберта? Но какой в этом прок? Разве что королевским указом возвести их в законные сыновья. По Мелисандре не скажешь, что она ждёт ребёнка, и даже если так, пройдёт немалый срок, прежде чем дитя появится на свет. А им нельзя медлить. Король круто сменил тему, вытащив из-за пазухи изрядно помятый пергамент. – Вот, взгляни. Ворон принёс вести из столицы. Давос послушно разгладил письмо, пестрящее вязью закорючек. – Красиво написано, ваше величество. Кабы я ещё прочитать это смог. – Я забыл, – Станнис выдернул пергамент из его рук, надорвав с краю. – Нужно усадить твоего Девана за грамоту. Он смышлёный мальчишка, ему это пригодится. Король самолично зачитал Давосу письмо о расторжении брака Ренли и юной Маргери Тирелл. Сиё действие утверждено по решению самого верховного септона. Давос быстро смекнул, что к чему: Тиреллы поддержали короля Джоффри. Паршиво. Если бы лорд Хайгардена привёл войско под знамёна Станниса, исход войны был бы предрешён, но численный перевес сдвинулся на сторону Ланнистеров. – Говорят, дочь Мейса Тирелла едва расцвела и недурна собой, но мой испорченный братец так и не справился со своей задачей. Не иначе как ему тоже неуютно в женском обществе, – фыркнул Станнис. – Но скорее, он всё своё внимание посвящал цветочному мальчишке, а не его сестре. – Ваше величество, вы ревнуете? – ляпнул Давос. Эта мысль посещала его не впервые, и слишком уж долго они ходили вокруг да около. Тихий Деван бросил на отца короткий испуганный взгляд и опустил голову, король же уставился пристально, и Давос решил, что на этот раз он зашёл слишком далеко. Глаза Станниса горели исподлобья синим огнём, а массивная нижняя челюсть так и ходила из стороны в сторону. Но затем он отвернулся в сторону, безотчётно ища глазами по внутреннему двору замка и не находя искомого. – Оставим этот разговор, – тяжело сказал он. – В Хайгардене я обычно проводил вечера в компании Тиреллов, – рассказывал Ренли, устроившись с ногами на диванчике, обтянутом чёрным бархатом. – У Маргери чудесный голос. Иногда она исполняла баллады по ролям со своими кузинами – Меггой, Эллой и Элинор. Тебе бы понравилось их пение, Бриенна. Гарлан – искусный фехтовальщик с искромётным чувством юмора. Он похож на Лораса, только старше и выше, и не столь красив. Я с удовольствием наблюдал за их поединками. А старший из братьев, Уиллас, на мой взгляд, скучноват и слишком начитан, но тут его можно понять. Что ещё остаётся хромому калеке? Только листать книги да смотреть на звёзды, – Ренли засмеялся, отбрасывая чёрный локон с лица. На коленях он держал ларец с игральными картами, костями и плашками. Его тон был лёгким, приподнятым, но за эти дни Бриенна успела изучить своего лорда достаточно хорошо, чтобы различать наигранность в его словах. Мысли Ренли плутали где-то далеко – в розовых садах Хайгардена. – А Лорас? – тихо спросила она. – Лорас… Лорас мог заменить собой целый мир. В сине-зелёных глазах Ренли промелькнула грусть, уголки губ дрогнули, но он мигом собрался. Бриенна не в первый раз замечала, как её лорд прячет обиды за улыбкой. – Садись рядом. Желаешь сыграть в кости или плашки? – предложил он. – Но ведь это азартные игры, – нерешительно возразила Бриенна. – И что тут такого? В плашки играют даже девицы при королевском дворе, уверяю тебя. А играть в дев и чудовищ нам уже не по возрасту. Или, может быть, леди Бриенна желает сыграть в поцелуи? – Ренли хитро улыбнулся. Бриенна мгновенно вспыхнула как маков цвет. – В кости. – Брайен, иди к нам, – позвал Ренли. Бриенна ощутила привкус разочарования: ей ужасно нравилось, когда сюзерен уделял внимание ей одной. Можно представить, что никого важнее неё в целом мире для Ренли нет. Она отчётливо сознавала, что их близость происходила из письма, написанного рукой Лораса. Только с его помощью ей удалось заслужить доверие Ренли и его искренность. Даже узнав его ближе, Бриенна продолжала терзаться завистью: в частности, к Маргери и Лорасу. Первой довелось испытать счастье побывать женой лорда Ренли, а Рыцарь Цветов ему дороже, чем Бриенна когда-либо смела надеяться стать. Когда Ренли говорил о Тиреллах, Бриенне приходилось мысленно повторять свою клятву. Она – его щит, и так будет до конца дней одного из них. Находиться подле него – уже счастье, разве нет? "Я никогда не смогу полюбить тебя так, как ты того заслуживаешь", – вспомнила она его слова, прозвучавшие не далее как сегодня. По крайней мере, лорд Ренли не может полюбить её не по той причине, что она – уродина. Бриенна не знала, воспринимать ли истину как утешение или новое огорчение. Оставалось довольствоваться тем, что есть. Ей не привыкать отказывать зову сердца. Зато она носила на плечах радужный плащ, и Ренли сам облачил её, посвящая в свою гвардию: обряд, до боли напоминающий свадебный. Брайен нерешительно пересёк гостиную комнату. На вид ему можно дать тринадцать или четырнадцать. Мальчик глазел на ендову, полную ароматного летнего вина. – В чём дело? Станнис не позволяет тебе пить? Я ему не скажу. И Бриенна не скажет, правда? – пообещал Ренли, и юный Фарринг с лёгким сердцем поддался на его уговоры. Втроём на узком диванчике оказалось тесно, и, прихватив с собой подушки, они перебрались на пол, застеленный мирийским ковром. Бриенна чинно подогнула ноги, Брайен плюхнулся рядом, а Ренли скрестил лодыжки. Он презирал всякого рода иерархию, и они сели в кружок: Штормовой лорд, верная ему леди-рыцарь и мальчишка-оруженосец. Ренли разлил вино по чаркам. – Проигравший пьёт залпом, – объявил он, – а также рассказывает какой-нибудь из своих секретов, так будет занятнее. Если секрет покажется мелочным, придётся выпить снова, и так до тех пор, пока язык не развяжется. Мы играли так в Хайгардене, и в конце половина участников едва держалась на ногах. Бриенна сжала дрожащие руки на коленях. Ей не стоит пить много вина в присутствии милорда. Вдруг она поведёт себя нелепо? Выкладывать тайны хотелось и того меньше. Ей и так казалось, что она переборщила с откровенностью, поведав сюзерену об унизительном пари, которое заключили между собой рыцари Простора. Бриенна и представить не могла, что когда-нибудь выложит эту историю хоть одной живой душе, а уж тем более – лорду Ренли, однако, слова полились рекой, стоило ему спросить. Но Ренли не стал смеяться над ней, с теплом в груди подумала она. Он бы принял её сторону, если бы только узнал о том споре. Она готова пойти за ним в огонь и воду, а значит, и игра в кости не должна превратиться в серьёзное испытание. Брайен же так и ёрзал, не сводя глаз со своей чарки. Он был не против проиграть разок-другой, чтобы отведать сладкого вина из спелых фруктов. – Я начну, – Ренли собрал кости в кожаный стакан с тиснением, встряхнул несколько раз и высыпал на золотое блюдо, в котором Бриенна могла изучить своё отражение до последней веснушки. – Побеждает тот, чья сумма окажется наиболее близкой к тридцати. Количество бросков не имеет значения. В два броска Ренли выбил тридцать шесть очков. Бриенна, следующая по очереди, собрала кости в горсть и рассмотрела, прежде чем пересыпать в стакан. Судя по цвету, все пять кубиков выполнены из оникса, бледного с мятно-зелёными прожилками. За один ход она набрала сразу двадцать три очка и не стала пытаться снова, а Брайен хватил лишнего и выбил сорок два. – Ну… – он схватил чарку, едва не расплескав содержимое, и ненадолго задумался. – На мои седьмые именины стряпуха испекла черничный пирог, мой любимый. Мне не хотелось делиться с кузинами, и я стащил его прямо с противня, а мой отец подумал на сына каменщика, который чистил печь. У меня не хватило духу сказать, что я умял весь пирог в одиночку, и того мальчишку выпороли, а я… а я так и понёс никакого наказания, – сознался Брайен. В его голосе прозвучало такое искреннее раскаяние, что Бриенна не стала упрекать его. Мальчик осушил чашу в несколько глотков. В следующем раунде Ренли набрал сорок пять очков, Бриенна – ровно тридцать, а Брайен – тридцать три. – В детстве мне нравилось воображать себя королём, чародеем или богом морских просторов… – рассказал Ренли, вальяжно потягивая вино. – Мне казалось даже, что я действительно способен управлять бурями в нашем заливе. Мальчиком я думал, что когда наступит 298-ой год от Завоевания Эйегона, со мной произойдёт нечто необыкновенное. – Почему именно этот год? – удивилась Бриенна. – По легенде, каждые семьдесят семь лет на Штормовой Предел низвергается особенно жестокая буря, – пояснил Ренли. – Говорят, старые боги небес и океана пытаются сбросить замок в море. Последний великий шторм случился в 221-ом году. И вот, в 298-ом погиб мой брат Роберт, а я на самом деле стал королём… Только ненадолго. Бриенна заслушалась, представляя лорда Ренли в детстве: резвый мальчик с пронзительно-синими глазами, добрый и смелый. Но Брайен заявил: – Это скучный секрет. Лучше расскажите про королевский двор, милорд. Вы лично знакомы с Белыми Мечами, правда же? – Мечтаешь стать рыцарем? – Ренли засмеялся и налил себе ещё. – Да, я знаком с каждым из них, включая Цареубийцу и сира Барристана Селми, хотя дурак Джоффри выгнал его из Королевской Гвардии. Однажды я назвал его Барристаном Старым, а он, судя по моей крайней молодости, обозвал меня в ответ Брыкучим Ослом. Брайен засмеялся. На этот раз он остался доволен, и они приступили к следующему раунду. Пить и рассказывать истории выпало Бриенне. Она медленно осушила свою чашу. Красное вино было бархатистым на вкус и отдавало сладостью летних фруктов. Задумавшись, какой из своих секретов можно открыть, она вспомнила, как лорд Ренли смеялся над её рассказом о мести рыцарям на турнире. Может, ей удастся отвлечь его от новостей, пришедших из Королевской Гавани? Сама Бриенна возликовала, заслышав о расторжении брака Ренли и Маргери Тирелл, но тут же устыдилась, проникаясь печалью сюзерена. Как она смеет радоваться его горю? Мучаясь раскаянием, она заговорила: – Когда я справила шестнадцатые именины, в Закатном замке моего отца гостил сир Хамфри Вагстафф, кастелян лорда Грандисона. Это был третий и последний раз, когда лорд-отец надеялся выдать меня замуж. Сир Хамфри намного старше меня; на тот момент ему исполнилось шестьдесят пять лет. Во время помолвки он запретил мне вести себя как мужчина, пригрозив наказанием. Мне было боязно, но я всё же сказала, что позволю наказать себя только тому мужчине, который сумеет одолеть меня в единоборстве. Сир Хамфри был разгневан, но всё же облачился в доспехи, чтобы указать мне моё место. – Что было потом? – глаза Ренли весело заблестели. – Турнирной булавой без шипов я сломала жениху ключицу, два ребра, а заодно и помолвку, – застенчиво поведала Бриенна. Ренли громко расхохотался, и Брайен засмеялся тоже. Бриенна застенчиво улыбалась, не размыкая губ, чтобы не обнажать кривые зубы. Смех Ренли слаще музыки в Закатном замке, и она не чувствовала себя такой счастливой с тех пор, как распалась Радужная гвардия. Она всегда будет любить его, что бы ни случилось. Брайен, набрав в следующем раунде целых пятьдесят очков за две попытки, не сумел их подсчитать, и Бриенне пришлось помочь ему со счётом. Мальчик рассказал о том, что ещё до службы пажом у лорда Станниса он надел на голову супницу по подстрекательству двоюродного дяди, но застрял в ней, и отцу пришлось разбить сосуд молотком, чтобы освободить несмышлёного сына. Затем настал черёд Ренли. Он признался, как однажды, крепко выпив, он вместе с друзьями принёс среди ночи в Красный Замок живую курицу. Они хотели зажарить её прямо в тронном зале, высмеивая Безумного Короля, но птица вырвалась из рук Брайса Карона и стала с кудахтаньем носиться у подножья Железного Трона. Тогда Ренли заявил, что ей только мантии не хватает, чтобы походить на королеву Серсею. Гюйард Морриген хохотал так, что едва не обмочил штаны. – Затем пришли золотые плащи и выпроводили нас вон. Я так и не узнал, что сталось с королевой-курицей, – закончил он под икающий смех Брайена. Даже Бриенна не сдержала улыбки. Они вышли на следующий круг, и она вновь недобрала очков. Осмелев – отчасти из-за одобрения слушателей, отчасти из-за вина, – она рискнула поведать о Роннете Рыжем: – Сир Роннет Коннингтон тоже участвовал в турнире на реке Мандер. Он не принимал участия в том пари, но был вторым из моих женихов. Помолвку заключили вне нашего присутствия, а когда мы встретились, мне было двенадцать, и я не могла вымолвить ни словечка. Он дал мне розу и сказал, что это всё, на что я могу рассчитывать. – И теперь тебе представился шанс поквитаться с ним, – улыбнулся Ренли. – Всё верно, – Бриенна скромно улыбнулась в ответ и осушила свою чашу. – А что случилось с первым? – зачарованно спросил Брайен. – Миледи сказала, женихов было три. Он уже порядком захмелел и высоко оценил её истории о разбитых носах и сломанных рёбрах. – Пожалуйста, не называй меня миледи. Можешь звать по имени, если хочешь, – попросила Бриенна. – Первым был младший брат нынешнего лорда Карона. Ему было десять лет, а мне только семь, когда наши отцы заключили помолвку. Мы должны были пожениться во время моего расцвета, но он, его родители и сёстры умерли от злой простуды, когда мне исполнилось девять. – И от дома Каронов остался только Брайс, – пробормотал Ренли, наматывая на палец чёрную прядку. – Может, помириться с ним? Как ты считаешь, Бриенна? Он говорил, что примкнул к моему брату лишь затем, чтобы отбить меня обратно или же быть со мною рядом. "Нет, – хотелось сказать ей. – Что если Брайс Оранжевый займёт моё место рядом с вами?" Бриенна помедлила, припоминая, что лорд Карон не принимал участия в унизительном хайгарденском пари. Такой человек, как Ренли, наверняка и друзей выбирает среди достойных, себе под стать. – Мне кажется, что лорд Карон – честный человек. Он сослужит для вас хорошую службу, если дадите ему ещё один шанс, – скрепя сердце, молвила она. Следующий круг сделал Ренли победителем, Бриенна заняла почётное второе место, а юный Фарринг набрал десять, одиннадцать и двадцать семь очков за третий бросок. – Итого, сорок семь, – присвистнул Ренли. На этот раз Брайену пришлось крепко задуматься: в его короткой жизни ещё не случалось больших секретов, а детские проделки исчерпали себя. – Можешь рассказать что-нибудь о Станнисе, – предложил Ренли. Брайен поколебался с минуту, но затем хрипло поведал: – В последнее время его величество мучается бессонницей, – голос оруженосца только начал ломаться, и он выпил достаточно, чтобы свободно выкладывать всё, что в голову взбредёт. – Сонное вино не помогает, и только леди Мелисандра может его утешить. – Леди Мелисандра? Она остаётся с ним на ночь? Брайен кивнул, утирая губы, а Ренли озадаченно уставился на него. Ещё недавно синие глаза искрились весельем, но теперь Бриенна читала недоверие и замешательство на его лице. Новость пришлась не по душе сюзерену. Мальчик не видел ничего: потянувшись, он широко зевнул и сполз на ковёр, устроив голову на подушке. Ренли поднялся на ноги, оправляя рубашку с вышивкой на манжетах. Бриенна собрала кости в кожаный стакан. Ендова почти опустела: на плоском дне плескалась винная лужица. – Стемнело, – заметил Ренли, глядя в окно. Брайен негромко захрапел. Бриенна тоже встала и, сняв с дивана шерстяной плед, укрыла мальчика. Ренли удалился в кабинет, поставил на дубовый стол шкатулку и откинул расписную крышку. Роста Бриенны хватало, чтобы, заглянув через его плечо, рассмотреть морского конька из слоновой кости с позолочённым узором. "Лорд Веларион", – у неё свело желудок. Этот человек со скользким взглядом и холодной улыбкой на устах вызывал у Бриенны даже больше опасений, чем его угрюмый король. Оглянувшись на спящего Брайена, она запоздало сообразила, что Ренли пригласил его к участию в игре не из простой вежливости. Её лорд на поверку оказался хитрее, чем она предполагала: открыв парочку нестоящих секретов, он ловко споил мальчика. Брайен при всём желании не расскажет королю, чем занимался лорд Ренли этой ночью, да и не захочет: иначе придётся сознаваться в пьянстве. Простой трюк, но действенный. – Милорд, вы же не собираетесь… – Именно это я и собираюсь, – отрезал Ренли, не оборачиваясь. Он прикоснулся к гладкой фигурке кончиками пальцев. – Мне требуется сбросить напряжение, да и тебе не мешало бы отдохнуть. Ступай к себе. – Милорд, позвольте мне сопровождать вас, – взмолилась Бриенна. – Я ведь ваш щит. Вдруг вам будет грозить опасность, а меня не окажется рядом? – Ты хочешь сопровождать меня на… – Ренли не договорил, рассмеялся и покачал головой. – Что может угрожать мне? Это мой замок, и повсюду – войско моего брата. Я буду в порядке. А если нет, то ни один меч на свете меня не спасёт. – Милорд, – произнесла Бриенна в третий раз, ощущая, как жалобно и жалко звучит её голос. И Ренли сжалился: – Если тебе так хочется – хорошо, составь мне компанию. Накатившее облегчение стоило этой просьбы. – Дайте мне один миг, я загляну в свою комнату и надену кольчугу.