Клятва на обломках

      — Это немыслимо! Это бред! — Магда ходила по комнате, активно размахивая руками.       — Что имеем, — хмуро отозвался Лир Долан.       После известия о своей «скоропостижной кончине» Магдалену едва удалось затащить обратно в таверну: она не могла поверить — да и до сих пор не верила — тому, что сказал глашатай. Бюрократическая ошибка, вражеский подлог, неуместная шутка или манипуляция её семьи — вариантов было слишком много. Решив разобраться, принцесса приставала к стражникам, требовала отвести её к местному командиру и к главе поселения. Первого она добилась, но это ни к чему не привело: капитан стражи не узнавал Магду, несмотря на то, что когда-то им даже довелось вместе работать — и её активные расспросы о почившей принцессе чуть не привели к аресту. После такого представления, естественно, ни к какому главе поселения её бы не пустили. Выглядела девушка по-прежнему не очень: круги под глазами, нездорово блестящие глаза. Кажется, испытаний, выпавших на её долю за последние пару суток, было слишком много. Лир понимал, что сейчас её способность рассуждать трезво подорвана переживаниями, но не знал, что именно может сделать: может, стоит просто уйти? Дать ей время подумать, переварить факты… Однако Магда могла бы решиться на какое-то отчаянное, ненужное и вредящее сейчас действие. Помочь ей? Но как?       — Его могли подкупить!       — Магда…       — Нет, послушай, — девушка резко остановилась напротив своего спутника. — Пропажа наследника — фактор, который может вызвать волнения в народе и политическую нестабильность, что было бы как раз на руку нашим врагам…       — Каким врагам? — понемногу закипая, поинтересовался Лир. Из того, что он успел выяснить про современность, мужчина сделал вывод, что единственным противником Искольда были Дикие Земли и обитавшие там варвары. — Если ты про тех, с севера, то предположение несостоятельно. Не думаю, чтобы у них были политические институты, не говоря уж об амбициях в этой среде…       — Однако в том же Прорыве севера было много странностей. Я рассказывала тебе?       Мужчина устало покачал головой, сжав переносицу пальцами. Он надеялся спокойно обсудить с Магдой заметки Линнеи, но сейчас, очевидно, это было бы бессмысленно: принцесса была слишком взбудоражена, и её чрезмерная активность, эксцентричность выматывали его. Лир подозревал, что сообщение о её смерти действительно не является ошибкой, но считал, что размахивать руками и горлопанить сейчас не нужно — пустая трата времени. Если они будут идти вперёд, распутывая клубок интриг, вероятно, и это заявление найдёт своё место… Но девушка уже вовсю рассказывала, что необычного она слышала о Прорыве. «Стражник, дежуривший в ту ночь в тюрьме, клялся и божился, что варвары одновременно начали выкрикивать имя своего бога, а после умерли от сепсиса — также разом. Звучит не очень правдоподобно…» — мужчина решил не высказывать своего мнения и лишь наблюдал за воительницей. Пусть излишки энергии и нервозности выйдут сами собой.       — Всё взаимосвязано, и я это знаю, но… Ах, проклятие! Мысли скачут в голове, и я не могу выхватить ни одной, — Магдалена всё беспокойнее металась по комнате, будто волчица. — Если заявление на площади было сделано намеренно, то нам необходимо вернуться в Мархоллин!       Стихнув, она вперила взгляд медовых болезненных глаз в спутника, будто ожидая ответа. Лир решил не торопиться, однако внимание принцессы тут же переключилось на следующий домысел. «Плохо дело… Не тянет на то, что она успокоится сама», — мрачно заключил он.       — Или же это ловушка, и правители так играют со мной… Ждут меня, ждут, когда я допущу ошибку… Ждут, ждут, ждут… Но я не могу ждать! — её голос сорвался на фальцет, и монах с ещё большей обеспокоенностью следил за ней. Принцесса тяжело дышала, всё оглядывала комнату, не в силах остановить взгляд хоть на чём-то. — Нужно действовать… Если в столице творится что-то ужасное, я обязана вернуться! Но тогда… тогда я не успею помочь сестре…       — Ты уверена, что ей нужна помощь? — мягко отозвался Лир.       — Конечно! — она глянула на мужчину так, словно он сказал несусветную глупость. — Её душа, мне кажется, переместилась в тело доппельгангера, которого она пыталась создать ещё тогда, в пещере. Она ведь хотела этого, но не успела докончить. А тот, что из неё вылез… Я не уверена, что так было задумано. В смысле, то, что мы видели, очень походит на последнюю стадию инвазии, свойственную для естественного цикла развития доппельганегров.       Лир Долан нахмурился, пристально вглядываясь в лицо девушки. Когда она начала говорить о доппельгангерах, её речь стала спокойнее, собраннее, информативнее. «Точно, она ведь упомянула, что занималась изучением магических существ… Нужно попытаться вывести её на диалог», — осенило мужчину.       — А как проходит инвазия?       — Какая разница? Это неважно сейчас…       — Магда, — он наклонился вперёд и тихо произнёс: — Я ведь хочу помочь тебе. Я не знаю о доппельгангерах почти ничего. Может быть, ты расскажешь, и мне придёт в голову какая-нибудь новая мысль?       Воительница на минутку замерла, задумавшись. Она внимательно оглядела Лира Долана, вздохнула и, запустив ладонь в свои длинные волосы — обычно девушка заплетала тугие косы, но сейчас энергии на это не хватило — начала рассказ:       — Доппельгангеры — существа, наделённые способностью превращаться в кого угодно. Степень сходства зависит от мастерства доппеля — прожитых им лет и числа превращений, — Магда неотрывно смотрела на мыски своих ботинок, скрестив руки на груди. «Звучит так, будто экзамен отвечает… Пытается сосредоточиться? — Лир Долан внимательно наблюдал за своей спутницей. — Почему у меня есть ощущение, будто когда-то я и сам принимал экзамен?»       — Присядь, — мужчина указал на ветхое креслице у камина.       — Не отвлекай меня! — былые раздражение и негодование вернулись к Магдалене.       — Мне кажете, тебе будет так легче. Ты многое пережила за последние…       Очевидно, ответ монаха лишь ухудшил ситуацию.       — Кто ты такой, чтобы указывать мне?       Мужчина усмехнулся и поспешно выпалил:       — Действительно, Магда, а кто я?       Принцесса вскинула бровь в замешательстве. То ли вопрос сам по себе стал для неё неожиданным, то ли из-за воспитания в кругу аристократов казался вопиюще бестактным. «Что я, упокой меня Хрозз, сморозил? — в ужасе подумал Лир, твёрдо выдерживая немой укор воительницы. — Ладно, займу оборонительную позицию — не буду ничего лишнего говорить».       — Извини?       — Кто я для тебя?       Лир Долан сверлил воительницу взглядом. Магдалена нахмурилась, открыла рот и, захлебнувшись в возмущении, закрыла его. Монах склонил голову набок, наблюдая за соратницей: девушка оглядывала его строго, но выглядела, в целом, куда более спокойной. «Ни гордость, ни воспитание не позволят ей ответить что-то конкретное. Надеюсь», — рассуждал мужчина, теребя пальцами ц`саш.       — Это бестактно, — девушка выпрямилась, холодно взирая на собеседника.       Мужчина склонил голову в знак примирения:       — Так про доппельгангеров… Ты не договорила, — монах мягко указал на кресло, и принцесса, рассерженно фыркнув, присела. Лир расположился напротив, радуясь в глубине души, что всё обошлось. «А ведь правда, кто я?» — задумался он, разглядывая воительницу.       Магда устроилась поглубже в кресле, вытянув ноги к огню. Какое-то время она исподлобья рассматривала монаха в ответ, уперев руки в подлокотники и сомкнув пальцы треугольником на уровне рта — наконец, она прикрыла глаза и продолжила:       — У доппельгангеров отсутствует репродуктивная система в том виде, что у остальных существ. Единственное, что с уверенностью можно сказать: для размножения им необходим сторонний организм-носитель, достаточно большой, полнокровный, чтобы личинке было чем прокормиться, — воительница крепко сжала кулак. — Далеко не про всех существ я могу так сказать, но доппельгангеры по-настоящему отвратительны.       — Ты сказала, личинке? Как у мухи?       Девушка кивнула.       — Такая уж зародышевая форма у них. Внутри носителя личинка созревает, питаясь внутренностями, преодолевая несколько циклов превращений… На последнем, как мы и видели, они выбираются из организма хозяина. Несмотря на то, что в этот момент доппели самостоятельны и независимы, им не хватает сил, чтобы разорвать тело носителя или прогрызть прямой путь наружу — в отличие от тех особей, что были выращены искусственно. Они отличаются особенно крепким здоровьем и телосложением, возможно, подпитываясь во время созревания и магией колдуна, и компонентами зелья, в котором варится до поры до времени. Однако такие доппели чрезвычайно чувствительны к так называемому вытеснению, — Лир с удивлением и увлечением слушал воительницу. Теперь, разговорившись, она вполне походила на первоклассного наставника, опытного и увлечённого. Она выглядела спокойной и уверенной, жестикулировала, и, в этом мужчина был уверен, будь в её распоряжении доска, непременно чертила бы схемы и пояснительные рисунки. — Во время вытеснения сущность волшебника, его душа, борется с сознанием доппельгангера за возможностью обладать телом. Доппели естественного происхождения сопротивляются этому гораздо активнее и жёстче, — Магда нахмурилась. — Поэтому я не знаю, удалось ли Линнее… — её голос дрогнул, но, обратив взгляд к огню, воительница взяла себя в руки и продолжила: — Удалось ли ей взять контроль над доппельгангером.       — Он убежал.       — Возможно, оттого, что ты огрел его посохом, — принцесса с укоризной посмотрела на монаха. — И мы теперь не можем знать, почему он не набросился на нас: испугался ли он тебя или это Линнея повлияла на него. Зная её, могу предположить, что она не покажется до тех пор, пока не будет уверена, что полностью контролирует тело.       Магдалена смолкла, погрузившись не то в мысли, не то в созерцание огня. Лир Долан обдумывал услышанное и погодя неуверенно протянул:       — Но… Ты же собиралась ей помочь. Если мы не знаем, где она, то…       Магда резко махнула рукой, усмехнувшись:       — Глупостей наговорила. А идея, что нам надо спешить в Мархоллин… Бред.       — Тебе бы стоило ещё отдохнуть, ты поэтому…       Принцесса предостерегающе глянула на Лира, намекая, что заниматься анализом её состояния ему точно не стоит. В комнате воцарилась тишина, только поленья потрескивали.       — Спасибо… — вдруг произнесла воительница, не поднимая головы. — В очередной раз смог отвлечь меня от тёмных мыслей. — Магда встрепенулась, потянулась и с напускной активностью и жизнерадостностью поинтересовалась: — А что ты делал, пока я спала?       Лир с облегчением достал блокнот заклинательницы, показал девушке интересующие его страницы, а также то, как ц`саш делает видимым текст из второй части записной книги. Закончив, мужчина подытожил:       — Я думаю, что заявление на площади связано с Каваном и Новым богом, но пока мы не можем противостоять такому противнику… Не после того, что мы видели ночью. Без рогатины на медведя не ходят.       Девушка молчала, но мужчина отметил, что она еле заметно кивнула. Какое-то время принцесса провела в раздумьях, после чего спросила:       — Что сделала Линнея?       Лир Долан нахмурился, вопрошающе посмотрев на принцессу. Она вздохнула и медленно, подбирая слова, продолжила:       — Когда мы обсуждали твой флакон, Линнея отослала меня. Едва ли просто так.       — Да. Она как-то стабилизировала мой флакон — до этого вокруг него на метр всполохи носились…       — Это, кажется, не новость, — Магда мотнула головой. — Я это и так раньше замечала.       Монах недоумённо оглядел её, но решил не переспрашивать. «Потом», — сухо подумал он.       — Она их вытеснила внутрь, что ли. Воспоминания, хранящиеся там, передались и ей, но она сказала, что это нестрашно, потому что…       — Знала, что умрёт, — тихо закончила за него Магдалена.       — Да…       Путники стихли, и Лиру стало не по себе. Он видел, насколько болезненно переживала уход сестры Магда, как вдруг ему вспомнились слова заклинательницы:       — Она ещё сказала, что возродится.       Магдалена ушла в себя. Шли минуты, и монах ждал: хотел дать ей время. Наконец, она прошептала:       — Мне страшно.       — Мне тоже, — со вздохом ответил Лир, приблизившись к очагу и сев на пол. — Но нам это не помешает. Мне так точно.       Разговор не клеился: и Магда, и Лир нуждались в отдыхе и в том, чтобы встроить услышанное в привычную картину мира. Молчали долго, так, что даже солнце зашло за крыши домов, и мужчина подумывал уйти, дав принцессе побыть одной, но она тихонько позвала его:       — Лир.       –М?       — Во время ритуала… Почему ты был так спокоен?       Взгляд её медовых глаз пригвоздил монаха к полу, и у Лира появилось нехорошее ощущение, что девушка его в чём-то подозревает.       — Я многое повидала… И пока служила, и пока путешествовала, но… Все те люди. То… создание, Новый бог, я никогда не видела такой жестокости. Я впала в панику, действительно, я подвергла нас опасности, и не пойми меня неправильно, но…       Она смолкла, тщательно обдумывая продолжение, и монах кивнул девушке:       — Говори, как есть.       — Ты — член Авакки Небья, родом из деревни. Причём большая часть твоей жизни в М`Ка-Шевве заперта во флаконе. Я не верю, что человек с таким… приземлённым, невыдающимся прошлым мог остаться спокоен при виде того, что там было… Ощущая то, что происходило…       — Ощущая? — Лир перебил Магдалену. — Ты о чём?       — Ты… ты что, ничего не видел? Не чувствовал?       — Я… не понимаю тебя, Магда, — мужчина заставил себя вспомнить прошлую ночь в деталях. — Я видел не меньше тебя: долину, сектантов и то, как это чудовище за ними гналось. Видел издали, как и ты…       Девушка подалась вперёд, вглядываясь в лицо Лира так, будто видела впервые.       — И тебя не затягивала Обрядовая песня?       Монах покачал головой.       — Как раз поэтому я и не думал, что это Обрядовая песнь. Считал, что это что-то из Эфира…       — Эфир здесь ни при чём, — принцесса раздражённо дёрнула головой, откинув с лица выбившуюся прядку. — Ты раньше участвовал в Обрядах? Когда ещё жил в Рэнхалсе.       — Конечно. Встречали Великую ночь, чествовали Брэйанти, Гротти и других…       — И что ты чувствовал тогда?       — Ну, — Лир замялся, пытаясь припомнить какой-нибудь праздник. Он потёр лоб. — Я видел и ощущал присутствие предков… Их голоса словно становились моими, и я…       — Пел вместе со всеми, словно песня всегда была тебе известна, — закончила за него принцесса, откинувшись на спинку. Она снова вперила взор в огонь, задумчиво тёрла подбородок и молчала. Лир кашлянул:       — Я надеюсь, что если что-то придёт тебе в голову, я всё же об этом узнаю. А не как в прошлые разы. К тому же…       Мужчина едва успел уклониться — Магда шустро потянулась к нему, видимо, озарённая догадкой.       — Эй!       — Мне нужно кое-что проверить…       Мужчина недоверчиво подался назад, отводя её руку.       — Что именно ты собираешься сделать?       — Сиди спокойно, — будто не слыша, кинула она, но, заметив растерянность монаха, снизошла до уточнения: — Это не больно.       — О, это меняет… — не успел мужчина договорить, как девушка метко схватила его за руку. Дыхание Лира Долана перехватило: он снова чувствовал себя наполненным, целостным, но в этот раз немножко иначе. Когда Линнея проводила ритуал, эти ощущения охватывали его полностью, будто он купался в тёплом озере, сейчас же чувство распространялось под его кожей медленно, поступательно. Как змея, извиваясь, поднималось выше, к сердцу, а дальше устремилось к голове. Словно чьи-то маленькие пальчики прощупывали его нутро, вместе с тем возвращая то, что принадлежало ему по праву. Он замер, боясь, что это загадочное тепло покинет его, но, к сожалению, над этим мужчина был не властен. Стоило Магде убрать руку, как всё вернулось на круги своя.       — Что ты…       — Твоя мать колдовала? Или твой отец, — заткнула его Магдалена, напряжённо глядя в глаза.       — Да, они оба, но очень редко.       — А ты сам? — девушка дёрнула его за рукав, и на долю секунды Лир пожалел, что она не коснулась его снова.       — Не помню… Кажется, да.       — Глупость какая-то, — пробормотала девушка, после категорично добавила: — Ты либо что-то путаешь, либо врёшь.       — Мне незачем врать, Магда. Тем более я не склонен нарушать договорённости, — с укором ответил Лир.       — Эфир передаётся по наследству, и даже если твои родители были очень слабыми колдунами, даже если ты очень редко прибегал к колдовству, ты не мог утратить… Всё. Не мог не увлечься Обрядовой песней вчера ночью. И я бы тогда не почувствовала, что…       Она вдруг замолчала, и это насторожило монаха.       — Договаривай.       — Что в тебе нет ничего от Эфира. Совсем. Как будто его никогда не было.       Мужчина поджал губы. Несмотря на то, что и в юности он редко использовал Эфир, в глубине души ему было неприятно узнавать подобный факт о себе. Чувство внутренней ненаполненности, незаконченности начало скрести сердце ещё ощутимее. Лир Долан погрузился в воспоминания — это удавалось ему легче, чем до ритуала, но заметно проще не стало. Внезапно мужчина усмехнулся:       — Похоже, флакон как бы всасывает мои воспоминания — я раньше этого не замечал. Я чувствую, что вот-вот что-то вспомню, но чувство быстро рассеивается, и я прямо ощущаю, как они оттягиваются к нему, — Лир коснулся сумки — того места, где был припрятан артефакт. — Я ничего не чувствовал вчера, Магда. Не думаю, что это Эфиреальное чутьё могло стать таким…       — Я… — девушка вдруг запнулась, задумчиво прикусив губу.       — Что?       — Я могу… просмотреть твои воспоминания?       Мужчина медленно поднялся, сделав пару шагов назад — на всякий случай.       — Боюсь, что нет.       — А как же договор, что мы должны быть честны друг с другом?       — Ты буквально хочешь залезть в мою голову, Магда. В мою душу. Тебе не кажется, что это уже несколько… другой уровень доверия? — мужчина поднял бровь, испытующе глядя на спутницу. Девушка отвела взгляд и прикрыла шарфом рот — Лир понял, что она сдерживает смех. — Ты находишь это смешным?       — Нет, не совсем, — её глаза весело блеснули. — Иногда я думаю, что ты проще, чем есть на самом деле.       — Ага, и ты решила, что подвоха я не замечу?       Принцесса кивнула и, на этот раз, рассмеялась в открытую.       — Ужас, какая глупость, — тихо добавила она.       «Это хороший знак», — подумал мужчина. То уставшее, разбитое существо, коим была девушка поутру, наконец стало напоминать себя прежнюю. Едва он хотел что-то ответить — не то подколкой, не то шуткой, не то чем-то искренним — как Магдалена резво поднялась, хлопнув в ладоши.       — Но! Я хочу убедиться, что это всё же не ошибка. Местный капитан ведь мог меня забыть.       Лир сдержал желание оспорить её решение, вместо того спросив:       — И какой же у вас, Светлейшиство, план?       — Лир, помилуй тебя Гротти, так нигде не говорят, — принцессу даже передёрнуло. — Звучит…       — По-деревенски?       Она ничего не ответила, лишь недовольно покачала головой.       — В общем, плана у меня нет. Хотя… — она задумалась, и вскоре её лицо скривилось. — Нет, есть одна идея…       — И что-то с ней не так.       — Есть один… человек, который живёт неподалёку и весьма хорошо меня помнит, — чуть ли не через зубы сказала Магда. — Но я бы предпочла, чтобы именно он меня и забыл.       — Я думаю, после всего, что за последние дни с нами было, какой-то неприятный знакомый не станет большой проблемой.       Магдалена хохотнула:       — Его точно не стоит недооценивать. Нам нужно отправиться в Одергард-тич. Собирай вещи…       Мужчина покачал головой.       — Поедем утром. Не знаю, как тебе, мне-то точно ночных приключений достаточно. И, честно, — Лир окинул взглядом принцессу. Грязная, с синяками под глазами, ссутулившаяся около огня — была б его воля, он бы задержался в Фарси на несколько дней. — Ты всё ещё выглядишь, как побитая собака.       Монах устремился к двери, ожидаемо услышав:       — С каких это пор ты распоряжаешься, что и когда делать?       Он не собирался препираться и дальше, и только насмешливо кинул:       — Так кто я, Магда?       Принцесса снова потупилась, и Лир пришёл к выводу, что теперь располагает каким-никаким козырем. Мужчина прикрыл за собой дверь и, чувствуя себя измотанным, пошёл вниз — к хозяину таверны. «Никогда бы не подумал, что медовуха может стать для меня элексиром жизни», — невесело думал он.              ***       Равнина в ветренную ночь — точно неспокойное море. Колосящиеся травы шуршат, как прибой, спускается густой туман. Несмотря на то что Стура-Углан, большая из лун, ещё в цвету, ночь была тёмной — облачно. И только самый острый глаз мог заметить, что над землёй, сливаясь с чернотой ночи, несутся тонкие струйки песка, обгоняя ветер. Вот показались внешние врата Эйрихуса — плотно закрытые, безлюдные. Редкие огоньки, освещавшие город, замигали и потухли, когда песчаные нити пронеслись мимо. Дальше и дальше, в глубины города — песок с лёгкостью просочился в узкие прорези коллекторной решётки.       Часть пещер, пронизывающих каменную скалу под Эйрихусом, была отведена под сточные воды. Вверх, вверх — ближе к замку Мархоллин. Песчинки перемешивались, ревели, безошибочно сворачивая в узких протоках, где никогда не бывало солнечного света — можно сказать, что здесь им было комфортнее всего, не считая Междумирья, конечно. И старых песочных часов, которые, как знал каждый слуга в замке, уже давно вышли из строя — именно к ним неслись, гонимые ветром, аспидные струи. Уже совсем близко…       Рыцари Дюжины вынырнули из мрака, собравшись в привычные оболочки, едва коснувшись пола. Место встречи было новым: они оказались в одной из самых глубоких пещер замка. «Так даже лучше», — заключили Рыцари. Напротив них стоял высокий светловолосый мужчина средних лет, уставший, разозлённый… Напуганный. Да, страх они чувствовали особенно хорошо. Мужчина молча достал из-за пазухи песочные часы, гневно постукивая пальцем по глубокой трещине.       — Где Восьмой?       От первого Рыцаря в шеренге потянулся тонкий чёрный хлыстик, и владелец Рыцарей шумно выдохнул, готовя себя к холодному, как глубины Междумирья, прикосновению. К сожалению, это был единственный надёжный способ общения со своей тёмной гвардией.       «Исчез в шкатулке, хофлин Аластар, — просипела сотня голосов в голове мужчины. — Гинконан Линнея и эрфингин Магдалена…»       Король отшатнулся, с болью и неприязнью глядя на Рыцаря.       — Она умерла! И умерла ещё до того, как вы схлестнулись с Линнеей…       Рыцарям не требовалось ни говорить, ни смотреть друг на друга, чтобы общаться. Они — одно, единственное и навсегда разделённое. Одиннадцать Эфиреальных слуг не могли понять, почему их хозяин с твёрдой убеждённостью — а её они тоже чувствовали, как самих себя — считает одну из своих дочерей погибшей, но понимали: это не то, во что им нужно вмешаться. Если он не отдаст им приказ, конечно. Чёрный щуп снова потянулся к мужчине.       «Гинконан Линнея скрылась и не обнаруживается. Эрфингин Магдалена…»       — Её нет! — воскликнул Аластар с отчаянием. — И ничего больше о ней слышать… Не желаю. Мой приказ неизменен: Линнею нужно доставить в Мархоллин живой и поскорее. Скорее всего, она либо прячется, либо перевоплотилась в кого-либо. Отыскать, — на языке древних добавил мужчина и широко взмахнул рукой. Силуэты Рыцарей поплыли, как свечной огарок, посыпались на каменный пол — к решётке канализации.       Оставшись один, Аластар поднял к свету песочные часы.       — Одного больше нет… Но ничего, это нестрашно, — зачарованно глядя на трещину шептал он. — У меня всё ещё остался ты…       Тонкая, едва различимая полоска песка, извиваясь, ползала по деревянному донышку. Мужчина болезненно улыбнулся, но, заслышав шум в одном из коридоров пещеры, бесшумно щёлкнул пальцами — часы исчезли. В проходе маячили стражники. Хофлин Аластар расправил плечи и, не удостоив их взглядом, двинулся к замку. «Он пожалеет», — твёрдо решил король.