Девятый Вал

Она внезапная, как пожар, – И уже не скрыться, не убежать. Гибкая, как языки костра, Мимолётная, жгучая, как искра. Она, как феникс, сгорает каждый вечер, Она не помнит ни единой нашей встречи. Она танцует свободно и беспечно, Ведь, кроме смерти и любви, ничто не вечно. И бьётся в стекло гроза… И нет слов, чтобы сказать… Шум, ветер, в голове – тьма. Ведьма! (с) JahRmish – "Ведьма"

Ночь стояла бархатная, и когда они выехали за стены Штормового Предела, над головой раскинулось бескрайнее звёздное небо. Ворота заперли до рассвета, поэтому им пришлось провести коней сквозь соседнюю калитку. К западу от замка высились Красные горы, самый северный их краешек, живописное предгорье. Неровные холмы, поросшие вереском, постепенно сменялись низкими хребтами, а далее поднимался Красный Дозор, разделяющий Штормовые земли и Дорнийские марки. Где-то там брала начало бурная речка Слейн со стремнинами, порогами и водопадами. Ренли доводилось ехать вдоль неё, когда он навещал Каменный Шлем – родовой замок Сваннов, один из древнейших и важнейших домов среди его знаменосцев. По влиянию и могуществу Сванны уступали, пожалуй, только самим Баратеонам. Они контролировали речную артель и взращивали на ней богатство, славились лучниками и обладали воинственным нравом, как и все марочные народы. Когда разгорелась война, лорд Джулиан Сванн так и не созвал знамёна, сославшись на нездоровье. Его наследник сир Доннелл поддержал Ренли и вслед за ним перешёл на сторону Станниса, а младший сын Бейлон остался при дворе Джоффри. Расчёт строился на основании, что кто бы ни взошёл на престол, Сванны уцелеют. "Если Станнис проиграет битву, а Лорас не сможет меня защитить, от Баратеонов останется только Ширен, и Ланнистеры выдадут её замуж с выгодой для себя. Драконий Камень отойдёт наследнику Джоффри, а Штормовые земли – будущему мужу Ширен. Когда он набросит на её плечи свой плащ, от великого дома Баратеонов не останется ничего, – эта мысль оставила дрянное послевкусие. – Мы должны одержать победу". Солнце давно скрылось за горами, но в стане горели костры, и нестройный хор голосов тянул под переливы лютни и свист свирели: – Красна у ног его трава, И знамя как в огне, И красным пламенем закат Пылает в вышине. Бравая песня о сражении на Кровавом Лугу разносилась далеко и широко над равниной. – Слышишь, Бриенна? – Ренли поддержал ритм, отпустив уздечку и хлопая в ладони. – Только с песней в сердце и стоит выдвигаться на войну. Эль даёт людям отвагу. И он громко подхватил следующий куплет: – "Сюда! – врагов окликнул лорд, – Мой меч ещё не сыт". И хлынули они вперёд, – Так с гор поток бежит. – У вас красивый голос, милорд, – Бриенне не удалось скрыть упрёк в голосе. В отличие от него, она надела доспехи поверх поношенного дублета с солнцами и лунами своего дома. К луке седла пристёгнуты щит и шлем, а на поясе имелся меч. Ренли же оделся нарядно: на тунике из чёрной шерсти вышит золотой нитью олень, на шее – золотая цепочка с крупными звеньями, бриджи перехвачены широким поясом с золотой пряжкой, чёрные кожаные сапоги поднимались до колена. Он набросил капюшон на голову, а Бриенну в невзрачном плаще легко спутать с рослым мужчиной. Ренли тоже взял с собой меч – свою Розу, – преимущественно потому, что мерцание чёрных алмазов на рукояти подчёркивало блеск его волос. Гюйард, увидев их вместе с девицей Тарт в этот час, непременно позабавился бы. Ренли несколько утешился во время игры в кости, под смех и выпивку, но сейчас одиночество вновь обнимало его за плечи. Бриенне не понять, что он чувствует, а он не нашёл бы слов для объяснений. Станнис, глядишь, и понял бы, пришла в голову нежданная идея. Он ведь тоже Баратеон и тоже одинок. Но Ренли рассорился с братом, и тот, поди, до сих пор скрипит зубами со злости. Ренли и сам не понимал, зачем наговорил Станнису гадостей, а теперь сожалел о словах, брошенных сгоряча, но память у брата цепкая, – не забудет и не простит. В кустарниках у просёлочной дороги, уходящей к югу, мерцали светлячки – яркие жёлтые огоньки среди тёмных листьев. В детстве Ренли насобирал таких в фонарь, вынув оттуда огарок свечи, и поставил на окно в своей спаленке, но Станнис заставил выпустить их на волю. Ренли страшно обиделся и даже расплакался как трёхлетка, хотя на тот момент ему исполнилось не меньше пяти. Брат всегда был таким – одни запреты да указы, смысл которых открывался Ренли только по достижению некоторой зрелости. – Дочь лорда Вечерней Звезды умеет различать светила на небе? – спросил он, когда смех и песни в лагере остались за спиной. Им удалось проскочить мимо часовых – те обращали пристальное внимание на северо-запад, а не на чёрную гигантскую тень высоких крепостных стен. – Да, милорд, – односложно отозвалась Бриенна. Она не одобряла его затею, и её молчание говорило громче всяких слов. Впрочем, Ренли не верил, что она сможет долго на него сердиться. Он возвёл глаза к атласу неба. Различать звёзды его научил Уиллас Тирелл: он увлекался наукой о наблюдении за далёкими светилами и показывал Ренли их красоту через бронзовую трубку с мирийскими линзами. – Смотри-ка, вон Ледяной Дракон. Его глаз ведёт прямиком на север. По Королевскому Тракту, до самой Стены и дальше простирается его свет. А вот Корона Короля, из-за которой у нас столько неприятностей. Эта война начинает меня утомлять, – признался Ренли, отыскивая на звёздном полотне небесные дома и их правителей. – А рядом с Короной… Ты же знаешь, правда? – Лунная Дева, – тихо сказала Бриенна, тоже запрокинув голову. – Вот Дева в небесах парит, Любовь нам дарит и мечту, Её чертог всегда открыт… – – Ренли напел мотив колыбельной о Семерых, которую пели матери своим детям к югу от Стены, и заговорил, умасливая свою спутницу: – Мне говорили, дотракийцы за Узким Морем верят, что звёзды – это души умерших людей и их лошадей, сотворённые из огня. Чем ярче человек прожил свою жизнь, тем ярче горит звезда, которая вспыхивает после его смерти. Если бы мы перенеслись на звёздное небо, ты бы заняла место Лунной Девы. – Лорд Ренли… – Бриенна, как и ожидалось, смутилась. – Станнису принадлежала бы Галея, а я… – Да, милорд? – в её голосе промелькнуло любопытство. – Не знаю. Может быть, Призрак? Ночные кошмары становились тоскливее день ото дня. Перебирая их в памяти – ненастные, ненавистные обрывки снов, – Ренли скользнул пальцами по шее. Следы поцелуев Монфорда сошли с кожи, и ему захотелось повторить тот опыт. Ренли станет выбирать дублеты без стоячих воротников и собирать волосы лентой. Пускай Станнис зубы сотрёт в порошок от злости. Ренли до сих пор ощущал обиду за выволочку, которую брат устроил ему в прошлый раз. Его негодование притупилось за те дни, что они провели в мире, но вспыхнуло с новой силой, стоило ему услышать последнее откровение Брайена. Ренли рассчитывал на какой-нибудь безобидный секрет, вроде того, что Станнис питает тайное пристрастие к лимонным пирожным или до сих пор выхаживает при случае раненых птиц. Должен же на королевской совести иметься хоть один подобный грешок? Но Брайен сказал намного больше, чем Ренли надеялся услышать. – Вас что-то беспокоит? – участливо спросила его наперсница. – Скажи, что ты думаешь об этой красной женщине? Мелисандре? Что же это такое? Станнис приглашает красную жрицу в свою опочивальню, когда заходит солнце. А как же его королева на Драконьем Камне? Неужели Станнис правда делит ложе с Мелисандрой? – Она подобна загадке для меня, милорд, – молвила Бриенна. – По моим наблюдениям, леди Мелисандра принадлежит своему богу и верует в него истово. Мне мало известно о её родных землях и Владыке Света, но сир Кортни говорит, что в Семи Королевствах правят иные боги. Я придерживаюсь того же мнения. Разве может чужой бог иметь силу в Вестеросе? – В том-то и дело. А Станнис вообще в богов не верит – ни в старых, ни в новых. А теперь по указке какой-то красной жрицы сжигает септу и бросает в темницу своих лордов. Не слишком ли много неприятностей от одной женщины? Выходит, её бог имеет силу и здесь. – Благодаря вашему брату. – Именно. Тебе, случаем, неизвестно, где она обитает в настоящий момент? Ренли не удосужился принять участие в размещении гостей, предоставив эту скучную обязанность Пенрозу и его помощнику Медоузу. – Сир Кортни выделил ей комнату недалеко от моей собственной. Третий этаж донжона, стало быть, где располагались казармы гарнизона. На пролёт ниже покоев Ренли и тех комнат, что он отрядил брату. Как король, тот заслуживал нескольких помещений, хотя едва ли в них нуждался. Станнис привык довольствоваться малым и в хозяйстве скорее походил на солдата, чем на государя. Вот Роберт – тот всегда действовал с размахом, на широкую ногу, даже когда казна опустела. Если Станнис займёт Железный Трон, ему придётся хорошенько напрячься, чтобы вытащить королевство из долгов. – Ты не замечала, часто ли красная жрица покидает спальню после заката? – не то чтобы Ренли сомневался в словах Брайена, но и верилось в них с трудом. – Не могу сказать точно, но мне кажется, что она уходит почти каждую ночь, милорд, – поразмыслив, ответила Бриенна. – Она имеет обыкновение поддерживать огонь до самого рассвета – жжёт свечи или зажигает лампы с маслом. Из-под двери её комнаты всегда пробивается полоска света, когда леди Мелисандра находится внутри, но ночью она часто уходит, забрав с собой светильник. Горничные шепчутся об этом, и… – Бриенна смущённо умолкла. – Что такое? Продолжай. – Я слышала, как одна из служанок, совсем ещё девочка, говорила, что леди Мелисандра поднимается в вашу опочивальню, а та, что постарше, возразила ей, но не объяснила, почему. Ренли вздохнул. Домашним давно известно о его пристрастиях, и он не мешал слугам шептаться друг с другом, – всех секретов не скроешь. Лишь те из челяди, что служат ему не так давно, могут не знать о том, что хозяин замка предпочитает мужчин. А по соседству с комнатами Штормового лорда находились лишь покои короля да мейстера. Юрн уже стар, и притом надёжно хранит свои обеты, как и Станнис – когда-то. Кто бы мог подумать? Иногда Мелисандра сопровождала короля на смотрах или военных советах, а порой Ренли заставал её наедине с братом перед горящим камином. Когда она делила с ними трапезы, то сидела на помосте, по левую руку от короля, и Ренли бы ещё тогда задуматься, что что-то тут нечисто. Но он и помыслить не мог, что Станнис предаётся утехам с этой женщиной. Кто угодно, только не он. В голове не укладывается. И даже богатое воображение не позволяло представить, как брат берёт её. Фу, гадость какая. Ренли ничего не имел против женщин в совокупности, но красная жрица вызывала у него стойкое отторжение. А каков Станнис из себя в постели? Как-то Ренли шутил, что брат идёт на брачное ложе, как воин на битву, с мрачной решимостью в глазах и стремлением выполнить долг. Доля истины в шутке содержалась немалая. Станнис наверняка груб и прямолинеен, он ведь не умеет иначе. Ренли закусил губу, представляя поджарое тело в резких толчках. Широкая спина, узлы мышц, натянутые сухожилия, загорелая кожа… Какая она на ощупь? Внизу живота сладко потянуло, и он крепче сжал ногами бока мерина. Тот ускорил шаг. Этой ясной ночью Ренли предпочёл оседлать не своего вороного, а выбрал лошадь поспокойнее. Скорей бы добраться до "Ведьмы"! Раз не удаётся утопить грешные мысли в кубке с вином, он задушит их похотью, – клин клином вышибают. В высокой траве трещали цикады. Бриенна догнала его и повела гнедую кобылу рядом. Ренли закипал внутри. В то время, как он тоскует по плотским утехам, Станнис охотно им предаётся! Мог ли Ренли сказать ему что-то против? Конечно, нет, – он же не король! Быстро выяснилось, что его величество поставил блуд под запрет не только для наследника, но и для солдат. Мечники, копейщики и лучники провожали тоскливыми глазами стайки горничных, снующих по замку, и прачек во дворе, не смея приближаться. В лагере за стенами не сыскать ни единой потаскушки: командиры прогоняли их, опасаясь гнева короля. Это даже обидно: Ренли-то казалось, он один такой особенный. На мгновение он даже вообразил себе, что Станнис его ревнует, позабыв о том, как брат всерьёз предлагал закрыть бордели в Королевской Гавани. И вот, в то время как весь Штормовой Предел соблюдал строгий целибат, светлейший предаётся утехам с алой жрицей. Вот это уже скотство, самое что ни на есть! – Меня безмерно удивляет, как ей удалось добиться расположения моего одичалого братца, – с возмущением заявил Ренли. – Скучнее праведника, чем Станнис, трудно отыскать даже в септе. Мой братец слишком угрюмый, слишком уж честный и правильный. – В таком случае мне кажется странным, что он проводит время с леди Мелисандрой. Ведь вы считаете, что он… – Бриенна не смогла договорить. – А что же ещё, Бриенна? – скучающе спросил Ренли. – Верю ли я, что она рассказывает Станнису на ночь асшайские сказки о героях с горящими мечами, целует в лоб, гасит свечи и отчаливает восвояси? Нет. Влияние красной жрицы широко, спору нет: слишком уж часто Ренли слышал о ней в последнее время. Её вера расползалась по войску точно моровое поветрие. Проезжая через стан в вечерних сумерках, Ренли слышал иной раз молитву: "Владыка Света, согрей нас и защити, ибо ночь темна и полна ужасов", и каждый раз у него ползли мурашки между лопаток. Флоренты твердили то же самое. А виной всему Мелисандра и её ненаглядный Владыка Света, – поимели бы Иные его в задницу, как высказался однажды старый Пенроз. Кастелян не одобрял того, как рьяно кинулись некоторые лорды менять богов. И ведь сам король вошёл в их число! А она, оказывается, попросту соблазнила его. Заморочила голову вымышленными видениями в огне, чтобы занять тёплое местечко у трона. – Выходит, эта красная жрица – просто лагерная потаскушка, – заключил Ренли. – Милорд! – Что? Бриенне так и хотелось укорить сюзерена за бранные слова, но она смолчала. В иное время Ренли позабавился бы, но сейчас ему не до смеха. Он сердился, хотя и сам не мог понять, с какой стати его так сильно волнует женщина в постели Станниса. Ещё недавно Ренли воображал ночь, которую проведёт в объятиях Монфорда, но теперь не мог думать ни о чём, кроме красной жрицы. Он стиснул в кулаках уздечку. Они начали крутой спуск на побережье, и править приходилось медленно. Лошади уверенно ступали по тропе, сокрытой в ночи. Море мирно плескалось в лунном свете, галеи у причала и дальше от берега, на якоре, походили на овечью отару на пастбище. Кое-где светились тёплые огни фонарей, и Ренли различал многообещающие, зовущие стоны скрипки на борту "Ведьмы". Восточный ветер, идущий с моря, усилился и трепал его плащ, сбросив капюшон с головы. И всё-таки он сомневался. Если бы не сны, "полные ужасов", Ренли заключил бы однозначно, что красная жрица – обыкновенная полюбовница брата, позарившаяся на власть. В таком случае проблема легко решается: нужно только подсунуть в его постель толковую шлюшку, а когда та завладеет вниманием короля, Ренли предложил бы Мелисандре кошелёк с драконами. Он готов отрядить ей столько золота, что хватит на корабль до далёкого Асшая на востоке. И, для верности, – кинжал у горла. На выбор. Но всё не так просто, и будь Станнис наивным дураком, склонным принимать на веру слова ветреных потаскушек, баратеоновских бастардов расплодилось бы вдвое больше. Их дядя, лорд Эстермонт, сварливый и чванливый, замолкал при виде красной женщины, как провинившийся поварёнок. Да и Гюйард не смел брызгать слюной в её присутствии, как прежде. Они боятся, сознавал Ренли, – и сам испытывал схожие чувства. Взрослые мужчины, владеющие смертоносной сталью, боятся женщины в атласе и шелках. Где такое видано? Мелисандра обещает брату победу в Королевской Гавани, но приносит ли она пользу на деле, а не только на словах? – А какая из себя супруга его величества? – спросила Бриенна. – После смерти моей матери, лорд-отец делил постель со многими любовницами, и я даже потеряла им счёт. – Хм. Мелисандра привлекательнее королевы Селисы, надо думать. Гладкая кожа, голос струится вином и мёдом, загадочная полуулыбка на устах. Глаза отливают красным и волосы такого же оттенка, не как у рыжих, – но багряные, как свернувшаяся кровь. У неё пышная грудь – мужчинам подобное обычно по нраву, и она ещё молода, в отличие от Селисы. Едва ли Бриенна понимает в женской красоте больше Ренли, но он всё-таки попробовал: – Ты находишь её миловидной? – Глядя на дев, обладающих красотой, я иногда задаюсь вопросом, – каково это, – искренне ответила Бриенна. – Леди Мелисандра красива, но мне бы не хотелось стать на неё похожей. В её красоте есть… нечто отталкивающее. – Я ценю твою честность, – мягко заметил Ренли. Кажется, он начал понимать, за что же Станнис настолько ценит рыцаря рыбы и лука. Когда Ренли однажды спросил его, брат ответил, что Давос всегда говорит ему правду. Бриенна не умела лгать по натуре, в то время как многие отпрыски благородных домов делали это, не задумываясь, если это сулило им выгоду. Лицемерие досталось им по праву рождения, вместе с тактом и этикетом. Что и говорить? Ренли и сам такой же, а вот Станнис – нет, и в наперсники король выбрал человека себе под стать. Ренли устремил взгляд на юг, в сторону деревянного причала, где пришвартовались "Дух", "Леди Мария" и "Чёрная Бета". Благодаря брату, он знал каждого из капитанов галей, за исключением лисских, – а ведь в заливе их набралось почти две сотни. – Я видел сноху лишь единожды – на свадьбе брата. Мне тогда исполнилось около десяти. Леди Селиса не произвела на меня приятного впечатления, – сказал Ренли, не вдаваясь в подробности. Супругу брата он запомнил тощей и угловатой женщиной, с острыми грудками, торчащими под лифом свадебного платья, ростом с жениха, ушастой, как и все Флоренты, с какими-то блеклыми глазами. Едва ли с годами она приобрела очарования. Слова сыпались из её уст отрывисто, и за праздничным столом Ренли развлекал себя тем, что воображал, как вместо них вырываются на волю змеи и жабы. Однажды, на заседании Малого Совета, ему в руки попалось недописанное братом письмо на Драконий Камень, адресованное леди Селисе. Станнис забыл его на столе, среди бумаг по судостроительной смете. Ему нездоровилось, и он отлучился с собрания, а Ренли, воспользовавшись его отсутствием, зачитал письмо вслух. Станнис, не используя ни единого любезного оборота, сообщал, что держит свои дела в порядке и сухо интересовался здоровьем дочери. Получив такое письмо, впору удавиться со скуки, заметил тогда Ренли. Смеялись почти все, за исключением Джона Аррена и Барристана Селми, но сейчас Ренли не испытывал былого веселья. Он натянул уздечку, останавливая коня у каменного причала, и повернул голову. Между тёмными силуэтами галей по воде струился лунный свет, а сама луна белым кружком замерла далеко и высоко в ночи. На борту "Ведьмы" привлекательно горели разноцветные огоньки бумажных фонариков – рыжие, красные, зелёные, синие, пурпурные. Часть существа Ренли желала привязать жеребца тут же, к стойке с кольцом, вбитой в землю, и взойти на борт, чтобы развеяться, теряя голову среди веселья и песен. Хотелось ощутить мужские руки на талии и горячее дыхание в шею, и как чужое колено разводит бёдра. Отдаться, позабыв о невзгодах и сомнениях. Весело звучала музыка: пронзительная скрипка, красноречивая арфа, манящая флейта. Ренли без труда узнал напев "Весенних цветов". Морской бриз принёс аромат жареного мяса, а он так и не соизволил поужинать после ссоры с братом. Этим вечером Ренли выпил лишь немного вина, и прохладный ночной воздух уже выветрил хмель из его головы. Он пришпорил коня каблуками, направляясь далее по побережью. – Милорд? – Бриенна, догнав его, пристроилась по правую руку. – Я думала, вы желаете… – Провести ночь в постели лорда Монфорда? – Ренли охотно пришёл ей на помощь. В темноте не видно, но он не сомневался, что Бриенна залилась краской и едва дышит. – Я тоже так думал, – заверил он. – Но ты права, это и правда странно, что мой скучный братец столь увлёкся этой женщиной. И среди тех, кто его окружает, я знаю лишь одного человека, способного дать честные ответы на мои вопросы. Я же десница короля, верно? Пора разобраться, что здесь происходит. Станнис наверняка видит десятый сон. "Или развлекается со своей ведьмой, раз уж он познал на склоне лет вкус плотских утех", – обиженно подумал Ренли. В любом случае, Станнис никак не отследит перемещения младшего брата. Лучшего момента поиграть в разведчика может не представиться. Раз его величество не желает давать деснице честные ответы, придётся пойти другим путём. – Кто же это? – Бриенна тщетно пыталась скрыть радость, когда они оставили "Ведьму" позади. – Сир Давос Сиворт, Луковый Рыцарь, – усмехнулся Ренли. – Некоторые его сыновья избежали участи пасть под влияние Владыки Света. Это внушает надежду, что и сам Давос не присоединился к всеобщему помешательству. А такой дивной ночью тянет на откровения, не правда ли? Монфорд подождёт. Он направил мерина к просоленному причалу из крепких дубовых досок. Ренли и себе не мог объяснить, какое ему дело до Мелисандры, но дело было. "Ты хотел преданного младшего брата, Станнис? Так и быть. Ты его получишь". Языки пламени плясали перед глазами, вздымая снопы искр, – огонь разгорелся ярко в массивном камине чертога, помещённом между двумя окнами. Выдающийся вперёд каменный колпак расписан сценами из легенды о Дюрране Богоборце и его возлюбленной Эленее, дочери богов моря и ветра. – Вы что-нибудь видите, мой король? – Мелисандра коснулась его плеча. – Страну, которая принадлежит вам, или великое сражение, когда вы поведёте за собой свет? – Я вижу, как пламя пожирает сухие поленья, оставляя за собой тлеющие угли да пепел, – Станнис стряхнул её руку и рывком поднялся со стула. Когда Мелисандра смотрела в огонь, она видела в его танце образы далёкого и близкого, прошедшего и грядущего. Она читала их, как строчки в раскрытой книге. Станнис видел только огонь и чувствовал себя дураком вдобавок. На его взгляд, жечь камин, когда трапеза окончена и все давно разошлись, – напрасная трата топлива, – но он не спорил, позволяя Мелисандре исполнять долг. Чем ярче костёр, тем шире картина, которую она зреет. Этим вечером она нашептала, что золото Тиреллов и багрянец Ланнистеров сливаются, перемежаясь, и их разрезает зелёная вспышка молнии – это Ренли. Изумруд поглощает золото, а багрянец проливается реками крови. Мелисандра потянулась к поленнице, чтобы подбросить дров в жерло камина. Станнис ухватил её за руку и потянул к себе. – Пойдём в мои покои, женщина. Хватит видений на сегодня. Они оставили догорающий камин на попечение слуг и начали подъём по лестнице. Как и в прочих замках, та закручивалась таким образом, чтобы защитники наносили удары в неприкрытый щитом правый бок неприятеля, наступавшего снизу. Ступени разнились по высоте: домочадцы поднимались и спускались, не глядя, по привычке, а вот чужие солдаты могли запросто оступиться в спешке. Впрочем, за тысячи лет существования Штормового Предела, враги ни разу не достигли донжона. Когда мейстер Крессен посвятил юных подопечных в тонкости строительства укреплений, Станнис и Роберт целый день провели на лестнице, тренируя свежеприобретённые навыки. К вечеру на рёбрах Станниса с правой стороны расцвели солидные синяки. Король шёл впереди, Мелисандра плыла за ним – по камню, точно по воздуху, – и двое гвардейцев замыкали ход. Часовые у дверей стояли навытяжку. Они состояли на службе Ренли, и тот ужасным образом распустил их. Станнис видел, как брат, обнаружив часового, подпирающего стену, только засмеялся и хлопнул его по спине. Создавалось впечатление, что родовое поместье Баратеонов держится на плаву, лишь благодаря совместным усилиям кастеляна да мейстера. Но и те хороши: они закрывали глаза на безрассудство сюзерена, не делая попыток его вразумить. Станнис не терпел разгильдяйства и держал стражу в узде. За время пребывания в Штормовом Пределе он нещадно муштровал гарнизон и челядь. Король не сыскал всеобщих симпатий, но питал надежду дать Ренли достойный пример для подражания. Первым делом Мелисандра разожгла свечи, высекая искры. Этим занятием стоило обременить прислугу, но она любила самостоятельно давать огню жизнь. Станнис искоса наблюдал за изящными движениями её рук, пышными изгибами стройного тела, густыми медно-красными локонами, что струились по спине. Когда они делили ложе, инициатива неизменно принадлежала ей, но в этот раз он сам потянул Мелисандру к себе, да так рьяно, что она выронила огниво. – Мой король, – она податливо прислонилась к нему, – ваше величество истосковалось по теплу и свету? Станнис, не слушая, дёрнул завязки на платье, но по отсутствию сноровки только затянул туже. Мелисандра охнула и издала несколько грудных смешков. – Позвольте мне, – она обнажила перед ним полную грудь. Станнис заключил её в ладони, ощущая жар тела и мягкость кожи. Близость с ней грела, как живой огонь, – прирученный, не кусачий. Его член ожил в тесных бриджах, откликаясь. Не схожие ли чувства пробуждает в нём Ренли? Ощущения с трудом поддавались сравнению, плотское желание туманило разум. Мелисандра хороша собой и предана делу, что до Ренли… Недопустимо размышлять в таком ключе о кровном родственнике, тем более – мужского пола. Сделав над собой усилие, Станнис выпустил жрицу и отстранился, гневно сжимая челюсти. Он напомнил себе о женщине, что ждёт на Драконьем Камне, и о священных обетах, которые он принёс в септе, перед ликами Семерых. "Одна плоть, одно сердце, одна душа, отныне и навеки…" Отвернувшись, Станнис упёрся ладонями в столешницу и, слегка оскалившись, задышал сквозь стиснутые зубы в попытке смирить плоть. Мелисандра оплела его тонкими руками, прислоняясь. Она будила в нём похоть, но король не желал быть с ней дольше положенного. На нём лежит долг – перед королевой и перед государством. Каждый из них обязан следовать долгу, Мелисандра и сама твердила об этом. – Не сегодня, – он перехватил её запястье и грубо отстранил от себя. Неудовлетворённое желание раздражало. Станнис помассировал затёкшую шею. – Что за думы тревожат моего короля? – спросила Мелисандра, смиренно запахивая шёлк на груди. – Ренли, – сердито сказал Станнис. Он не мог признаться ей, да и не хотел. Не её ума это дело. Станнис до сих пор испытывал сомнения относительно выводов, сделанных в ходе разговора с контрабандистом. Разве может он желать мужчину, а тем более своего брата, одной с ним крови? Исключено. И ревность ровным счётом ничего не доказывает. Станнису доводилось закипать от истинно братской ревности к Роберту, когда тот восхвалял своего дружка, и что с того? Уж не предположить ли, что Станнис имеет слабость и к старшему брату в придачу? Абсурд. К тому же, его чувство к Ренли совсем иного толка – некое тёмное желание, затмевающее голос рассудка. – Ваш брат, милорд? – она разожгла светильник с маслом. – Вы не ладите, – нашёлся Станнис. – Он не принимает тебя, не желает склонить голову перед Рглором. Ты уверена, что он исполнит предначертанное? Со дня тренировки на мечах брат отчего-то невзлюбил жрицу и завёл гадкую привычку высмеивать её, подшучивая над Владыкой Света. Мелисандре нападки никак не досаждали. Её вера оказалась твёрже чужих слов, но Станнис не обладал столь же крепким терпением и в очередной раз, услышав насмешку, сорвавшуюся с уст Ренли, велел ему держать язык за зубами. Старый Крессен погиб, бросив вызов Владыке Света: Станнис отчётливо помнил съёжившегося мертвеца на каменных плитах. Вокруг находилось множество людей, и никто из них не желал старику зла. С годами тот ослаб умом, стал дряхлым и немощным, а сломав бедро, не мог даже взбираться на воронью вышку. Беспомощный и бесполезный, он не мог нанести вред могуществу Рглора, однако же, бог Мелисандры покарал его за недоверие. Станнис не желал подвергать риску и брата. – Если человек не приемлет Владыку Света, он поневоле обращается к Великому Иному. А преданных слуг Рглор вознаграждает стократно. Лорд Ренли сопротивляется его воле, – Мелисандра накручивала на палец длинную прядь. – Боюсь, Великий Иной коснулся его души. Ваш брат ощутил однажды ледяное дыхание смерти, вы помните об этом? Ночью перед сражением… Он мог погибнуть ещё до того, как взошло солнце. Я видела в огне, как тень, порождённая светом Владыки, перерезала лорду Ренли горло, и он погиб. Рглор покарал его за вас. Пламя отбрасывает… – Сотни теней. Я помню, – перебил Станнис. – К чему ты клонишь, женщина? Рассказ о возможной гибели младшего брата вызывал ноющую боль под левой лопаткой. Чтобы дать Ренли возможность жить, Станнис смело, почти наудачу, метнул кости. Неужели всё зря? Мелисандра не отрывала взгляда от дрожащего пламени свечи, и Станнис видел его отражение в её багряных глазах. Их тени – смутные, вытянутые, – колебались на стене. Беспокойство от неясной угрозы трепетало в груди. "Что бы там ни было, Ренли на моей стороне. Мы разобьём Ланнистеров, и я взойду на Железный Трон, а Ренли послужит мне, как должно, – Станнис хрустнул суставами пальцев, разминая правую руку. – Я должен сберечь его. Он мне нужен". – Нужно обратить лорда Ренли к свету, и Рглор сохранит его, – в тон его мыслям пояснила жрица. – Благое солнце спасает его от кошмаров наяву, но ночь темна и полна ужасов. – Ты говоришь о кошмарах, что его преследуют? Мелисандра ответила ему улыбкой: – Сон – это малая смерть, а сновидения есть шёпот Иного, который норовит утащить слабые души в вечную ночь. Станнис нахмурился, задумавшись. Раз в лекарствах мейстера нет проку, может, стоит попробовать иное средство? – Молитвы помогут Ренли спать спокойно? – отрывисто спросил он. – Защитят его от… шёпота Иного? – Искренние молитвы, – мягко пояснила жрица. – И огонь. Хотя бы малый дар Рглора – свеча или фонарь, особенно в тёмные ночи, лишённые света яркой луны. Нужно разжечь его сердце огнём, пока его не пожрали мрак, холод и трупные черви. Станнис внутренне содрогнулся. Хоть он и верил в её россказни едва ли наполовину, но в её словах присутствовало нечто, что заставило его прислушаться. – Я скажу ему, – он взял со стола фонарь. Ренли скорее послушает брата, чем красную жрицу. Если вообще послушает. Неважно, если он уже отошёл ко сну: тогда ему тем более требуется ночник. "Ренли, дитя малое, – Станнис скрипнул зубами. – Если откажешься, я заставлю тебя читать молитвы и жечь свечи королевским указом". – Боюсь, вы зря потеряете время, – молвила Мелисандра. – Лорда Ренли нет в замке, ваше величество. – Что за чушь? – Станнис развернулся от двери, пригвоздив её к месту взглядом. – Конечно же, он в замке. На дворе глубокая ночь. Где ещё ему быть? – Я прочитала его намерения в огне, и пламя говорит мне, что лорд Ренли отлучился в поисках веселья, тепла и света. Всё же душа его тянется к нашему богу, хоть он и не сознаёт этого. Даже в кромешной тьме люди выбирают жизнь, а Рглор – источник добра. Фонарь дёрнулся в руке Станниса, и он, не сказав ни слова, вышел прочь. Давос открыл дверь, впуская в каюту сияние звёзд. На пороге стоял взъерошенный юноша. Рыжий свет масляной лампы лизал его щёку. – В чём дело, Маттос? Почему ты не спишь? – Лорд Ренли желает видеть вас, сир капитан, – доложил сын. – Сейчас? – Давос потёр глаза кулаком. Вот так новость. Он едва поднялся с постели, разбуженный стуком. Вокруг темным-темно, и над горизонтом возвышалась круглая луна. А над мачтой "Чёрной Беты" ярко светился Фонарь Старицы: четыре звезды с золотистым туманом между ними. Давосу захотелось вернуться в койку. Он вовсе не горел желанием добираться до замка на утёсе среди ночи, и сообразил ли лорд Ренли прислать для него лошадь? Но делать нечего, лорд Ренли – брат короля и… Давос вспомнил в деталях сегодняшний разговор со Станнисом и мигом ощутил прилив бодрости. Его посетило тревожное чувство: вдруг король что-то сотворил с младшим братом? Их неловкая, но откровенная беседа носила поверхностный характер, и связь с Ренли очевидна, как бы Станнис это ни отрицал. Король с трудом управлялся с чувствами, отличными от его привычной мрачности. Поразмыслив, он отказался от слов о содомии и велел Давосу выбросить из головы эту нелепость, но исполнить данный приказ не так-то просто. Давос нутром чуял, что эти странные мысли тревожат разум короля – тем сильнее, чем яростнее он уклоняется от этих убеждений. Мог ли Станнис действительно иметь склонность к мужеложству? Это объяснило бы его промахи и холодность в отношении женщин. Впрочем, Давос ни разу не замечал за королём интереса к кому-либо из окружающих юношей или мужчин. Станнис слишком замкнут и недоверчив, а человека, который бессознательно ограничивает себя в удовольствиях и держит страсть в кулаке, могут ожидать весьма любопытные открытия в столкновении с чем-то, что ему чуждо. Несмотря на некоторые сходства – безрассудное упрямство, чрезмерную гордыню, крутой нрав, – различий между Станнисом и Ренли тоже немало. Пытаясь разобраться в суждениях короля, Давос в самом деле опасался, как бы не вышло худого. Когда того одолевала страсть, он не внимал советам или голосу рассудка, – взять хотя бы Железный Трон. Попытка захватить его казалась Давосу обречённой на провал, но ему ли спорить с государем? И теперь вот Ренли, на свою беду, обратил внимание Станниса на себя. Ему двадцать один год, но по натуре – он ещё мальчишка. Но даже если король сказал или сделал нечто странное, почему Штормовой лорд обратился именно к Давосу? Среди его свиты наверняка найдётся множество надёжных людей, а с Луковым Рыцарем он едва перекинулся парой слов, хотя приветливо кивал при встрече. Ренли дружелюбен и учтив со всеми, невзирая на положение собеседника, и Давос не принимал его любезность за особенное отношение. – Сию минуту, сир Давос, – раздался весёлый голос. – Лорд Ренли лично посетил "Чёрную Бету", – с гордостью сообщил Маттос, но разъяснения запоздали. В пятно света от фонаря вошёл сам Штормовой лорд с лихой улыбкой на лице и верной Бриенной Тарт в арьергарде. Давос испытал острую нужду одеться: весь его наряд составляла льняная рубашка для сна. Её полы хоть и прикрывали чресла, но этого определённо недостаточно, чтобы предстать перед дамой знатного происхождения. – Прошу меня простить за неподобающий вид, – скомкано произнёс он. – Что вы, это мне следует просить прощения, – заверил Ренли. – Я сожалею, что вырвал вас из оков сна, но так уж сложилось, что мы с Бриенной проезжали мимо, и… Впрочем, дела могут подождать, пока вы не приведёте себя в порядок. Ночь чудесная, и морской бриз так освежает. Не правда ли, Бриенна? Не торопитесь, сир Давос. Бриенна и так уже поспешила отвернуться. – Маттос, помоги мне, – Давос впустил сына с фонарём в каюту и прикрыл дверь. – Ты встретил наших гостей? – Нет, я уже спал, отец. Это Хелман, один из гребцов, он собирался справить малую нужду за борт. – Ясно. Поищи-ка мою перчатку и разожги свечи. Он сжал обрубленные пальцы в кулак на ладанке, которую не снимал даже ночью. Его сын и, по совместительству, помощник капитана поторопился исполнить волю отца. Давос натянул коричневые бриджи, сменил застиранную ночную рубашку на тунику цвета моря в ясную погоду, обулся в старые сапоги. Что ж, по сравнению с лордом Ренли он выглядит не блестяще, но Луковый Рыцарь никогда не пытался казаться тем, кем он не является. Когда скромная каюта капитана озарилась свечами, он набросил шерстяное одеяло на мятую постель и вновь распахнул дверь. – Прошу внутрь. Маттос расставил складные табуреты. – Желаете выпить? – Давос припоминал, как ведут себя рыцари и лорды, принимая благородных гостей. – Я не откажусь и от рыбы с луком, – Ренли засмеялся. – Этим вечером я пропустил ужин и просто умираю с голоду. Вы спасли меня много лет назад, и я надеюсь, сегодня вы повторите тот славный подвиг. Кто знает? Может, однажды я сделаю вас лордом. – Маттос, разбуди мастерового. Пускай приготовит для наших гостей добротный ужин, – а когда юноша выскользнул наружу, Давос добавил: – Благодарю вас, милорд, но мне вполне хватает и того рыцарского звания, коим наградил меня король. – Вы, вероятно, самый преданный слуга моего брата. И, вне всякого сомнения, самый скромный, – заметил Ренли с тающей улыбкой на устах. – Собственно, по этой причине я и рискнул обратиться к вам. Бриенна осталась стоять, и Давос обратил внимание, что гости вооружены. Впрочем, мечи на поясе можно списать на прогулку от ворот замка до причала на побережье. С начала войны число разбойников неизбежно возрастало. Крестьяне теряли дома, урожай и скот, что ещё им оставалось делать? Сейчас Маттос принесёт хлеб и вино, и их свяжет давний закон гостеприимства. – Я внимательно вас слушаю, – Давос опустился на табурет напротив, чтобы их глаза оказались вровень. Ренли задумался, играя с монеткой. Давос засмотрелся, как золотистый кружок ловко скользит меж его пальцев. Перехватив взгляд, Штормовой лорд улыбнулся. У него была хорошая, открытая улыбка – ей хотелось верить. – Знак моего дома – коронованный олень. Это старое золото, ему более трёхсот лет. Такие монеты чеканили, когда этим краем правили Штормовые Короли. Ношу с собой на счастье, – пояснил он. – А что носите на счастье вы? Вы не расстаётесь с этим предметом даже на время сна. Ренли указал на кожаную ладанку на шее Давоса. Бывший контрабандист по привычке потянулся к ней, но так и не дотронулся. Передумав, он опустил руку и сжал своё колено. – Это… это обрубки моих пальцев, лорд Ренли. – Ваших… что? – Бриенна, обычно хранившая молчание в присутствии общительного сюзерена, одарила рыцаря удивлённым взглядом. – Мой брат отрубил сиру Давосу пальцы, посвящая его в рыцари, – весело объяснил Ренли. – За мои прошлые преступления, – добавил Давос, показав левую кисть. – Прежде я занимался контрабандой. И его величество отрубил мне лишь по суставу. Пальцы остались при мне, только стали короче. – И вы носите свой талисман на шее! – развеселился Ренли. – Но зачем? – Они напоминают мне о том, кем я был и откуда вышел, – просто ответил Давос. – Напоминают о правосудии моего короля. – Хорошо же правосудие! Дверь скрипнула, и Маттос внёс кувшин с вином. – Мастеровой жарит рыбу с луком, сир капитан, – сказал он, опустив тяжёлый кувшин на стол. – Рыбу с луком? – Давоса удивил этот выбор. – Зачем? Ренли заразительно расхохотался. Он совсем не похож на брата, и нетрудно догадаться, отчего лорд Ренли так полюбился знаменосцам Штормовых земель. К тому же, он куда уступчивее с виду, чем Станнис. Таким королём проще помыкать. – Я сам напросился, похоже. Спасибо, Маттос, – он подмигнул юноше, и тот доверчиво улыбнулся в ответ, так и не осознав, что Ренли пошутил насчёт желаемого блюда. Сын старательно разлил вино по деревянным кружкам. Присутствие гостей столь высокого рода его изрядно взволновало. – На самом деле я хотел спросить вас о красной жрице, – сказал Ренли, спрятав золотого оленя в карман. – О леди Мелисандре? Вот они и перешли к цели его визита. У Давоса немного отлегло от сердца – значит, речь идёт не о чудном поведении Станниса. Не Луковому Рыцарю судить поступки короля, но он испытывал неловкость, будучи поневоле втянутым в своеобразные отношения двух Баратеонов. – Ваши сыновья служат капитанами на "Духе" и "Леди Марии", я не ошибся? – Да, верно. Мои старшие. Их имена – Аллард и Дейл. – Они говорили о людях королевы. Дескать, те совершают злое дело, сжигая богов. Грудь Давоса сдавило. Нашли с кем трепаться! – Простите их, милорд, – смиренно сказал он. – Мои сыновья – хорошие ребята, но ещё молодые и горячие, особенно Аллард. Сыновья контрабандиста мало смыслят в божественных делах и не умеют говорить с лордами. – Напротив, – весело улыбнулся Ренли. – Я оценил их откровенность. Будьте честны и вы, сир Давос: вы придерживаетесь того же мнения? Непростой вопрос. – Я служу своему королю, и мне не подобает приставать к нему с расспросами. Он выбрал Владыку Света, а я вожу его корабли и выполняю его приказы, вот и всё, – вежливо, но твёрдо отвечал Давос. – Не подобает приставать? Позвольте не согласиться: я видел вас сегодня вдвоём, на крепостной стене. Я полагаю, король питает к вам доверие особого рода, сир. Давайте поговорим начистоту, и я даю вам слово лорда, что наш разговор останется в тайне. – Что вы хотите узнать, милорд? – сдался Давос. Станнис назначил Ренли десницей, и не человеку вроде Лукового Рыцаря отказывать в просьбе деснице короля. Нужно осторожнее выбирать слова. – Кто она такая, эта жрица? И как давно она… оказывает влияние на моего брата? – Люди говорят, леди Мелисандра – колдунья, жрица красного бога и заклинательница теней, – пересказал Давос. – Наверное, вы это уже слышали, но мне нечего добавить к этим титулам. Она прибыла на Драконий Камень с востока, из Асшая, в соответствии со своими убеждениями. Это случилось несколько лет назад, и поначалу ей благоволила только леди Селиса. Я хочу сказать, ещё до того, как она стала королевой. Его величество не разделял пыла супруги, но со смерти короля Роберта многое переменилось. – То есть Мелисандра навязала красного бога сперва Селисе, а затем и моему брату. Стало быть, король Станнис прислушивается к её советам. Интересно, как же так вышло? – Сиё мне неведомо, лорд Ренли. Но она обещала ему победу и корону. Ренли побарабанил пальцами по колену, переглянулся со своей молчаливой спутницей. От Давоса не укрылось, что Штормовой лорд, как и он, вынужден тщательно подбирать слова. Очевидно, Ренли не испытывал доверия к красной женщине. И, к тому же, он прибыл на побережье сам, под покровом ночи, хотя высокое положение позволяло ему приказать сиру Давосу явиться в гости, а не наоборот. Плащ с капюшоном призван скрыть отъезд из замка. Давос обеспокоился. Что же он задумал? – Она действительно колдунья? – Ренли заглянул ему в глаза. – Вы в это верите? Давос вновь подумал о старших сыновьях, – жизнь ещё не научила их разумной сдержанности. Владыка Штормовых земель походил на них своей безрассудной храбростью. А так же, как и говорил Станнис, обладал даром располагать к себе людей. А что насчёт письма из Королевской Гавани? Тиреллы примкнули к Ланнистерам, и впереди их ждала тяжёлая битва. Последнее, что сейчас нужно королю, – это конфликты между ближайшими сподвижниками. "Я скажу ему правду", – решил Давос и окликнул сына: – Маттос, сбегай-ка в камбуз. Узнай, как там поживает ужин для наших гостей. – Да, сир капитан. Когда хлопнула дверь капитанской каюты, Давос размял обрубки пальцев целой рукой и начал повествование. До сих пор он ещё никому не обмолвился о том, что ему известно о жрице из Асшая, но теперь время пришло. – Перед отплытием с Драконьего Камня его величество задал пир для своих лордов-знаменосцев. Там собрались лорды Узкого моря, сир Акселл Флорент, Салладор Саан из Лисса, Морош из Мира и леди Мелисандра тоже. Но место мейстера Крессена занял его помощник, Пилос, по воле его величества. – Мейстер Крессен! – обрадовался Ренли. – Давненько я о нём не слышал! В детстве он заботился обо мне, пока брат не забрал его на свой Драконий Камень. Как он поживает, здоров ли? Выражение лица Давоса подсказало ответ, и Ренли умолк. – Я пригласил старика занять место рядом со мной. Старый мейстер затеял спор с королём – попытался отговорить его от вступления в войну. Я разделял опасения: Штормовые лорды не поддержали притязания… – Давос запнулся. – Ах да, – припомнил Ренли. – Станнис посылал вас и ваших сыновей к моим лордам, предлагая примкнуть к нему. Мне это известно. Что ж, я не держу на вас зла, сир. – По моему разумению, мы собирались свалять большого дурака и повидать морское дно, как когда-то Пестряк. Но леди Мелисандра подсказала королю, как действовать. – И Станнис прислушался к ней? – Да. Мейстер Крессен жаждал остановить её. Я своими глазами видел, как он бросил что-то в мой кубок – яд, не иначе. А что же ещё? Он предложил жрице разделить с ним чашу вина в честь Владыки Света и его могущества. Я сделал попытку остановить его, но не преуспел. "Ради державы и ради души моего господина", – сказал старый мейстер. Он желал избавить короля от её влияния. Ренли подался вперёд, неотрывно глядя на Давоса. – Она испила отравленного вина, но её бог чудесным образом сохранил ей жизнь. А мейстер Крессен… Он погиб, задохнувшись. Ренли растерялся, и на лице Бриенны отразилось замешательство. – В народе судачат, будто старик бросил вызов Владыке Света и был наказан за свою дерзость. И только мне известна истина. Мейстер Крессен до самого конца оставался честным и преданным человеком, – тихо заключил Давос. – Прошу, что бы ни было у вас на уме, будьте осторожны. Жрица сказала правду: Станнис не нашёл Ренли в опочивальне. В гостиной, прямо на полу, устланном узорчатым ковром, свернулся калачиком Брайен. Мальчик похрапывал и даже ухом не повёл, когда король громко позвал его по имени. – Та-а-ак, – протянул Станнис, предчувствуя неладное. Витающее в воздухе винное амбре и посудина с бордовой лужицей на плоском донышке подсказали нехитрую разгадку. Опустившись на колено рядом с мальчиком, Станнис встряхнул его за худое плечо, но Брайен только всхрапнул громче. – Паршивец, – выругался Станнис, поднимаясь. – Споил мальчишку, а сам сбежал. Сиё действо не останется безнаказанным: весь завтрашний день Брайен посвятит галтовке кольчуг и уборке навоза в конюшне, а что до Ренли… Тут пришлось задуматься. Станнис не устанавливал для брата ограничений в передвижении, понадеявшись на его благоразумие. Что же, надо держать его взаперти по ночам, как девицу в цвету? В тяжёлых раздумьях король прошёлся по комнатам Ренли, отмечая роскошь и богатство. Впрочем, счётные книги Пенроза подсказывали, что зажиточность эта – напускная, и лорд Штормового Предела вовсе не так богат, как кажется со стороны. Чтобы разобраться в хитросплетениях доходов и расходов потребуется больше времени. Когда-то эти комнаты принадлежали леди Кассане, и Станнис нередко бывал здесь, навещая мать. Ренли изменил их до неузнаваемости. Например, комнату, где мать любила заниматься вышивкой у окна, он превратил в кабинет, хотя едва ли часто использовал его по назначению. Письма Ренли всегда писались рукой мейстера. На вопрос, почему он выбрал для себя покои леди-матери, брат ответил, что её гардеробная значительно превышает в размерах отцовскую. Станнису достались комнаты лорда Стеффона. К его прибытию в замок их чисто убрали, но затхлый душок развеялся лишь несколько дней спустя. По словам Ренли, ранее их занимал король Роберт, когда приезжал погостить в Штормовой Предел и, для разнообразия, понянчить сына-бастарда. Станнис не навещал родной замок с тех пор, как Роберт сделал его лордом Драконьего Камня. Он остановился перед бумажной ширмой, явно привезённой из-за моря. На ней были изображены диковинные звери: полосатые кони, птицы всех расцветок, хвостатые мартышки вроде обезьянки Марка Маллендора и тому подобное. У стены комкала передник горничная, ответственная за уборку, ночной горшок, грязное бельё и очаг. Король обратился к ней: – Давно ли ушёл мой брат? – Когда солнце село, ваша милость, – тоненьким голосом отозвалась она. – Он не упоминал, куда намерен отправиться? – Нет, ваша милость. Я… я не знаю, ваша милость. – Сегодня твои услуги больше не понадобятся, – сказал Станнис. – Уходи. Он отвернулся и сразу же забыл о ней. Как там сказала Мелисандра? Ренли захотелось веселья, тепла и света? Станнис сжал зубы. Недолго же наследник вёл пристойный образ жизни. Очевидно, если не нагружать Ренли работой от зари и до заката, он каждую свободную минуту потратит на удовлетворение своей неуёмной похоти. Кто снискал его симпатию на этот раз – прошлый прелюбодей, или же Ренли завёл нового? Гнев обжёг нутро, и король с силой заскрипел зубами. Как-то на одном из собраний Малого Совета Ренли шутил, что если дать Станнису достаточно зерна, он обеспечит королевство мукой на всю следующую зиму, не прибегая к помощи мельниц. Прислушиваясь к голосу рассудка, стоило покинуть покои брата и оставить это дело до утра. Ведь Ренли вернётся к утру, попробовал успокоить себя Станнис. "А его мягкую кожу украсят свежие следы страстно проведённой ночи", – будто шептал на ухо скверный советник – кто-то алчный и мелочный, недостойный называться королём. Но всё-таки, где сейчас его десница? Сбежал в лагерь за стенами замка или спустился вниз, на побережье? Станнис всё ещё держал в руке светильник с маслом, который принёс для Ренли. Какой-то частью себя он надеялся, что Мелисандра ошиблась в чтении всполохов огня – она говорила, такое случается, – и брат спит крепким сном. На миг его охватило желание швырнуть лампу в ширму, – Станнис почти видел, как она вспыхнет. Разгорится яркое пламя – дар Рглора, – и комнаты Ренли наполнятся огнём и дымом, пожирая памятные безделушки, вычурную одежду и непристойные книги. Безумное желание. Станнис отступил, чтобы предельно аккуратно поставить светильник на стол. На глаза попалась приоткрытая шкатулка из кедра. Он бездумно поддел крышку с росписью ногтём, и замер как вкопанный, не в силах сразу осознать увиденное. – Выходит, Мелисандра на самом деле колдунья. А я уж было заподозрил, что она обыкновенная шарлатанка. Какое облегчение! – саркастично изрёк Ренли, седлая своего мерина. – Ты веришь Луковому Рыцарю, Бриенна? – У сира Давоса нет причин лгать. Мейстер Крессен… Вы знали его, милорд? – Когда-то он служил мейстером в Штормовом Пределе, но Станнис добился у Цитадели разрешения о его переводе на Драконий Камень. Я запомнил его добрым стариком: Крессен приносил мне тёплое молоко с мёдом, когда я болел, и помогал подбирать ткани для моих детских игр. Любопытно будет послушать, что король думает о его смерти. Они собрались в обратный путь. Ренли насытился жареной рыбой и промочил горло сладким вином. Бриенна разделила с ним ужин, и он рассказал ей, как рыба с луком однажды спасли ему жизнь. Новости о гибели Крессена опечалили Ренли – и в то же время озадачили. Выходит, подозрения не обманули, и Мелисандра вовсе не так проста, как кажется. Яд её не берёт… Нужно взять это себе на заметку. "А ведь я не первый, кто хочет от неё избавиться. Или, вернее сказать, избавить от неё Станниса". Ренли проехал мимо "Ведьмы". Музыка ещё звучала, но его не тянуло подняться на борт. От сытного ужина клонило в сон, да и день выдался богатым на события. Стоит отложить нерешённые вопросы на завтра и хорошенько выспаться, – Станнис будет ждать его к завтраку. Во всяком случае, Ренли надеялся на это, несмотря на ссору. На сей раз брат не прислал оруженосца с приглашением на ужин. – Милорд, – окликнула Бриенна. – Хм? – Я вот о чём думаю, – она откашлялась и подвела свою лошадь ближе. "Стало быть, нам предстоит откровенный разговор", – догадался Ренли. Не так уж часто им выпадал шанс остаться наедине: если рядом не находилось кого-либо из знати, то поблизости обязательно сновали слуги, а Брайен и вовсе ходил за Ренли по пятам. Ренли не имел ничего против желторотого лазутчика, но они с Бриенной негласно избегали некоторых тем в его присутствии. – Вы усердно трудитесь на благо короля Станниса, – сдержанный тон девицы Тарт не предполагал похвалы. – А? В чём я провинился на этот раз? – Если король Станнис потерпит поражение, как желает того сир Лорас, будет трудно доказать, что вы находились при нём заложником и не более того. Вы передвигаетесь свободно на глазах у тысяч солдат и моряков. Все эти лорды будут свидетельствовать против вас. Стоит лишь спросить любого из них, и каждый скажет, что… – Что я вон из кожи лез, чтобы оказать посильную помощь мятежному брату, – закончил за неё Ренли. – Я об этом не думал. Он и сам не заметил, когда начал считать дело Станниса своим собственным. Брат ставил перед ним задачи, и Ренли находил некое удовольствие в исполнении королевских пожеланий. Может, хотя бы так Станнис будет им гордиться? Сыграло роль и назначение десницей: Ренли в самом деле не верил, что брат отдаст значительную долю власти в его руки, и доверие короля изрядно ему польстило. Он до сих пор не мог понять, почему Станнис желает видеть его на "Ярости", но часто испытывал удовольствие, разделяя бремя ответственности. Следуя за братом, Ренли до того увлёкся, что начал забывать о замысле Лораса, а когда вспоминал, то чувствовал себя неуютно. Что он здесь делает? О чём думает, когда рассуждает, как поскорее проломить Грязные Ворота? Разве Лорас не ждёт его там, за крепкими стенами Королевской Гавани? "Но я ведь Баратеон, а не Тирелл. Тиреллы отказались от меня, и моё место рядом с братом". А если следовать плану Лораса, разве он не должен желать Станнису скорейшей гибели? Разумнее избегать его общества, а не терзаться совестью в его присутствии, но Станнис мог счесть такое поведение подозрительным. Предать его означало преступить данную клятву и стать кем-то наподобие Джейме Цареубийцы. Ренли Братоубийца. Он не жаждал подобной славы. Тогда он стал бы трижды изменником: он изменил Железному Трону, собрав войска против законного правителя, будучи четвёртым в очереди на престол; он изменил самому себе, добровольно сложив корону. Разве это не закономерный шаг – третья измена, против данной им клятвы? Клятвопреступник – вот в кого он превратится, пролив родную кровь. Убийство родича – страшное преступление в глазах богов и людей. Нет, ради матери, родившей их обоих, Ренли никогда не поднимет руку на брата вне поединка, а в честном бою Станнис превосходит его и в силе, и в мастерстве. Для Станниса оставался ещё один вариант – Стена, но как заставить упрямца отказаться от того, что принадлежит ему "по праву", и добровольно надеть чёрное? Станнис скорее умрёт, чем сдастся. Но он умрёт королём, на что у Ренли не хватило смелости. В глубине сердца он испытывал восхищение перед несгибаемой волей старшего брата. Станнис – это чугун, чёрный и хрупкий; он скорее сломается, чем согнётся. Что станется с ним, если они потерпят поражение в Королевской Гавани? Но, строго говоря, решение Ренли опиралось не только на помилование и данную клятву. Последние дни полнились прогулками в свете первых лучей солнца, нитью разговоров и звоном тренировочных мечей на ристалище. Ренли сохранил колет с плеча брата; запомнил надёжную хватку на локте, когда Станнис вёл его в постель с верхушки донжона под всполохами далёких зарниц. Назвать череду столкновений близостью можно лишь с большой натяжкой, но если Станнис способен испытывать душевное тепло к кому-либо, то это было именно оно. Эта мысль не давала Ренли покоя. Обратный путь показался ему короче. Песни в лагере стихли под покровом ночи, а число горящих костров заметно поубавилось. Мерин ступил на утоптанную просёлочную дорогу и сам по себе свернул к высившейся на утёсе громаде Штормового Предела. – Войско Тиреллов в несколько раз крупнее нашего, – заметила Бриенна, обратив взгляд в сторону раскинувшегося под звёздным небом стана. – Даже если лорду Роббу Старку удастся запереть лорда Тайвина среди Западных холмов, в Королевской Гавани останется порядка шестидесяти тысяч мечей и копий. – Семидесяти, – с неохотой поправил её Ренли. – Лорд Тирелл собирал в Хайгардене ещё десять тысяч. Зато у нас есть корабли. – И осадные машины против укреплённого города, – за прошедшую луну оба заметно подковались в военной теории. – А что насчёт флота Пакстера Редвина? Брат задавал ему тот же вопрос. Лорд Редвин приходится закадычным другом Мейсу Тиреллу и обязательно примет его сторону. Когда-то они вдвоём осаждали Штормовой Предел, а теперь флот Редвинов насчитывал около двухсот галей и вполне мог сравниться с силами Станниса. – На наше счастье, его корабли стояли у острова Арбор, когда Станнис взял меня в плен. Серсея держит в заложниках его двойняшек, Хораса и Хоббера, так что Пакстер не рискнул присоединиться к Мейсу открыто. Арбор слишком далеко отсюда – на той стороне Вестероса, и даже если лорд Редвин уже ведёт свой флот сюда, ему нипочём не поспеть до штурма. У него нет иного пути, кроме как обходить Дорнийскую пустыню, а далее придётся пройти сквозь Ступени. – Но и медлить не стоит, – Бриенна всегда склонялась к осторожности. – И всё же, мне кажется, исход битвы предрешён. Она была права, и одна-единственная асшайская колдунья, хотя бы и бессмертная, едва ли сумеет помочь. На душе у Ренли стало скверно. Каким бы талантливым полководцем и флотоводцем ни был Станнис, численный перевес сыграет решающую роль в предстоящем сражении. Атака захлебнётся у стен города, а если разделить войско Тиреллов, и часть его ударит с тыла, жалким остаткам армии брата придётся спасаться бегством. – Станнис слишком упрям и горд, чтобы признать очевидное. Но я не могу просто опустить руки и ждать спасения, которое обещает мне Лорас, – Ренли, прогнав сонливость, сел в седле прямо. – И что же это за спасение? От родного брата? Я не нуждаюсь в этом. Станнис – моя кровь и мой король, и при необходимости он будет защищать меня так же, как и своё королевство. А я последую за ним куда угодно. Ему понравилось, как это звучит. Пускай он запутался и не испытывал настоящей уверенности в собственных словах, зато поддержать Станниса означало поступить по совести. Лорды Вестероса ставят честь превыше всего, хотя бы на словах, а Ренли, в первую очередь, требуется восстановить загубленную репутацию. С бесчестным человеком никто и знаться-то не пожелает. – И даже на казнь? – с тревогой переспросила Бриенна. В смерти Ренли не нашёл подвига. В ночных кошмарах, со смертью за пазухой, он чувствовал себя опустошённым, выпотрошенным и всеми покинутым, – и только. "Но Станнис доверился мне. Впервые в жизни… Станнис поверил в меня". Настал час взять судьбу в свои руки. Нельзя вечно полагаться на Лораса, его отца или кого бы то ни было ещё. – Чему быть, того не миновать, – с безысходностью отозвался он. – Если Джофф казнит моего брата, я не преклоню перед ним колено. Не дождётся. Он всего лишь испорченный мальчишка, и другие Ланнистеры ничуть не лучше. Лишь сказав это вслух, Ренли почувствовал, что это в самом деле так. Каким бы занудой ни был Станнис, он гораздо сильнее походил на законного короля, чем выскочка Джоффри. Вот бы поговорить об этом с Лорасом. Рыцарь Цветов молод и вспыльчив, и он поторопился, вынося решение. Сев за стол переговоров теперь, Ренли сумел бы убедить его, что Станнис заслуживает шанса. Простил же он перебежчиков Штормовых земель и Простора, когда те присоединились к нему, в конце-то концов. Ренли сознавал, что обстоятельства сыграли против них. Имея больше времени в запасе или встретившись наедине, без свидетелей, он и Лорас сумели бы прийти к согласию. Теперь их разделяет множество лиг, и Ренли не в состоянии даже отправить письмо возлюбленному без опасения, что его перехватят. – Я буду с вами до конца, – пообещала Бриенна. – Ловлю тебя на слове, миледи, – улыбнулся Ренли в ответ.