Девятый Вал

Ты говоришь, Что в моих венах течёт северный ветер, Пусть я младше и тебе по плечо, Я твой на свете Самый страшный губительный шторм, На всей планете Ты не найдёшь утешения в другом. (с) Green Apelsin – "Северный Ветер"

Морской конёк. Крошечная рыбка с острыми иголками, похожая на лёгкого всадника в кайвассе. Герб древнего дома Веларионов, гордых потомков древней Валирии. Станнис не проявлял интереса к затейливым нарядам лордов, но он мог поклясться в том, кому принадлежит эта брошь. Он подавил яростный порыв сейчас же отправить на "Гордость Дрифтмарка" гвардейцев, чтобы те вытащили оттуда Ренли за шкирку. Силой, если придётся. Скандал не прибавит чести их дому. Лорд Высокого Прилива и знаменосец Драконьего Камня, Монфорд Веларион. Требовательный, нетерпеливый, воинственный человек. Как он посмел? Какое ему дело до Ренли? Станнису известно о распущенности десницы, но хоть у кого-то из этой парочки должна быть голова на плечах! Станнис припомнил, как, взяв брата в плен, отправил его в лагерь под конвоем Монфорда. Неужели у них что-то завязалось ещё тогда? Позже Веларион самовольно проводил Ренли в замок, когда тот рассорился с цветочным мальчишкой, – Станнис не давал приказа. Тогда он вздохнул с облегчением: Ренли ничего не стоило запереться в неприступном Штормовом Пределе и отправить к Тиреллам ворона с вестью о чудесном спасении. Нелепый промах Станниса в присмотре за ценным пленником едва не стоил ему короны, но теперь инициатива Велариона его не радовала. Знаменосца ждёт суровый выговор, – жаль, нельзя упрятать его за решётку. Всё же Ренли не дитя и не наивная девица, чтобы Монфорд надругался над ним против воли. Станнис пересчитал в уме прошедшие дни: Веларион изредка появлялся в крепости на утёсе, виделся ли он с Ренли? Он принимал участие в военном совете, а присутствовал ли на пиршестве в честь победы? Вчера, когда Станнис привёл брата на "Гордость Дрифтмарка", чем эти двое занимались в капитанской каюте? Рглор знает. Правую кисть сковал спазм, и Станнис в слепой ярости стиснул пальцы в кулак. Его обвели вокруг пальца, как деревенского простака. Ренли ничуть не изменился: показушное послушание – не что иное, как прикрытие его обычного безнравственного поведения. Как оградить брата от дурной наклонности? Только замуровать в Девичьем Склепе, – иного выхода Станнис не видел. Он остро ощущал собственное бессилие против пристрастия Ренли к мужчинам, и то было гадкое чувство. Самая надёжная защита от порока – совесть и сильная воля, а Ренли этих качеств отродясь не ведал. Неужели Станнис будет вынужден наблюдать за выходками десницы, стирая зубы в порошок со злости? Они и до Королевской Гавани не добрались, а Ренли уже ведёт себя подобно блуднице. Женитьба едва ли приведёт его в чувство, учитывая безуспешный опыт с Маргери Тирелл. Наверняка, вступив в брак, Ренли продолжил увиваться за Рыцарем Цветов, как ни в чём не бывало. Спросить бы совета у мейстеров, да как о таком спросишь? И у мудрого Давоса едва ли сыщется верный рецепт. Почему Ренли не может походить на Станниса, лорда Стеффона или хотя бы на Роберта? Почему он такой глупый, такой… трогательный и уязвимый? Представлять его в объятиях других мужчин невыносимо. Ревность или нет, – Станниса уже не волновала природа его душевных метаний. В ожидании брата он мерил его комнаты сердитыми шагами. В опочивальне под ноги попалась ендова, и Станнис опрокинул её пинком, забрызгав великолепный ковёр остатками вина. Очаг прогорел почти дотла, и король подбросил в него полено, поворочал хлопья пепла кочергой. Ярость тлела в нём, как эти угли. Ренли нужна твёрдая рука и достойный пример перед глазами. Но, одёрнул себя Станнис, он не должен быть жесток с братом. Роберт как-то пытался "выучить" их младшего парой оплеух, но подобная мера не возымела результата и только отвратила Ренли от семьи. Роберт зашёл бы дальше, не вступись Станнис за бестолкового мальчишку. Единственный раз он стоял против старшего брата и короля, и Роберт отступил. Оценил бы Ренли поступок Станниса, узнав про тот случай? Король опустился на стул в передней комнате, до боли сжав колючую брошку в кулаке. Монфорд подождёт, в конце концов, а вот блудному брату стоит преподать урок незамедлительно, – как только он соизволит вернуться в замок. Глубоко за полночь Ренли миновал стражу на верхнем этаже донжона и невольно задумался, гостит ли Мелисандра у короля и этой ночью тоже. Он ревновал и злился, уж хотя бы наедине с собой он может быть честен? Если Станнису так необходима грелка в постели, не мог ли он выбрать кого-нибудь ещё? "Ведьма околдовала его, в этом всё дело, – упрямо твердил про себя Ренли. – Не влюбился же Станнис, в самом деле. А что если да?" – закрадывалась предательски тревожная мысль. Трудно представить влюблённого Станниса, но на что ещё можно списать это нелепое увлечение красной жрицей? Раздражённый Ренли ненадолго замер перед дверью, за которой находились покои короля. Хотелось заглянуть в глаза этому праведнику в овечьей шкуре и послушать нравоучения на тему блуда. Ренли наверняка найдёт Мелисандру на королевском ложе: в её собственной клетушке царили темнота и тишина. Он обратил внимание, не пробивается ли свет из-под ведьминой двери, когда провожал Бриенну Тарт до её комнаты. Оказывать женщинам любезное внимание не в пример легче, чем исполнять супружеский долг. Бриенна зарекомендовала себя как терпеливая слушательница и не зубоскалила над переживаниями Ренли, как сделали бы друзья. Выкладывать ей смуту на душе оказалось даже проще, чем откровенничать с Брайсом Кароном, хотя тот когда-то считался закадычным другом Ренли. Между ними много общего: они почти ровесники, оба потеряли родителей в юном возрасте и рано стали лордами. Кароны из Ночной Песни во все времена служили надёжным щитом для Штормовых земель с юго-запада, и в Радужной гвардии Брайс единственный носил титул лорда. Ренли не заставлял гвардейцев отказываться от земли и титула при их наличии, но остальные Радужные плащи были рыцарями – вторые или третьи сыновья в роду, мечтающие о славе на воинском поприще. Может, из-за отсутствия запрета на владение землёй гвардия Ренли развалилась под первым порывом ветра? Но как обойтись без обещаний и соблазнов? По итогу Радужные плащи ничего не приобрели и ничего не потеряли. В тот злополучный день Брайс командовал правым флангом и имел возможность отступить, но остался, чтобы найти Ренли. В то время как Робар Ройс и Эммон Кью, его телохранители, ударились в бега. Что закономерно, сюзереном дома Кью считался лорд Хайтаэур, а Ройсы из Рунного Камня происходили из Долины. Им есть куда податься, в отличие от Карона и Морригена, – эти угодили в западню между двумя Баратеонами. "Нужно помириться с Брайсом", – Ренли зевнул. Всё же ему не хватало друга. Бриенна ласкова к нему, но от её решительной прямолинейности иногда зубы сводит. В этом она несколько походила на короля. Напоследок девица Тарт, сияя как начищенное медное блюдо, вслух порадовалась, что они прошли стороной "Гордость Дрифтмарка". А ведь Ренли так старательно избегал мыслей о своей неудовлетворённой похоти. – Иной бы побрал всех праведников, – уныло сообщил он в пустоту, толкнув дверь, ведущую в его покои. – Неужели лорд Веларион отказал тебе в удовольствии? Король не спеша поднялся навстречу. Ренли, споткнувшись от неожиданности, едва не упал. – Станнис? – изумился он. – А кто же ещё? Откуда ему известно о Монфорде? Неужели Брайен наябедничал? Нет, это невозможно: мальчишка напился до беспамятства. Не его ли храп доносится из гостиной? Может быть, на Ренли донёс кто-то из прислуги? Но он вроде бы не упоминал имени Монфорда этим вечером, и шептунов в замке не водилось. – Как ты узнал? – не удержался он. Единственной, кто был посвящён в планы Ренли, оставалась Бриенна, но она всю дорогу находилась рядом с ним. И отлучилась, только чтобы надеть доспехи… Нет, скорее Ренли добровольно примет сан септона, чем Бриенна предаст его. Хотя она, конечно, ревнует к Монфорду, но в ней слишком много чести, чтобы выступить в роли доносчика. Они связаны клятвой и тайной. Станнис простёр к нему руку и молча раскрыл ладонь. А вот и разгадка: брошка из слоновой кости с золотым узором. – Седьмое пекло! – Ренли шумно выпустил воздух из лёгких. Надо быть круглым идиотом, чтобы оставить откровенную улику на видном месте. И какие только ветра принесли Станниса в его солярий этим вечером? Король вовсе не стремился к общению с младшим братом вне государственных задач. В голове назойливой мошкой билась только одна мысль: как славно, что Ренли сжёг письмо Лораса. Станнис отправил бы его на плаху, даже не выслушав. – Закрой дверь, – велел брат. В его голосе и так не нашлось ни капли тепла для Ренли. Король не выглядел таким разгневанным, даже когда Ренли пытался "умыкнуть" у него корону. Да что с ним такое? Какого снарка его так волнует частная жизнь младшего брата? Только после замечания Станниса он обратил внимание, что вцепился в дверную ручку, будто собирался выскочить из передней под защиту стражи. Но часовые не посмеют возразить королю. И не придётся: Ренли не отступит. Подавив первоначальный испуг, он плотно закрыл дверь и развернулся лицом к Станнису. Ему не впервые приходится отстаивать интересы перед старшими братьями. В груди зарождалось злое веселье, подавляющее трепет. Неужели Станнис ждал его? Он здесь, а не со своей красной ведьмой! Под скрежет зубов, несмотря на возмущение и нелепость ситуации, Ренли почти ликовал. А если бы он задержался на побережье на всю ночь, стал бы король преданно ждать его до самого рассвета? Следов страсти на шее и ключицах не прибавилось, но, похоже, их наличие и не потребуется, чтобы вывести Станниса из себя. – Не хочешь рассказать мне, как чудесно ты провёл время? – раздражённо вопросил Станнис. – Я позволил тебе день отдыха не затем, чтобы ты шлялся по чужим постелям. Вид Ренли говорил за себя: распущенные локоны лежали на плечах, туника гармонично сочеталась с плащом, у правой ключицы – золотая застёжка. Неужели эта красота предназначалась для паршивца Велариона? Много чести. – Тебе интересно? Что ж, расскажу. Монфорд угостил меня изысканным вином, вовсе не похожим на то пойло, которым потчевал меня ты. Мы пылко целовались, и он ласкал мой клинок. Разумеется, я говорю не о Чёрной Розе, – улыбка на лице Ренли была как приклеенная. – Вот так. Брат небрежно огладил рукоять меча, висящего на поясе, большим пальцем потёр навершие. У Станниса сбилось дыхание, когда он осознал, что Ренли демонстрирует интимную ласку. – А затем, – ядовито продолжил он, уставившись в глаза королю, – я вылизал его пальцы, чтобы… – Прекрати немедленно! Закрой рот! – рявкнул Станнис. Его терпение висело на волоске. – В чём дело? Ты же сам хотел послушать, чем мы занимались. Завидуешь? А может, ты желаешь снова меня ударить? Давай, не жалей, ты же у нас король, – Ренли приблизился лёгкой походкой, спрятав руки за спину, и повернул голову, подставляя щёку. – Тебе можно брать в постель жриц, будучи в законном браке, а мне, даже холостому, нельзя проводить время, с кем и как пожелаю. Не так ли, Станнис? Скажи это. Точёный профиль привлекательного молодого мужчины притягивал взгляд. Если бы не ярость, расплавленной сталью текущая по венам, Станнис непременно ощутил бы слабость к этому человеку. Он отчётливо понимал, что нашли в Ренли мальчишка Тирелл и Веларион, но не желал слышать их имена в связи с братом. Сунув брошь за пазуху, Станнис грубо сжал локоны на загривке Ренли и силой заставил запрокинуть голову, чтобы осмотреть шею. На коже виднелись бледные, едва заметные пятна старых кровоподтёков, но не более того. Это работа Монфорда, у Станниса не осталось сомнений. Ренли, осознав, что он делает, расхохотался, но в его смехе не нашлось места веселью: в нём звучала безнадёжность. – Станнис… Серьёзно? Тебя не тошнит от собственного лицемерия? А если я скажу, что Монфорд взял в рот мой член, ты и штаны с меня снимешь? – Я велел тебе умолкнуть! Станнис тряхнул его, как щенка, едва не выдернув клок угольно-чёрных волос, и Ренли зашипел от боли. – Больно! Пусти! – Не смей даже упоминать об этой… гадости в моём присутствии, – гневно зарычал Станнис. – Ты, маленькая дрянь… – Дрянь? – Ренли издал беспомощный смешок. На ум просились вульгарные рисунки из той порочной книжки. Станнис тайком пролистал её, прежде чем швырнуть в камин. Неужели Ренли позволяет делать с собой подобные вещи? Раздвигает ноги, подобно женщине? Представляя обнажённого, раскрытого брата в руках Монфорда, Станнис едва не терял рассудок. Ренли же совсем мальчишка. Веларион овладел им? Скольких мужчин познал Ренли? – Да, Ренли, это омерзительно, – дребезжащим от ярости тоном заявил король. – Если ты до сих пор этого не понял, в тебе нет стыда. Да ты просто погряз в разврате! – А тебе за меня, значит, стыдно? Противно иметь такого брата? Какой же ты… Ну за что ты так меня ненавидишь? – прошептал Ренли едва слышно. Несмотря на гнев, опаляющий лёгкие, как дыхание дракона, Станнис захотел возразить. Он вовсе не ненавидит Ренли, даже наоборот, – хочет, чтобы Ренли сам тянулся к нему, а не к Цветочному Рыцарю, мерзавцу Монфорду или даже Бриенне Тарт. Они с девицей стали на удивление близки, не разлей вода, а Станнис жаждал сам слушать бессмысленные речи брата, ощущать его присутствие и держать Ренли, хмельного, под локоть, чтобы отвести куда следует. Возможно, в свои покои, ради уверенности, что Ренли не грозят чьи-то похотливые взгляды, руки, губы… Даже думать о таком тошно. Что же делать, глаз с него не спускать? Как будто у Станниса забот не хватает. Неужели им, родным братьям, суждено грызться друг с другом на протяжении всей жизни? Почему Ренли улыбается всем, кроме него? Так происходило всегда, начиная с первого заседания Малого Совета, когда к ним пожаловал новоиспечённый мастер над законом. Ренли расточал любезности направо и налево, и только Станниса миновала его приязнь. Почему? Наверное, для того, чтобы завоевать какое-никакое расположение брата, нужно, для начала, прекратить причинять ему боль. Станнис заставил себя разжать хватку; он противился жесту доброй воли всем существом. Разве может охотничий пёс, вкусив свежей крови и горячей плоти, позволить добыче уйти? Чёрные пряди выскользнули из пальцев – окончательно, бесповоротно. "Я человек, а не дикий зверь. Я сам делаю выбор, – а в сердце, между тем, клубился страх: – Я потеряю его насовсем…" А Ренли, ощутив свободу, вдруг действительно подался к Станнису, перехватив его запястья. Его пальцы походили на оковы – жаркие, достаточно крепкие, и затем… Станнис не успел даже задаться вопросом о намерениях брата, когда ощутил его губы на своих. Неожиданная ласка застала его врасплох. Разве это явь, а не сон? Сладкий, несбыточный сон. Так не бывает. Но губы Ренли оказались такими мягкими, даже нежными, с тонкой оболочкой, прокусить которую не составит труда. Тёплое дыхание отдавало сладостью летнего вина. Слишком уж всамделишные ощущения, чтобы спутать их с грёзами. Станнис так и не сумел разжать челюсти, слишком ошарашенный, чтобы шевельнуться. Поцелуй вытолкнул из лёгких раскалённый гнев; на смену ему пришло немое изумление. Ренли ущипнул его за нижнюю губу, лизнул мокрым кончиком языка и отодвинулся – лишь на пару дюймов, – но по-прежнему сжимая его руки. Крепкие, загорелые запястья Станниса в его длинных, тёплых пальцах. И сам Ренли – порывистый, невозможно-красивый, до боли желанный. В груди защемило. Если бы не влажное прикосновение языка, его поцелуй можно счесть почти целомудренным. – Видишь? – с болезненным надрывом в голосе прошептал брат. – Это всего лишь поцелуй. Да, мы с тобой оба мужчины, и что с того? Это никакая не мерзость, Станнис. Прекрати так говорить, прошу, мне больно это слышать. Прислушайся: это тепло, которым ты делишься с тем, кто рядом; это привязанность и близость; это наслаждение, в котором нет никакого греха. Зачем он это сделал? Зачем? Разве он не понимает, как Станнису тяжко держаться в его присутствии? Станнис, не слушая, взял лицо Ренли в ладони и рывком притянул к себе, чтобы поцеловать самому. Грубо и бездумно ткнувшись губами в его рот, он и вправду испытал удовольствие, что на время заглушило пожар злости и ревности внутри. А удовольствие было сокрушительным: Станнис едва не заурчал, как сумеречный кот, поймавший отставшего от матери оленёнка. Внизу живота мгновенно потяжелело, давая вполне ясный ответ на все сомнения. Наслаждаясь добычей, Станнис забыл о Монфорде, непотребстве и родстве. Ренли в его руках такой податливый и взволнованный. В это мгновение он целиком и полностью принадлежал королю. Наконец-то. Ренли поцеловал брата от отчаяния, в попытке доказать, что он не похотливое чудовище, каким считает его Станнис. А если не удастся убедить, то хотя бы уязвить, как жестоко уязвлён был он сам. На этот раз он не надеялся отделаться пощёчиной. Скорее предполагал, что лишится парочки зубов по примеру Джоффри, когда тот выпотрошил беременную кошку и получил кулаком в лицо от "отца" Роберта. Наверняка в глазах Станниса поцеловать родного брата всё равно что зверски истязать несчастное животное. Только вот зубы у Ренли не молочные. Но Станнис вернул ему поцелуй, да ещё с такой страстью! И это меняло всё. Никогда ещё его не целовали так исступленно и жадно. Колени стали мягкими, как перина из гусиного пуха. Ренли, наверное, не удержался бы на ногах вовсе, если бы не ладони брата, сдавившие нижнюю челюсть тисками. Злость, обида и тоска тут же схлынули, а разум заволокло туманом. Резкий запах соли и дыма пьянил не хуже крепкого дорнийского вина. Губы брата – обветренные, щетина колет щёки, и это именно то, что так нравится Ренли в мужчинах. Лорас совсем не скоро станет таким же матёрым, как Станнис, если ему вообще суждено. Скорее нет, если вспомнить его отца и старших братьев. В Станнисе Ренли открыл дикость и похоть, необузданное мужское желание. Поцелуй короля продлился даже дольше, чем его собственный, или Ренли просто потерял счёт времени? Лёгкие пылали от нехватки воздуха, а голова кружилась, когда брат, наконец, отпустил его. Ренли шатнулся, но устоял, ощущая себя молодым деревцем под натиском бури. Подняв взгляд с томной поволокой, Ренли наблюдал, как под грубыми чертами Станниса медленно проступает осознание содеянного. Но это не страшно. Станнис слишком честен, чтобы взять назад слово или действие. Как бы глупо ни прозвучало, Ренли сожалел лишь о том, что употребил на ужин рыбу, жареную с луком, – не лучшая приправа для страсти. "Вот засада, Станнис терпеть не может рыбу, – совершенно идиотская мысль, и так некстати. Позже Ренли выпил вина, но всё же… – Как он может называть меня дрянью и целовать после?" – Ренли, – ожил Станнис, заморгав. – Что ты наделал? – Я?! Ренли расхохотался, икая от смеха. Внезапно он осознал суть происходящей комедии. Станнис поцеловал его! Станнис его поцеловал. – Как я сразу не догадался! – Ренли спрятал лицо в ладонях, не в силах сдержать веселье. – Ренли! – одёрнул его Станнис, бледнея от злости. – Да ты хочешь меня! – победно озвучил Ренли вслух. Вот он – камень преткновения бесчисленных ссор и скандалов. Кто бы мог подумать? Станнис на самом деле его ревнует! Родной брат, подумать только… Сколько обид и унижения пришлось стерпеть, чтобы прийти к такому странному заключению. – Ренли, замолчи! – приказал брат. Он выглядел так, будто его кипятком ошпарили. Ренли честно попытался скроить серьёзную физиономию, но чувствовал себя ребёнком вроде Эдрика, когда Варис прислал ему в подарок на десятые именины пони от лица короля Роберта. Эдрик, который так старался вести себя с достоинством, скакал от счастья как расшалившийся малыш. Вот и Ренли разве что не прыгал. Его собственный "пони" гневно фыркнул, и Ренли засмеялся снова. Нет, нужно взять себя в руки, спохватился он. Станнис же так обидчив! Судя по его лицу, он готов в петлю полезть. Неожиданный всплеск влечения изумил его не меньше, чем Ренли. Какой там девиз у почитателей Кузнеца? "Куй железо, пока горячо"? "Он смеётся надо мной. Я поцеловал его, а он…", – эта мысль так же неприятна и горька на вкус, как и предательство младшего брата. Услышав вести о коронации Ренли в Хайгардене, Станнис поначалу отказывался верить, но обида уже глодала сердце. Смех Ренли вонзался стрелой в живую плоть едва ли не глубже, чем его измена. Станниса захлестнул стыд, и он развернулся на негнущихся ногах, чтобы отыскать выход из комнат брата. Тот, разгадав его намерение, ухватил Станниса за руку. – Нет! Послушай меня, – Ренли удержал его на месте, упираясь в пол. Братец не слаб, но Станнис превосходил его как в силе, так и в росте. – Что ещё? – процедил король, повернув голову. – Ты думаешь, я смеюсь над тобой? Вовсе нет, – затараторил Ренли. – Меня ещё никогда не целовали так, что ноги подкашиваются. Поверь. Ты мне едва шею не сломал! Станнис не поверил. Поверить в то, что Ренли не искушён по части поцелуев? Станнис не такой дурак. Но всё же он остановился, желая послушать, что красноречивый братец может наплести, – любопытство возобладало. В ушах шумела кровь, лицо пылало огнём. "Я должен был оттолкнуть его, приструнить. Почему я не сделал этого?" – Тебе же понравилось? – напористо спросил Ренли. – Скажи. Станнис пожалел, что остался. – Это грех, – упрямо произнёс он, сдвинув брови. – Разврат и кровосмешение. Отпусти. – Нет, – Ренли с не меньшим упрямством сжал его локоть. – Тебе понравилось, Станнис? Да или нет? Скажи правду. Станнис глубоко вдохнул. – Да! – рявкнул он, высвобождаясь. – Ты доволен? – Почти, – Ренли обогнул его и прижался спиной к входной двери. – Признай, что в этом нет ничего омерзительного. Тебе не кажется лицемерием называть связь двух мужчин мерзкой, а затем целовать родного брата? – Ренли… – Станнис чувствовал себя взнузданным конём. Он припомнил оскорбления, которыми потчевал Ренли на протяжении многих лет, – тогда они казались справедливыми. Не поощрять же распутное поведение младшего родственника? Как Станнис мог так оступиться теперь? Ренли злится? Ненавидит его? – Ты поцеловал меня, – напомнил Ренли почти ласково. Станнис закрыл глаза. – Целовать тебя не мерзко, – с трудом сознался он. – Но твоя связь с Монфордом… Если он сделал с тобой нечто подобное тому, что я видел в твоей книжке, я его кастрирую. Клянусь честью, я… Увидев глупую ухмылку на устах Ренли, Станнис пожалел во второй раз – о своём признании, – но явно не в последний. Брат поймал его в ловушку, и Станнис сознавал, что отныне придётся любоваться этой ухмылкой бессчётное количество раз. Невыносимо. Ренли не забудет ему этот позор до конца дней. А если растреплет приятелям? До чего же глупо. Но, ощутив мягкость его губ, вдохнув запах пряного летнего вина, устоять невозможно. – Никто не должен знать об этом, – отрывисто сказал король. – Тебе ясно? – Я не дурак, – отмахнулся Ренли и огляделся, выискивая взглядом служанок. – Мы одни. Только вот Брайен… Оба умолкли, прислушиваясь к негромким раскатам храпа в соседней комнате. – Одни, потому что я отослал прочь твою горничную, – нахмурился Станнис. – Тебе не пришло в голову убедиться в этом, прежде чем… Он замешкался, и Ренли закончил за него: – Поцеловать тебя? Ото всех не скроешь, и прислуге всегда известно о таких вещах вперёд ближайших родственников. Поверь, уж я-то знаю. Скажи спасибо, если лорд-дядя не поздравит тебя завтра со сделанным открытием. Ну, знаешь, в плане влечения. – Ренли! – ужаснулся Станнис, представив реакцию престарелого лорда Эстермонта, если до него дойдут слухи о греховной связи племянников. – Ладно! – в тон ответил Ренли, откровенно забавляясь. – Я буду нем как рыба. Весёлый блеск сине-зелёных глаз добавил Станнису головной боли. Что же он наделал? Ренли теперь ни за что не уймётся. Ренли захлестнуло предвкушение. Поцелуя недостаточно, ему хотелось больше – особенно после того, как он бездарно потратил время на тайны алой ведьмы. Нет, беседа с Давосом отнюдь не бесполезна, и, как десница, Ренли гордился своим усердием, но ведь он так и не удовлетворил похоти. Пока Станнис хватал ртом воздух, осмысляя произошедшее, Ренли несмело потянулся навстречу и накрыл рукой его пах. К своему удовольствию, он обнаружил, что мужество короля даже крепче его собственного. Неужели Станниса настолько возбуждают поцелуи с младшим братом? Чудо, что его вообще возбуждают поцелуи! Но Станнис, перехватив его кисть, отвёл руку Ренли в сторону. Не стиснув пальцев, как это сделал однажды Веларион, – а довольно бережно. Умеет же, когда хочет. Но Ренли всё равно ощутил недовольство. Из счастливого мальчишки, верхом на пони, он вмиг превратился в капризного ребёнка. – В чём дело? Тебе же нравится! Я могу подарить тебе удовольствие! – Так нельзя, – возразил Станнис. – И тебе это известно. Ты мужчина, и я твой родной брат. – Ты ещё про свою жену забыл упомянуть. Ну уж нет, – заупрямился Ренли. – Почему нельзя? Объясни. Ты же король! Кто тебе запретит? – Грешное создание, – укорил Станнис. – Корона – это не столько права, сколько обязанности, Ренли. Когда-нибудь ты поймёшь. К тому же, это тут вообще не причём. – А что тогда? Вера? Ты не веришь в Семерых! А твоему драгоценному Рглору дела нет, кому ты даришь своё внимание! Позволяет же он тебе тискать свою жрицу! Станнис сопротивлялся, но не слишком настойчиво, чтобы избежать попытки соблазнения. Ренли не давал себе ни минуты на размышления, лишь бы не устыдиться собственного поведения. Предлагать себя столь откровенно родному брату… Станнис, наверное, прав, рассуждая, что в Ренли нет ни капли стыда. Но ведь короли из дома Таргариенов сотни лет делили ложе со своими сёстрами! И сотни лет септоны, знать и простонародье смотрели на их бесчинства сквозь пальцы. Пример дома драконов, а затем и Роберт наглядно показали Ренли, что король вправе делать всё, что вздумается, если у него достаточно сил и власти. – Не кричи, – устало сказал Станнис. – И откуда тебе известно о Мелисандре? Ренли затих и закусил щёку изнутри, не желая проговориться о Брайене. Мальчишка не заслужил предательства. Он и так получит от брата нагоняй за выпивку, – в этом даже сомневаться не стоит. – Сам догадался, – буркнул он. – А ты только что это подтвердил. Захватывающий восторг от страстного порыва короля мало-помалу таял, уступая место разочарованию. И с чего он только взял, что Станнис уступит? Станнис, который нос воротил от потаскушек в постели Роберта или мужчин, ухаживающих за Ренли. Даже толстый верховный септон вёл более благоденствующий образ жизни, нежели Станнис. Даже престарелый мейстер Пицель таскал в постель молоденьких девиц. Прекрасно. Несмотря на взаимное вожделение, они будут чураться этой страсти. Но ведь красной ведьме удалось обаять короля! От этой несправедливости Ренли едва не взвыл. – Чем она лучше, чем я?! – выпалил он, не успев как следует подумать. Он хотел было добавить, что по её вине погиб Крессен, но вовремя осёкся. Он же клялся Давосу, что никто не узнает об этом разговоре. Если лорд не станет держать данное им слово, он лишится чести, а честь отличает знать от черни. К тому же, Ренли имел кое-какие виды на дом Сивортов. Пускай сир Давос всей душой предан его величеству, ничто не мешает Ренли прибрать к рукам его старших сыновей. Давос дорожит ими, и он близок Станнису, а хороший десница имеет представление о тех, кто окружает короля. Луковый Рыцарь, пожалуй, – человек надёжный и преданный, а вот насчёт красной ведьмы Ренли питал глубокие сомнения. Станнис ответил ему смехом, резким и грубым. Ренли растерялся, не зная, на чей счёт отнести сей выпад, – на свой или же на ведьмин. – Ступай-ка ты спать, Ренли. Ты, видать, переутомился, рыская по чужим брюкам. Ренли обиделся, но хотя бы этот упрёк он честно заслужил. – Если тебе интересно, я не виделся с Монфордом сегодня, – вскользь сообщил он. – Неужели? – брат окинул выразительным взглядом его наряд: от золотой цепочки на шее до элегантных высоких сапог, – и на его скулах заиграли желваки. – Тогда позволь поинтересоваться, чью каюту ты навещал на этот раз? Всё-таки Станнис его ревнует! Это ревность; вся его злость проистекает от обычной ревности. А это уже что-то. Пускай Станнис сколько влезет уворачивается от посягательств на своё мужское достоинство, но его пылкость говорит о многом. Ренли мигом сообразил, как подцепить брата на крючок. А поцелуи смиряют его гнев, – он и это запомнил. Станнис едва не пылал от ярости, когда Ренли появился на пороге передней, и утих после того, как их губы соприкоснулись. Он явно смущён, но далеко не так свиреп, как прежде. Разве не очаровательно? Вместо того чтобы полезть на Ренли с кулаками, Станнис притих и сделался смирным, как ягнёнок. – Я собирался к Монфорду, это правда, – признался Ренли. – Но передумал. Могу поклясться, если не веришь. Или спроси Бриенну Тарт, – она не солжёт. Он не стал предлагать королю задать тот же вопрос Давосу, иначе обязательно последуют разбирательства о цели визита Ренли на "Чёрную Бету". Лучше держать их разговор в секрете. Ренли надеялся, что и у Сиворта хватит ума не проболтаться. – А как же твой похабный рассказ? – недоверчиво осведомился король. – Это… это было в прошлый раз, Станнис, – Ренли беспокойно облизал губы. – Я был сильно пьян, и это… была ошибка. Станнис явно остался недоволен, но смолчал на этот счёт, и уточнил только: – Тебе стоит меньше пить, если не хочешь закончить, как Роберт. Что заставило тебя передумать сейчас? – Долг перед моим королём, конечно, – Ренли лукаво улыбнулся. – Если не желаешь, чтобы я навещал Монфорда, тогда поцелуй меня снова. – Что? Ренли, это вымогательство, – выругался Станнис. – Это обещание! Челюсть короля дёрнулась в сторону. Многих его привычка заставляла испытывать беспокойство, но только не Ренли. "Я должен испытать это вновь". – Ты даёшь слово не предаваться плотским утехам с лордом Веларионом? – подозрительно спросил Станнис. Очевидно, он находил предложение заманчивым. – Да, если подаришь мне поцелуй. И только верховный септон может освободить меня от данной клятвы, – торжественно провозгласил Ренли. Решившись, Станнис наклонился к нему и коротко поцеловал, заставляя сердце совершить кувырок на высоте, которая отделяла Штормовой Предел от уровня моря. На этот раз Ренли успел собраться с духом: он цепко удержал брата за затылок, где ещё сохранились коротко стриженые волосы, и ответил ему. Станнис был как натянутая тетива, но всё же замер, не вырываясь, и Ренли коротко ущипнул его губы своими несколько раз, одаривая невинной лаской. Челюсти Станниса оказались крепко сжаты, но Ренли находил в этой детали особенную прелесть. Его гордый король заслуживал того, чтобы пройти путь без спешки. – У меня есть что предложить тебе, – прошептал Ренли, с сожалением отпуская брата и заглядывая в его глаза. – Достаточно. Тебе пора в постель, – Станнис обречённо смотрел на него. "Я хочу ещё. Не оставляй меня". Ренли не предложил брату присоединиться, чтобы не спугнуть. Он и правда слишком торопится. Станнис же закостенелый праведник, и не стоит ждать, что он сразу пустится во все тяжкие. Нужно запастись терпением, но Ренли упорно не желал задуматься, ради чего. Целовать Станниса слишком сладко, чтобы размышлять о том, к чему эти ласки могут привести. – Завтра я соберу военный совет. Нужно сообщить рыцарям и лордам, что Тиреллы заключили союз с Ланнистерами и выступят под их знамёнами, – сменил тему Станнис. На твёрдой почве военной стратегии он чувствовал себя куда увереннее. – Насчёт этого, – Ренли замешкался, неохотно оставляя мысли о плотских утехах. – Ты не передумал идти на Королевскую Гавань? Раз уж Хайгарден поддержал Джоффри… – Ты предлагаешь мне сдаться и свернуть знамёна? – тут же ощетинился король. – Нет, – терпеливо ответил Ренли, смягчая голос, – я хочу знать, что у тебя на уме. Король и его десница должны держаться заодно, верно? – Верно, – зарождающаяся буря в голосе брата утихла. Очевидно, и ласковый тон ему по вкусу. Ренли усмехнулся про себя: "Значит, тебе нравится, когда тебя гладят по шёрстке? Ну, ещё бы. Я найду к тебе подход, мой дорогой". А может, Станнис благоволит Ренли сильнее, чем прочим вассалам? Эта догадка нуждается в проверке. – Мне нужно, чтобы ты был полон сил, – сказал брат с привычной пасмурной миной на лице. – Можешь выспаться, но к полудню изволь собраться. И ни шагу к Монфорду, ты обещал. – Ни шагу. А можно завтрак в постель? – Я пришлю кого-нибудь. Передай Брайену, чтобы с утра и до самого вечера занимался чисткой кольчуг. – Но, Станнис, это моя вина. – Не только. У мальчишки должна иметься своя голова на плечах. Когда-нибудь он станет рыцарем. С этих пор обязанности твоего оруженосца будет исполнять Деван. Он прилежный мальчик, и твоё дурное влияние не испортит его характер. – Ваше желание – закон для меня, мой король, – покладисто согласился Ренли. – Снова паясничаешь? – Ваше величество слишком дурного мнения о своём скромном слуге. Брат без слов развернулся и скрылся в солярии, а назад вернулся с горящей масляной лампой в руках. Обычный светильник, но в покоях Ренли такого не водилось, – слишком уж скромный с виду. – Это ещё что такое? Подарок в честь твоего признания? Неожиданно, но весьма трогательно. – Считай, как хочешь, – Станнис сдвинул брови. – Оставь его на ночь при себе. И прочти молитву Владыке Света перед сном. – Чего? – Ренли изумлённо уставился на него. – Ты меня слышал. Это приказ твоего короля, Ренли. Выполняй, – непреклонно заявил брат. – Я не знаю слов. Тут Ренли покривил душой. Иные почитатели Рглора так усердно бормотали молитвы, собираясь у костров на закате, что их присказки въедались в память, как пятна крови портят атлас. Вечерняя служба растягивалась на целый час, но общий смысл оставался неизменным. Станнис посмотрел на него, как смотрел на Лунатика при королевском дворе, но всё же произнёс: – "Владыка Света, согрей нас и защити, ибо ночь темна и полна ужасов". Повтори. – Владыка Света, согрей нас и защити, ибо ночь темна и полна ужасов, – покорно сказал Ренли. Не иначе как Мелисандра навязала ему этот бред при помощи его величества. Желает отыграться за насмешки над красным богом? Ладно, вреда не будет. Ренли принял светильник из рук Станниса. Их пальцы на мгновение соприкоснулись, волнуя сердце. Ренли хотелось попросить брата задержаться, но он и так сказал и сделал слишком много, о чём наверняка пожалеет наутро. Он прикусил язык. – Доброй ночи, Станнис, – проговорил Ренли, в глубине души мечтая о поцелуе на прощание. Брат сделал движение, словно действительно хотел коснуться его волос, но так и не дотронулся. Проклятье! Убеждения Станниса крепки, но Ренли-то известно, как сладок запретный плод. Станнис не устоит. – В постель, – повторил король перед тем, как закрыть за собой дверь. Покинуть Ренли оказалось тяжким испытанием. Станниса не оставляло ощущение, что если он задержится, брат позволит сделать с собой всё, что только душа пожелает. Доступность разжигала вожделение, а искушение было столь велико, что Станнис едва мог ему противостоять. Разве может его терзать плотский голод по отношению к брату? Об этом и речи быть не может, но реакция тела свидетельствовала об обратном. Он не помнил, как добрался до отведённых ему комнат, и рухнул в глубокое кресло так, будто ему отказали ноги. Ренли частенько сердил его, но сейчас изумил до глубины души. С какой стати ему потребовалось целовать Станниса? Родного брата и короля? "Это привязанность и близость, и тепло, которым ты делишься", – примерно так сказал Ренли, и в груди действительно горел тёплый, не жалящий огонь. Но разве может Ренли испытывать симпатию к Станнису? Перед сражением ненаглядный младший братец откровенно заявил, что никогда не любил его. Ренли то жалит, как змея, то угощает золотым мёдом, и как разобраться, что у него на уме? Стоит ли расценивать его дерзость как очередную насмешку? Станниса преследовали странные желания: удержать Ренли за рёбра и, забравшись ладонями под тунику, коснуться обнажённой кожи, узнать, какая она всё-таки на ощупь. Невероятно мягкая, как замша лучшей выделки? И тёплая, как парное молоко. Под ней сокращаются и расслабляются крепкие мышцы. А её запах… Станнис не успел насытиться им, насладиться в полной мере. Он припомнил тонкий аромат вина и пряностей, витающий над Ренли. Хотелось дышать им, зарывшись носом в шею брата, чтобы кончики чёрных волос щекотали лицо. Станнис оставит на его коже собственные следы, и это будет изумительно. "Держи себя в руках". Станнис дотронулся ноющего паха под плотной шерстью брюк, и с губ сорвался хрип, прозвучавший слишком гулко в пустой комнате. Король до отпечатка зубов прикусил костяшки пальцев. Похоть снедала разум, лишая рассудка. Он заставил себя убрать ладонь от низа живота, вытянул длинные руки вдоль подлокотников и откинулся на спинку кресла, плотно сомкнув веки. Пока Станнис не даёт воли сумасбродным желаниям, с ними ещё можно мириться. Ни Селисе, ни алой жрице прежде не удавалось разжечь в его чреве пожар такой силы за считанные удары сердца. Неужели он и правда содомит? Но даже эта постыдная деталь не казалась таким уж большим грехом по сравнению с влечением к родному брату – юному, игривому созданию. А заметила ли стража красноречивый холмик в его брюках, когда король покинул покои десницы? Об этом следовало подумать заранее. Станнис поскрежетал зубами, ощутив новый прилив стыда. Это недопустимо, преступно, безобразно. И вина лежит на Ренли: это он поцеловал Станниса первым, и произошедшее должно остаться на его совести. Ренли играл с ним, как в детстве притворялся богом дождя и ветра: разжёг Станниса своим видом и речами, а затем укротил, как норовистого жеребца, прикосновением и шёпотом. Что за невероятная власть над королём заключена в его пальцах-оковах и лучистых глазах, утягивающих на морское дно? Стоит только поддаться, сделать шаг навстречу, – и рискуешь превратиться в утопленника. Ренли просто пьян, попытался убедить себя Станнис, в этом всё дело. Лихорадочный блеск глаз, жар тела. Вкус губ отдавал вином: спелые фрукты с примесью дуба, жаркие летние ночи. Станнис употреблял спиртное лишь изредка, но этот вкус жаждал испытать снова. Хотя бы раз. Он шевельнулся, открыл глаза, кликнул служанку и велел подать вина. Заспанная девочка немногим старше его дочери налила прохладный напиток из кувшина, поднесла чашу. Станнис задержал вино во рту, прежде чем проглотить. Красное, сладкое и не слишком крепкое – это вкус виноградников на реке Мандер, но этого недостаточно. Цедя вино маленькими глотками, Станнис припомнил и развязное поведение братца. То, как Ренли накрыл рукой ширинку родича, – разве может человек в трезвом уме совершить нечто подобное? Стыдно признаться, но ощутив его ладонь на своём мужском органе, Станнис едва подавил унизительный всхлип, – звук застрял где-то в горле. Очевидно, Ренли по какой-то причине не добился взаимности от трижды клятого Монфорда, а посему попробовал удовлетворить хмельную похоть с тем, кто подвернулся под руку. В то, что Ренли передумал по собственной воле, верилось с трудом. Монфорд носит изысканные одежды, у него приятная глазу внешность, и он наверняка оказывал Ренли знаки внимания. А без своего Цветочного Рыцаря брат изголодался по близости. Сдержит ли он своё слово? Обещаниям Ренли веры нет: он множество раз клялся Роберту забыть о преступной слабости. Но ведь он заключил сделку со Станнисом, уговор есть уговор. – Ренли, – пробормотал Станнис, пробуя имя брата на вкус, – и оно казалось ему слаще вина. – Ренли, мальчик. Он нащупал колючую брошку под плотной кожей колета. Завтра же он вернёт эту вещь хозяину, а заодно напомнит о правилах приличия. Ренли больше не увидит лорда Высокого Прилива в своей постели, но, расплатившись поцелуем, Станнис не мог считать себя победителем. Сколько юношей и мужчин их окружает? При одной мысли об этом король ощущал безнадёжность своей затеи оградить младшего брата от греха. Ренли всего лишь несносный мальчишка, но истина заключалась в том, что в этом мальчишке Станнис разглядел нечто большее. Ураган по имени Ренли захлестнул его, оцарапал горло колючим песком со дна, застрял в лёгких морским илом. Сравнение Давоса оказалось абсолютно верным, пророческим. Шторм не остановишь приказом и не удержишь в кулаке. Остаётся только спустить парус, захлёбываясь солёной волной, и отдаться во власть стихии; надеяться, что она тебя сохранит. Всего один поцелуй и несколько смазанных прикосновений, а Станнис ощущал себя сокрушённым и потерянным, точно потерпевший кораблекрушение. Как такое возможно? – Что-то не так, мой король? – на звук его голоса Мелисандра выскользнула из спальной комнаты. Пышногрудое тело скрывал алый халатик, ненавязчиво подпоясанный на стройной талии. – Вы разгневаны? Могла ли она прочесть в огне поцелуй, который Станнис подарил младшему брату? – Оставь меня, женщина, – отрезал он, едва взглянув в её сторону. – Ступай к себе. – Как пожелаете, – Мелисандра, как и всегда, послушна королевской воле. Она добавила масла в светильник и направилась к двери, как была, босиком. Холод не терзал её, как мучил неверных: над ней простёр длань красный бог. Станнис вернулся к своим думам. Этот замок, исконное владение Штормовых Королей и непредсказуемых, волевых Баратеонов, не зря носит своё имя. Так ли удивительно, что они оба, он и Ренли, обрели здесь свой предел? Их столкновение оказалось куда более диким и безумным, чем предрекал Давос. Что бы сказал контрабандист, узнав правду, которую узрел Станнис, заглянув внутрь себя? Ничего. Станнис угрюмо усмехнулся, гоняя нижнюю челюсть из стороны в сторону. На благоразумие Ренли надежды нет, а значит, он сам, как бы ни был велик соблазн, должен положить этому конец. Да и кто сказал, что грядёт продолжение? – Стой, – Станнис рывком поднялся на ноги и, в три шага догнав Мелисандру, крепко сжал её локоть. – Ваше величество, – нараспев отозвалась она, прежде чем он впился в алый рот грубым поцелуем. Её губы раскрылись, как цветок, навстречу. Их пряность с горечью полыни принесла разочарование: это совершенно не тот вкус, который Станнис вожделел на самом деле. – Вы не целовали меня прежде, – тонкая рука скользнула по его плечу, твёрдому от напряжения, будто камень. В душу закрались сомнения: Ренли действительно понравились его поцелуи? Едва ли. Король, помедлив, вытер губы тыльной стороной ладони. Он попросту не имел возможности научиться этой незатейливой ласке. Его брак давным-давно остыл, и он избегал поцелуев с Мелисандрой, поскольку их и не требовалось. Жрицу во власти короля держал долг, но с Ренли дело обстояло иначе. Нет, прочь грешные мысли. Станнис не давал Ренли никаких обещаний. Нужно выбросить из головы взволнованное сияние ярких синих глаз и несмелые прикосновения нежных губ. Забыть абсурдные поцелуи, раз и навсегда. Станнис развернул Мелисандру лицом от себя и наклонил над тяжёлым комодом из железного дерева. С её уст сорвался резкий вздох, и она покорно ухватилась одной рукой за край, в то время как он ещё сжимал её локоть. Станнис бесцеремонно задрал шёлковый халатик и пошарил ладонью, убеждаясь, что на ней нет белья. Он смёл с широкой поверхности комода покоящиеся там безделушки и пустой подсвечник. Ракушки в беспорядке застучали по полу. Расстегнув ремень и распустив шнуровку на брюках, он приспустил собственное бельё и вошёл. Её лоно было влажным и скользким, – она жаждала его. Мелисандра вскрикнула, выгибаясь, как кошка в течке, и следом издала протяжный стон, когда Станнис наполнил её собой. Он сжал зубы, наматывая багряные локоны на кулак, и, двигаясь рваными рывками, надёжно припечатал жрицу к твёрдой поверхности. Её голос дрогнул на высокой ноте. – Сбавь тон, – процедил он, почему-то не желая, чтобы её стоны достигли ушей брата. Опочивальня Ренли находилась за стеной, и звук едва проходит сквозь каменную преграду, но душной ночью окна открыты нараспашку. – Да-а, мой… повелитель, – прерывисто отозвалась она, и её голос растворился в ночи. Король размашисто покрывал молодую женщину, наваливаясь тяжестью и сгребая алые одежды до треска ткани. Мелисандра сжимала край комода, и перед его глазами маячили её острые лопатки, похожие на обломки крыльев. Огненные локоны её волос разметались по белокожим плечам, и Станнис смотрел на них, точно в огонь, отпустив мысли, не думая ни о чём. Прежде чем излиться, он вытянул наружу влажный от естественной смазки член и сжал его в ладони. Дыхание тяжело срывалось с губ, когда Станнис прошагал в опочивальню, на ходу расстёгивая колет непослушными пальцами. После близости с Мелисандрой его неизменно накрывала усталость, будто он провёл целый день на ристалище, в полном боевом облачении. Это означало, что и сон нахлынет мертвецки тяжёлый. Станнис уснул, прежде чем успел разоблачиться полностью, – мгновенно, как только голова коснулась подушки. 23.08.299 от З.Э. "А-а-а-а, какой стыд. Седьмое пекло, какой позор", – стучало пульсом в венах. Как он мог? Как он мог вести себя столь вызывающе? Требовать поцелуев и обещать удовольствие! Ренли Баратеон, лорд Штормовых земель и десница короля, предлагал себя как деревенская потаскушка. Девицы под красными фонарями Мизинца – и те, поди, ведут себя более утончённо. Отвратительно, возмутительно, хуже некуда. Пускай Станнис – король только по имени, это обстоятельство никак не умаляло позора Ренли. Окажись на месте старшего брата кто угодно другой, он не стал бы так сокрушаться. Что-то Станнис скажет ему, когда они встретятся внизу? А какие невысказанные слова прочитает Ренли в его штормовых глазах на сей раз? Презрение, брезгливость или равнодушие? Может, притвориться больным и отодвинуть встречу на поздний срок? Но играть в прятки до скончания времён не выйдет. К тому же, король должен объявить во всеуслышание, что на поддержку Хайгардена рассчитывать не стоит, и им придётся выступить на столицу в том составе, какой есть. Станнис будет прямолинеен, возражения или опасения могут вызвать его гнев, и Ренли обязан поддержать короля и успокоить вассалов. Нелёгкая это ноша – вести за собой войско против превосходящих сил. Решение властителя продолжать кровопролитную войну граничило с безумием, но голову десницы занимали мысли иного толка. Отношения братьев едва начали налаживаться после стольких лет вражды и неприязни, а Ренли одним махом загубил пробуждающуюся взаимную симпатию! Станнис презирает распутство… Но тот же Станнис делит ложе с алой жрицей вне брака и, более того, он поцеловал своего младшего брата с неподдельной страстью. Может, всё не так уж и плохо, как выглядит? Ренли велел служанкам натаскать горячей воды, чтобы искупаться, и передал Брайену пожелание короля. Мальчишка выглядел понурым. Он мучился похмельем, и ему предстояло провести целый день на солнцепёке во дворе, таская по утоптанной площадке тяжёлые бочки с песком и железом. Незавидная участь, и Ренли мог бы ему посочувствовать, если бы не был повергнут в уныние собственным конфузом. А что если бы Станнис согласился? Несмотря на собственную заносчивость, Ренли сомневался, что осмелился бы обнажиться перед братом. Нет, он скорее добровольно отдаст голову Джоффу, чтобы тот окунул её в смолу и насадил на пику. Неожиданный порыв Станниса пробудил страсть, немалую долю которой занимало смущение, – от стыда до сих пор пекло скулы и даже плечи. Ночью Ренли провалился в сон почти счастливым, одурманенным, но наутро его посетило осознание содеянного. Одно дело – посетить вдвоём баню, к примеру, ведь они оба мужчины и братья. В таком действе даже добродетельный септон не углядит ничего зазорного. Но после того как ладонь Ренли опустилась на пах Станниса, их отношения перестали носить исключительно родственный характер. Влечение к родным братьям и сёстрам было в ходу у Таргариенов, а в роду Баратеонов имеется некоторая примесь драконьей крови. Вроде бы основатель дома Баратеонов по имени Орис приходился незаконнорожденным братом Эйегону Завоевателю. На счастье Ренли, дом Баратеонов является самым младшим среди великих домов, и их история значительно короче, чем у каких-нибудь Старков, но Ренли всё равно слушал мейстерские уроки невнимательно. А вот его бабка по отцовской линии без всяких сомнений была из рода Таргариенов. Леди Оленна, она же Королева Шипов, говаривала, что от таргариеновской крови у Баратеонов вечно витают странные мысли в голове, и теперь Ренли убедился в правдивости её суждений на собственном опыте. Пока служанки суетились с вёдрами, от которых поднимался пар, молодому лорду подали завтрак. Станнис не забыл его пожелание, и Ренли немножко утешился хлебом с маслом, поджаренным беконом, фруктами и сливками. Угощаясь, он вспоминал первый скандал на почве порока, когда старшие братья случайно раскрыли его уединение с золотым плащом. Роберт силой оторвал юношу от стражника, а когда Ренли воспротивился, – закатил такую оплеуху, что в глазах помутилось. Рука у покойного короля была тяжёлой, и пятнадцатилетнего Ренли смело с ног. Станнис вроде бы вступился за него, загородив собой, но, когда Ренли перехватил его взгляд, в глубоко посаженных глазах плескалась неприкрытая злость. В те времена Ренли только постигал плотские утехи и себя самого. Он не мог противостоять братьям, – те ведь намного старше, сильнее, и каждый из них уже нашёл место в жизни. Один носил корону: недостижимая царственная особа, полноправный владыка Семи Королевств. Другой занимал при дворе должность советника. Оба женаты и уже имеют детей. По большому счёту, Ренли не представлял интереса для братьев. Роберт пригласил его погостить в Красный Замок и поохотиться в Королевском Лесу, но забыл о нём на второй день, а Станнис много лет хранил обиду за несправедливую делёжку наследства. Только Гарт, – золотой плащ, которому поручили присматривать за юным гостем, – отнёсся к нему с добротой, но в тот вечер Ренли видел Гарта в последний раз. Братья так и не сказали ему, что с ним сталось. Отсутствие поддержки и взаимопонимания в семье задело за живое, но Ренли смирился, избегая столкновений в открытую. Недавно он почуял, что ситуация повторяется, – только в роли короля Роберта выступил король Станнис. Ренли опасался, что неограниченная власть пробуждает в его родичах дурные стороны, но теперь убедился, что рассудил неверно. – Король умер, да здравствует король, – Ренли прикоснулся к щеке, вспоминая пощёчину, которой наградил его брат в обители мейстера. Но та оплеуха была заслуженной: Ренли действительно хватил лишнего. А на поцелуй Станнис ответил поцелуем… – Ванна готова, милорд, – одна из девушек улыбнулась ему. – Спасибо, Айрис, – Ренли поднялся из-за стола и задумался на миг. – А плесните-ка масла или чего-нибудь наподобие, мне хочется свежести. – Розовой воды, милорд? – Ни в коем случае, – Лорас обожал этот запах на коже Ренли, но Станнис скорее придёт в бешенство. – Пускай будет лимонная. Дразнящий, игривый аромат. Не смущаясь присутствия горничных, Ренли медленно разделся. Это Лорас из ревности настоял, чтобы лорду Штормового Предела прислуживали исключительно женщины. О стюардах пришлось забыть, чтобы не ссориться; Ренли, по возможности, избегал перебранок. Он чувствовал, что заблудился в лабиринте подозрений и страсти. Станнис вёл себя до того непоследовательно, что это выглядело странным даже для Баратеона. Он совершенно сбил Ренли с толку. Правда ли, что Станнис его ревнует? Эта догадка оправдывала его злость, когда речь заходила о Гарте, о Лорасе или о Монфорде. Не отвращение к мужеложству как к таковому, а банальная ревность. Станнис охотно поцеловал его, лишь бы вырвать из рук знаменосца, и Ренли похвалил себя за вымогательство, опускаясь в обжигающе горячую воду до самого подбородка. Бабка Лораса, помнится, называла его чистюлей. С виду благочестивая старушка остра на ум и на язык. Своего сына-лорда она неприкрыто именовала олухом. Уста Ренли тронула слабая усмешка при воспоминании о жизнерадостном, цветущем семействе Тиреллов. Сколько можно скучать по ним? Он принадлежит дому Баратеонов. – Айрис, отыщите для меня дублет в цветах моего дома, – распорядился он, прислоняясь затылком к краю ванны. Несколько лет Ренли носил золото и зелень, подражая Мейсу Тиреллу и его отпрыскам. Но Штормовой лорд, темноволосый и синеглазый, походил на них в той же степени, как Джоффри походит на покойного Роберта. Пришло время сменить наряд. Груз противоречивых мыслей становился неподъёмным: Ренли предпочитал действовать по обстоятельствам, а не по зрелом размышлении. Загадка поведения Станниса привела его в смятение. Годы семейного порицания не прошли даром, но Ренли терзался нелепой надеждой: может, хотя бы теперь Станнис примет его таким, каков он есть? Долгое время Ренли благополучно делал вид, что презрение братьев нисколько его не волнует, но стоило Станнису проявить свою странную симпатию, и Ренли вспыхнул, как уголёк под порывом ветра. Однако встал вопрос, что с этой симпатией теперь делать. Целовался-то зануда и ворчун столь самозабвенно, что, в самом деле, дух захватывало. Вот бы испытать это чувство вновь: и хочется, и колется. Несоответствие ожиданий и реальности изрядно забавляло Ренли, а сытный завтрак и горячая ванна приподняли убитое настроение. Эх, Станнис, экий скромник выискался! Если брат попробует предъявить претензии за поцелуй, Ренли напомнит о его собственной несдержанности. Пожалуй, ему даже повезло: он-то давно перестал скрывать свои склонности, и не ему теперь испытывать неловкость. Наступила очередь Станниса. Побывав в шкуре Ренли, брат не сможет предъявить ему обвинения в распутстве, – совесть не позволит. Или же он королевским указом отправит Ренли в Девичий склеп, сказал бы Брайс. Друг часто выступал голосом разума в их тандеме, и Ренли пожалел, что они до сих пор в ссоре. Если бы он только мог рассказать Брайсу о случившемся, у того обязательно нашёлся бы дельный совет, как действовать дальше. Придётся справляться самому. Приободрившись, Ренли растёр жёсткой щёткой кожу докрасна: ему нравилось скрипучее ощущение чистоты. Теперь от него пахло мылом и лимонной цедрой, а уложенные волосы, изысканный наряд и золотая цепочка довершат сиятельный облик Штормового лорда. Если Станнис хотя бы чуточку восприимчив к прекрасному, он обязан проявить толику интереса. Ренли возжелал приоткрыть грязные секреты старшего брата хотя бы в отместку за долгие годы брюзжания о содомии. А может, втайне понадеялся он, ему удастся избавить короля от ошейника, который нацепила на него алая ведьма? Как бы половчее пробудить его страсть? "Ну, теперь держись крепче, братец. Я с тобой сыграю". Переступив через край медной ванны, Ренли закутался в поданное полотенце, нацепил на лицо пакостную ухмылку и отправился выбирать наряд, приличествующий случаю.