Растерзание

      Наступил день, когда лунный цикл подошёл к концу. Уже три дня с тех пор, как Мордэнар полностью потерял уверенность в своих действиях. Всё, что ему оставалось — умереть с позором.       Поскольку он прекратил поиски, предпочитая им лежание в койке с редкими походами в столовую и в сад, у Мордэнара появилось много времени на мысли. Тогда он и понял, насколько бесчеловечным ублюдком стал со временем. Делая благие дела, он продолжал портить людям жизни, играть на их чувствах, и большую часть жизни ему было жаль только себя. Ведь я, такой несчастный, остался без отца из-за вампиров, и я страдал из-за них; не важно, что другие тоже с таким сталкивались, я самый бедный и несчастный.       Должно быть, об этом и говорил отец Эрих, когда говорил о смирении. Вновь Мордэнар не внял его словам, пока не стало слишком поздно. Теперь он уже не мог просто прийти и извиниться за свою грубость. Будучи уже не молодым, но ещё и не старым, он позволил себе незрелое поведение, и за это ему было стыдно.       Но до сих пор отец Эрих верил в то, что даже кто-то вроде несчастного охотника может ещё быть прощëнным Богом. Его слова, всплывшие мимолётным воспоминанием в голове, согрели Мордэнара частицей надежды. Он решил перестать держаться особняком и признать свои грехи вслух, покаяться в них. Может быть, ему стало бы легче. Хотя он и находился в абсолютно грязном и грешном месте, хотелось верить, что Господь его услышит.       Ближе к ночи Мордэнар собрался с силами и спустился на первый этаж. Там к этому времени уже стояла темнота. Недалеко от прихожей была маленькая комната с картинами, где можно было хотя бы представить, что ты находишься в церкви. Мордэнар поставил фонарь в середине комнаты, по углам зажëг свечи. Теперь здесь было немного света. Он встал на колени под фонарëм.       — Господь… — начал он, склонив голову, но ему сложно давались слова. — Ох… Господь, прости меня, ибо я согрешил. Ставил свои чувства превыше чувств большинства, каюсь в этом. Подвергал опасности людей и целое поселение во имя своих целей. Тогда я считал себя правым в этом, сейчас же я каюсь и каюсь в том, что я не стыдился этого.       Лëгкий холодок прошёл по его спине. Огонь содрогнулся.       — Не внимал словам святого отца, воспитавшего меня с отрочества, — сказал Мордэнар и сложил ладони в замочек. — Не слушал его. В церковь ходил лишь ради своих целей, Богу на седьмой день недели не служил с самого детства, пост соблюдал не всегда. Каюсь в этом. Каюсь в каждом своём грехе.       Его глаза начали слезиться. Говорить о таком было очень стыдно, но говорить нужно было обо всём, даже и особенно о самом постыдном.       — Не проявлял сочувствия людям в беде, — продолжил Мордэнар. — Говорил ужасные вещи скорбящим людям. Не проявлял уважения ни к живым, ни к уже усопшим. Каюсь.       Затем у него раскраснелось лицо. Он хотел сквозь землю провалиться от стыда, но понимал, что сам виноват в этом. Не делал бы ничего предосудительного, не пришлось бы позориться на исповеди. А ведь мог бы так же позориться при священниках и других людях.       — И… — Мордэнар едва не задохнулся от собственных слов. — Пытался свои грехи замолить деньгами. Хотел заслужить прощение друга, откупившись от своих проступков золотом. Не извинялся перед ним, оставил его с последствиями моих действий наедине. Каюсь во всём этом! Каюсь в том, что мысленно насмехался над его бедой. Ставил свои проблемы выше его. Не навещал, никак не помогал и считал это нормальным. Каюсь в этом. Отпусти, Господь, мои грехи. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.       Закончив с исповедью, Мордэнар склонился перед картиной, словно перед иконой, коснувшись лбом пола. Ему хотелось бы верить, что Бог простит его за всё, но его терзали сомнения. Особенно, понимая, что он планировал совершить ещё один грех, худший за всю жизнь.       — Я знаю, что ты слышал мою исповедь, — вздохнул Мордэнар, поднявшись на ноги.       — Мой отец любил говорить, что честь и позор вместе не уживаются, — ответил Тибериу. — Но обычные извинения перед Богом тебя от этого позора не избавят.       — Меня от позора ничего не избавит. В общем… Я больше не могу продолжать эту игру. Я сдаюсь.