Мартовский ветер

      Бледный свет фонаря нимбом окутывает его голову, когда он приподнимается. Ким сидит у тебя на животе и отводит взгляд. Он расслаблен, но смущен, ты слышишь его глубокое дыхание, сливающееся с твоим. — Ким… — почти беззвучно шепчешь ты из глубины сознания. Он поворачивается к тебе. Ты никогда не видел его таким: что-то иное, еле ощутимое задевает его черты, и он смотрит на тебя легко и… нежно. Его веки прикрыты. Ты замечаешь темный блеск его глаз. — Гарри, — он отвечает с тихим вздохом.       Слыша свое имя, ты пропадаешь, вновь притягивая его к себе. Голова тонет в мягком одеяле, и рядом с ней оказываются его руки — по обеим сторонам. Он опускается на локти и целует тебя. Медленно. Ты почти не дышишь, пока его мягкие губы бездвижно лежат на твоих, будто твое малейшее движение разрушит происходящее. Но твое тело двигается против воли.       Когда Ким опустился, его майка слегка задралась, и теперь твои руки скользят под нее. Он дрожит, чувствуя тепло твоих ладоней на спине, за лопатки прижимающих его ближе. Поддавшись, Ким опускается. Он тяжелый, но тебе приятно чувствовать давление его тепла, когда он так близко.       Ким оставляет еще один невесомый поцелуй на губах и опускается к твоей шее. Ты шумно сглатываешь от внезапно накатившего волнения. Кажется, твое сердце вот-вот откажет. Ты начинаешь дышать все чаще.       Он на миг останавливается. — Все в порядке? — в его хриплом голосе ты чувствуешь тень тревоги.       О. Он тут. Над тобой. Сейчас. И ты тоже здесь. С ним. Как отвечают в подобных ситуациях на такие вопросы? Ты пытаешься сказать хоть что-то, но у тебя получается только сдавленное «ага».       Он приподнимается, проводя рукой по твоей груди. Глядя тебе в глаза, останавливается у пуговиц рубашки и расстегивает верхнюю пару. Отогнув воротник, вновь льнет к тебе, оставляя на шее горячий поцелуй, от которого перехватывает дыхание. Он делает так снова, и ты не выдерживаешь. С твоих губ срывается сдавленный стон.       Ким зарывается рукой в твои волосы и шепчет на ухо: — Встань.       Ты послушно выполняешь то, что он говорит, и приподнимаешься на кровати. Он слезает с тебя и садится у изголовья, все еще притягивая тебя за воротник. Ты ловишь себя, упираясь ладонями в матрас. Твоя голова опускается на его грудь, и снова приходится поднимать взгляд, чтобы увидеть его.       Ким сползает вниз, утягивая тебя в глубокий поцелуй. Он убирает руки в стороны, и они касаются твоих предплечий. Он все еще в перчатках. Как же они тебе надоели. Ты хочешь соприкоснуться с ним. По-настоящему.       Ты мягко перехватываешь запястья лейтенанта и отводишь их к его голове. Твои ладони скользят по предплечьям вниз и вверх, задерживаясь у края перчаток, и пальцы пролезают под грубую материю. Ким прикусывает твою губу, вытягиваясь в струнку. Ты снимаешь перчатки, поднимая ткань, и твоя ладонь встречается с его.       Она мягкая и прохладная. На ней еле осязаемые мозоли — с поры юношества.       Когда изящные пальцы переплетаются с твоими, Ким шумно выдыхает. Его нога поднимается, и колено скользит по твоему бедру. Внутри разливается томная нега, внизу живота поднимается жар.       Ты замираешь, не зная, что делать дальше, и пытаешься вглядеться в лицо Кима. В свете луны замечаешь его темные глаза, полные смущения и желания. Его веки прикрыты, он шумно выдыхает. Его уши горят. Он смотрит на тебя в ожидании, но ты словно обездвижен.       Ким смыкает руки за твоей спиной и, притянув тебя, переворачивается на бок. Ты расслаблен и позволяешь делать с собой все, что он хочет. Он быстро оказывается сверху, поставив ноги по обеим от тебя сторонам. 
Ким снова нависает над тобой, и, не зная, куда деть руки, ты кладешь их ему на спину. Он мягко припадает к твоей шее, жарко выдыхая на оставленные поцелуи. Ты забираешься под его майку, все еще не решаясь снять ее, поглаживаешь оголенную кожу поясницы. Ким подается вперед и шепчет на ухо твое имя. — Гарри…       Его рука опускается по твоей груди и проходит по животу, двигаясь все медленнее и медленнее. Его дыхание становится тяжелее и глубже, ты замечаешь его подернутые густым румянцем уши и шею.       Он останавливается у края джинс. Внутри все сжимается, и ты забываешь, как дышать. Шумно сглотнув, ты цепляешься за его кожу кончиками пальцев. Ким вновь целует твою шею. Его рука скользит ниже и слегка сдавливает тебя. Напряженный стон срывается с твоих губ вместе с его именем.       Ким ищет ширинку и непослушными пальцами не глядя пытается взяться за молнию. Он не разрывает тягучий и сладкий, словно густой мед, поцелуй, но его движения все более нетерпеливы и отрывисты. Наконец, он хватается за маленькую застежку.       Слыша знакомый звук расстегнувшейся молнии, ты теряешься, и внезапно свинцовой тучей воспоминания обрушиваются на тебя, окутывая непроглядной тьмой комнату, мрачный свет с улицы и потерявшуюся в тени фигуру Кима.       Светлые волосы у щеки. Мягкий голос у самого уха. Ее тонкие руки. Томный взгляд в полутьме. Сквозь пелену прошлого доносится ее голос, зовущий тебя. От волнения перехватывает дух. Ты пытаешься поймать воздух, но ничего не выходит — в легких совсем нет места. Ты дышишь чаще и чаще, пока грудь не начинает болеть. Ее заполняет душный, до отвращения сладкий и такой приятный аромат абрикосов. Ты хочешь что-то сказать, протянуть руку в мольбе, но оказываешься пригвожденным к кровати, окружающая темнота давит, к горлу подбирается жгучая обида, его охватывает колкая боль, и с виска стекает тонким лезвием ледяная капля. За ней — по щекам еще сотня.       Тебе холодно. Страшно. Больно. Тревога с каждым вдохом сильнее забирает в свои объятия, не оставляя места для мыслей. Одеяла вокруг удушливо обвиваются вокруг тела, и от них не отбиться, как бы ты не метался. Из головы не исчезает ее болезненно-мягкий голос, разрезающий тысячи километров, доносящийся сквозь неизмеримую бездну Серости. «Прощай».       Из-под тебя уходит земля. Ты судорожно ищешь опору, но тебе тяжело двинуть и пальцем. Ты мотаешь головой, но страх не исчезает, возвращая в сердце тревогу. Наружу рвется отчаянный крик. Собрав последние силы, ты слепо хватаешься за что-то, и тебя накрывает теплом.       Оно успокаивает, забирая остатки волнения. Оно — убежище, где ты можешь скрыться от страха, все еще копошащегося под самым черепом.       К голове прикасаются, осторожно и мягко поглаживая по волосам. Тихо где-то вдалеке раздается твое имя, и ты чувствуешь, будто сойдешь с ума, если еще хоть раз услышишь его, сказанное ею. Но это другой голос. — Гарри! — Гарри…       У тебя едва получается разомкнуть заплаканные глаза. Перед собой ты видишь Кима — он обеспокоен: брови сведены, лоб прорезает морщинка, челюсть напряжена. Он зовет тебя. — Гарри, дыши!       Ты смотришь по сторонам. В темноте различимы очертания твоей квартиры. Откуда здесь Ким? Ты лежишь некоторое время, вглядываясь в пустоту.       Положив руку тебе на грудь, он тихо направляет твое дыхание. Размеренно считает: раз, два, три… Дышит вместе с тобой, и ты постепенно замедляешься. — Ким? — говоришь почти шепотом. Пересохшее горло неприятно жжется, — что случилось? — О, Гарри.., — он роняет голову, припадая к твоему виску, — Гарри…       Его шепот успокаивает, ты делаешь глубокий вдох и только тогда замечаешь, как бешено бьется твое сердце, а руки с силой сжимают его плечи. — Я думал, ты… ты просто вдруг стал метаться по кровати, часто дышать. Прости, Гарри, если бы я только знал, я бы не стал… Прости.       Ты не находишься с ответом, все еще не понимая, что происходит. — Постой. Ким, что ты… Что произошло? — ты постепенно вспоминаешь, как читал его блокнот, как вы вышли из Кинемы, как он повалил тебя на кровать, и внезапно — темнота. Ледяная бездна. Боль. — Я..,— Ким звучит испуганно и смущенно, — я расстегнул твою молнию, и ты запаниковал. Стал часто дышать. Ты звал.., — он не заканчивает, — ах, неважно. Ты в порядке?       Ким поднимается и с волнением смотрит, придерживая твою щеку. Его глаза бегают из стороны в сторону, пытаясь сфокусироваться. Он вряд ли хорошо видит тебя сейчас. — Не знаю… Прости, Ким. Я ни на что не годен, — протягиваешь ты. На смену наступившего спокойствия приходит стыд. — Не говори так. Это мне не стоило торопиться, — он все еще лежит, привстав на локте, — извини.       Ты перекидываешь руку Киму за плечо и, обняв, поворачиваешься сам. Он отвечает, осторожно прижимая ладонь между твоих лопаток. Ты опускаешь голову к его груди и шепчешь: — Спасибо.       Вы лежите на боку, лицом друг к другу. Кажется, ты снова плачешь. Горячие слезы стекают по щекам, оставляя мокрое пятно на подушке и майке Кима. Он гладит тебя по спине, притягивая ближе. Ты сжимаешься в комок, чуть подтягивая колени, и пытаешься ни о чем не думать. Постепенно твои всхлипы стихают, и за своим беспокойным, неровным дыханием ты слышишь его: мерное, долгое. В душе просыпается тонкое, чуть ощутимое умиротворение. Засыпая, ты чувствуешь, как сверху вас обоих укрывает невидимым спокойствием воздушное одеяло.       Сон, окутавший приятным теплом, до утра не отпускает из своих нежных объятий. Тебя будит луч солнца, пробивающийся через проем между штор. Телу тяжело. Тебя будто побили, а правая рука затекла. Повернувшись, ты видишь Кима: мирно прикрыв глаза, он спит на твоем плече. Теперь ты боишься шевелиться и уже не обращаешь внимания на тянущую боль. На ее место приходит легкое волнение.       Внутри просыпается состояние завершенности. Оно заполняет все тело, охватывает голову тяжелой воздушностью, копошится у самого затылка и стремится наружу, но нет сил и стремления высказаться о нем, ты не сможешь ничего получить и отдать сейчас, потому что сливаешься с миром вокруг — будто то, что отделяло тебя от воздуха, земли и воды, теперь внутри, и ты становишься единым целым с первобытной древностью. Глядя на него, лежащего так близко, ты не можешь желать чего-то еще. Он здесь, и всё здесь. Он с тобой, и всё с тобой.       Ты приподнимаешь правую руку, с трудом сгибая ее в локте, и проводишь по его затылку, где волосы коротко сбриты. Ким ежится и открывает глаза. Он тянется к тебе и невесомо целует где-то у подбородка. — Доброе утро, — говорит он совсем тихо, не отстраняясь. Ты замечаешь, как трепещут его короткие темные ресницы под ранним солнцем. — Доброе утро, — так же неслышно повторяешь ты за ним. Наклоняешься, оставляя нежный поцелуй у его виска. Он крепко обнимает тебя. — Как ты?       Слыша волнение в голосе лейтенанта, ты хочешь его успокоить и отвечаешь с легкой улыбкой: — Все хорошо. Спасибо. — Пожалуйста, — Ким звучит несколько неуверенно. В его голосе смешались нежность и тревога, — я испугался, — он прижимается лицом к твоей груди. Ты мягко поглаживаешь его по спине. — Все в порядке, Ким. Просто переволновался, бывает, — ты коротко вздыхаешь, — кажется, я ни на что не гожусь, — ты пытаешься смягчить фразу смешком, но выходит как-то жалко, и на тебя накатывает смущение, — боже, — ты хрипло выдыхаешь, с силой прижимая ладонь ко лбу. — Гарри, прекрати, пожалуйста. Все хорошо, — тень разочарования в его голосе сменяется сочувствием.       Ким нежно припадает губами к твоим зажмуренным глазам. Ты расслабляешь веки. — Прости, Ким, прости, — он не дает тебе закончить, оставляя на губах влажный поцелуй. — Не извиняйся. Все в порядке, — его шепот прогоняет ночную тревогу, заставляет беспокойный ветер внутри стихнуть. Ты делаешь глубокий вдох. Твоя челюсть подрагивает, и к горлу предательски подступают слезы. Ты шмыгаешь, протирая веки. — Гарри… — Ким приподнимается над тобой, опираясь на локти. Лейтенант немного щурится — без очков он выглядит уязвимым. — Ким. Все в порядке, — тебе становится неловко, что ты заставил его так переживать. Сейчас тебе не страшно и не больно, но странная сентиментальность охватывает все твое существо, и только из-за этого хочется плакать. Но это — слезы облегчения.       Постепенно твое дыхание становится ровнее. Из окна слышится шум просыпающегося города: говор людей, сонные шаги, свист крыльев в прозрачном весеннем воздухе. Первые песни птиц, полные неосязаемого тепла. Вдалеке гулко лает собака. По плитке пробегает несколько пар маленьких ног, и за ними — звонкие голоса. Их эхо, отразившись от уставших стен домов, поднимается до самого неба, освободившегося от серых оков тяжелых туч и синеющего безграничной глубиной. Ты замечаешь на себе ласковый взгляд. Ким наблюдает за тобой. Повернувшись к нему, ты решаешь спросить о том, что тревожило тебя со вчерашнего вечера. — Ты специально дал мне этот блокнот? — Нет, — лейтенант мотает головой. — Правда? — Да. Вещи иногда случаются… сами собой, — он кладет руку тебе на грудь, смотря в сторону. — А ты собирался дать мне его когда-нибудь? — Нет. — Почему? — Мне же не пятнадцать, Гарри. Это глупо, — бормочет он смущенно в ткань твоей рубашки. — Совсем нет! Это,..— ты хочешь сказать «диско», очень хочешь, но сам уже не уверен, так ли это, — это мило.       Ким будто хочет что-то ответить, но только неслышно щелкает языком и вздыхает. — Ты правда хорошо рисуешь. Ты где-то учился? — С плохим зрением становишься внимательнее к вещам, подмечаешь в них интересные детали. В какой-то момент в моем сознании их стало так много, что я не мог держать все в себе. Рисование пришло ко мне по воле случая, — он поднимает сияющий взгляд, — и я научился. — Очень поэтично, Ким, — ты проводишь рукой по его спине. Под майкой прощупываются округлые позвонки. Ты кладешь руку между лопаток, мерно поднимающихся в такт его дыханию. Тебе нравится слушать Кима. — Я думаю, а всё же хорошо, что я его увидел.       Ким не отвечает, но заводит руку тебе за голову. Его тонкие пальцы перебирают волосы. Легким давлением он поворачивает твою голову и оставляет на щеке нежный поцелуй. Ты ложишься на бок и медленно пробуешь на вкус его мягкие губы.       Постепенно ваши поцелуи становятся все дольше и неспешнее, и ты уже совсем не открываешь глаз. Ты замечаешь, что спишь, когда Ким прижимается к тебе, и вы оба остаетесь в теплой тиши, не тревожась ни о чем в мире.