Какао будешь?

Тони распахнул глаза, подорвался на кровати, истошно вопя. Он тяжело дышал, вертел головой и не понимал, где находится. В темноте возле кровати что-то завозилось, стало подниматься, и Тони отполз к стене, натягивая одеяло до макушки. — Тони, милый, — позвал хриплый ото сна, взволнованный голос, — тебе кошмар приснился? Матрас рядом прогнулся от веса чужого тела, и Тони рискнул приспустить край одеяла до носа. Рядом мостился Август, перебравшийся с постеленного на полу толстого одеяла и покрывала. Растрёпанный, с распущенными длинными волосами он был похож на девочку из «Звонка». Такого ночью увидишь, так обосраться можно. — Да, просто, кошмар, — Тони всё никак не мог прийти в себя. Вся его спина была мокрой, ступни и ладони леденели от страха. По телу всё ещё блуждала призрачная боль. — Если хочешь, я могу с тобой посидеть и посторожить, — предложил Август, наконец удобно усевшись и облокотившись на изголовье, и Тони не стал строить из себя бесстрашного героя. Он согласно угукнул, снова улёгся, вытянув поджатые ноги, повернулся к Августу спиной. Поколебавшись немного, всё же решился попросить: — Можешь меня погладить? Мне это поможет быстрее заснуть. Олег так делал, и это работало. Август не торопился исполнить просьбу, и Тони подумал, что ляпнул глупость, хотел было извиниться, но из-за спины раздалось: — Погладить… как? Тони облегчённо выдохнул. — Как-нибудь, как сам захочешь. Август придвинулся ближе, положил руку ему на плечо, потом передумал, положил на голову и принялся гладить по волосам. Тони расслабился. Прикрыл глаза. Прижался спиной к его бедру. — Засыпай, — приговаривал Август, — я рядом буду. Никуда не уйду, не брошу тебя. Всё хорошо. Тони зажмурился, почувствовав, как в носу защипало оттого, что Август не стал на него ругаться. Ласковый голос и осторожные прикосновения заставляли ощущать себя совсем слабым и беспомощным. Впору было бы устыдиться, дать себе мысленную оплеуху и прорычать: «Соберись, тряпка! Что о тебе Август подумает? Подбери сопли!» — но в комнате было темно, и Август не мог видеть увлажнившихся ресниц. До уха Тони донеслось тихое мычание — такое же осторожное, как прикосновения к волосам. Август пел. Точнее, напевал знакомую колыбельную. Тони угадывал слова по мелодии: «Баю-баюшки-баю, не ложися на краю», — проговаривал он в голове, и не замечал, как губы сами собой растягивались в растроганной улыбке. Ему никогда не пели колыбельных. Мама петь не умела, а брат — и подавно. Голос Август звучал не так, как обычно. Он хоть и был по-прежнему низким, но хрипотцы стало намного больше, потерялась звонкость. Тони казалось, что мычание будто бы было наполненный воздухом, благодаря чему звук получался нежным и матовым. Оказывается, Август умел петь, и получалось у него это отлично. Не то, что у Тони. — Красиво, — пробормотал Тони, и Август смолк. — Прости, что прервал. Мне нравится. Август замычал вновь, а Тони, поддавшись сиюминутному порыву, перевернулся на другой бок, обнял его за бёдра и вжался в них лбом. Пение снова затихло. Поглаживания прекратились. Тони почувствовал себя идиотом. — Прости, — проговорил потерянно и перевернулся обратно. Чёрт. Зачем вообще полез со своей телячьей нежностью? Дураком себя выставил. Однако Август, очевидно, был другого мнения. Он лишь тяжело вздохнул и улёгся рядом. Тони весь покрылся мурашками, когда робкая тёплая рука обняла его поперёк живота. — Засыпай, — прошептал Август ему в затылок, — я от тебя все кошмары отгоню. Пусть только попробуют до тебя добраться, иначе дело будут иметь со мной.