***
Лю Цингэ неловко заерзал на своем стуле напротив Лю Минъянь, которая приподняла бровь, увидев, в каком нервном состоянии находится ее брат. Несмотря на склонность Лю Цингэ к неприятностям, очень мало что могло так вывести из себя Бога войны пика Байчжань. В комнате было почти тихо, если не считать тихого звона фарфора, когда она разливала чай. — Это из-за Шэнь-шибо? — Мягко спросила она, и Лю Цингэ сильно вздрогнул, как будто Лю Минъянь выплеснула на него весь чайник горячего чая. — Я слышала, ты проводишь много времени на пике Цинцзин. — Я сделал что-то неподобающее по отношению к Шэнь Шисюну, — признался Лю Цингэ с румянцем на лице. — Я хотел бы получить совет Мэймэй о том, как восстановить… наши отношения. — Почему гэгэ такой официальный? Будто ты оплодотворил Шэнь-шибо, — сказала Лю Минъянь со смешком, хихикая над собственной шуткой. Но когда от Лю Цингэ не последовало остроумного ответа или пылкого отрицания, глаза Лю Минъянь расширились от недоверия, и она наклонилась вперед. — Ты… Но Шэнь-шибо — бета, — прошептала она, как будто кто-то мог подслушать их разговоры, несмотря на тот факт, что они сидели в личных покоях Лю Цингэ на пике Байчжань, куда осмелился бы вторгнуться только его главный ученик Ян Исюань. Лю Цингэ стал воспринимать визиты как вызов со стороны своих учеников, поэтому они стали держаться подальше, насколько это возможно, часто протягивая бедняге соломинку, чтобы доставить сообщения или посылки, если Ян Исюань был в отъезде. — Омега, — поправил Лю Цингэ. — Шисюн держал это в секрете по… личным причинам. — Личные причины, о боже! — Воскликнула Лю Минъянь. — И гэгэ уверен, что он? Лю Цингэ лихорадочно закивал. — Да, Шэнь-шисюн помог мне справиться с отклонением ци в пещерах Линси. — Спаситель моего брата. Действительно, от врагов к возлюбленным, — мрачно пробормотала Лю Минъянь себе под нос. — Какой поворот сюжета. — Мэймэй? — Ничего, гэгэ, — мягко сказала Лю Минъянь, ее глаза прищурились, обозначая улыбку. — Когда состоится свадьба? — Шэнь-Шисюн ясно дал понять, что не хочет свадьбы, — нахмурилась Лю Цингэ. — Он выгнал меня после того, как прошлой ночью я поднял этот вопрос. — Конечно, он не хотел! — Лю Минъянь сказала со вздохом, сложив руки вместе. — Гэ, ты должен ухаживать за Шэнь-шибо должным образом. Представь, что если бы ты, ну, я полагаю, тебе не обязательно это представлять, но представь, что ты забеременел от своего злейшего врага, соперника твоего детства! — Я бы не сказал, что я его злейший враг, — угрюмо пробормотал Лю Цингэ, внезапно почувствовав себя очень виноватым за все проступки, которые он совершил перед Шэнь Цинцю. Было ли это безнадежным? Неужели омега так ненавидел его? От одной мысли об этом у него скрутило желудок. Лю Минъянь проигнорировала его и продолжила. — Тогда у него хватает наглости требовать, чтобы вы поженились без какой-либо романтики или величия настоящего ухаживания! — Я беру ответственность на себя, — защищаясь, парировал Лю Цингэ. — За что ты берешь ответственность, гэ? Ошибка? — Парировала Лю Миньянь. — Гэ рассматривает свои отношения с Шэнь-шибо как ошибку? — Нет! — Лю Цингэ сердито огрызнулся. — Это не ошибка, просто… я не могу просто оставить его. Это благородный поступок. — Выглядело ли это благородно с точки зрения Шэнь-шибо или это было похоже на жалость? Гэгэ должен ухаживать за Шэнь-шибо и должным образом принять его в семью, — сказала Лю Минъянь с волнением, блестевшим в ее глазах. — В противном случае Шэнь-шибо может думать, что ты стыдишься его. Это заставило Лю Цингэ немного задуматься о своем недавнем поведении по отношению к Шэнь Цинцю. Он не думал о том, как могли выглядеть его действия с точки зрения Шэнь Цинцю. Лю Цингэ был настолько сосредоточен на том, чтобы поступать правильно и благородно, что не задумывался о том, счел бы его действия благородными сам Шэнь Цинцю или нет. — Благодарю Мэймэй за ее совет, — сказал Лю Цингэ, поднимаясь со своего места. Ему нужно было многое исправить, но внезапно он остановился под дверным косяком и оглянулся. — И, Лю Минъянь, это секрет. — Сказал Лю Цингэ, повернув голову и взглянув на свою сестру. Давление в воздухе внезапно стало тяжелым и густым, как сироп, и Лю Минъянь секунду пыталась отдышаться, задыхаясь от витавшего в воздухе напряжения. — Если хоть слово просочится наружу до того, как Шэнь-шисюн будет готов рассказать, я собственноручно сожгу все твои рукописи и письменные принадлежности, даже те, что ты спрятала в своем потайном отсеке. Лю Минъянь вздрогнула, когда Бог войны пика Байчжань покинул комнату.***
Лю Цингэ прибыл в Бамбуковый дом вскоре после того, как пришел Му Цинфан. Он сидел рядом с Шэнь Цинцю за обеденным столом и измерял его пульс. — Шэнь-шисюн заметил какие-либо другие симптомы? — Спросил Му Цинфан, убирая пальцы с запястья Шэнь Цинцю. — Меридианы шисюна, кажется, сегодня более стабильны. Лекарство помогло справиться с тошнотой? — Да, немного. — Я немного изменю рецепт и посмотрю, сможем ли мы сделать это для шисюна более комфортным, — сказал Му Цинфан с ободряющей улыбкой. — Мой ученик доставит новую порцию лекарства позже, до захода солнца. Есть что-нибудь еще, шисюн? — Ну, прошлой ночью… — начал Лю Цингэ, но был прерван пристальным взглядом Шэнь Цинцю. — А что насчет прошлой ночи? — Му Цинфан мягко подтолкнул его. Лю Цингэ изо всех сил старался описать события прошлой ночи, начиная с того момента, когда Ло Бинхэ поселили в боковую комнату, и панического и взъерошенного состояния Шэнь Цинцю, когда он пытался его разыскать. — Это правда, что этот учитель был... отстранен от дел своих учеников, но это не значит, что я не способен заботиться о них, — холодно сказал Шэнь Цинцю, сердито ощетинившись в ответ на обвинение. — Нет, я не это имел в виду! — Воскликнул Лю Цингэ, вскакивая на ноги, опрокидывая сверток с травами и разбрасывая повсюду бумаги. Боже, почему он всегда путался в словах, когда был с Шэнь Цинцю? — Просто шисюн был очень взбешен прошлой ночью, когда искал Ло Бинхэ. Я боялся, что из-за паники шисюн упадет на землю. Шэнь Цинцю нахмурился, его брови нахмурились. Действительно ли он был так напуган и безумен прошлой ночью из-за исчезновения его маленького ученика? — Понятно, — пробормотал Му Цинфан, что-то записывая в своем блокноте. — Похоже, Шэнь-шисюн принял Ло Бинхэ за одного из своих. Это редкость при беременности омеги, но может произойти из-за стресса. — Один из моих? — С непониманием спросил Шэнь Цинцю. — Да, у шисюна были очень тяжелые несколько недель. Психический стресс и физические изменения, через которые проходит твое тело, заставили инстинкты распознать в Ло Бинхэ вашего собственного ребенка в качестве... своего рода механизма преодоления. Чувствует ли шисюн беспокойство, когда его нет рядом? Шэнь Цинцю неловко поерзал. Было тяжело видеть, как Ло Бинхэ этим утром отправился по своим обычным делам, с момента его ухода он был обеспокоен, расхаживая по своей комнате, пока не появился Му Цинфан. — Это хорошая идея — переселить его в боковую комнату, это поможет снизить уровень стресса у шисюна, беспокойство на столь раннем сроке беременности может... — Му Цинфан остановился на полпути и вместо этого спросил: — Этот молодой Ло Бинхэ понимает текущую ситуацию? — Нет, я не... я не... — Начал Шэнь Цинцю, но затем умолк, прикусив нижнюю губу. — Я понимаю, но было бы лучше сообщить Ло Бинхэ об текущих обстоятельствах заранее, - мягко сказал Му Цинфан. — Если шисюн почувствовал необходимость переместить Ло Бинхэ в боковую комнату, на то была веская причина. Доверяй своим инстинктам.***
— Что это? — Спросил Шэнь Цинцю, с любопытством разглядывая банку после того, как Му Цинфан ушел. — Тушенное куриное филе, с корнем цветка полуночной бездны и ягодами годжи. Это полезно для усиления ци и снижения усталости, - объяснил Лю Цингэ, начиная расставлять тарелки. Беседа с Лю Минъянь была поучительной, и после этого Лю Цингэ зашел в несколько ресторанов, чтобы ознакомиться с меню и выбрать несколько блюд для своего шисюна. — Это жареный батат с грибами. Он поддерживает пищеварительную систему и улучшает усвоение питательных веществ, по крайней мере, мне так говорили. — Лю-шиди усвоил урок, - одобрительно промурлыкал Шэнь Цинцю, отметив, что ломтики были неправильного размера. Вкус был простым, хотя и немного солоноватым. Лю Цингэ готовил это сам? — Я пришел извиниться перед шисюном за свою неосмотрительность. Шэнь Цинцю странно посмотрел на него, задаваясь вопросом, что за чушь сейчас придумал его шиди? — Я хотел бы поухаживать за тобой должным образом, Шэнь Цинцю, - сказал Лю Цинге, готовясь к предстоящему разговору. Шэнь Цинцю подавился кусочком батата от внезапного заявления и поспешно запил обидный кусочек чаем, свирепо глядя на Лю Цингэ. — У меня нет намерений бросать шисюна, — объяснил Лю Цингэ. — Я хотел бы делать то, что шисюн счел бы благородным, а не то, что я считаю благородным. Я выслушаю все, что скажет Шисюн. Шэнь Цинцю почувствовал, что ощетинивается при упоминании чести, крепко сжав челюсти. В этом мире не было такого понятия. Не было никакой чести, когда работорговцы захватили его в плен и продали Цю Цзяньлуо. В этом богом забытом доме не было чести, и уж точно не было чести, когда Ци-гэ пообещал, что вернется, но так и не вернулся. И все же Лю Цингэ думал, что сможет снова обмануть его мягкими, приторными словами, покрытыми обещанием надежды и любви. — А если я решу убить плод? — Спросил Шэнь Цинцю, когда острые зеленые глаза безжалостно сузились, глядя на альфу. — Что, если я не хочу вынашивать плод до конца? — Ладно, — сказал Лю Цингэ, с трудом сглотнув и сжав челюсти. — Ладно, и это все? А я-то думал, ты собираешься сказать мне, как сильно разочаровался во мне. Омега, которая не хочет сохранять свое потомство? — Насмешливо спросил Шэнь Цинцю, затаив дыхание и ожидая, когда любезный фасад рухнет. В любую секунду Лю Цингэ мог посмотреть на него с разочарованием в глазах, так же, как смотрели на него все его боевые братья и сестры, так же, как смотрел на него Юэ Цинъюань. — Сама мысль об этом противоречит природе! — Добавил Шэнь Цинцю, выплевывая слова так, словно они были раскаленным железом у него на языке. — Шисюн — Лорд пика. Если шисюн решит... прервать беременность, это вопрос, которому он уделил много внимания, и я полностью уважу его пожелания, - торжественно сказал Лю Цингэ. — Конечно, если Шисюн захочет родить, я возьму на себя всю ответственность за ребенка. Я буду растить ребенка полностью один. Шисюну никогда больше не придется видеть ребенка, если он этого не захочет, - поспешно добавил он, и в его глазах загорелась надежда. — Кто сказал, что я не хочу его видеть? — Сердито рявкнул Шэнь Цинцю, хлопнув ладонью по столу. — Я тот, кто носит его. Я тот, кто рожает его. Этот ребенок мой! Шэнь Цинцю дрожал от гнева, острые зеленые глаза опасно сверкнули на Лю Цингэ. После напряженного молчания, которое, казалось, длилось вечно, Шэнь Цинцю наконец заговорил. — Юань. Шэнь Юань, — тихо произнес Шэнь Цинцю, словно смакуя слова во рту. — Юань как стена? — Юань как садовая ограда. Как нависающие стены, защищающие драгоценный сад. — Это хорошее имя, — сказал Лю Цингэ и торжественно добавил. — Я клянусь, что нашему ребенку не причинят вреда. Лю Цингэ ушел позже той же ночью, после того, как Ло Бинхэ вернулся со своих занятий, а ученик Цяньцао принес лекарство. Альфа счел неуместным для него оставаться на ночь, но все же не хотел уходить, задерживаясь в дверном проеме до тех пор, пока Шэнь Цинцю не устал от него и не вышвырнул вон. Шэнь Цинцю позвал Ло Бинхэ, чтобы тот приготовил ему ванну, используя согревающий талисман, чтобы сохранить ее теплой, и, начисто вымывшись, решил обойтись без духов. Возможно, из-за того, что у маленького паразита внутри него было имя, или потому, что они с Лю Цингэ решили растить ребенка вместе, Шэнь Цинцю оставил флакон духов нетронутым в ту ночь. Теперь до него доносился его собственный аромат бамбука и жасмина, и это нервировало. Запах чистого постельного белья, которым он пользовался, был нейтральным и, самое главное, безопасным, поэтому внезапное его отсутствие раздражало. Его шатало, как будто он оступился на лестнице и падал, падал, падал. Не раздумывая, ноги привели его в боковую комнату, где он обнаружил Ло Бинхэ, тихо рыдающего в своей постели. Му Цинфан описал это явление так: следование своим инстинктам и доверие к ним оказывались верными большую часть времени, так что же ему было терять на данный момент? — Почему ты плачешь? — Спросил он, теперь его запах усиливался при виде плачущего ребенка, печально свернувшегося калачиком в своей постели. — Ничего страшного, шицзунь, - шмыгнул носом Ло Бинхэ, быстро вытирая слезы,пачкая рукава. Шэнь Цинцю неодобрительно смотрел на Ло Бинхэ, пока мальчик, наконец, не сдался под давлением. — Мой кулон, шицзунь, — тихо сказал Ло Бинхэ, затем быстро добавил. — Ничего страшного, этот ученик больше не будет беспокоить шицзуня по этому поводу. Шэнь Цинцю усмехнулся этой очевидной лжи и силой потащил Ло Бинхэ к своей кровати, бросив его на груду одеял и подушек. Му Цинфан назвал это гнездом, но Шэнь Цинцю не согласился бы, эта дрянная куча постельного белья на самом деле была просто кучей одеял и подушек, которые Лю Цингэ собрал для него, обнаружив, в каком запущенном состоянии была его кровать. — Спи, — хрипло сказал Шэнь Цинцю, забираясь на груду постельного белья и прижимая мальчика к груди. — И если ты разбудишь меня своим сопением, я прикажу тебя выпороть. Ло Бинхэ кивнул, слишком напуганный, чтобы возражать или пошевелиться, его разум был заполнен миллионами вопросов и мыслей. Но было что-то успокаивающее, будь то теплые руки, ласкавшие его спину, или мягкий запах, напоминавший ему о матери, что Ло Бинхэ, в конце концов, убаюкал и погрузил в сон.***
На следующее утро, прежде чем Му Цинфан смог зайти, Шэнь Цинцю отправился на прогулку — на поиски Мин Фаня. Прошло уже несколько дней, почти неделя, а Шэнь Цинцю не видел ни волоска, ни шкуры своего главного ученика. Му Цинфан был прав, присутствие Ло Бинхэ рядом успокоило худшие из его тревог, позволив ему спать более спокойно и выполнять некоторые из своих обязанностей верховного лорда. Первоначально, когда Шэнь Цинцю отправился в свое уединение, он составил трехлетний план уроков, которому должны были следовать мастера зала, и теперь, когда он взял отпуск по болезни, Шэнь Цинцю помогал оценивать работы и пересматривать планы уроков на основе поданных заявок. И поэтому Шэнь Цинцю показалось справедливым отплатить ему тем же, а вид плачущего Ло Бинхэ никуда не годился. Он тихонько проверил спальни мальчиков и нахмурился, обнаружив, что комната Мин Фаня пуста. Комната выглядела так, как будто ее довольно долго не трогали, и только смятые простыни указывали на то, что в комнате кто-то был. Хозяева зала также не сообщали о том, что видели Мин Фаня уже несколько дней, и это сообщение было таким же ошеломляющим для Шэнь Цинцю, как и та ночь, когда Ло Бинхэ исчез из своей комнаты. Он прочесывал территорию, пока не обнаружил Мин Фаня, скорчившегося за складским сараем и тихо плачущего. — Что все это значит, Мин Фань? Мин Фань повернулся, чтобы посмотреть на него опухшими, красными глазами и заплаканным лицом. Шэнь Цинцю почувствовал укол вины, увидев, что его обычно высокомерный старший ученик опустился до такого печального и жалкого, хнычущего состояния. — Ш-шицзунь! — Мин Фань запнулся, пытаясь встать и вытирая опухшие глаза. — Приветствую вас, Шицзунь. — Что ты делаешь, Мин Фань? Внезапно Мин Фань больше не мог смотреть ему в глаза, опустив лицо от стыда и вины. — Этот ученик подвел шицзуня, - тихо сказал Мин Фань, слегка шмыгая носом то тут, то там, пытаясь восстановить контроль над своим дрожащим голосом. Затем он порылся в карманах и достал осколки нефрита. — Я нашел кулон, висящий на ветке дерева, но когда я попытался достать его, ветка сломалась, и это... Нижняя губа Мин Фаня задрожала, он не смог закончить предложение. Шэнь Цинцю безучастно уставился на осколки разбитого нефрита. Он ожидал, что Мин Фань не найдет его, в конце концов, кто мог бы найти нефритовый кулон в зеленом лесу? Самое большее, он думал, что спустит детей вниз с горы, чтобы купить замену и принести искренние извинения от лица Мин Фаня. Но это было намного, намного хуже. Но Мин Фань выглядел не намного лучше. Его глаза были красными и опухшими, а волосы растрепанными, из них торчали кусочки листьев и веток. Его одежда была порвана и грязна, а руки исцарапаны и окровавлены. Шэнь Цинцю знал, как сильно мальчик гордился своей внешностью, и ненавидел, абсолютно ненавидел, когда он вот так плакал на публике. В этом аспекте они были очень похожи. Поэтому он отвел мальчика обратно в Бамбуковый домик, где промыл и залатал раны мазью и бинтами. Он заварил чай Мин Фаню, приготовленный из его любимой смеси, и налил ему чашку. — Мин Фань знает, почему этот мастер так суров к нему? Мин Фань вздрогнул от этого вопроса. — Этот мастер в настоящее время... страдает от заболевания, — начал Шэнь Цинцю, не совсем уверенный, как подойти к теме своей беременности. Мин Фаню, как его главному ученику, рано или поздно нужно будет узнать, но пока было неуместно вываливать свое заявление на жалкого, хнычущего мальчика. — И поэтому я буду полагаться на Мин Фаня все больше и больше в течение следующих нескольких месяцев. Как мой возможный преемник, Мин Фань должен позаботиться о своих шиди и шимей в мое отсутствие. Ты можешь сделать это для меня? Мин Фан подавил рыдание и кивнул. — Этот мастер поможет тебе собрать нефритовый кулон обратно, — неохотно сказал он со вздохом, несмотря на то, что знал, нефритовый кулон не подлежит ремонту, он разбился на слишком много кусочков. Было бы проще выбросить его и заменить похожим. Шэнь Цинцю сомневался, что Ло Бинхэ заметит разницу. Чертова беременность. Мин Фан немного оживился от этого обещания, или, по крайней мере, перестал так жалобно шмыгать носом.***
Шэнь Цинцю прямо не заявил, что принял ухаживания Лю Цингэ, но и не отверг их, поэтому подарки начали накапливаться, присылая банки с ценными ингредиентами, рулоны дорогих тканей и невероятно мягкие материалы для гнездования. Если это было возможно, Лю Цинге предпочитал охотиться на что-то сложное и ценное собственными руками в знак своей искренности, но ему не хотелось расставаться с Шэнь Цинцю дольше, чем это было необходимо. Присутствие Ло Бинхэ, казалось, помогло успокоить беспокойного омегу, и он обнаружил, что у мальчика талант к кулинарии, поэтому Лю Цингэ начал приносить ингредиенты сырыми. Шэнь Цинцю понравилась стряпня Ло Бинхэ, и благодаря еде и лекарствам омега, наконец, начал немного прибавлять в весе. Ло Бинхэ позаботился о том, чтобы блюда были легкими для желудка и насыщенными питательными веществами, после того как ему сказали, что его учитель беременен. У Ло Бинхэ от шока отвисла челюсть, и он посмотрел на Лю Цингэ, чтобы понять, не разыгрывает ли его шицзунь, но Лю Цингэ только сурово посмотрел на него в ответ. Он поклялся хранить тайну на могиле своей матери, преклонив колени перед Шэнь Цинцю, чтобы показать свою искренность и преданность. Его мать, прачка, была доброй и болезненной омегой, которая умерла в маленьком, печальном, дровяном сарае, всего за несколько лет до этого, и Ло Бинхэ поклялся себе никогда не допустить, чтобы подобное повторилось. — Я вижу, что Шисюну становится лучше, — заметил Му Цинфан по окончанию осмотра. — У ребенка все хорошо, и он растет, как и ожидалось. — Шэнь Юань, - сказал Шэнь Цинцю. — Его зовут Шэнь Юань. Му Цинфан мягко улыбнулся и кивнул. Собирая свои вещи, Му Цинфан задержался в дверях. — Поскольку Шэнь-шисюн оставляет ребенка, - начал Му Цинфан и затаил дыхание, ожидая реакции Шэнь Цинцю. Когда ничего не произошло, он продолжил: — Тогда, возможно, он был бы готов к идее регулярно обнюхивать Лю-шисюна? Шэнь Цинцю поперхнулся от одного этого предложения, лицо его покраснело, и поэтому Му Цинфан поспешно добавил: — Конечно, шисюн не должен этого делать, если он чувствует себя некомфортно, но прочная связь между родителями предсказывает меньшие страдания матери и младенца, особенно в послеродовой период, с возможными другими преимуществами для младенца. Менее частое участие отца связано с повышенным уровнем стресса и тревожности, которые, в свою очередь, могут... — Другими словами, запах Лю-шиди может принести пользу только мне и Шэнь Юаню? - Внезапно вмешался Шэнь Цинцю, не желая слушать лекцию Му Цинфана о пользе обоняния. — Да, Шисюн может начать с малого, если так он будет чувствовать себя более комфортно. На данный момент подойдет одежда Лю-шисюна. — Я... подумаю об этом. Как он, с его невероятно худым лицом, мог пригласить своего младшего боевого брата на сеанс ароматизации? Мысль о том, что Лю Цингэ снова окажется так близко к его половым железам, тепло его тела прижмется к нему, заставила Шэнь Цинцю содрогнуться. Он почти ощущал запах бури, земной и опьяняющий, затягивающий его под воду. У него перехватило дыхание, когда он представил, как мозолистые руки скользят по его бокам, проникают под одежду и ласкают бедра. Он вспомнил, как приятно было ощущать эти грубые руки на своей коже, прогоняя невыносимый жар, как дождь смывает боль. Шэнь Цинцю остановился как вкопанный, яростно покраснев и внезапно очень обрадовавшись, что он один в Бамбуковом домике. Когда Лю Цингэ наносил свой ежедневный визит, неся набор красивых новых кистей, Шэнь Цинцю не мог смотреть ему в глаза, пряча покрасневшее лицо за веером. Он не мог заставить себя спросить Лю Цингэ о чем-то столь бесстыдном! — Оставь свои верхние одежды, — потребовал Шэнь Цинцю, все еще держа веер перед лицом. Он хотел спросить более подходящим образом, но слова вырвались быстрее, чем он намеревался. Шэнь Цинцю густо покраснел от того, что его слова могли быть неверно истолкованы — избалованная жена просит материалы для гнездования. Теперь, когда Шэнь Цинцю несколько дней назад отказалась от бета духов, по просьбе Му Цинфана, сладкий цветочный аромат бамбука и жасмина кружил голову Лю Цингэ и сводил его с ума. От этого у него заныли зубы от желания вонзить их в мягкую, молочного цвета кожу, заявляя свои права. Лю Цингэ и так требовалась каждая капля терпения бога войны, чтобы не наброситься на Шэнь Цинцю средь бела дня, но затем его очень симпатичный шисюн попросил его раздеться, и он сделал это с большим рвением, практически швырнув в Шэнь Цинцю свою верхнюю одежду. Затем, покраснев, он вспомнил разговор, который у него был ранее с Му Цинфаном. Верно, это было ради А-Юаня. — Благодарю Лю-шиди за его... энтузиазм, — сказал Шэнь Цинцю с мягким вздохом, который почти можно было принять за смешок. Этот звук согрел сердце Лю Цинге, несмотря ни на что. — Я был бы рад помочь, если Шисюну понадобится больше материалов для гнездования или сеанс ароматизации, — сказал Лю Цингэ, покраснев еще больше. — Для А-Юаня, конечно.***
Мин Фань появился в Бамбуковом доме ранним вечером следующего дня, нервно переминаясь с ноги на ногу, когда осматривал главный вход. — Не мешкай, либо входи, либо выходи, — пожурил Шэнь Цинцю, увидев, что его главный ученик задержался на пороге, как краснеющая девушка. Он жестом пригласил Мин Фаня войти и провел его в главную комнату. — Ло Бинхэ, к тебе посетитель. Глаза Мин Фаня комично расширились, когда он бросил умоляющий взгляд на Шэнь Цинцю, который проигнорировал бедственное положение своего ученика. Звуки топота ног становились громче, когда Ло Бинхэ откликнулся на зов своего учителя, пока, наконец, не добрался до главной комнаты Бамбукового дома. — Дашисюн¹, какой сюрприз, — сухо прокомментировал Ло Бинхэ, и выражение его лица потемнело. Прошло уже две недели с тех пор, как нефритовый кулон был потерян в драке, и Ло Бинхэ потерял всякую надежду, снова увидеть сувенир своей покойной матери в этой жизни. Шэнь Цинцю старался изо всех сил, но, увы, исправление ситуации не было его сильной стороной, как бы иронично это ни звучало, подумал он про себя, поэтому он предоставил Мин Фаня самому себе. — Решай сам, как ты будешь исправлять эту ситуацию, — закончил он инструктаж Мин Фаня. — Что сделано, то сделано, проявление раскаяния и искренности — самое важное. — Ло Бинхэ, — кротко начал Мин Фань, затем полез в карман и вытащил маленький бархатный мешочек. Его руки были забинтованы в разных местах, от кончиков пальцев до ладоней. Ло Бинхэ приподнял бровь, услышав это, поскольку его шисюн никогда в жизни и пальцем не шевелил, не говоря уже о том, чтобы выполнять сложную работу, которая оставила бы у него множественные телесные повреждения. Из сумки Мин Фань дрожащими руками выудил очень сломанный и плохо собранный нефритовый кулон. Кулон был треснут, зазоры и недостающие части заполнены золотом. Было ясно, что кто-то кропотливо собрал его обратно, склеивая каждый крошечный осколок, пока из него не получился кулон. Увидев выражение лица Ло Бинхэ, Мин Фан начал бормотать извинения, как река без плотины. — Я старался изо всех сил! Но я не смог найти все кусочки, поэтому смог сделать только это. Я попросил нескольких мастеров посмотреть, смогут ли они починить это, но поскольку это было стекло, они смогли заполнить недостающие промежутки только золотом. — Я разыскал продавца, у которого, должно быть, купила его твоя мать. У меня есть еще один, почти идентичный, — разглагольствовал Мин Фан, вытаскивая из кармана второй, нетронутый нефритовый кулон. — Я знаю, что это не то же самое, но я не знал, что еще делать. Мне так жаль, Ло Бинхэ. Я не знал. Я действительно не знал. — Мне следовало быть осторожнее. Я не хотел заходить так далеко, мне действительно жаль, — сказал Мин Фань хриплым шепотом, опустив плечи и глаза. Ло Бинхэ потянулся за сломанным нефритовым кулоном, его рука слегка коснулась руки Мин Фана. Он осторожно ощупал выступы пальцами и удивился тому факту, что ему вернули кулон. Его вес успокаивал, ощущаясь в руках. Он чувствовал, как слезы щиплят уголки его глаз, а зрение затуманивается, пока нефритовый кулон не превратился в просто зеленое пятно. — Спасибо тебе, дашисюн, — сказал Ло Бинхэ, дрожа, когда осторожно баюкал кулон в своих руках. Горячие слезы покатились по его щеке, капая на кулон.