Тысяча первых встреч

Кран с грохотом отвалился, и струя воды ударила в дно ванны. "Вот же блять," — подумал Андрей. Он въехал в эту коммуналку всего неделю назад, но проблем уже успел огрести по-полной. Во-первых, во входной двери проворачивался ключ. Нужно было приложить титанические усилия, чтобы на пятый — или на десятый — раз замок поддался. Иногда это было очень некстати, особенно если руки заняты, но сделать с этим ничего не получилось. "У нас уже два года так, — откликалась на его вопросительно вскинутые брови пожилая соседка, каждый день стабильно что-то роняющая на кухне часов в шесть утра, — замок такой, что делать." Князев бы ответил, что делать, и даже в рифму, однако воспитание не позволяло ему говорить такие вещи пожилым женщинам. Во-вторых, мебели и технике здесь было лет примерно раза в два больше, чем ему. Плита зажигалась только после того, как откроешь газ, постоянно перекрытый из-за возможности утечки, и готовить можно быть только на двух конфорках. Стиральная машина замирала каждые десять-пятнадцать минут, поэтому приходилось периодически проверять её и самому подкручивать старенький вентель. Окно в комнате было деревянным, как и балконная дверь, а потому сейчас, в ноябре месяце, дуло и морозило из всех щелей. Всё это было дико, но всякий раз, когда Андрей хватался за голову и думал, почему он вообще на это согласился, тут же вдруг вспоминал, почему. Комната в коммуналке была на данный момент единственным доступным жильём. Общежитие ему, как прописанному в Питере, не полагалось, а на полноценную квартиру денег с подработки едва бы хватило. Захотел, блин, пожить отдельно. С учётом стоимости за аренду, все эти неудобства можно было потерпеть, но... — О, опять отвалился, что ли? Пятый раз за месяц. В-третьих, здесь была не коммуналка, а самый настоящий цирк. Кроме старушки, придирчивой, но в целом безобидной, здесь жила ещё семья с тремя детьми. Они приезжали на будни, чтобы быстрее добираться до школы, и уезжали на выходные куда-то за город, однако шума от них всегда было столько, будто жили они тут безвылазно. А вот ещё один сосед проблем не доставлял совсем. Он вообще не появлялся в поле зрения. Ну, почти. — Дай я поставлю, чё ты тут... Князев тихо хмыкнул и отошёл, глядя со скепсисом на то, как сосед пытается прикрутить безнадёжно проржавевший кран обратно. Эту лохматую макушку было видно редко, но каждый раз запоминался наверняка. Парень то ли прятался от старушки, то ли просто людей не любил — появлялся он в коридоре исключительно по ночам, шуршал чем-то, занимал ванную на два часа и бренчал на гитаре. Бренчал, между прочим, через стенку от Андрея, а тот, хоть и любил музыку, в час ночи её слушать не желал. А ещё у этого соседа были тёмные волосы до плеч, которые постоянно забивали слив и оставались на бортике ванны. На голове они смотрелись, надо признать, гораздо лучше. Князев тяжело вздохнул, морщась от лязга прикручиваемого голыми руками крана. — Может, если он пятый раз за месяц отваливается, пора бы его поменять совсем? Со стороны соседа посышался непонятный смешок. — Может, да... А может, нет. Тут весь смеситель менять надо, сгнил нафиг, — парень выпрямился, отряхивая руки от ржавчины и капель воды. На ладонях всё ещё оставались рыжие разводы. — Меня Миха, кстати, зовут. — Андрей, — рассеянно отозвался Князев, недоумевая, что им всю эту неделю мешало познакомиться, и невольно рассматривая чужие ладони. Миха открыл воду, аккуратненько так, вполсилы, и она тонкой струйкой полилась из крана. Сам кран держался, вроде бы, крепко. — Ты пиво пьёшь? — Ни с того ни с сего поинтересовался Миха и обернулся к Андрею. Тот осознал, что, кажется, впервые видит его лицо. Настолько этим фактом озадачился, что даже не успел схохмить, мол, что за вопросы? А кто не пьёт? И медленно кивнул. — Пошли тогда, посидим, поболтаем. Идти на ночь глядя в комнату к соседу по коммуналке, которого ты и видишь-то по-нормальному в первый раз, могло бы показаться кому-то рискованной затеей. Кому-то, но не Андрею Князеву. *** — Да не, ты не понимаешь, — с жаром распинался Андрей, держа в руке криво отрезанный кусочек колбасы и размахивая этим самым кусочком, — я ж в художку собирался, ну, в училище, а тут!.. Хернёй какой-то занимаюсь. Миха тихо угукнул и усмехнулся. — Так и я в музыкальное, вообще-то, хотел. А мне такие "Не, без подготовки не возьмём" — и иди, куда хочешь. Вот и пошёл, но муть такая... — А куда пошёл? — Князев свернул колбасный кружочек в трубочку и, макнув в кетчуп на краешке тарелки, засунул в рот целиком. Собеседник как-то подвис на этом жесте, но мотнул лохматой головой и поморщился, не то стесняясь, не то расстраиваясь за себя самого. — Так на исторический. Андрей чуть не поперхнулся. — С ума сошёл, что ли?! Это ж круто! Миха неловко почесал в затылке и вздохнул. — Ну, круто, конечно, но... Не то. Никакой тебе свободы, понимаешь, сиди и переписывай про Древний Рим. Князев на секунду нахмурился. — Так тебя... Поэтому не видно целыми днями? В библиотеке, что ли, окопался? По лицу собеседника стало понятно, что самому ему это не больно нравилось. Андрей ощутил тупой укол совести. — Извини. Я... Не знал, — как-то растерянно протянул Князев, скользя взглядом по комнате и пытаясь зацепиться хоть за что-то, чтобы не создавать неловкую паузу. И тут вдруг увидел злополучную гитару. — Так вот почему ты по ночам играешь, — усмехнулся он, вновь глядя на Миху, и вскинул бровь, — а я-то думал, у тебя бессонница. — Ага, конечно. После Древнего-то Рима, — ворчливо отозвался тот и поднялся с дивана. Вернулся уже с гитарой; устроил её на коленях по-особенному нежно, провёл кончиками пальцев по струнам, поднял взгляд — и заворожённый сиим действом Андрей только тут вспомнил, что надо бы дышать. — Сыграешь что-нибудь? Оба, не сговариваясь, посмотрели на лампу, разливающую по комнате тёплый свет из-под пыльного абажура. — Поздно ведь. — Когда тебя это останавливало? Миха улыбнулся. Князев неожиданно для себя понял, что, если тот улыбнётся вот так ещё раз, больше на полуночные концерты он ругаться не будет.