Клятва на обломках

      Магдалена гнала лошадь, пока та не начала похрапывать и замедляться — девушка позволила лошади притормозить, затем и вовсе остановила её. Бедное животное тяжело дышало, опустив голову. Спустя пару минут Магда услышала лошадь Лира — впервые за время безумной скачки вспомнила о нём. Они оказались где-то в чаще леса и, кажется, более никто их не преследовал. Принцесса спешилась и погладила лошадь по шее. Какое-то время Лир молчал, но, переведя дух, задал ожидаемый вопрос:       — Что это было?       Магда вздохнула, опустив голову. Ей точно не хотелось обсуждать то, что произошло. Запустив замёрзшие руки в карманы, девушка без удивления нащупала монету.       — Не предпочтёшь забыть об этом, верно? — спросила принцесса, подняв взгляд к Лиру.       — Я бы предпочёл забыть, чтобы не мучиться от кошмаров, но… Не думаю, что это возможно, — старик был встревожен чуть ли не больше Магды. — Меня даже посетила мысль, что это — нормальное явление для Форгона. Своеобразный представитель фауны…       Монах невесело рассмеялся и вздохнул, осев на поваленное дерево.       — Ещё и тот мужчина в тюрьме, который хотел у тебя забрать монету. Ты его знаешь?       Она кивнула и, взяв небольшую паузу, ответила:       — История долгая, позволь, я расскажу её по пути к озеру? Оно, кажется, недалеко отсюда, а лошадям стоит напиться воды. Пока что они — самое ценное, что у нас осталось. Ты тоже задолжал мне историю чудесного возвращения памяти.       Выйти к берегу удалось не сразу — Магда не так хорошо знала местность Форгона, но следы животных и почва многое могли ей рассказать. В который раз она порадовалась, что решила стать следопытом. Девушка не собиралась посвящать Лира в тонкости своего происхождения, лишь мельком указала, что ей лучше не светиться перед гвардейцами, особенно в центральных регионах Искольда, зато честно рассказала ему про всё, что касалось рыцарей. Она также попыталась понять, какой природы была слизь, измазавшая лошадей: её скромных способностей хватило на пространное заключение, это — следы древней магии, чужеродной по происхождению относительно магии искольдов.       — Иными словами, её даровал не Брэйанти, а кто-то другой, что вообще-то странно… Я не претендую на полноту знаний, конечно, но всё-таки верю своим ощущениям, — заключила Магдалена.       Старик лишь пожал плечами:       — Я никогда не интересовался теорией Эфира, так что ничем помочь не могу. Как по мне, так это просто грязь.       Девушка шутливо махнула на него рукой.       Рассказ Лира заинтересовал девушку, особенно когда он упомянул о загадочном флаконе. По словам старика, память вернулась к нему частично и охватывала только то, что произошло перед встречей со старцами. Откуда у него этот флакон и как он его использовал, чтобы заточить воспоминания в первый раз, Лир не имел ни малейшего представления. Магдалену всё не отпускали рассказы о его детстве, о деревне, разграбленной варварами: таких эпизодов было несколько, но большая их часть давным-давно оказалась забыта. Ближайший же случился всего 12 лет назад — во время Прорыва севера… Старик либо должен быть гораздо старше — в возрасте 100-130 лет, что не слишком походило на правду — либо гораздо моложе, что казалось не просто неправдоподобным, но даже безумным. Что-то не складывалось, и принцесса хотела в этом разобраться. Она задала пару наводящих вопросов, чтобы узнать о том времени получше, но это ни к чему не привело: жизнь в деревнях не очень-то подвержена изменениям. «Тогда можно заняться другой загадкой», — решила она.       — Лир, дай взглянуть на флакон?       Старик некоторое время колебался, затем аккуратно протянул его принцессе. Едва она коснулась его поверхности, как Лир отдёрнул руку и спрятал флакон.       — Эй!       — Я не хотел этого делать, — озадаченно произнёс он, — просто… Я почувствовал, что не могу его тебе дать.       Девушка нахмурилась, рассуждая вслух:       — Подобные вещицы, для сбора воспоминаний — не такая уж редкость, правда, насколько я слышала, работают они иначе. Не так, как ты описал. Это нечто вроде напоминалки для важной информации, но она не может записать целую жизнь. Мне хотелось бы взглянуть поближе…       — Ты всё равно ничего не сможешь сказать! — судя по выражению лица, Лир сам не ожидал, что это скажет. Он кашлянул: — Я хотел сказать, что твоих навыков может оказаться… недостаточно. Как я понимаю, ты больше воин, чем маг?       — Да, — впервые это признание огорчило Магду. Она всегда была очень любопытной, и невозможность разузнать об артефакте (а девушка считала, что флакон всё же им и является, а не относится к классу безделиц) бросала ей вызов. Старик спешно спрятал свою драгоценность. «Ничего-ничего, я ещё всё выясню», — пронеслось в голове принцессы.       Наконец, они добрались до берега. На рассвете здесь было особенно красиво — и прохладно. Спокойные воды окрасились золотом с розовыми проблесками, лёгкий утренний туман окружал Лира и Магду, а на растениях блестели, как бриллианты, крупные капли росы. Девушка с нескрываемым удовольствием вдохнула влажный воздух, смакуя запахи трав, тины и распускающихся кувшинок — в Форгоне было куда теплее, поэтому чудесные белые цветы вовсю осваивали пространства озера Хваур-Хал. В землях Искольд этого момента Магда ждала до самого начала лета. Лир поёжился от прохлады.       — Непривычен холод, старик?       — И это так странно, — кивнул он, — я ведь помню только своё детство, проведённое в горах. Большой удачей было застать лето без снега или сильных заморозков. Я никогда не мёрз. Впрочем, как и все в моей деревне. А сейчас… Это лишний раз напоминает о том, что во мне мало чего осталось от местных.       Магдалена посмотрела на Лира, заслышав грустные нотки в его речи.       — Так куда ты держишь путь, Лир?       Он пожал плечами. Девушка уже думала, что он не ответит, но всё же старик тихо сказал:       — Я стар, и едва ли смогу освоиться здесь, никого не зная и ничего не имея. Если ко мне вернётся память — а я думаю, этот момент наступит — я бы отправился обратно, в пески М`Ка-Шеввы. Может, я смогу вернуться в орден… В Авакки Небья, — удивлённо сказал он, а затем усмехнулся. — Только сейчас вспомнил, как он называется. И то я могу ошибиться…       — Всё верно.       — В общем, я бы вернулся. Не уверен, что вообще смог бы найти их, но, как минимум, сумел бы найти пристанище где-то в пустынях. Не даром же я провёл там всю жизнь.       — Нам по пути, — добавила девушка, пустив блинчик по воде. Одна из лошадей тревожно подняла голову и фыркнула, испугавшись резкого звука, и принцесса осторожно погладила её по спине. — Мне нужно найти одного человека на южной границе. Какое-то время наши пути точно будут совпадать.       — Стоит, наверное, запастись провизией перед долгой дорогой, — мрачно заметил старик. — У меня нет денег.       — Пока мы пробираемся через леса, это не будет большой проблемой — здесь много дичи.       — Я не уверен, что бродить в одиночку по лесам — хорошая затея. Тебя, по-видимому, преследуют эти твари. Если они нападут здесь, мы ничего не сможем им противопоставить.       Девушка молча вглядывалась в линию горизонта. Ещё пару недель назад она несла службу, жила по строгому распорядку и была если не счастлива, то хотя бы спокойна. «Я думала, большей проблемы, чем потенциальное правление, у меня не будет. Теперь же нужно понять, как сохранить свою жизнь и что происходит с моей сестрой… Если она вообще жива», — без энтузиазма размышляла Магда. Казалось, даже рассвет стал менее вдохновляющим, когда поток тревожных мыслей начал увлекать принцессу за собой…       — Проигрываешь, — сказал Лир.       — Что? — она озадаченно поглядела на старика. Он набрал в подол целую гору камней.       — Проигрываешь, — с озорной улыбкой повторил он. — У тебя отскакивал максимум пять раз, у меня — десять.       — Десять раз?! — девушка окинула старика недоверчивым взглядом. Он только сильнее заулыбался — точно мальчишка. — Покажи-ка, я тебе не верю.       Первый раз камушек подпрыгнул только четыре раза, однако на втором броске, действительно, отскочил все десять.       — Что изменилось? — спросил Лир.       Принцесса недоумённо склонила голову.       — В чём разница между этими двумя бросками?       — То есть ты специально сделал меньше отскоков?       — Да.       Магдалена устремила взгляд к воде, всерьёз задумавшись. Спустя пару секунд до неё дошло, как легко старик отвлёк её от тёмных мыслей. Она рассмеялась, а Лир тепло улыбнулся:       — Мне показалось, что-то терзало тебя.       — Верно.       — Я подумал, что мне нужно это как-то изменить. В смысле… юность создана для радости, девочка.       Магда лишь развел руками, указывая на окружавший их лес.       — Ну уж не знаю, для какой радости.       — Ты молода и полна сил, ничего не болит, ты увидишь будущее… Ох, доживешь до моих лет — поймёшь.       Принцесса закатила глаза и еле сдержала просящуюся наружу улыбку. По крайней мере, путешествие будет не таким уж неприятным.       — Предлагаю разбить лагерь и составить план. Я поймаю нам чего-нибудь, а ты…       — Наберу чистой воды.       На том и порешили.              К середине дня Лир и Магда были готовы двигаться дальше, сытые, с запасами кипяченой воды и свежего мяса, обваленного в углях для лучшей сохранности. Через дня два-три им нужно было добраться до небольшого городка к востоку от Форгона и попытать счастья наскрести денег — после их ждали бескрайние равнины земель Искольд, перетекавшие в поля, степь и пустыню, где пути странников и разойдутся. Если двигаться достаточно быстро, на дорогу уйдёт недели три, поэтому одной из основных задач было также не перессориться — и Лир, и Магда на собственной шкуре знали, что делает долгая дорога даже с закадычными друзьями.       ***       В самом начале пути Магда пару раз сбивалась с курса, но как только мы достигли земель Искольд, продвижение стало гораздо быстрее. Я с интересом наблюдал за воительницей: то, с какой лёгкостью она ориентировалась по признакам, совершенно мне непонятным, восхищало, а спустя время помогло мне вспомнить глубокое детство, те времена, когда отец ещё был жив. Он служил в армии, поэтому видел я его очень редко и старался о нём не думать во время отсутствия — я не мог знать, жив он или нет, и, видя терзания матери, решил не стремиться к особенной привязанности. Пару раз, когда у него выдавался более длинный отпуск, он брал меня в горы или лес на несколько дней, учил охоте и ориентированию — эти знания с большим трудом укладывались в моей голове. Наверное, это было слишком скучно, требовало большого терпения и выдержки, чего у меня в те годы уж точно не было. Драться я любил куда больше, и, спустя несколько неудачных попыток заинтересовать меня, отец это понял. Больше мы не ходили с ним в длительные походы, но даже сейчас я отмечал нечто общее в том, как ориентировался он и как это делала Магда. Методы солдат и гражданских были совершенно отличны.       — Ты была солдатом когда-то? — спросил я как-то воительницу.       — С чего ты взял? — задумчиво пробормотала она, одной рукой правя лошадью, другой — зарисовывая примитивную карту местности.       — Смотришь на леса, как солдат. Мой отец был таким же.       Она замолчала — думала. Я испытал глубокое удовлетворение: меня не отпускало чувство, что она слишком многое от меня утаивает.       — Да, я… Служила какое-то время, — нехотя призналась она.       — Тебе нравилось?       — Откуда ты узнал? — неосторожно выпалила девушка. Она прикусила губу, поняв, что сболтнула лишнего.       «Так-то, — подумал я, — будешь ещё от меня скрывать всякое».       — Мне так показалось, — просто ответил я и намеренно добавил: — Поживёшь с моё, тоже начнёшь понимать людей.       — Я начинаю уставать от вас, Лир…       — Долан, — я шутливо поклонился в седле, а воительница горделиво вскинула голову. Ещё одна маленькая победа.       — И я бы даже предположил, что…       — Достаточно предположений на сегодня.       — …вы знатных кровей.       Краем глаза я наблюдал за Магдой, надеясь заметить перемены в её лице, но она держалась стойко. Я удовлетворённо кивнул: «Точно аристократка».       — Чего ты раскивался? — бросила она.       «Которая служила не так уж и мало… При этом не на офицерских чинах», — заключил я и ещё раз кивнул.       — Просто смотрю на мир вокруг себя, анализирую, делаю выводы.       Какое-то время мы ехали молча, когда девушка неожиданно для меня произнесла:       — Да.       Я молча покосился на неё, и воительница продолжила:       — Можно сказать, что я отношусь к аристократам.       — И как оно? Жизнь в большом городе?       Магда задумалась, а после вздохнула:       — Как в стеклянной клетке. Полной самых разных, пестрящих вещей, но все они какие-то…       — М?       — Ненастоящие. Имею в виду… Это сложно объяснить…       — Не то что бы мы торопимся… Попробуй.       — У меня было немного друзей, и большую часть времени я проводила дома. Мне было… тяжело выйти в город, родители слишком меня, — она подыскивала верное слово, — опекали. Пожалуй. Иногда я сбегала, чтобы погулять, иногда меня всё-таки отпускали одну. И сам город иногда напоминал мне такую же клетку, как и мой дом, только больше во много раз. Ты вроде можешь выбирать, куда тебе идти и что делать, но всё это — чётко спланированные кем-то свыше занятия. Я чувствовала себя несвободной, прозябающей за горами книг и занятий с утра до ночи. Моей сестре жилось полегче — на неё не возлагали столько надежд и не заставляли нести за это ответственность.       — Ты завидовала ей?       — Да. Часто.       — А теперь?       Девушка насупилась и опустила взгляд вниз — я понял, что переборщил и влез туда, куда не следует.       — С другой стороны, у тебя теперь есть масса возможностей. Ты знаешь много языков и, должно быть, у тебя полным-полно знакомых. Тебя обучали магии…       — Я не хотела этого, — сухо бросила она.       — Но тем не менее. Разве это не полезно?       — Ты хочешь заставить меня почувствовать вину? — Магда с вызовом глянула на меня сверху-вниз. Так, наверное, только на благородные дуэли вызывают. Я подавил улыбку.       — Нет, девочка, я лишь хочу сказать, что за всё придётся платить. Думаю, всё это не укрепляло ваши с родителями отношения, но теперь у твоих ног целый мир. Я был абсолютно свободен в детстве, если можно так сказать.       Я заметил, как моя спутница оживилась.       — Деревню окружали пустоши с одной стороны и горы — с другой. Я много помогал по дому и с молодых ногтей был, в сущности, полноценной рабочей единицей, но свободное время у меня всё же бывало. Ну, мне хватало. Время от времени нам преподавали в местной церкви…       — У вас не было школы? — воскликнула воительница, и я услышал в её голосе нотки возмущения.       — Была когда-то, но преподавать уже давно стало некому. Какое-то время мы с ребятами устраивали в заброшенной школе логова, играя то в разбойников, то в благородных господ…       — Но ведь это… Неправильно. Каждый должен хотя бы знать грамоту! Нужно разобраться, как так получилось.       Я рассмеялся:       — Да у тебя мышление истинного политика, Магдален. Как так получилось? Деревня вымирала. Мы жили на отшибе, все стремились хотя бы в военный городок поблизости перебраться. Тут уже ничего не сделаешь, милая.       Девушка притихла, и я продолжил рассказ:       — Так, большую часть времени я либо работал в поле, либо шатался вокруг с друзьями. Мне никогда не нравилось охотится, но приходилось — мать была слишком занята домом и другими детьми, а отца мы никогда практически не видели. Солдат, — я пожал плечами. — Был ли я свободен? Безусловно. Мы иногда уходили на несколько дней, представляешь, перебирались по пещерам и перевалам в Форгон.       — Так вот откуда ты знаешь язык, — девушка посмотрела на меня с восхищением. — Просто перенял у местных?       Я кивнул.       — Это дорогого стоит. У нас и с учителями некоторые не могли освоить язык.       — Скажешь тоже, — отмахнулся я, — мы научились разбирать, что нам хотят донести местные, и кое-как озвучивать собственные мысли. Это не значит, что я знаю язык: ваши учителя наверняка кормили ребят грамматикой, натаскивали их на правильные произношения, пытались сделать их словарный запас богаче, а речь — более гибкой. Просто детям это было не нужно — не интересно, а без этого любое дело — пропащее. Нам же было очень интересно. Особенно одному из моих друзей, он по уши влюбился в форгонку. Научился говорить вдвое быстрее и лучше нас всех, — я усмехнулся, ощущая некоторый моральный подъем после приятных воспоминаний. — Но и что с того? У нас не было перспектив, откровенно говоря, даже если бы деревню не спалили. И сейчас я — старик, не имеющий ни дома, ни семьи, ни связей.       — Отчасти мы в этом похожи, — Магдален вздохнула. — Я не уверена, что у меня теперь есть семья и дом…       — Пока мы живы, всё можно исправить.       Девушка лишь кивнула и пришпорила лошадь. Я держался чуть позади — очевидно, ей нужно было время подумать.              Да, я действительно часто путешествовал, когда был ребёнком: то ездил на ярмарки, притаившись в телеге торговцев, то, как и рассказал Магде, сбегал из дома, чтобы перебраться через горы (и как на нас с друзьями не вышли дикие животные или кто похуже!), как ходил в долгие походы за целебными травами, когда одна из моих сестёр заболела — но всё это занимало лишь маленькую область страны. Сейчас я искренне восхищался просторами и красотой окружавшей меня природы. Буйной, таинственной, бросающий вызов человеку — будто леса были отдельной страной внутри земель Искольд со своими законами. Живность на юге пестрила разнообразием, однако, в основном, я узнавал об этом от своей спутницы — мы издавали слишком много шума, пробираясь на лошадях сквозь леса. И всё же мне удалось заприметить кое-кого и сделать несколько набросков в журнале.       Я любил рисовать природу, когда был ещё юнцом, но, похоже, во время службы в Авакки Небья я нечасто располагал возможностью поддержать старое увлечение. Я помнил, какими точными были мои штрихи тогда, каким подвижным и послушным был карандаш в пальцах — сейчас я рисовал совсем иначе. Руки будто задеревенели, и этюды ужасно мало походили на свои прообразы — наброски были неплохими, но и в подмётки не годились тем, что делал десятилетний Лир Долан. Когда мы разбивали лагерь, я тихонько уходил в леса под разными предлогами и почему-то не мог рассказать девушке об этой небольшой радости. Не знаю, почему. Возможно, меня смущали чувства, что я испытывал во время рисования. Я не питал иллюзий: знал, что воительница наверняка знала, зачем я ухожу. Она передвигалась по лесу с осторожностью и грацией хищного зверя — не думаю, что смог бы её заметить.       Мы подъезжали к мелкому городу Фарси, леса плавно сменились степями, и я с большим удовольствием пролистывал журнал. Один рисунок мне особенно нравился: одной ночью, во время дежурства, я увидел свет вдали и решил подойти поближе. Я встретил релтира — создание, в чьё существование не верил всю жизнь. По легенде, релтиры — это бывшие звёзды, которым не нашлось места на небе. Падая, они сжимаются до совсем небольшого сгустка энергии, который может принять любую форму. Я тихо подкрался к одному — он избрал форму оленя с огромными ветвистыми рогами, непропорционально большими. Его свет согревал и дарил чувство спокойствия, и даже цветы на поляне приветственно распускали лепестки. Я смотрел на живую легенду, старался передать его величие в мельчайших деталях и испытывал давно забытый трепет. Эту работу, видимо, благословили боги — она и вправду была гораздо лучше остальных. Конечно, релтир заметил меня и убежал, спрятавшись в дупле одного из деревьев — существа очень хорошо умели менять форму. Весь следующий день меня не отпускало чувство благоговения и радости.       Каждый раз, когда я доставал журнал, я отмечал, что Магдален с большим интересом наблюдает за мной и, кажется, старается уловить момент, чтобы ловко заглянуть через плечо. У девчонки был колкий язык, и пока что я не хотел разделять с ней нечто настолько личное для меня. Сейчас, когда я снова полистывал альбом, она вдруг сказала:       — Я люблю растения.       Я промолчал, позволяя ей высказаться.       — Собирать гербарии в пути, рассматривать цветы, наблюдать за насекомыми, помогающими им цвести дольше… У меня почему-то никогда не хватало терпения, чтобы вырастить что-то самостоятельно, но ухаживать за взрослыми растениями всегда было увлекательно. Также как и изучать их строение и основные органы.       — Вот как? Достаточно необычное увлечение для солдата.       С ехидством отметил, что Магдалена то и дело косится на мой журнал, но так ничего и не сказал.       — А что до тебя, Лир? Наверняка тоже есть что-то такое приятное, что тебе нравится. Я уверена в этом, — она ещё более красноречиво глянула на мой журнал, и я рассмеялся.       — Я думаю, ты и сама знаешь, девочка.       Она кивнула.       — Кажется, ты даже встретил релтира.       — Ты следила за мной? — я с удивлением посмотрел на неё, и теперь уже она не удержалась от смеха.       — Нет, этого было и не нужно. Я почувствовала его приближение, ещё когда ложилась спать, а потом мельком увидела твой рисунок оленя. Он получился особенно удачно.       — Спасибо, — я убрал журнал подальше, почувствовав себя неуютно.       — Это ведь не совсем твоя работа, ты знаешь?       — Что ты имеешь в виду? — это заявление задело меня, но я попытался не подавать виду. Хотя вопрос меня и выдал с потрохами:       — Я не хотела тебя обидеть, старик. Релтиры — павшие звёзды, как считают многие, но… Школа Эфира сходится на том, что они — порождения Снотт, покровительницы искусства, в частности. Она спустила часть звёзд, порождённых ею, чтобы люди могли вдохновляться не только бескрайним космосом, но и тем, что есть на земле. Она вообще много чего создала: водопады, оттенки рассвета и заката, предвещающих приход Брэйанти, росу, некоторые виды деревьев и цветов… Поэтому каждый художник, завидевший релтира, изобразит его так хорошо, как только может.       Всё же обидно осознавать, что твоя лучшая работа появилась благодаря воздействию полубожественной сущности. Видимо, Магда заметила, как я поник.       — Лир, — мягко позвала она. Я поднял голову и встретился с ней взглядом — она улыбнулась и продолжила, — я сказала, что релтиров изображают так хорошо, как только могут. По сути, этот рисунок — предсказание новой стадии твоего умения. Далеко не каждый так сможет. Я вот не смогу.       Её слова ободрили меня, и всё же тема моей сокровенной страсти оставалась для меня некомфортной. Я перехватил инициативу:       — Я думал, аристократов обучают рисованию в том числе.       Она посмеялась:       — Да, родители любили нагружать меня чем-то малополезным. У меня были отличные учителя, но рисование казалось мне таким скучным… Не знаю. Моя душа просто не раскрывалась в этом, хоть её к тому и активно принуждали.       — Ну какую-то пользу учителя приносят? — с усмешкой поинтересовался я и ещё больше повеселил воительницу.       — Иногда. Просто должно совпасть два обстоятельства: твой собственный интерес и интерес наставника.       — Кто-то работает учителем, не желая того?       Девушка кивнула.       — Ты представляешь, какие деньги готова отваливать знать другой знати, чуть меньшего порядка, которая согласится обучать их драгоценное чадо чему-то, чем самого этого человека в детстве пытали? Такие цифры в нашем положении и озвучивать-то неприлично.       Я покачал головой, посмеиваясь:       — Безумно даже… И кто же принёс тебе пользу?       — Много кто. Учителя физики, математики, инженерного дела, механики, алхимики — хоть к их ремеслу я прибегала нечасто — мастера по оружию и последователи Школы Материи. Мне какое-то время нравилось стрелять из лука, но более практичным мне показалось оружие для ближнего боя… Что ещё? Политическое устройство, социальная физика…       Я слушал и не мог понять, как ребёнок мог разорваться на столько занятий сразу. Девушка перечисляла их быстро, хорошо поставленным голосом, в котором иногда звучала скука и утомление — чем дальше, тем больше я это ощущал.       — Судя по тому, как ты эти науки называешь… Тебе часто было не очень-то интересно.       Она колебалась — похоже, это была тема, которую она не раз избегала даже в разговоре сама с собой. Наконец, воительница окинула меня взглядом, вызывающим, но в этот раз я смог уловить и другие оттенки в нём: агрессию и… уязвлённую гордость? Девушка смотрела на меня свысока, расправив плечи. Так она вполне походила даже на правителя — властная и неприступная. Искольд был не самой богатой страной — позволить себе такие вложения в ребёнка мог далеко не каждый наместник. Кажется, девчонка скрывала куда больше, чем я мог представить.       — Есть более высокие вещи, чем желание и интерес. Имя одной из таких — долг.       Я покачал головой. Пусть распоряжается повисшим молчанием. Девушка задумалась и будто бы поникла.       — Неужели у тебя совсем не было выбора? — она окинула меня тем же презрительным взглядом. — Я имею в виду… Я думал, богатые гораздо свободнее могут распоряжаться собой и своим временем.       — Мой ответ был исчерпывающим. — Магда помолчала. — Иногда ты совершенно не похож на старика. Я думала, люди в преклонном возрасте знают о мире куда больше.       Я поднял руки:       — Выпад засчитан, девчонка.       Теперь я погрузился в раздумья: я действительно не ощущал какой-то сакральной мудрости в себе, будто прожитых 70-80 лет и не бывало. Я почесал бородку, изрядно отросшую за недели. Иногда мне самому казалось, что я прожил куда более короткую жизнь, но я не позволял себе тонуть в подобных размышлениях — едва ли они к чему-то приведут. С другой стороны, если это заметила Магда, человек сторонний … Вероятно, мне предстояло очень многое обдумать. А также найти информацию о том, кто я такой и откуда прибыл.       Целое море информации.