***
— Привет. Хисын стонет и пытается скрыться от голоса, но холодный мокрый нос прижимается к его щеке, что будит его окончательно. Он сонно моргает, открывая глаза, чтобы обнаружить золотистую шёрстку Лейлы и большие карие глаза, прежде чем она бесцеремонно облизывает всё его лицо. Он стонет и перекатывается на другой бок, к Джейку, который бессовестно над ним смеётся. Тот уже сидит на постели, полностью проснувшийся, хотя его волосы растрёпаны, а футболка Хисына свободно свисает с одного плеча. Сбоку на его шее темнеет багровый след, вид которого вызывает в животе Хисына пожар. — Доброе утро, — хрипит Хисын. — Который час? — Рики ещё не проснулся, — отвечает Джейк, что означает, что ещё слишком рано. — Но на улице выпал снег. Хочешь выйти и сделать оленьи следы? Хисын ведь совсем забыл, какой сегодня день. Он смотрит на взволнованное лицо Джейка, на телефон в его руке с открытым на нём сайтом для родителей, и его переполняет внезапное желание попросить Джейка выйти за него замуж, как и предложил Рики. Он этого не делает, но обхватывает лицо Джейка ладонями и нежно целует. Он чувствует, как Джейк улыбается ему в губы, и улыбается тоже. — За что? — Я хочу, чтобы ты знал, что я пригласил тебя не ради этого, — говорит Хисын, и улыбка Джейка гаснет. — О чём ты? — Не ради того, чтобы залезть к тебе в трусы. Я… Я не хочу, чтобы ты думал, что я позвал тебя только ради секса. Джейк смеётся — и его смех так прекрасен, что Хисыну хочется слушать его вечность — и перекатывается, чтобы оседлать бёдра Хисына, прижимая его к кровати. — Я об этом и не думал, — говорит он, а затем ухмыляется. — И технически это я первым залез к тебе в трусы. — Тогда почему ты согласился прийти? — спрашивает Хисын, игнорируя трепет в животе. Ему интересно, способен ли Джейк видеть его насквозь, понимает ли, что на самом деле он хочет спросить: «Ты останешься с нами?». Джейк наклоняет голову. — Я… Я просто увидел прекрасную семью, которой, кажется, кого-то не хватало, — тихо говорит он. — И я… эгоистично захотел стать её частью. — Не эгоистично, — поправляет Хисын, притягивая Джейка к себе и целуя. — Мы тоже этого хотим. — Правда? И Хисын знает, о чём он спрашивает, потому что в глубине души задавался этим же вопросом. Он кивает, заправляя прядь волос Джейку за ухо. — Я хочу тебя здесь, — говорит он, краснея от того, как грубо звучит это признание. Но не имеет значения, насколько неловко он себя чувствует, потому что Джейк лучезарно улыбается, прежде чем снова поцеловать его. — Я тоже, — шепчет Джейк. — А теперь пойдём делать оленьи следы. На улице слишком холодно, а оленьи следы больше похожи на следы двух мужчин и собаки, пытающихся изобразить повозку Санта-Клауса, но это не имеет значения, потому что Джейк целует его, пока они принимают душ, а потом они прижимаются друг к другу на диване с кофейными чашками, наполненными горячим какао. И когда Рики выходит из своей комнаты, крича о том, что он увидел следы от саней во дворе, и прыгает на диван, чтобы обнять их обоих, Хисын ощущает, что его сердцу становится слишком тесно в груди. Он держит руку Джейка в своей, пока Рики прижимается к его боку, и чувствует, что сейчас всё так, как и должно быть. — Джейк, — говорит Рики, макая остатки печенья для Санты в свой стакан с молоком. — Ты теперь выйдешь за папу замуж? — Выйду, — отвечает Джейк, подмигивая Хисыну, отчего тот краснеет. — Если твой папа попросит. А Хисын… Он абсолютно не против.***
30 декабря 2023 г. в 21:43
Примечания:
как обычно проспала все даты, но всё равно бегу поздравить вас с наступающими и наступившими праздниками 💗
будьте здоровы в новом году
Хисын понимает, что должен чувствовать себя счастливым. Мерцающие гирлянды, которые украшают дома его соседей через дорогу, сияют как маленькие маячки, словно напоминая о том, что это должен быть весёлый праздник, время украшений, исполнения желаний и всего самого хорошего. И по сути, всё действительно хорошо. Его сын стоит на крыльце, замотанный в три слоя шарфа, который практически закрывает всё его лицо, держит в руках связку гирлянд и старательно осматривает её, чтобы убедиться, что ни одна из лампочек не сломана. Хисын счастлив, но чувство лёгкой грусти всё ещё сидит где-то глубоко внутри него.
Он развёлся всего шесть месяцев назад, и хотя расставание длилось намного дольше — почти три года, — этот факт всё равно причиняет ему боль. Хисын никогда не считал себя романтиком, но когда почти десять лет назад он попросил свою теперь уже бывшую жену выйти за него замуж, он думал, что они будут вместе навсегда. К его сожалению, это «навсегда» оказалось коротким. Они сохраняли отношения ещё достаточно долго, чтобы успеть насладиться радостью от того, что держат на руках своего первого ребёнка. Но как только у Рики начались колики, и он плакал всю ночь напролёт, стало совершенно ясно, что родительство — это не то, чего хотели они оба.
Сначала она отдалилась. Потом начала брать новые проекты, которые требовали постоянных командировок. А затем совсем перестала появляться дома. Но, тем не менее, всё это ранило не так сильно, как то, что она даже не попыталась сохранить хотя бы частичную опеку над Рики, когда они подали на развод, вместо этого прямо сказав: «С тобой ему будет лучше. Всё это просто не для меня».
Поэтому теперь Хисын — единственный родитель Рики, которому приходится придумывать хоть сколько-нибудь звучащие правдоподобно ответы на вопросы сына о том, почему он больше не видит свою маму. Прошло шесть месяцев, но Хисын всё ещё чувствует горечь. В прошлом году они с бывшей женой лишь притворялись семьёй, чтобы не портить праздник, напряжённо пытаясь сделать вид, что всё в порядке, ради Рики, но теперь Хисыну нужно справляться в одиночку, и он не чувствует, что у него хоть что-то выходит.
— Папуль, — раздаётся голос Рики. — Ты выглядишь недовольным. Огонёчки всё-таки сломались?
Чувство вины моментально охватывает Хисына. Ему нужно поскорее взять себя в руки. Он быстро усвоил, что дети безумно проницательны, а его сын, кажется, обладает каким-то шестым чувством и способен так хорошо считывать его настроение, что это даже пугает.
— Нет, — говорит он, заставляя себя улыбнуться. — С ними всё в порядке. Ты большой молодец и отлично всё проверил.
Улыбка Рики ослепляет, даже несмотря на щель в том месте, где раньше были два передних зуба. Хисын чувствует себя Гринчем, сердце которого готово растаять при виде этой улыбки. Он подавляет чувство горечи и сосредотачивается на том, чтобы сделать это Рождество лучшим для своего ребёнка.
— Сможешь подержать лестницу, чтобы я смог повесить гирлянды?
— Есть! — кричит Рики, хватаясь за стремянку.
По правде говоря, если бы она начала шататься, то от Рики было бы мало толку, но Хисын видит, как сильно тот хочет поучаствовать. Он высовывает язык, когда сосредотачивается на том, чтобы держать лестницу ровно. Хисын перекидывает связку гирлянд через плечо и взбирается по стремянке, аккуратно вешая украшение на гвозди, которые он прибил ранее.
На то, чтобы включить гирлянды, уходит два часа: им приходится постоянно передвигать лестницу, ловить падающую гирлянду, потому что Хисын недостаточно глубоко вбил гвозди, и бегать внутрь, чтобы согреть руки о кружки горячего шоколада. Но когда все гирлянды, наконец, оказываются развешены как раз к тому времени, когда небо окрашивается в чернильный цвет, они вдвоём стоят на тротуаре и смотрят на сверкающие бело-голубые огни, похожие на капающие сосульки. Рики крепко обнимает ногу Хисына и отказывается заходить в дом до тех пор, пока его нос не начинает течь настолько сильно, что мокрые дорожки соплей стекают по его подбородку прямо на шарф.
Хисын наливает ему третью чашку горячего сладкого какао, означающую, что Рики будет сложно укладывать спать, слишком умилённый восторженным взглядом своего сына, пока они сидят у окна и смотрят, как загораются окрестности. Хисын гладит мягкие волосы Рики и наблюдает за тем, как тот осматривает улицу, стараясь не думать о том, что всё было намного проще, когда он был не один.
Довольно быстро становится очевидным, что в их доме не хватает рождественской ёлки. Гирлянды уже развешены, он купил рождественские носки и маленькие светящиеся домики, с которыми любит играть Рики, но угол, который он освободил в гостиной, по-прежнему пуст. У его жены была ёлка, которую они ставили каждый год, — гигантское искусственное дерево с заиндевевшими верхушками, из-за которых она всегда выглядела так, будто на неё выпал снег. Жена забрала ёлку вместе с украшениями, и Хисын просто не подумал о том факте, что её уход означал, что и половина вещей, к которым он привык, исчезли вместе с ней.
— Папочка, — говорит Рики, толкая игрушечную пожарную машину к белому керамическому домику, который охвачен огнём по сюжету его игры. — Можно в этом году у нас будет настоящая ёлка?
Хисын отрывает взгляд от ноутбука, в котором до этого пытался нагуглить «развлечения для детей на Рождество», одновременно лихорадочно поглядывая на духовку, потому что он клянётся, что чувствует запах подгоревшего печенья, которое они положили туда всего пять минут назад.
— Настоящая ёлка?
— Дома у Сону каждый год ставят живую ёлку, и из-за этого там очень вкусно пахнет, — бормочет Рики, внезапно обнаруживая пристальный интерес к колёсам своей машины. У Хисына закрадывается мысль, что Рики меньше заботит запах ёлки и больше — желание иметь те же вещи, что и у Сону, но он ничего не говорит.
— Конечно, — просто соглашается он, забивая в поисковике «Рождественские ёлочные фермы для детей». Рики подбегает к нему и в возбуждении ударяется головой о его подбородок. Челюсть Хисына захлопывается прямо с зажатой между ней нижней губой, и его рот тут же наполняется терпким, металлическим привкусом крови. Рики паникует и хнычет, его маленькие пальчики тянутся, чтобы погладить отца по лицу, пока он бормочет извинения сквозь слёзы. Хисын сажает его к себе на колени, начиная укачивать.
— Тише, Рикс, — говорит он. Он почти целует Рики в макушку, но передумывает, когда проводит языком по нижней губе и понимает, что та всё ещё кровоточит. — Тише, малыш, всё в порядке. Это просто случайность.
— Я не хотел, — продолжает плакать Рики, дыхание которого становится резким и прерывистым. — Только, пожалуйста, не злись. Не бросай меня.
Сердце Хисына разрывается. Он обнимает Рики ещё крепче, утыкается лицом в его плечо и пытается сдержать собственные слёзы, чувствуя, как начинает щипать глаза. Он знал, что Рики неизбежно будет винить себя в разводе, что в глубине души он будет верить, что виноват в том, что его мать не хочет иметь с ним ничего общего. И что ещё хуже, так это то, что он не совсем неправ, и Хисын ничего не может сделать, чтобы это изменить. Не может предложить ничего, что изменит тот факт, что она не хотела никого из них в своей жизни.
— Я тебя не брошу, — говорит Хисын, когда наконец берёт себя в руки и знает, что его голос не дрогнет. Он выпрямляется и кладёт ладонь на щёку Рики, так что тому приходится посмотреть на него своими широко раскрытыми мокрыми глазами. Хисын слегка улыбается. — К тому же, кто ещё, кроме меня, поможет тебе съесть всё это печенье, которое мы испекли?
Рики неуверенно улыбается в ответ.
— Я могу съесть их все сам. Я уже большой.
Хисын смеётся и оставляет на щеке сына влажный поцелуй.
— Ты всё ещё мой малыш, Рики, — говорит он. — А это значит только одно печенье на десерт.
— Нечестно, — дуется Рики, но позволяет Хисыну поднять себя на руки и отнести на кухню, чтобы они могли вытащить из духовки всего лишь слегка подгоревшее печенье. Рики цепляется за него, когда Хисын оставляет противень остывать, и отказывается слезать с рук, даже когда Хисын начинает заниматься приготовлением ужина.
Он по-своему помогает, добавляя в кастрюлю с супом ингредиенты, которые уже нарезал Хисын, и иногда участвует в помешивании, но в основном просто держится за шею отца, прижимаясь к ней носом, как будто ему нужно почувствовать его сердцебиение и дыхание, чтобы знать, что он всё ещё здесь, с ним.
Хисын кладёт кубик льда в суп Рики, чтобы тот остыл, и Рики с гордостью съедает две порции.
Хисын даёт ему целых два печенья, утверждая, что это награда за то, что Рики так хорошо покушал, а не потому, что он обожает своего ребёнка. Ухмылка, которой одаривает его сын, подразумевает, что его раскусили.
Рождественская ёлочная ферма, которую он выбрал, находится всего в двадцати минутах езды, но даже такой короткой поездки на машине для Рики достаточно, чтобы почувствовать себя героем настоящего приключения. Он продолжает спрашивать Хисына, в каком городе они находятся, не веря, когда тот отвечает, что это тот же самый город, только немного дальше от их района.
— Но, папочка! — восклицает он, крутясь на месте. На земле лежит небольшой слой снега, который хрустит под зимними ботинками Рики. (Он снова одет слишком тепло для нынешней погоды; его маленькое тельце практически утопает в огромном дутом пуховике. Хисын ещё не совсем отвык укутывать своего сына, хотя тому уже шесть.) — Это ведь определённо не похоже на наш двор!
«Определённо» — новое слово, которое Рики, должно быть, подхватил от Сону. Он использует его так часто, как только может.
— Конечно, не похоже, — кивает Хисын. — Это специальная ферма, где выращивают рождественские ёлки. А наш двор — это просто двор.
— А мы можем тоже выращивать рождественские ёлки?
— Э-э, думаю, что нет.
Хисын вспоминает свои лысые пожухлые рододендроны, которые якобы должны расти без особого ухода (забавный факт: они не растут).
— Но разве приезжать сюда не намного веселее?
— Наверное, — говорит Рики, хотя его широкая улыбка выдаёт волнение, которое он на самом деле испытывает.
Он сразу же срывается с места, чтобы пробежаться вдоль каждого ряда елей, выбирая исключительно те, что слишком велики для их дома, как самые понравившиеся. Хисын наконец убеждает его остановиться на более скромном дереве; его первоначальный «представь, что мы купим настолько большую ёлку, что она пробьёт нам потолок или согнётся пополам» план потерпел неудачу, когда Рики воскликнул, насколько «офигительно круто» это было бы.
— Выбираете ёлку? — раздаётся голос, заставляющий Хисына подпрыгнуть.
Парень позади него громко и заливисто смеётся, отчего желудок Хисына вытворяет странные вещи, переворачиваясь где-то в его груди. Парень красивый; его щёки раскраснелись, а тёмные волосы уложены в причёску, напоминающую Хисыну о красавчиках из 90-х, плакаты с которыми висели у него на стенах в детстве. Его мягкая нижняя губа блестит, как будто он постоянно её облизывает. Хисын явно на мгновение забывает, как говорить, потому что Рики тянет его за пальто.
— Нам понравилась эта, — говорит он, спасая отца от позора, и указывает на ёлку, которую они оба одобрили. Парень широко улыбается и поднимает большой палец вверх. Хисын чувствует, как его мозг плавится.
— Отличный выбор. Как насчёт того, чтобы мы с твоим папой спилили её для тебя?
Чёрт. Хисын совсем забыл об этой части. Его нельзя назвать неумёхой, но он никогда не держал в руках инструмента крупнее молотка и уж точно не что-то настолько острое, как пила. Он чувствует, как от осознания собственной неполноценности краснеют его щёки. Рики снова тянет его за пальто.
— А можно мне?
— Э-э, — очень красноречиво выдаёт Хисын, показывая себя абсолютно безупречным отцом перед этим симпатичным сотрудником ёлочной фермы. Симпатичный сотрудник поднимает брови и пожимает плечами.
— Если твой папа не возражает, то ты можешь немного помочь мне в начале.
— Это безопасно? — спрашивает Хисын. — То есть, это всё-таки пила, а ему всего шесть.
Сотрудник ёлочной фермы улыбается.
— Вы можете сделать это вместе, если хотите. Пила двухсторонняя, так что вы вдвоём можете взяться за одну сторону, а я за другую.
Хисын соглашается, и они с Рики становятся по одну сторону дерева, в то время как симпатичный сотрудник устраивается по другую. Хисын внимательно следит за тем, чтобы руки Рики оставались на пластиковой ручке, обхватывая их своими. Даже когда они без угрозы опасности двигают пилу взад-вперёд, Хисына продолжают одолевать тревожные мысли о том, что Рики случайно отрежет себе пальцы, и это испортит ему всё Рождество.
Конечно, ничего такого не происходит. Сотрудник фермы позволяет им орудовать пилой всего около минуты, прежде чем просит отойти, но Хисыну настолько не нравится мысль о том, что парень будет пытаться спилить эту ёлку в одиночку, что он оставляет Рики стоять посреди тропинки, а затем возвращается, чтобы помочь с деревом.
Рики радостно кричит, когда ёлка наконец падает с приятным уху треском, и вскидывает руки над головой так высоко, насколько это позволяет объёмный наполнитель пуховика. Он бегает маленькими кружками, как делает, когда забивает гол во время футбольных матчей на детской площадке, радуясь «победе» над ёлкой. Хисын улыбается симпатичному сотруднику, и тот улыбается в ответ, заставляя желудок Хисына снова делать странные вещи.
— Итак, малыш, — начинает сотрудник ёлочной фермы, обматывая их дерево бечёвкой и начиная затаскивать его на тобоган. — Что ты хочешь получить на Рождество?
Рики сжимает ладонь Хисына, ныряет ему под руку и зарывается лицом в пальто. Хисын почти уверен, что его сын использует это как предлог, чтобы вытереть текущий нос, а не от застенчивости, но он уже настолько привык к соплям на своей одежде, что даже не пытается его остановить.
— Новую маму, — наконец бормочет Рики, и от этого ответа сердце Хисына вырывается из груди и разбивается вдребезги об усыпанную еловыми иголками землю. Судя по шокированному и слегка паникующему выражению лица бедного сотрудника фермы, с его сердцем происходит то же самое. (Хисын замечает у него бейджик с выведенным большими буквами именем «Джейк» и маленькими наклейками в форме звёздочек вокруг. Джейк выглядит так, словно жалеет, что вообще что-то спросил у Рики.)
— О, эм, — говорит он, переводя с Рики на Хисына взгляд широко раскрытых, полных беспокойства глаз. — Ничего себе, дружок. Я… я уверен, что Санта подарит тебе что-нибудь, что сделает тебя счастливым. Особенно с такой красивой ёлкой, как эта.
Рики пожимает плечами. Он поднимает взгляд на Хисына, показывая свой, что нисколько не удивительно, чистый от соплей нос, а затем снова переводит его на Джейка. Он улыбается, демонстрируя большую щель в том месте, где он потерял два передних зуба всего две недели назад. У Хисына начинает неприятно сосать под ложечкой. Он знает эту улыбку. Ту самую, которая появляется на лице его ребёнка, когда тот знает, что может развести кого-нибудь на дополнительный десерт или заставить нести себя на руках, когда ему не хочется идти пешком.
— Вы можете поехать с нами домой? — спрашивает Рики, отлепляясь от Хисына и подходя к Джейку. — Вы красивый, а папуле нравятся красивые люди.
Глаза Джейка комично расширяются. Его челюсть отвисает. Хисын не знает, хочет он упасть на землю и притвориться мёртвым или перекинуть Рики через плечо и сбежать. Он открывает рот, чтобы что-нибудь сказать. Что-нибудь вроде «Мне жаль, что у меня такой беспардонный и дурной ребёнок, не знаю, откуда это в нём взялось, ха-ха», но Джейк его опережает.
— Хм, даже не знаю. Но, может быть, если твой папа любит горячий шоколад, то я смогу угостить вас обоих после того, как мы загрузим ёлку на вашу машину?
— Ура! — кричит Рики, радостно вскидывая руки в воздух. — Папа любит горячий шоколад.
— Но тебе всё равно нужно спросить у папы разрешение, — говорит Хисын, стараясь звучать авторитетно в попытке сохранить хотя бы остатки своего достоинства. Однако и Рики, и Джейк смотрят на него щенячьими глазами, и он чувствует, что сдаётся.
— Пожалуйста? — упрашивает Рики, выпячивая нижнюю губу. Хисын драматично вздыхает.
— Один стакан горячего какао, — говорит он. — Если поможешь мне тащить сани.
Рики не нужно долго уговаривать. Он упирается своими крошечными кулачками в бортик саней и так тяжело и недовольно вздыхает, что Хисын едва не взрывается в приступе хихиканья. (Ему удаётся его проглотить, но он замечает, что Джейк тоже кусает губу от смеха. Их взгляды встречаются, и он клянётся, что глаза парня искрятся. Хисын трясёт головой; он слишком стар для подобных мыслей.)
Рики быстро выдыхается, и из-за того, что его ботинки скользят по обледенелой земле, Хисын позволяет ему катиться на санях, пока Джейк держит его за руку в перчатке, чтобы помочь сохранять равновесие. Хисын старается не думать о том, что это похоже на семейную идиллию — в конце концов, помогать людям ─ это ведь работа Джейка, — но он ничего не может с собой поделать. Есть что-то греющее душу в том, чтобы наблюдать за Джейком с Рики; что-то такое, что избавляет Хисына от напряжения, скопившегося в его груди. Вероятно, это только из-за того, что всё это время он пытался свыкнуться со своим статусом родителя-одиночки, а сейчас у него появилась возможность просто отдохнуть и отбросить гнетущие мысли. Но когда Джейк смотрит на него с широкой улыбкой и нежностью в глазах, Хисын чувствует, что на самом деле это нечто большее.
Хисын помогает Джейку уложить рождественскую ёлку на крышу их машины, пока Рики пританцовывает в стороне, придумывая движения для своей новой песни про Рождество, ёлку и горячее какао, которое он собирается выпить.
— Ваш сын растёт настоящим артистом, — говорит Джейк, закрепляя дерево. Хисын кивает.
— Да, Рики любит внимание.
— Он очень талантлив. Он где-то занимается?
Хисын пожимает плечами, чувствуя, как румянец начинает расползаться по его щекам.
— Э-э, не совсем. В основном он просто танцует со мной или своими дядями. Или повторяет за клипами. Рики большой фанат Шайни.
Джейк молча смотрит на него несколько секунд, и Хисын ёрзает под его взглядом, не в силах разгадать выражение его лица.
— Вы танцуете? — спрашивает Джейк, и Хисыну требуется мгновение, чтобы до него дошла суть вопроса, потому что это абсолютно не то, чего он ожидал.
— Типа того. Танцевал раньше, когда пытался стать знаменитым и выступать на сцене.
— Что произошло потом?
Хисын вспоминает себя подростком. Вспоминает бесконечную череду прослушиваний в школы искусств, где ему отказывали, вспоминает обо всех тех часах, которые он потратил на репетиции только для того, чтобы потом застыть на сцене, вспоминает о том, как заикался и терялся, когда его кто-то узнавал.
— Я был слишком стеснительным, — признаётся он. — Тебе приходится через многое пройти в совсем юном возрасте, постоянно переступать через себя. Я не был к этому готов.
Джейк кивает. Он завязывает узел, а затем тянет за верёвку, чтобы проверить его. Он удовлетворённо мычит и спрыгивает с машины Хисына, отряхивая снег и еловые иголки со своей оранжевой куртки.
— Это нормально. У меня тоже была подобная мечта. И очевидно, что у меня тоже ничего не вышло.
— Почему?
— Просто со спортом у меня сложилось лучше, — улыбается Джейк. — Между тем, чтобы окунуться в то, в чём я мог не преуспеть, вдали от дома и занятием тем, в чём я был хорош, ближе к своей семье… Я выбрал более безопасный вариант.
Он всё ещё улыбается, но за этой улыбкой можно заметить что-то ещё; может быть, слегка опущенные уголки губ или лёгкую грусть в глазах.
— Ты жалеешь об этом?
Глаза Джейка расширяются, и он резко смеётся.
— Воу, это, эм… Это слишком личный вопрос, думаю, где-то для третьего свидания.
Щёки Хисына пылают.
— Прости, ты не обязан отвечать, я не хотел…
— Всё в порядке, — пожимает плечами Джейк и снова смеётся. — Иногда? Мне кажется, что нельзя не оглядываться назад на сделанный тобой выбор и не задаваться вопросом, был ли он верным. Но что сделано, то сделано, и мне просто стоит извлечь максимум пользы из того, что есть у меня сейчас.
Джейк улыбается ему мягкой, немного застенчивой улыбкой, и Хисын чувствует, как тепло начинает распространяться от центра его груди до самых кончиков пальцев ног. Он хочет что-то сказать; в конце концов, он ведь тут отец, он должен быть полон мудрости или что-то типа того, но всё, что он может делать, это открывать и закрывать рот, как рыба, выброшенная на берег из воды, наблюдая, как улыбка Джейка становится всё шире и шире. Он даже не осознаёт, что Рики перестал петь, пока тот не начинает тянуть его за пальто.
— Папочка, а теперь нам можно горячий шоколад?
Щёки Хисына вспыхивают, и он понимает, что покраснел уже до самых ушей. Рики смотрит на него умоляющим взглядом, который ясно даёт понять, что какао волнует его больше, чем экзистенциальный ужас, который испытывает его отец. Что, на самом деле… достаточно хорошо. Хисын не хочет заставлять своего сына беспокоиться.
— Если Джейк согласен, то да, мы можем выпить горячего шоколада прямо сейчас.
Рики одаривает Хисына хитрой улыбкой, которая кажется слишком взрослой для его маленького детского личика. Это похоже на то, как Чонсон поигрывает бровями, глядя на Хисына, всякий раз, когда они сталкиваются с кем-то, кто может хотя бы отдалённо быть в его вкусе. Хисын делает мысленную пометку поговорить со своим лучшим другом о том, чему он учит его ребёнка.
— Папа с Джейком теперь друзья? — спрашивает Рики, и Хисын подавляет желание (со всей любовью) отвесить ему подзатыльник. Однако Джейк заговаривает первым, тем самым ещё больше втягивая их с Хисыном в странный план Рики по их сближению.
— Я не против быть друзьями, — говорит Джейк с улыбкой и кивает головой в сторону большого здания с фасадом в виде бревенчатого домика. — Идём, горячий шоколад — это сюда.
В помещении тепло, а со всеми семьями, которые потягивают там горячие напитки и покупают различные ёлочные украшения и гирлянды, кажется, что там ещё теплее. Хисын спешит расстегнуть молнию на куртке Рики, видя, как тот начинает оттягивать воротник, прежде чем он начинает жаловаться на жару.
Хисын пытается подавить своё разочарование по поводу того факта, что горячий шоколад после выбора ёлки — это просто то, что предполагает это конкретное место, а не то, что решил предложить Джейк, просто потому что хотел провести с ними больше времени. Глупо расстраиваться из-за этого, Хисын знает. Джейк всего лишь выполняет свою работу, а Хисын слегка одинок и, возможно, совсем немного отчаялся, поэтому слишком хочет стать героем любовной истории, которой не суждено случиться в реальной жизни.
Джейк помогает Рики приготовить чашку горячего шоколада, поглядывая на Хисына, когда Рики просит добавить больше взбитых сливок и маршмеллоу. Хисын позволяет ему насыпать небольшую сладкую горку поверх горячего шоколада сына; он не может удержаться и не побаловать своего ребёнка, особенно во время праздников, но Джейк, кажется, его за это не осуждает. Он готовит ещё одну чашку напитка, с ещё большей горой взбитых сливок и мягких зефирин. Когда он передаёт её Хисыну, их пальцы соприкасаются.
Хисын ведёт Рики к одному из немногих свободных столиков, удерживая обе чашки так, чтобы ничего не пролилось. Он удивляется, когда Джейк садится с ними, скользнув на небольшой стул напротив Рики со своей чашкой, наполненной только наполовину. Хисыну становится интересно, сколько таких он уже выпил за день.
— Мистер Джейк? — тянет подозрительно сладким голосом Рики. У него на носу капля взбитых сливок. Хисын стирает её большим пальцем.
— Да, малыш?
— А вы женаты?
— Рики, — начинает Хисын, готовый отругать сына за то, что он выспрашивает слишком много личной информации, но Джейк смеётся.
— Нет, — говорит он. — Я не женат.
— Значит, вы будете проводить Рождество со своей семьёй? — окончательно осмелев, продолжает Рики.
— Рики.
— Вообще-то у меня нет никаких планов на Рождество.
Джейк пожимает плечами с лёгким смешком, но в нём слышится оттенок грусти.
— Моя семья вернулась в Австралию, а большинство друзей женаты и с детьми, так что… — Он снова пожимает плечами. — Никаких планов. Только я и моя собака.
— У вас есть собака?!
Рики подскакивает на ноги, из-за чего его горячий шоколад разливается по столу. Хисын подрывается со стула и оттаскивает сына в сторону, умудряясь спасти его одежду, но вместо этого заливает тёплым напитком свои штаны. Джейк быстро появляется с салфетками, вытирая беспорядок на столе, и почти протягивает руку, чтобы заодно промокнуть и его брюки, прежде чем понимает, как это, должно быть, выглядит. Хисын встречается с ним взглядом, когда рука Джейка уже протянута к его промежности, и их щёки заливаются ярким румянцем.
— Я, эм… Я сам, — говорит Хисын, забирая у Джейка салфетки и вытирая штаны. На бедре расползлось пятно, которое, как он надеется, позже отстирается, а ещё ему приходится игнорировать неприятное мокрое ощущение, когда он заверяет Рики, что всё в порядке. Они снова усаживаются на места, и Рики теперь становится гораздо осторожнее и тише. Может быть, Джейк замечает изменение в атмосфере, а может быть, ему просто не терпится рассказать о своей собаке, но когда он предлагает показать её фотографии, Рики моментально оживляется.
— Это Лейла, — говорит Джейк, пролистывая фото на своём телефоне, в то время как Рики облокачивается на стол, подперев свои круглые щёки ладонями, и смотрит на экран широко раскрытыми глазами. Хисын тоже смотрит на фотографии. У Джейка милая собака. Золотистый ретривер, который напоминает Хисыну самого Джейка.
— Вы должны прийти к нам домой с Лейлой, — заявляет Рики. — На Рождество!
Щёки Джейка краснеют ещё больше, делая появившийся ранее румянец ярче. Он растекается по переносице, и Хисын клянётся, что даже его пухлые губы приобретают более глубокий розовый оттенок.
— Рики, — начинает Хисын, с трудом ворочая языком. — Нельзя ведь так… Я уверен, что у Джейка уже есть другие планы.
— На самом деле нет, — выпаливает Джейк и резко захлопывает рот. Его глаза расширяются. — То есть… Я не хочу как-то навязываться и портить вам праздник.
— Это не так, — говорит Хисын, слишком поздно понимая, насколько нетерпеливо это прозвучало. Рики переводит взгляд с одного на другого, выглядя как кот, наевшийся сметаны, и Хисын чувствует, как горячий румянец спускается вниз, на его шею.
— О, — бормочет Джейк. Он неуверенно и застенчиво улыбается. — Тогда хорошо.
— Хорошо, — говорит Хисын.
— Хорошо! — кричит Рики, триумфально вскидывая кулачок.
Канун Рождества выдаётся удручающе серым и пронзительно холодным. По прогнозу снега нет, а снаружи такой мороз, что Рики всё то время, пока находится на улице, жалуется, что у него болят пальцы, а из носа не перестаёт течь. Хисын купает его в тёплой ванне с пеной, но Рики она не успокаивает. Он плохо ведёт себя и капризничает, сначала заявляя, что он уже большой, а потом требуя, чтобы Хисын носил его по дому на руках. Он хочет посмотреть фильм, но потом ему резко необходимо поиграть в машинки, а затем — скучающе понаблюдать за происходящим за окном. Хисын пытается развеселить его, пока готовит, но это не помогает. Глубокое чувство меланхолии снова поселяется внутри него, пока он продолжает смотреть на своего сына, чувствуя себя абсолютно бездарным родителем из-за того, что не может сделать Рики счастливым в, как предполагается, один из самых ожидаемых дней в году — наверное, второй по значимости после дня рождения Рики.
Хисын настолько погружается в собственные мысли — и попытки проверить, достаточно ли еды он приготовил для них, — что не слышит шуршание шин на подъездной дорожке, когда туда подъезжает машина. Он даже не замечает, что собачий лай раздаётся совсем рядом с его домом. Только когда он слышит, как Рики выкрикивает имя Джейка прямо перед тем, как раздаётся стук в дверь, он вспоминает, что сотрудник ёлочной фермы будет отмечать с ними Рождество.
Рики открывает дверь раньше, чем появляется Хисын, поэтому, когда тот выходит из кухни, его встречает картина Рики, сидящего на полу и цепляющегося за золотистого ретривера, который радостно облизывает его щёки, в то время как Джейк неловко стоит у двери, засунув руки в карманы. Он одет в джинсы и свободную тёмно-синюю толстовку с названием спортивной команды, о которой Хисын никогда не слышал. Его оранжевая куртка перекинута через руку.
— Привет, — говорит Хисын. Даже такое короткое слово он произносит как будто с запинкой. Джейк поднимает на него глаза, и его лицо тут же светлеет.
— П-привет, — на самом деле заикается он, и сердце Хисына подпрыгивает в груди. Он останавливается перед Джейком, на мгновение почувствовав неловкость, но Джейк сам протягивает руки, и Хисын с радостью заключает его в объятия.
Джейк пахнет тыквенным ароматизатором, сладкой ванилью и дорогим лосьоном после бритья. Его щека мягкая в том месте, где прижимается к щеке Хисына. Хисыну приходится отойти, прежде чем его сердце навсегда застрянет у него в горле.
— Не могу поверить, что ты согласился провести Рождество с едва знакомым отцом-одиночкой и его ребёнком, — бросает он пренебрежительнее, чем намеревался.
— Думаю, повлиял тот факт, что и папа, и ребёнок очень милые, — говорит Джейк, и Хисын чувствует, как пылают его щёки.
— Ты… ты сейчас флиртуешь со мной?
Улыбка Джейка одновременно мягкая и застенчивая. Он рисует носком ноги небольшой круг по полу и пожимает плечами.
— Да. Думаю, так и есть. Это не слишком?
Не слишком ли это? Хисын хочет, чтобы это было так, но его гложет чувство вины. Он развёлся всего шесть месяцев назад, не рановато ли начинать флиртовать с парнем — парнем! — который явно моложе его? Разве он не должен заниматься чем-то подобным только по прошествии большого количества времени, может быть, когда ему исполнится лет пятьдесят?
Но Рики выглядит таким взволнованным тем, что в доме есть ещё один человек и даже собака, и понимание того, что он чувствует то же, обрушивается на Хисына, пока он продолжает тонуть в пучине одиночества и жалеть себя. Возможно, теперь он всю оставшуюся жизнь будет думать о своём неудачном браке, о том, что подвёл Рики, потому что не выбрал кого-то получше, или недостаточно сильно старался, или в целом делал всё недостаточно. Возможно, Хисын всегда будет чувствовать в себе эту неуверенность; глубоко укоренившийся страх, что он просто не заслуживает любви.
— Ничего страшного, если это так, — мягко говорит Джейк, протягивая руку так, что его пальцы касаются внутренней стороны запястья Хисына. Хисын задаётся вопросом, чувствует ли Джейк, как участилось его сердцебиение. — Я рад быть здесь и просто как друг.
— Всё в порядке, — качает головой он. — Я, эм… Я тоже хочу с тобой пофлиртовать.
Джейк ярко улыбается. Хисын не уверен, сможет ли пережить этот вечер.
— Хорошо, — говорит Джейк. Его улыбка становится хитрой. — Буду с нетерпением ждать.
Теперь Хисыну просто необходимо научиться флиртовать, и побыстрее.
— Папа, папа, папочка! — кричит Рики, наконец поднимаясь с пола, но всё ещё держась за Лейлу. — Можно мы пойдём поиграем на заднем дворе?
— Даже не знаю, — отвечает Хисын, вспоминая, каким вялым и капризным был Рики всего пару часов назад. К тому же, сейчас снаружи, должно быть, похолодало. — На улице уже очень холодно, Рики. А у собак чувствительные лапы.
— Не хочу вмешиваться, — говорит Джейк, — но у Лейлы есть маленькие ботиночки.
У Рики отвисает челюсть.
— У твоей собаки есть обувь?
— Ага.
Рики использует свой самый щенячий взгляд, вместе с этим надувая губы, и это уже слишком для бедного сердца Хисына. Он опускает голову, а потом молча достаёт зимние штаны и пуховик сына. Тот кричит от восторга, из-за чего Лейла тоже начинает гавкать, не обращая внимания на Джейка, который пытается её успокоить. Вскоре Рики укутан, как ходячая капуста, Лейла обута, а Хисын оставляет дверь приоткрытой, несмотря на мороз, чтобы слышать крики Рики снаружи.
— Я могу выйти с ними, если ты волнуешься, — говорит Джейк, уже надевая свою оранжевую куртку обратно. — Тогда тебе не придётся заставлять дом промерзать.
— Можешь, — отвечает Хисын, немного смущённый тем, что в его голосе отчётливо слышна обида. — Но мне будет сложно флиртовать с тобой, пока ты на улице.
Джейк заливисто смеётся, слегка подаваясь в сторону Хисына, и легко ударяет его по руке.
— Пофлиртуешь со мной за ужином.
— Джейк, — зовёт Хисын, пока Джейк несёт свои потрёпанные кеды к задней двери. Тот останавливается и поворачивается, склонив голову набок, как щенок. Хисын беспомощно машет руками. Он чувствует себя совершенно потерянным. Конечно, они с Джейком немного переписывались, но не было ничего такого, что смогло бы подготовить его к тому, что его сердце и желудок будут без остановки пытаться делать сальто. — Я даже не знаю твоей фамилии и сколько тебе лет. И ты собираешься выйти на улицу и поиграть с моим сыном и…
Джейк снова оказывается перед ним и прижимает два пальца к губам. Хисын давится воздухом, но потом чувствует неловкость из-за того, что, должно быть, обслюнявил пальцы Джейка, и замолкает. Его кожа такая горячая, что кажется, будто она вот-вот расплавится.
— Шим. Моя фамилия. И я старше, чем ты думаешь. А ещё я очень, очень рад быть здесь, Хисын.
— О, — выдыхает Хисын, как идиот, потому что не может думать ни о чём другом, что может сделать его рот, кроме, может быть, того, чтобы поцеловать чудесные губы Шим Джейка. Чего ему категорически не следует делать. Эти самые губы растягиваются в мягкой улыбке, и Джейк смотрит на Хисына из-под ресниц.
— Это правда, что ты считаешь меня красивым? — спрашивает он, и Хисын не уверен, что это не какой-то вопрос с подвохом. Крик Рики доносится как будто сквозь толщу воды, словно уши Хисына внезапно наполнились ватой. Он с трудом сглатывает ком в горле.
— Да, — удаётся прохрипеть ему.
Улыбка Джейка становится шире. Он изгибается всем телом, слегка покачивая бёдрами, и Хисын не знает, куда направить взгляд.
— Это хорошо, — мурлычет Джейк. — Потому что я тоже считаю тебя привлекательным, и…
Он замолкает, прикусывая нижнюю губу зубами. Это зрелище кажется Хисыну настолько эротичным, что он даже не замечает, как Джейк подаётся вперёд, пока не чувствует, как тот тянет его за низ футболки, холодными костяшками касаясь тёплой мягкости его живота и заставляя подпрыгнуть.
— …я был бы не против узнать тебя получше, — заканчивает Джейк.
— Я тоже, — говорит Хисын. Какая-то часть него ожидает, что Джейк прижмёт его к стене и… Если честно, он не знает. Может быть, поцелует? Но Джейк просто отпускает его футболку с яркой улыбкой.
— Прекрасно, — говорит он. — Рад, что наши желания сходятся.
Он надевает кеды и выбегает за дверь, закрывая её за собой. Хисын наблюдает через окно, как Джейк бежит к Рики и как Рики тянет руки, прося, чтобы его подняли. Джейк тут же подхватывает его и подбрасывает в воздух, пока Лейла бегает вокруг и радостно лает. От этого зрелища у Хисына горит в груди, что уже слишком, учитывая, что ему приходится пытаться унять трепет, который, кажется, ощущается у него даже в яйцах. Он трёт руки — да, было явно глупо оставлять дверь открытой — и возвращается на кухню.
Джейк и Рики остаются на улице не очень долго; холод пробирает до костей даже при наличии гиперактивного ребёнка и такой же гиперактивной собаки. Джейк помогает Рики раздеться и придерживает, чтобы он мог вымыть руки над кухонной раковиной. Они едят суп за столом и украшают сахарное печенье (в результате на руках Рики — и, следовательно, во рту — оказывается больше глазури, чем на самом печенье), а затем устраиваются на диване, чтобы посмотреть рождественские мультфильмы.
В момент, когда Рики свернулся калачиком между ними, а голова Джейка покоится на плече Хисына, из их разговора шёпотом Хисын узнаёт о Джейке кое-что ещё. Тот преподаёт физику в средней школе и подрабатывает на ёлочной ферме, потому что не может без постоянной физической активности (это побуждает Хисына сказать «Я знаю один хороший способ помочь тебе с этим» в его первой неловкой попытке пофлиртовать, что заставляет Джейка рассмеяться так сильно, что он почти задыхается).
Рики шевелится с тихим стоном, ещё сильнее прижимаясь носом к животу Хисына и перекидывая через колени Джейка ноги.
— Что смешного? — полубубнит, полухнычет он. — Там сейчас вообще-то серьёзный момент.
— Ничего, малыш, — говорит Хисын, поглаживая Рики по волосам. Джейк подавляет смех, прижимая руку ко рту, пока другой выводит круги на лодыжке Рики. Тот издаёт ещё один жалобный звук и сильнее прижимается к животу Хисына. Ощущение одновременно приятное — горячая тяжёлая голова Рики напоминает грелку — и болезненное. Он осторожно убирает голову Рики и хватает его под мышки, чтобы снова усадить. Тот опять стонет и пытается спрятать лицо у Хисына на шее.
— Кажется, детям уже пора ложиться спать, — мягко говорит Хисын, пальцами поглаживая позвонки Рики.
— Я не ребёнок, — бухтит тот. — И я не устал.
— Чем раньше ты ляжешь спать, тем быстрее наступит завтра, — уговаривает Джейк, прислоняясь к боку Хисына. Он протягивает руку, чтобы погладить Рики по волосам. Хисын чувствует, как тот сдвигается так, что его пухлая щёчка ложится на его плечо, чтобы видеть Джейка.
— Вчера я именно так и сделал, — продолжает Джейк заговорщическим тоном. — Мне так хотелось поскорее прийти к вам в гости, что я лёг спать пораньше, чтобы быстрее проснуться.
Хисыну становится интересно, чувствует ли Рики, как быстро начинает колотиться в груди его сердце.
— Получилось?
— Ага. Следующее, что я понял, это что мне уже пора быть здесь. Я был так счастлив.
Хисын ловит взгляд Джейка; один большой карий глаз, потому что второй скрыт головой Рики, но этого достаточно, чтобы увидеть, насколько Джейк искренен. У самого Хисына внезапно начинает щипать глаза, и ему приходится отвести взгляд и быстро заморгать, прежде чем он разревётся и заставит их забеспокоиться. Он наклоняется вперёд, чтобы с тихим кряхтением подняться и похлопать сына по пятой точке, в то время как Рики обхватывает его руками и ногами.
— Какой ты у меня большой, — говорит Хисын, смущаясь из-за того, как дрожит его голос, несмотря на все усилия сохранять его спокойным.
— Я уже взрослый, — бормочет Рики. — Но ты всё равно можешь отнести меня в кровать.
— Конечно.
Хисын слегка поворачивается, чтобы посмотреть на Джейка, который продолжает сидеть на диване. Тот поднимает лицо, освещённое сиянием рождественской ёлки и голубым светом телевизора, и у Хисына возникает странное чувство — не совсем дежавю, скорее, ощущение, что Джейк на своём месте, как будто теперь всё так, как и должно быть.
— Я, эм, сейчас вернусь, — говорит Хисын немного хриплым голосом.
— Ты останешься ночевать у нас? — раздаётся тихое бормотание Рики.
Брови Хисына взлетают до линии роста волос. Он ждал, что Джейк вернётся утром, чтобы провести с ними Рождество, но не подумал о том, как тот будет добираться, и что будет, если он останется.
— Конечно, — отвечает Джейк, неуверенно улыбаясь. — Если твой папа не возражает.
— Он не возражает. — Рики зевает. — У него большая кровать.
Хисын разворачивается и начинает шагать к комнате Рики, пока его лицо не расплавилось от смущения. Позади он слышит хихиканье Джейка и звяканье адресника на ошейнике Лейлы. Ему не хочется признаваться себе в том, как это приятно — знать, что в доме есть кто-то ещё, кто-то, кто ждёт его. Как бы сильно он ни чувствовал себя виноватым из-за того, что недостаточно делает для своего сына, была ещё одна его часть, более глубокая, которая желала близости и любви.
Он укладывает Рики в его маленькую кровать и натягивает одеяло с динозаврами ему до подбородка. Рики сонно моргает, пока ночник отбрасывает тени и блики ему на лицо. Сердце Хисына подскакивает к горлу, потому что иногда он смотрит на своего сына и видит, как перед ним открывается огромный, полный возможностей мир. Он смотрит на него и видит, как Рики взрослеет, как переживает первую любовь и первое расставание, видит, как он сдаёт экзамены, как поступает в колледж, как выступает на сцене перед миллионами людей, как женится, заводит детей, покупает дом и стареет. Иногда Хисын моргает и клянётся, что видит, как вся жизнь Рики проносится у него перед глазами, но затем он моргает снова, и на него смотрит всего лишь маленький мальчик.
— Мне нравится Джейк, — говорит Рики с такой же уверенностью, с какой признаётся в любви своим мягким игрушкам. — Нам нужно оставить его у себя.
Хисын не может сдержать тихое фырканье. Он гладит Рики по волосам, убирая их со лба.
— Это так не работает, малыш. Джейк — человек, мы не можем просто оставить его у себя.
— Ты можешь попросить его выйти за тебя замуж.
— Мы едва знаем его, Рики.
— Он хороший, — говорит Рики, складывая руки поверх одеяла и обиженно выпячивая нижнюю губу. — Я это вижу.
Хисын не хочет признавать, что видит это тоже. Что, какую бы любовь или жажду общения ни испытывал Рики, он чувствует то же самое. Он не хочет давать Рики ложную надежду; он, чёрт возьми, не хочет давать ложную надежду и себе.
— Я поговорю с ним, — обещает Хисын, и это лучшее, что он может предложить. Рики косится на него, как будто пытаясь понять, что задумал его отец, но затем зевает так широко, что его челюсть хрустит, и Хисын наклоняется, чтобы поцеловать сына в лоб. — Засыпай, малыш.
Рики снова зевает, а затем переворачивается на бок и закрывает глаза. Хисын чмокает его в щёку, похлопывает по плечу и осторожно закрывает за собой дверь, убедившись, что она оставлена приоткрытой совсем чуть-чуть. Затем он останавливается, пытаясь сделать глубокий вдох и успокоить своё бешено колотящееся сердце.
Было легко общаться с Джейком и справляться с тем, как он заставляет всё внутри Хисына трепетать, когда рядом был Рики. Теперь, когда Рики в кровати, Хисыну приходится самому разбираться со своей влюблённостью в Джейка — это ведь именно она, не так ли? Он влюблён в учителя средней школы, который подрабатывает на ёлочной ферме. В парня с красивой улыбкой и восхитительным смехом, в парня, который хочет проводить время с его сыном.
Но хочет ли он быть с самим Хисыном? Джейк явно в восторге от Рики, он заботится и беспокоится о нём, как будто не в состоянии это контролировать, но Хисын не знает, кто они друг другу. Не знает, нравится ли он Джейку тоже.
Он не готов к ещё одному браку, не сейчас. Если бы Джейк согласился остаться просто друзьями и продолжал приходить, чтобы повидаться с Рики, как это делает Джей, этого было бы достаточно. Но Хисын ничего не может поделать со своим эгоистичным желанием большего.
Но, что бы его ни ждало в будущем, он не может вечно топтаться на пороге комнаты своего сына. Он делает вдох, чтобы успокоить нервы, но это не помогает. Когда он возвращается в гостиную, Джейк лежит, свернувшись калачиком на краю дивана. Лейла устроилась рядом, опустив голову ему на колени. Он рассеянно гладит её по голове, пока листает что-то в своём телефоне, и на мгновение Хисын просто наблюдает за ними и позволяет себе задуматься о том, что бы было, если бы эта картина стала… нормальной. Чем-то, что он мог бы видеть постоянно. Но затем Джейк поднимает взгляд, и его спокойное выражение лица сменяется паникующим.
— Боже, прости, пожалуйста, я ведь даже не спросил, можно ли собаке на диван.
— Всё в порядке, — говорит Хисын, протягивая руки, но Джейк похлопывает Лейлу по спине, и она тут же спрыгивает с дивана. — Я, эм, правда не против.
Джейк смотрит на Лейлу, которая устраивается возле тумбы с телевизором, свернувшись в клубок, а потом снова переводит взгляд на Хисына. На его переносице начинает проступать лёгкий румянец.
— Ты не сможешь сесть рядом, пока Лейла тут, так что… — Он замолкает, одной рукой похлопывая по месту рядом с собой, словно приглашая. И Хисын принимает это приглашение. Возможно, со слишком большим энтузиазмом, если судить по тому, как он пружинит на диванном сиденье, когда запрыгивает на него под хихиканье Джейка.
Они прижимаются друг к другу, и в комнате воцаряется тишина. Хисын чётко слышит звук собственного дыхания — оно всегда такое громкое? — и стук сердца в ушах. Он вздрагивает, когда чужая рука касается его, и Джейк смеётся.
— Нервничаешь?
— Да, — признаётся Хисын, удивляясь собственной честности. Джейк хихикает и переплетает их пальцы.
— Я тоже.
Рука Джейка в его собственной тёплая и твёрдая, а их ладони соприкасаются, как будто руке Джейка положено находиться в руке Хисына. Хисын чувствует, как внутри него снова образуется этот пузырь из эмоций, заставляющий сердце бешено колотиться, и его глаза начинают слезиться.
— Не хочешь помочь мне съесть печенье, которое Рики приготовил для Санты?
Глаза Джейка сверкают в свете гирлянд на рождественской ёлке, и это придаёт ему ангельский вид.
— Конечно.
Они сидят на полу возле журнального столика и грызут сахарное печенье, сравнивая рисунки, как дети, которые лежат на спине и смотрят на облака, пытаясь угадать их форму. Лейла утыкается носом в бедро Хисына, как будто знает, что выпрашивать угощение у Джейка бесполезно. Хисын почти сдаётся, не в состоянии противиться её взгляду, и несколько раз чуть не отдаёт своё печенье, останавливаясь лишь в последний момент, что заставляет его почувствовать себя последним чудовищем. Он старается загладить вину активными поглаживаниями и почёсыванием животика.
— Смотри, — говорит Джейк, протягивая печенье. — Это ты.
Рисунок глазурью на верхней части печенья выглядит как два шара, когда Хисын смотрит на него. Он прищуривается и постепенно может различить очертания — круглое тело, такую же голову, большие уши… Мышь. Хисын чувствует, как кончики его ушей краснеют. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, возможно, защитить свою честь, но всё, что у него получается, — это заикаться. Джейк смеётся и наклоняется, протягивая печенье. Он машинально открывает рот, и Джейк смеётся ещё громче, запихивая угощение в рот Хисына целиком.
Хисын не знает, кто падает на кого первым, не знает, наклоняется ли он слишком близко или это Джейк валится на него, но в итоге они оказываются на полу, прижавшимися друг к другу. Хисын отчаянно пытается прожевать и проглотить печенье как можно быстрее, в то время как Джейк смеётся ему в шею. У него мягкие губы, тёплое дыхание, его нога зажата между ног Хисына, и Хисын хочет его поцеловать.
Он чуть не давится крошками печенья, которые остаются у него во рту. Он уже давно не хотел поцеловать кого-то, но прямо сейчас, валяясь на полу с Джейком в объятиях, словно они какие-то подростки, он хочет этого больше, чем чего-либо.
Он слегка приподнимается, упираясь коленями в бёдра Джейка, и вытирает губы тыльной стороной ладони. У него во рту пересохло, всю влагу там высушило печенье и его собственная нервозность. Джейк смотрит на него снизу вверх, его волосы разметались по полу, а на лице застыла застенчивая улыбка. Он тянет руку и запускает пальцы в волосы Хисына.
— Я… — начинает Хисын. Его язык словно прилип к нёбу. — Я не… Нам не обязательно…
— Мне нравится, — шепчет Джейк. Его щёки начинают окрашиваться в нежный розовый оттенок, пока он продолжает грызть нижнюю губу, делая её припухшей от прилившей крови и блестящей от слюны. — Пожалуйста, не останавливайся.
Хисын на мгновение отбрасывает все мысли. Он подаётся вперёд и проводит носом по носу Джейка, а затем слегка наклоняет его голову, чтобы прижаться губами к его губам. Поцелуй невинный и осторожный; губы Джейка мягкие, и он аккуратно раскрывает их, нерешительно касаясь своим языком языка Хисына. Нежно. Сладко. И тогда жар, словно жидкая лава, растекается по внутренностям Хисына, заставляя его хотеть большего.
Джейк стонет, когда он углубляет поцелуй, и эта низкая вибрация, кажется, исходит из самого центра его груди. Он запускает пальцы в волосы Хисына и тянет, обхватывая ногами его бёдра. Их поцелуи становится всё более беспорядочными, губы скользят по щекам и подбородкам, слюна собирается в уголках рта и стекает вниз, поэтому, когда Хисын отстраняется, то может видеть блестящую влажную дорожку на шее Джейка.
Он прекрасен; Хисын не уверен, что когда-либо видел кого-то настолько красивого, как Джейк под ним, с порозовевшими щеками, потемневшими глазами и красными от поцелуев губами. Дыхание Хисына обжигает ему горло. Ему кажется, что он горит изнутри, испытывая такое сильное желание, какого не было с тех пор, как он был подростком. Он водит носом по шее Джейка, а затем втягивает смуглую кожу в рот, чувствуя биение пульса под своим языком. Джейк задыхается, ногтями впиваясь в основание шеи Хисына и царапая его плечи.
— Хи… — стонет он, крепче обхватывая ногами талию Хисына. Хисын чувствует жар его тела, чувствует твёрдый стояк даже сквозь слои одежды. Это сводит его с ума, все мысли покидают его голову, кроме отчаянного желания сделать Джейку хорошо, услышать, как он выстанывает его имя снова и снова.
Он опять прижимается губами к губам Джейка, прерывисто дыша и продолжая горячо целовать, пока они трутся друг о друга. Руки Джейка, кажется, повсюду — в волосах Хисына, на его плечах, спине, сжимают ягодицы, когда он притягивает его к себе ещё ближе. Воздух в комнате похож на густую патоку. Хисын чувствует, как по его затылку струится пот.
— Стой, стой, — выдыхает Джейк. — Подожди.
Хисын замирает и отстраняется, ощущая, как в его животе скручивается леденящее чувство страха и сожаления. Теперь, когда он остановился, он слышит собственное прерывистое дыхание и стук своего сердца. Он чувствует, какой он твёрдый и пульсирующий в джинсах, замечает, что его футболка прилипает к спине от пота, и что ещё хуже, Джейк всё ещё продолжает лежать под ним, такой красивый и манящий. Его сердце сжимается.
— Прости, — говорит он, и даже его охрипший голос наполнен желанием. — Прости, это было слишком.
Джейк обхватывает его щёку рукой; его ладони огрубели и покрылись мозолями на подушечках, как будто он проводит много времени, работая с инструментами, или, возможно, ходит в зал и поднимает там тяжести. Есть столько вещей, которые Хисын не знает о Джейке. Так много всего, что он хочет о нём узнать.
— Не слишком, — говорит Джейк. Его губы изгибаются в хитрой улыбке, а рука скользит по шее Хисына, вниз по груди и животу, продолжая спускаться к пуговице на джинсах, которую он расстёгивает с быстротой, заставляющей Хисына задуматься над тем, насколько часто он это делал. А затем его рука проскальзывает под резинку белья и проводит по эрекции. Голова Хисына опускается, а волосы падают на глаза, пока он пытается сдержать приглушённый стон.
— Это слишком? — шепчет Джейк, скользя пальцами по головке. Хисын знает, что он уже весь мокрый; он не только слышит, но и чувствует это, пока Джейк растирает предэякулят с пошлым хлюпающим звуком. — Потому что я очень хочу это сделать.
— Господи, — выдыхает Хисын. А затем добавляет: — Нет, не слишком. Я… Я тоже этого хочу.
На лице Джейка сияет улыбка, пока Хисын возится с его джинсами, чертыхаясь, когда молния заедает, и Джейку приходится елозить бёдрами, чтобы он мог стянуть их достаточно для того, чтобы высвободить его член (очень милый — толстый, розовый и с блестящей каплей на самом кончике). Хисын приспускает свои штаны, разочарованно застонав, когда понимает, что в такой позе у них не получится раздвинуть ноги шире из-за одежды, обтягивающей бёдра.
Они неловко притираются друг к другу, как неопытные подростки, прячущиеся по тёмным углам в попытке не попасться. Хотя, возможно, они не так уж далеко от них ушли, если учесть, что чуть дальше по коридору спит Рики, а журнальный столик — единственное, что защищает их от посторонних глаз. Хисын сплёвывает на ладонь и сжимает член Джейка, почти кончая, когда тот облизывает собственную ладонь и обхватывает его тоже.
Движения Хисына почти отработанные — он двигает кулаком так, как нравится ему, лаская верхнюю часть ствола медленными тягучими движениями. Бёдра Джейка подпрыгивают, он извивается под Хисыном и поскуливает, как будто пытается получить больше, — и, вероятно, так и есть, поскольку он надрачивает ему короткими, быстрыми движениями, как будто уже находится на грани, как будто хочет увидеть, как кончит Хисын.
— Блять, — стонет тот, подаваясь вперёд, чтобы прижаться губами к шее Джейка, посасывая и покусывая нежную кожу, солоноватую и отдающую лёгким горьковатым привкусом цветочных духов. — Я уже почти.
— Пожалуйста. — Голос Джейка звучит громче, чем они оба ожидают, поэтому они прижимаются ближе и сталкиваются ртами в отчаянном поцелуе. Джейк прикусывает нижнюю губу Хисына. — Пожалуйста, я так близко.
Хисын решает прекратить мучить его и ускоряет движения. Они двигаются настолько синхронно, что Хисыну кажется, что он прикасается к самому себе, что звуки, которые издаёт Джейк, исходят из его собственного рта. Он чувствует такую близость с Джейком, что ему кажется, будто он снова теряет девственность, и это так глупо, потому что они едва знакомы, но он хочет узнать Джейка получше и надеется, что тот разделяет это желание.
— О, — всхлипывает Джейк, цепляясь за Хисына свободной рукой и хватая его за волосы так сильно, что становится больно. — О, господи. Я-я...
— Знаю, я тоже.
Джейк открывает рот, как будто хочет сказать что-то ещё, но затем Хисын выкручивает запястье так, как нужно, и его рот захлопывается с приглушённым стоном, а спина выгибается дугой, пока он изливается Хисыну на руку. Хисын наблюдает, как закатываются и закрываются его глаза, как двигается кадык, когда он пытается сглотнуть, как зубы терзают губу, пока он хнычет, стараясь быть тихим.
Рука Джейка сбивается с ритма, и Хисын просто трётся о его ладонь. Он чувствует, что уже близко, его дыхание становится горячим, вязкая слюна собирается под языком, а веки тяжелеют, пока он пытается сосредоточиться на Джейке, только на нём.
Джейк моргает, его глаза открываются, когда спина опускается обратно на пол, — потемневшие и с поволокой, и это приводит Хисына к финалу. Его лоб бьётся о плечо Джейка, когда он кончает, всё тело сотрясается, а изо рта вырываются звуки, которые он не в состоянии контролировать.
Не то чтобы Хисын соблюдал полный целибат с тех пор, как родился Рики, но прошло уже много времени с того момента, как у него даже возникало желание передёрнуть. Он ощущает себя полностью расслабленным и опустошённым, чувствует сердцебиение Джейка, звучащее почти в такт с его собственным. Он чувствует приятную близость, единение.
А потом чувствует, как влажный собачий язык лижет его голое бедро, и подскакивает с громким криком, отбивая колени и другие костлявые места, когда пытается отползти от Джейка, обтереться и спасти своё достоинство. Джейк смеётся, пока он натягивает джинсы обратно, кажется, совершенно не обеспокоенный тем фактом, что его собака только что видела, как он кончил на ковёр Хисына.
— Прости, — говорит Хисын, вытирая руки о штанину. Джейк наклоняет голову вбок, его улыбка тускнеет.
— За что? — спрашивает он.
Хисын пожимает плечами. Почему-то ему кажется, что его извинения за то, что он не сдержался и воспользовался добротой Джейка, не будут приняты.
— За то, что я так и не довёл тебя до своей кровати? — Он замолкает, и Джейк смеётся так сильно, что валится на Хисына.
— Можешь показать мне свою кровать прямо сейчас, — говорит он, поигрывая бровями, а затем разражается приступом хихиканья, когда Хисын поворачивается, чтобы посмотреть на него.
— Серьёзно? — Хисын не знает, почему его так шокирует тот факт, что он, кажется, тоже нравится Джейку, но это так. — Ты хочешь… Ты хочешь остаться?
Улыбка Джейка такая мягкая и нежная, что Хисыну кажется, что он способен растаять от одного только взгляда на неё.
— Да, — говорит Джейк. — Я очень хочу остаться с тобой.
Хисын должен что-то сказать, но в его голове на удивление пусто. Даже его неуверенность в себе утихла. Всё, что сейчас имеет значения, — это горячая (и слегка липкая) ладонь Джейка в его руке, когда он ведёт его в спальню; Джейк в его старой футболке и спортивках, стоящий в центре комнаты, сонный, смущённый и прекрасный; тепло тела Джейка, укутанного в его объятия под одеялом, и Лейлы возле его спины, когда она сворачивается калачиком с другой стороны.
Впервые за долгое время Хисын ложится спать без необходимости убеждать себя в том, что завтра будет лучше.