Speed of Shadows

Стены корабля постоянно отдавали полыми глухими звуками. Они достаточно сильные, но такие неявные, что трудно определить источник. Если абстрагироваться от короткого стрекота птиц и неясного говора обезьян, можно услышать, как огромные пласты воды при особо волнующимся море сталкиваются с обшивкой, затем отступая, временно прекращают терзать судно. Время идёт нестерпимо медленно. Настолько, что у здешних обитателей начинает путаться понятие реальности. Как-то раз Чонгук им сказал, что когда волны менее сильные, значит сейчас либо утро, либо вечер, потому что именно в эти периоды вода и земля прогревается в одинаковой степени, а значит волны стихают. Откуда он это знает, для Тэхена загадка. Поначалу он задавался многими вопросами, часто не мог успокоиться, донимая Юнги так сильно, что даже его терпению пришёл конец, и Тэхена справедливо послали. Ким не знает, сколько времени прошло с поимки. Он даже пытался считать по минутам, настолько боялся потеряться в неопределённости, но потом оставил это безнадежное дело. Самым разумным было ориентироваться на приходы людей по два раза в день. Так он провёл в клетке еще три дня. Заняться особо было нечем. Чужие голоса притерлись, внутренняя сущность примирилась с заточением, хотя все ещё рычала и скулила, когда до боли в лапах хотелось встать и рвануть на близкую дистанцию, как любил делать Ким рано утром, когда выходил на пробежку. Тогда Тэхен закрывал янтарные глаза, представляя холодный ранний ветер саванны и красное солнце, что ярко контрастировало с голубым светлеющим небом. Он был человеком, поэтому мог носиться просто так, не ведомый инстинктами преследовать добычу. Когда Тэхен обращался в гепарда, все было по-другому: он чувствовал напряжение в лапах, мерно ударяющихся о твёрдую поверхность равнины, когда разгонялся до скорости ста километров в час, чувствовал, что у него появлялись крылья. Он обгонял орлов-скоморох, чьи тени ползли по земле рядом, а потом прыгал в небольшие водоемы, распугивая фламинго. Ему никогда в жизни не приходило в голову, что он может этого лишиться. Нет, Тэхен знал о существовании охотников, которые вылавливали диких животных и увозили прочь, но все это казалось ему таким далеким, что было странно допускать мысль: это может случиться со мной. Что за бред? Он же человек, такой же как они. Почти. Говорила природа, напоминая ему, что нет, они разные. Каким бы хорошим ни был Тэхен, добрым юношей, помогающий своему поселению, торговцем диковинок и ковров, изготовленных им же, загляни человек в его животные глаза, он забудет все это за одно мгновение. И Тэхен не мог его осуждать. На смену гневу пришло тупое смирение. Видя, что три дня ничего особо не меняется, в Тэхена поселилась внутренняя пассивность, переросшая в равнодушие. Особого выбора в занятиях не было, поэтому иногда они развлекали себя разговорами, в которых участвовали в основном Тэхен и Юнги. Если вплетался Заин, то беседа уходила в тупые шутки и подколы, но даже в этом, со временем, Тэхен нашёл свой шарм. Чонгук по большей части молчал, чёрным пятном отсиживаясь в углу клетки, иногда следя за ними равнодушными желтыми глазами. — Значит, ты из Танзании? — лучше всего от нынешнего уныния отвлекали разговоры о доме, хотя они и были немного болезненными. — И как ты жил до всего этого? — Юнги не выглядит супер заинтересованным, но даже он понимает, что если им придётся долго быть в шкуре животных, общение и социум — это то, что поможет оставаться в рассудке и не потерять человечность. Чонгук эту угрозу игнорировал. — Я жил в небольшом поселении в пару тысяч оборотней, — Тэхен погружается в воспоминания. — На самом деле, я чаще оставался один, живя в своём доме на окраине, просто потому, что не чувствовал там кого-то близкого для себя. Я люблю навещать дедуль, которые ходят среди деревьев, собирая свежие плоды инжира и манго. Они уже старые и предпочитают не охотиться, даже не перекидываться, зато хорошо справляются со сбором урожая. Дети тоже славные, хотя появляются и не так часто. Некоторые оборотни трепетно относятся к традициям не смешивать кровь, поэтому ищут в пару только других оборотней своего вида. Не трудно понять, что наше поселение вымирает из-за этого, — в голосе звучит грусть. — Поэтому в последнее время все стали гораздо проще относится к смешению крови. — Сожалею, Тэхен, но ты живешь в обществе извращенцев, — глумливо подначивает Заин. Ему откровенно нечем заняться, поэтому он то и дело вставляет ненужные комментарии. — У вас там что ли травоядные с хищниками?.. — Не касайся моей семьи, — напрягается Тэхен, мигом изменив тон на холодный. — Не тебе нам указывать, как жить, и не мне перед тобой оправдываться. Юнги одобрительно кивает младшему. Ему нравится этот малый, что по началу боялся всего и трясся даже от лишнего шума отсека, но теперь показывает когти, если это необходимо. Считая нужным поддержать разговор, Юнги продолжает: — Я жил в стае красных волков вместе с Заином. Мы особо не общались, только вместе ходили на охоту. Он всегда был вредным, а сейчас это возросло в разы. Его собрат фыркает, но, видимо, больше не испытывает желания чесать языком. — Честно говоря, у меня не было особых пристрастий в жизни, — тянет Юнги, перебирая в голове свою предыдущую жизнь. — Я просто выполнял обязанности, приносил добычу и обходил границы. Лекарь обучал меня медицине и растолковывал, какие лекарства или травы лучше использовать при болезнях, но я так и не доучился. Подумал, это не для меня. Заметив в глазах собеседника грусть, Тэхен хочет как-то поддержать его, но в голове ноль идей. Он никогда не умел взаимодействовать с другими оборотнями не зависимо от пола. — Ты скучаешь по нему, да? — пытается проявить сочувствие, и, наверно, Юнги считывает его нерешительность, потому что слегка жмурится, дернув маленьким носом. Будь он сейчас человеком, точно улыбнулся бы. — Да, он все еще мой наставник. И по другим членам стаи я тоже скучаю, — Юнги придвигается ближе, пытаясь сказать так, чтобы Заин между ними не услышал, но это довольно проблематично. — Заин тоже скучает, но никогда не признается. — Много болтаешь, блохастый, — тут же прилетает в ответ. Тэхен усмехается. Атмосфера между ними потеплела, даже можно сказать, что они нашли общий язык. Это не могло не радовать, скрашивая одиночество и печаль. Кроме того, в последние дни Тэхен начал острее чувствовать сырость и прохладу, из-за чего кости начали ныть. Он в свои девятнадцать скоро будет чувствовать себя стариком. Тэхен решает еще раз осмотреть окружение, переместившись к другой части клетки, что ближе к проходу. Он этим занимается по двадцать раз на дню, если не любую свободную минуту, а разницы никакой нет. Отчаяние притупилось, надежда на лучшее — нет. Но и ярче она не загорается. С другой стороны клетки темнее, на него из угла смотрит красный свет камеры. Из-за нее они не могут перевоплотиться, чтобы хотя бы дать шанс человеческому разумному сохранить свою личность. Тэхен прислушивается к себе, к внутреннему «Я», не находя пока никаких тревожных звоночков. Он все тот же Ким Тэхен, с воспоминаниями, чувствами и знаниями. Он помнит, какого это стоять на двух ногах, ходить и общаться с людьми, видеть приветливые улыбки его народа и чувствовать прохладу ночи на коже. Как и большинство оборотней, практически все свое время Тэхен находится в человеческом теле и к людям себя относит в большей степени, нежели чем к хищным гепардам. Вторая его сущность никогда не спит, но по какому-то внутреннему разумному договору не вытесняет осознанного человека. Гепард понимает, что Ким Тэхен его настоящая сущность, без которой он перестанет быть собой. — Полтора месяца, — от неожиданности шерсть встает дыбом. Тэхен недовольно смотрит на Чонгука, что медленно подходит ближе, удобнее устраиваясь параллельно ему. — Такой известный максимальный срок пребывания оборотня в теле животного, после чего он потерял своего человека. Тэхен сглатывает, уставившись в пятнистые лапы. Слова Чонгука часто тревожат его, потому что он предпочитает говорить по обстоятельствам, не слишком радостным для будущего. — Откуда ты все это знаешь? Ты и раньше говорил такие вещи, о которых никто из нас не догадывался. — Много хочешь знать, Тэхен, — совсем не зло отвечает Чонгук. Он впервые за несколько дней расположен к беседе. — Нам это не раз помогало и может помочь, почему ты просто не поделишься? — Тэхен не чувствует границ, да и не понимает, что такого сложного в том, чтобы открыть чуть больше правды о себе. Они все здесь в клетках, в неволе, что если Чонгук скрывает что-то важное? — Это не имеет такого большого значения, как ты себе придумал. — Мы все поделились своими историями. Почему ты этого не хочешь делать? — раньше Тэхен всерьез не воспринимал молчаливость соседа, но с каждой секундой молчания подозрения растут больше. — Не все люди любят делиться личным. Прими как факт, может, тогда повзрослеешь, — Чонгук любит его поддевать, не моргнув и глазом. Если Заин просто противный выскочка, то черная пантера может ударить исподтишка. — Ты же не из тех, кто считает, что возраст определяет ум и жизненные взгляды, — Тэхен показывает недовольство, даже позабыв о камере. — Конечно нет, — черная пантера чувствует, как его пристально изучают. Что-то в Чонгуке сегодня по-другому, потому что он не молча уходит, а решает поиграть с Тэхеном. — Просто в некоторых случаях это действительно правда, и ты один из них. Он вытягивает задние лапы, потянувшись и расслаблено смотрит на Тэхена в ответ. Слыша возмущенное фырчание, Чонгук бы усмехнулся, если б мог. Когда первый раз он увидел эти яркие оранжевые зрачки, похожие на раскаленное солнце и выжженную траву, то почувствовал еле зародившиеся любопытство. А когда Тэхен злился, распушая пятнистую шерсть и его сандаловый запах становился сильнее, нечто зудящее под кожей проходилось по всему телу. Это еще не был интерес, но что-то близкое к желанию приблизиться и рассмотреть получше, как красивую диковинку. Тэхен, в свою очередь, не понимал, как он относится к альфе. Он вполне разумно советовал или объяснял что-то, выглядел разумным и здравомыслящим, после той недо-драки с Заином не проявлял агрессии, разве что на людей рычал. Все еще не сводя глаз с альфы, Тэхен копирует его расслабленную позу, подминая передние лапы под себя. — Вот когда мы выберемся, Чонгук, и я надеру тебе зад, посмотрим, как ты будешь шутить про возраст. Пантера только забавляется с угроз, даже и не думая воспринимать их всерьез. — Предлагаешь спарринг? И с кем же ты хочешь побороться, с черной пантерой или со мной? — Я не знаю, как ты выглядишь в реальной жизни, но почему-то уверен, что ты либо толстый и ленивый, либо громила. И в обоих случаях огромный. Тэхен слышит тихие смешки по связи, понимая, что впервые слышит, как Чонгук проявляет позитивные эмоции. На душе теплеет, ведь Тэхен достаточно большой эмпат даже в отношении тех, кто ему не нравится или раздражает. Из-за мрачного или отстраненного настроения Чонгука он и сам ходил на нервах все дни, зато сейчас чувствует подобие умиротворения. Если уж Чонгук может посмеяться, значит, не так все у них плохо. — Что ж, а я думаю, ты такой же костлявый, как и твоя животная сущность. Былое расположение улетучивается, и Ким давится возмущением. Не злится, но вот чувствует задетую честь и собирается ее отстаивать. — Я в любом обличие откушу тебе хвост, ты недооцениваешь меня. — Ты чирикаешь, когда злишься, Тэхен. И мяукаешь, как домашняя кошка. Мне кажется, я переоцениваю тебя. Тэхен недобро смотрит на давящего смешки альфу, который все не угомонится. И кто тут из них младше? К ним в разговор присоединяется Юнги, которому надоело лежать в одиночестве, поэтому он спрашивает: — А как вы реально выглядите людьми? Видя общее сомнение, Юнги начинает первым. — Бросьте, будто у нас тут есть еще какие-то дела. Я вот могу признать, что достаточно худой, но подтянутый молодой человек с черными длинными волосами и азиатской внешности. — Кое-что упускаешь, — издевательски напоминает внезапно очнувшийся Заин. Юнги недовольно прижимает уши, посмотрев на соплеменника. Вообще-то его не особо волнует мнение все еще чужих оборотней на счет его внешности, да и Тэхен с Чонгуком не выглядят личностями, которые будут смеется над такой обыденной чертой. — Ну да, я достаточно низкий, доволен? — фыркает он, смотря на действительно довольно оскалившегося альфу. — Ты себя-то описать сможешь без прикрас? — А чего мне стесняться? — щурится красный волк. — Я типичный афроамериканец, с красивой ровной кожей и слегка отросшими волосами. И выше тебя сантиметров на двадцать. — На самом деле он этого стесняется, но у него короткие ноги, — предательски шепчет Юнги, вызывая веселый блеск в глазах Тэхена. Заин недовольно рычит рядом, не любя признавать этот факт. — Бесится, но что же поделаешь, правда? Мы все принимаем тебя таким, какой ты есть, Заин, — притворно ласково завершает Юнги, с удовольствием отмечая негодование в чужих глазах. — Отвалите со своими тупыми играми, — волк отступает, не желая больше общаться и улегшись в сторонке. Юнги ждет, когда оставшиеся двое поделятся с ним. И когда Тэхен начинает говорить, то чувствует себя лучше: ему доверились в ответ на его доверие. — Ну, я тоже азиат, мои прадеды когда-то прилетели в Танзанию из Сеула, да так и остались здесь, не желая менять чистый воздух и просторы на оковы больших городов. У меня светлые волосы, обычно русые, но летом на солнце они выгорают и становятся желтоватыми. Чонгук слушает краем ухо, подмечая, что Тэхен чуть морщит морду от последних слов, значит не очень любит этот факт. — Средний рост, я ниже обычного мужчины Танзании. Темно-карие глаза, — Тэхен думает, что еще можно сказать. Он косится на Чонгука, чувствуя едва уловимое стеснение после их разговора. — На самом деле фигура под стать животной сущности. Я не тощий, но довольно сухой и поджарый, потому что часто бегаю даже в виде человека. Тэхен замолкает, замявшись. Кажется, он слишком заговорился, давая много подробностей. Юнги не так детально рассказал о своей жизни. Хорошо, что на это никто ничего не говорит и подходит очередь Чонгука. Поймав на себе два заинтересованных взгляда, Чон зевает. — Ну, и что вы смотрите? Я кореец, довольно высокий и накаченный черноволосый красавчик. Юнги, не выдерживая, заходится хохотом, пока Тэхен скептически смотрит на пантеру сквозь прутья. Ему кажется, или Чонгук следил за его реакцией на свои слова? — Мы верим тебе, — тянет он, все же внутренне улыбаясь. Общая разряженная атмосфера успокаивает их, отвлекая от постоянных глухих звуков корабля и давящего чувства безысходности.

***

Тэхена будит протяжный режущий звук, бьющий по ушам с невероятной настойчивостью. Похоже на отрывистое высокое гудение, как если бы крик пропустили через звуки искусственной машины. Животные пугаются громкой тональности, слышимой даже в грузовом отсеке, сразу начиная прыгать и скакать по клеткам. Гам нарастает, сводя с ума быстротой распространения. Тэхен сонно озирается по сторонам, но когда режущий звук раздается еще несколько раз, сна нет ни в одном глазу. — Что это, черт подери, такое? — слышится испуганный крик Заина. Он и Юнги вскочили со своих мест, тут же придвинувшись ближе к клеткам других оборотней. Тэхен мотает головой. Уши закладывает, в пасти скапливается слюна. Все внутренности сжимаются с каждой новой порцией звуков. Он автоматически поворачивается к Чонгуку, выискивая его глазами. Еле уловимые очертания черной пантеры видны совсем рядом с его собственной клеткой. — Похоже на звук корабельного ревуна, — отвечает Чонгук. Он тоже выглядит настороженным, но не таким напуганным, как остальные. — И что это должно значить? — нервно спрашивает Тэхен вопрос, который крутится у всех на языке. Чонгук смотрит на них долго, тяжело. От его молчания живот сводит, Тэхен старается контролировать панику, потому что сейчас ему кажется, что старший что-то недоговаривает, чтобы не пугать их. — Ответь ему, черняк, — Заин меряет шагами клетку, кидая злые взгляды на пантеру. Юнги просто молчит, опустив уши. Чонгук выжидает пару минут, пока звуки не стихнут. — Я, конечно, не специалист, но у этого прибора несколько назначений. Либо для опасной погоды в плавание, либо для какой-нибудь поломки. В голове пустеет, сердце на секунду замирает, чтобы рухнуть вниз. Пусть и не понятно, что за этим сигналом последует дальше, Тэхен вновь ощущает это чувство, унизительное и горькое: его жизнь ему неподконтрольна. Он не может даже выглянуть наружу с палубы, чтобы посмотреть, что случилось, не выйдет из этой клетки и не попытается сам себя спасти в случае аварии или катастрофы. Он настолько сейчас беспомощен. Тэхен не замечает, как его бока касается чужая шерсть. В темноте он не сразу увидел, что Чонгук приблизился, оседая рядом. Короткий черный покров смешивается с бежевым пятнистым. Они еле друг друга касаются, но чужое присутствие отрезвляет. Тэхен быстро моргает, понимая, что вновь впал в панику. — Это может быть всего лишь туман, Тэхен, — казалось бы, Чонгук хочет его успокоить, но его тон настолько монотонный, что легко подумать — ему все равно. — Почему ты так быстро поддаешься страху? Желтые глаза горят в темноте белыми огоньками, пока гепард выравнивает дыхание, думая над ответом. Тэхен не знал, что это так заметно, а Чонгук не обладает достаточной тактичностью, чтобы избегать личных вопросов. Молчит, лишь втягивая чужой аромат. За время пребывания в заточении у Тэхена появилась дурная привычка, как он ее обзывает: если невыносимо ломало по поселению и близким, он незаметно пробовал воздух на вкус, улавливая знакомые нотки кардамона и эвкалипта. Чонгук пах деревьями после дождя, свежими семенами и листьями, а в зависимости от настроения его вкус кислил или был слегка сладок на языке, оседая свежим соком плодов. Закрыв глаза, Тэхен погружался в сон, где оказывался в своем небольшом доме, в комнате, украшенной разноцветными коврами, сплетенными листьями баобабов и папоротников. Через окно залетают бабочки, пока он вяжет новое одеяло на продажу в город. Пальцы вплетали петли аккуратно и бережно, подчиняя хлопковые нити быстрому порыву соединиться. В них текло прошлое и настоящее Тэхена, вся его возможная накопленная любовь. Чонгук замечал во сне, что лапы гепарда подрагивали, он иногда жмурился и дрожал, но когда Чон укладывался около его клетки, всегда спал спокойно. Ким не знал, что после пары дней раздумий Чонгук стал ложиться ближе к нему. Он смотрит на гепарда, который молча отворачивается, не желая продолжать разговор. Возможно, это личное, тогда Чон и не настаивает. Он бы тоже не стал делиться чем-то настолько важным с теми, кого знает около пяти дней. Это даже правильно, что Тэхен не раскрывает им причины своей слабости, значит соображает. Плюсом их нахождения в грузовом отсеке было не только отдаленной звучание моря и всех прелестей водных путешествий, включая морскую болезнь, но и то, что качка на волнах сюда почти не доходила. Чонгук считал крайне удачным находиться пусть и в темном, но защищенном от ветра помещение, где, если особо не задумываться, можно было и забыть, что ты посреди огромной воды. Однако сейчас об этом напоминала стихия. Чонгук настороженно водит ушами, прислушиваясь к усилившемуся наружному шуму. Будь они на поверхности, то все бы сразу почувствовали вибрацию земной коры и убрались подальше. Однако здесь только внешний шум и отзвук стен может помочь в понимании происходящего. Огромные потоки воды не хуже кувалды бьют о металл, но какими бы сильными волны ни были, они, конечно, обшивку не пробьют. Куда больше его волнует человеческий фактор, и как эти контрабандисты умеют справляться со штормами. Животный гул нарастает, если до этого пищали только небольшие птицы и грызуны, сейчас начинают рычать хищники и кричать зебры. Звуки смешиваются, закладывая уши. Тэхен кривится от какофонии, которая все глубже укореняется в отсеке, проедая каждую клетку и прошивая обитателей насквозь. Он чувствует, что его зверь настораживается, хоть и пытаясь сохранять спокойствие, но не может не послушать инстинктов других животных. Еще больше Тэхена волнует затянувшееся молчание Чонгука, окунувшегося будто в свой собственный мир. Он тоже прислушивается, ощущая внешние удары волн о борт, но этого и не требуется, потому что в следующую секунду что-то с дребезжанием расползается по полу, отдавая в лапы так, что мышцы сводит судорогой. — КАКОГО, — орет Заин, — Господи боже, долго еще будет так шатать?! — Сейчас спросим у него лично, и он тебе точно ответит, — не удерживается Чонгук. Даже в высокомерном Заине проснулся страх, самый скрытый и потаенный инстинкт. Тэхен чувствует электрическое напряжение в каждой шерстинке своего тела. Он поворачивается к Чонгуку, потому что по нему всегда считывал уровень безопасности — не мог ничего с этим поделать, привык, — и ему не нравится, что черная пантера напряженно стоит в центре клетки, а зрачки Чонгука уменьшились до минимальных щелок. — Сдвиньтесь в центр клетки, — неожиданно командует Чонгук, и все безропотно выполняют его указания. — Не бегайте по ней и не расшатывайте. Они хоть и закреплены к полу, но это контрабандисты, вряд ли они так сильно об этом позаботились. Старайтесь не делать резких движений, дышите ровно. Удары о стены корабля увеличиваются, Тэхену даже страшно представить, что происходит снаружи. Он пытается не думать об этом всеми силами, но в голову только больше лезут картинки огромных черных волн, на которых подкидывает корабль, как его массивный корпус сначала поднимается на одной, а потом срывается вниз, уходя больше под воду. В отсеке заметно холодает, а Тэхен терпеть не может холод. Короткая гладкошерстная шерсть никак не спасает, будь он у себя дома, в уютной комнате с одеялами и пледами, ловцами снов и ароматными травами — закутался бы, спрятавшись от бушующей стихии. Он мечтал снова подержать в руках горячую кружку, погреть ноги в носках из шерсти и потом поплавать в нагретой после дождя воде. Тэхен чувствует всё словно на себе — стены выдерживают огромное давление, так же, как его легкие и сердце сейчас пробивают внутренности. Он ощущает пульсирующую боль в висках, что путает мысли. Чон замечая состояние младшего, думает, что на него физически тяжело смотреть. Черные полоски от глаз до низа пасти всегда придавали Тэхену печальный вид, но теперь в игре теней от дрожащих лампочек Чонгуку кажется, что тот правда плачет. Сдержанно и беззвучно. Чонгук сам нарушает свое правило, подойдя ближе к клетке соседа. Тэхен улавливает движение, вскидывая голову ровно в тот момент, когда свет в лампочках содрогается в последний раз, испустив предсмертный скрип и затухая. Отсек погружается в полный мрак. Тэхену никогда не удастся это забыть. Вокруг одновременное ничего и все. Полный хаос. Животные, среагировавшие на исчезновение световых волн, начинают бесноваться. Глаза подсвечиваются белым, красным и желтым пигментом, поэтому вокруг Кима тут же начинают бегать множества огоньков в темноте, издавая хрипы и лай. Они напирают на него, напоминая чем-то страшное чувство из детства, когда Тэхену рассказали про души предков, которые ходят по земле в темноте и следят за делами поселения. Тэхен топчется, кружась вокруг оси и совершенно не ориентируясь в пространстве. В ушах ультразвук, граничащий с неприятной глухотой. Он пытается найти в этой нескончаемой черноте Чонгука, Юнги или хотя бы Заина, но ничего не видит. Только бесконечный шторм из огоньков чужих глаз. Все они будто смотрят на него, застыв и не двигаясь. Белые подрагивающие огоньки в разных местах мрака. Тэхену кажется, что он сейчас сойдет с ума. Издав тихий писк, он оседает на дно клетки, закрыв глаза. — Тэхен, — зовут снаружи. Киму все равно. Какая разница, открой он глаза или закрой, везде непроглядная бесконечность и пустота. — Тэхен, — голос повторяет зов, и вслушавшись, Тэхен понимает, что знает его. Вот только он никак не может быть здесь. Это мягкий голос его папы. Ким забывает о корабле и даже буре на время, замерев и желая услышать его снова. — Когда идет гроза, Тэхен, не выходи наружу и не купайся в воде, понял? Туда может ударить молния. Лучше останься дома и займись тем, что нравится. — Мне нравится слушать капли, и как они стучат по крыше. Ким Йенсон гладит сына по светлым волосам, пока мальчик сидит рядом с ним на диване, перебирая листики. Йенсон научил Тэхена делать из них фигурки и кораблики, и у мальчика это получалось довольно красиво. А когда наступал сезон дождей, они оставались в комнате, разжигая камин и греясь вместе под большим разноцветным одеялом. Тэхен, чувствуя тепло и безопасность, быстро засыпал и видел во сне зебр из зеленых листьев. — Пап? — Тэхен, — голос другой, твердый и звонкий. Он ближе папиного шепота из воспоминаний. — Тэхен, ты можешь подойти ко мне? Открыв глаза, ничего не меняется. Тэхен все еще в темноте. Он улавливает, откуда его зовет Чонгук и придвигается ближе к его клетке. Это так сложно, удерживаться на лапах, которые шатает из стороны в сторону. От Чонгука пахнет сезоном дождей, теплым и родным, безопасным, в отличие от холода большого моря. Может быть, поэтому воспоминания подкинули ему эту картину? Тэхен оказывается рядом с чужой клеткой и чувствует дыхание. Облегчение потихоньку накрывает все тело. Они все еще здесь, но хоть кто-то рядом. Чонгук никуда не исчез. Юнги и Заин тоже сидят на своих местах, Ким чувствует их запах. — Камеры выключены. Электричество работает перебоями. Юнги и Заин оживляются, поднявшись с места. — Это плохо? — осторожно уточняет Юнги. Он был сильно далеко, но даже из своей клетки чувствовал страх Тэхена, как свой собственный. — Не могу сказать, — Чонгук вызывает разочарованный вздох, поэтому спешит уверить всех. — Но мы не утонем. Думаю, из-за шторма старые системы вышли из строя и привели к перебоям электричества. В любом случае из-за дизельного двигателя корабль не утонет, нужно просто дождаться выхода из сейсмически активной зоны, где они восстановят поломку. Тэхен чувствует спокойствие старшего, перенимает его, опуская вставший дыбом загривок. Он медленно осмысляет сказанное, затем резко поняв одну вещь. — Если камеры выключены, мы можем переброситься. Чонгук кивает, но вспомнив, что Тэхен не видит в темноте, повторяет. — Да, поэтому я тебя позвал. — Серьезно? — Заин чувствует подвох. — Ты нам столько времени голову морочил, а сейчас просто говоришь, что мы можем переброситься? Чонгук старается унять зарождающееся раздражение. Времени у них не так много. Вообще непонятно, как скоро вновь заработают системы. — Это наш шанс сохранить здравый рассудок, пока звериная часть не поглотила человеческую окончательно. Больше никто не возражает. Все сосредотачиваются, ведь возвращение в человеческую форму после такого длительного пребывания в теле животного будет болезненным. Тэхен чувствует, как больно сдавливает мышцы, словно они все время находились в состоянии анабиоза. Он словно слышит, как его кости медленно перестраиваются, то расширяя, то сужая пространство в теле. Не сдержанно издав стон боли, Тэхен впервые касается пола клетки руками. Он не верит, что чувствует это. Он человек. Он все-таки человек! Радость заполняет до краев, даже ситуация вокруг не омрачает возвращение в полностью трезвое сознание, наполненное человеческими желаниями, чувствами и воспоминаниями, а не голыми инстинктами. Тэхен облизывает сухие губы, трогая на ощупь холодный пол. Он будто родился заново, буквально скинув шкуру и став в миг таким чувствительным. Все тело сводит усталостью, поэтому Ким подползает к решеткам, оперевшись о них спиной, запрокинув голову. Чувствует затылком холод металла, как по позвоночнику бегут мурашки, а в теле — горячие вены, и радуется этому, измученно улыбнувшись. Сзади него садятся в точно такую же позу, уперевшись черными волосами в одну из решеток. Так они сидят, закрыв глаза, чувствуя эфемерное касание другого тела через небольшой проход воздуха. Чонгук прислушивается к мерному дыханию омеги, тоже ощутив долгожданное блаженство. Ноги все еще болезненно сводит, но он чувствует их, как и каждый участок себя. Он это снова он. — Тэхен, — живой, ощутимый голос. Не в голове и сознании, а физический. В реплике Чонгука нет особого смысла, он просто захотел попробовать произнести имя соседа вслух. Его сердце чуть колет, когда из-за спины раздается сдавленное «Чонгук». Они повторяют обряд знакомства, по-человечески произнося имена. Тэхен признает его, также, как и Чонгук, и это странное, но такое дающее надежду чувство, что рядом кто-то знакомый, ставший немного близким. Да, они влипли хуже некуда, но сейчас они не одни. И это лучшее чувство, прогоняющее из сердца боль неоднозначного будущего. — Я не могу на тебя посмотреть, — с небольшим сожалением произносит Тэхен. Говорить неприятно, связки в нерабочем состоянии, поэтому горло саднит. — А вот ты можешь. Как-то нечестно. Чонгук поворачивает голову на звук. Пока Тэхен не видит, он чуть приподнимает губы. — Я не буду на тебя смотреть, чтобы мы были в равных условиях, — умалчивает, что пока Тэхен не сел спиной, он успел в темноте разглядеть такую ярко-выделяющуюся светлую макушку. Волосы у Тэхена красивые, прямо как шерсть, только длиннее и гуще, с еле заметными волнами. В темноте они чуть более коричневые, но Чонгуку кажется, что на солнце будут светиться, подсвеченные рассветной звездой. Чон прогоняет мысль, что хотел бы посмотреть, как это будет выглядеть. — Какой джентельмен. Они сидят, привыкая к телам и наслаждаясь каждой минутой. Оба знают, что и этот проблеск свободы скоро закончится. Чонгук краем глаза смотрит в сторону Заина и Юнги, видя вместо красных волков две сгорбленные фигуры. Они, как ни странно, тоже о чем то разговаривают. Сейчас, когда у Чонгука есть время, он пытается разобраться в себе. Правильно ли он поступал? У него не было выбора думать, когда нужно действовать быстро. Правда ли он действует во имя их спасения, или еще больше загоняет дальше в клетку? Может быть, все они были правы в том, что нужно как можно усиленней стараться выбраться. Но выход есть не всегда. Чонгук пересмотрел все варианты решений и так и не придумал, как им не раскрыв себя безопасно покинуть корабль. Ну выберись они из клеток, а дальше что? Он, Тэхен и Юнги будут слишком выделяться внешностью на корабле, у них не получится влиться под прикрытием в коллектив. Выберется Заин, не факт, что их не бросит и не сбежит спасать свою шкуру. Внутреннее чувство говорило Чонгуку не доверять волку с самого начала, и пусть он поверит своей интуиции, пусть эгоистично поступит, зато их положение не будет таким шатким. Такие, как Заин, становятся виновниками массовых инцидентов, когда оборотни попадались на глаза людям и исхода было всегда два: оборотня убивали, волнение среди людей возрастало; или убивали человека, узнавшего об этом. Кто знает, может в других странах относятся проще, может другие оборотни давно нашли союзы с людьми, Чонгук не знает и не может знать всего. Сейчас он принимает решение, исходя из ситуации, и даже это иногда чувствуется слишком тяжелым. Отец вырастил в нем каменное сердце, но даже оно не способно было не дрогнуть, когда люди, запершие их, унесли Бозеда к его единственной судьбе. Никто из них не знал, очнулся ли он перед смертью, перекинулся ли, но шума никто не поднял, а значит, скорее всего, нет. Чонгуку потребовалась вся выдержка, чтобы удержать рвущегося Заина к его новому другу, чтобы заставить задыхаться в своих лапах, но только не раскрыть их тайну. О, Чонгук все понимал, и чужие крики, и ненависть, к которой смог стать равнодушным. Если бы он не взял жесткость и лед в свои союзники, никто бы другой этого не сделал. Тэхен смотрит по памяти в то место, где расположена камера. Красный огонек не горит. Он чувствует болезненный вздох за спиной, тихий, но ощутимый. В запахе Чонгука слышится непонятные оттенки сожаления, которые Ким не может растолковать. Волнение шевелится внутри. — Чонгук? Как мы поймем, что электричество включится? — По звуку. Должна возобновиться вентиляция, для камер понадобится дополнительная настройка, — «я надеюсь» было не сказано. Тэхен молчит какое-то время, а до Чонгука неожиданно доползает его аромат сандала. Чувствуется сейчас, как теплая кора и сливочный крем. Чон тянет носом воздух, закрыв глаза, вызывая по затылку Тэхена мурашки. — И все же, откуда ты все это знаешь? Чонгук задумывается на пару минут. Раньше он бы спросил себя, а зачем ему вообще рассказывать кому-то что-то о себе, но сейчас… То, что они с Тэхеном оказались рядом в такой сокровенный и важный момент надламывает в нем упрямость. — Я учитель физики в старших классах. Тэхен неожиданно смеется, да так приятно и бархатно, что заражает и Чонгука. — Это настолько ужасно звучит? — Нет, — в голосе слышна улыбка. — Просто… Я не знаю, наверно ожидал чего-то другого. — И чего же? — Что ты какой-нибудь профессиональный завербованный агент. Ну или сотрудник научной лаборатории. Или вообще, да кто угодно! Чонгуку тепло, хотя в отсеке в шторм не может быть тепло. — Теперь я понял, почему ты говорил, что ты качок. Чонгук ждет, когда Тэхен закончит эффектную паузу. — Потому что труд физика — физический труд. Пару секунд Чонгук пялится в темноту, но затем его несдержанно прорывает. Тэхен невероятен. — Твои шутки всегда навеяны детским садом? — Ну, я не настолько древний, чтобы преподавать в школе. — Вообще-то сейчас много молодых учителей. — У вас есть кружок, кому «за тридцать»? Вы собираетесь вместе и обсуждаете мужчин за шестьдесят? Чонгук возмущен. — Шутки про возраст вышли из моды. — Это золотая жила. — Шутки про физику мне нравятся больше. Тэхен не перестает тихо посмеиваться, чувствуя себя так странно с мужчиной, который до этого ни разу не улыбнулся никому, и дело не в том, что он был в теле пантеры. Просто Чонгук очень часто был сдержан настолько, что порой не замечал их разговор в компании, не садился вместе есть и не вмешивался в споры. Он словно отсутствовал вовсе. Но следующий вопрос действует на Чонгука, как пощечина. И то, как сдавленно задает его Тэхен, — Что будет, когда мы окажемся в Стамбуле? На душе тяжело. Что будет? Чонгук представляет себе это очень смутно. Их будущее так же размыто, как и возможность удачного побега. Ужас в том, что они окажутся в незнакомой стране. Даже если и сбегут, как без документов, денег и знания языка они смогут оттуда вернуться домой? Их могут продать для развлечений, в худшем случае — снять шкуру. Многие народы этим промышляют на удачу или богатство. Чонгук никогда и никому здесь ничего не обещал, потому что не мог. Легко давать советы, командовать и болтать, но не давать ложные надежды. Обещания разочаровывают. Тэхен, не совсем понимая, что делает, ведет руку назад. Его пальцы медленно ползут к прутьям клетки, покидая ее пространство и оказываясь на холодном полу. Вот и его свобода, кусочек которой потрогать нельзя и забыть невозможно. По щеке течет влага, но он этого не чувствует. Мало ли, может упала капля откуда-то, какая разница? Тэхен тоже все это понимает. Ему девятнадцать, он уходил из поселения самое дальнее на пять километров. У него нет знаний, как у Чонгука, нет ничего за душой, даже сейчас он сидит полностью обнаженный, являя свое жалкое состояние перед равнодушным миром. Ему каждый раз так страшно, что лучше вообще не думать, чтобы мысли не сводили с ума, поэтому он огрызался, язвил и царапал когтями клетку. Он все еще не может перестать думать о побеге. Лучше так, чем понимать, что он окажется в чужой стране. Возможно один. Тэхен очень не хочет ныть и быть обузой для кого-то. Он старается изо всех сил, но даже проснувшаяся жалость к себе говорит о том, что он вымотан. Ненавистные слезы текут тихо и без внимания, прячась все в той же темноте. Чонгук слушает чужое сердцебиение, то замедляющееся, то возрастающее. Пальцы сами двигаются назад, пробираясь сквозь прутья. Одно касание. Два сбившихся удара в унисон. Средний палец находит чужой, чувствуя мягкую, холодную кожу. Чонгук пробует погладить их, провести по пальцам, и успокоить дыхание одновременно. Это странное наваждение сжирает его. Проводит невесомо ладонью, ощущая, какие длинные чужие пальцы и чувствует выделяющиеся фаланги. В горле сухо, плохие мысли уходят, когда чужие в ответ сплетаются, щекоча кожу ладони и заставляя вздрогнуть. — Когда нас привезут в Стамбул, я не хочу остаться один, — признается охрипшим голосом. Чонгук понимает его. Если их продадут, то могут разделить всех и отправить по разным местам. Он чувствует чужое отчаяние, когда руку сжимают сильнее. Тэхен не просит его и не умоляет, даже не упоминает, что не хотел бы расстаться с ними. Но признание слабости звучит слишком громко и многое значит. Чонгук не может на это не ответить: — Этого не будет. Слова слетают с языка так быстро и уверенно, что даже естественно. Как он исполнит сказанное, сможет ли сдержать обещания, которые клялся никогда не давать, Чон не знает. Ничего он на самом деле не знает.

***

За штормом приходит штиль, а за поспешными решениями — раскаяние. Чонгук только и занят тем, чтобы придумать, как сдержать обещание, данное Тэхену. Он бы хотел им всем помочь, да только толку от этого ноль. Дата прибытия приближается, если ориентироваться на слова охранников, что с каждым днем выглядят все более воодушевленными. Между тем, среди членов их небольшой группы ведутся беспрерывные разговоры и проработка плана, в котором Чонгук никак не участвует. Иногда он ловит осуждающий взгляд Юнги и злой — Заина, и совсем уж непонимающий — гепарда. После их откровений они должны были сблизиться, хотя бы найти общий язык, но стало будто все только хуже. После обращения обратно в животную сущность никто не стал инициатором нового разговора, Чонгук все больше раздражался с собственного порыва слабости. Он не должен обнадеживать кого бы то ни было напрасно. Кто он такой, чтобы давать им надежду? Чонгук всегда по жизни был реалистом с долей скептицизма, но заточение в клетке подкосило его. Что это было, спрашивается? Желание почувствовать то же, что и Тэхен? Соучастие? Взаимопонимание? Жалость? — Когда они отвезут нас на продажу, то рано или поздно им придется открыть клетку, — продолжает Заин. Они втроем сидят в небольшом кругу уже битый час придумывая детали плана. — И тогда у нас будет шанс удрать. У Тэхена так точно, — с завистью говорит он. Тэхен выглядит хмурым, насколько это возможно для животного. На подколы он никак не реагирует. — Не думаю, что они просто без страховки выпустят нас, — возражает Юнги. — Либо наденут цепь, либо усыпят, мне кажется. — Что если один из нас, оказавшись проданным, нападет на браконьеров и отобьет ключи? Пока будет паника из-за сбежавшего зверя, может, нам удастся открыть остальные двери? — Напасть и открыть на глазах у всех покупателей, гений? — Предложи что-то лучше, коротышка. Юнги кидает злой взгляд на Заина, хмыкнув и отвернувшись. — Договоришься, что когда мы все выберемся, никто не захочет тратить на тебя время и спасать. — Ну и подавитесь, — в бешенстве плюется другой красный волк. — Если я выберусь, то даже не оглянусь на вас, неудачников. Воздух накаляется, пропитываясь возникшим напряжением. Юнги отходит ближе к Тэхену, желая поговорить только с ним. Если внимательно присмотреться к Мину, то за напускным спокойствием таится тревога. — Тэхен, — напряженно говорит Мин, и в его голосе слышится сожаление. Он понизил его максимально, чтобы оставшиеся двое их не слышали. — За пару дней я понял, что ты хороший человек, поэтому хочу быть с тобой откровенен. Я не думаю, что мы можем положиться на Заина и Чонгука. Честно говоря, я не доверял обоим с самого начала. Тэхен внутренне колеблется. Он не может принять позицию Юнги, потому что уже доверился Чонгуку, а Мин говорит, что он может пожалеть об этом. — О чем ты? — Заин невротик, мы из одной стаи, именно поэтому я и не могу на него положиться, — продолжает Юнги. Он смотрит прямо в глаза, потому что знает и боится, что Тэхен ему не поверит. — Я понимаю, что вы сблизились с Чоном, но подумай сам. Он никогда не говорил, откуда он, не рассказывал о себе практически ничего, не стремился нам по-настоящему помочь. Он не то, что не предпринимал попыток сбежать, он даже планы особо не предлагал. И его зацикленность на сохранении тайны оборотней… Это важно, но разве важнее чужой жизни? Тэхен молчит, обрабатывая информацию. Что-то в этом есть, но его сущность упрямо сопротивляется видеть в Чонгуке врага. Что он мог задумать, находясь в таком же положении, как и они? — Он буквально такой же пленник, Юнги, — сомневается Тэхен, внутренне вспоминая тот разговор в шторм. Эфемерное касание чужой ладони, и как от нее стало тепло. — Зачем ему что-то скрывать? Мин тяжело вздыхает. — Я не хотел этого говорить, потому что сомнения могли бы зародить между нами недоверие, — он понижает тон на минимум, что Тэхену приходится сосредоточиться на чужих словах. — Тэхен, слышал ли ты о преступнике, находящемся в Африке еще до твоей поимки? Ким замирает, напрягая память. Короткая верная мысль мелькает в голове, словно забытая, а сейчас откопанная из кучи ненужных вещей. И Тэхена осеняет. И прошивает до дрожи. — Ты о том, кто якобы вылавливает животных и отправляет заграницу? Я думал, это просто еще один контрабандист. Юнги мотает головой. — У нас ходили разговоры в стае. Ходят слухи, что он похищает только оборотней и сам лично следит за их перевозкой. Никто не знает, зачем они ему нужны, но новость распространилась уже почти во всех странах Африки. Ты понимаешь, что это значит, Тэхен? Ужасная догадка поселяется в груди, Тэхен смотрит на волка и не хочет верить. — Либо это человек, узнавший об оборотнях и охотящийся за ними, либо среди оборотней есть предатель. «Среди них.» Вот, что хотел сказать Юнги. Тэхен оборачивается, смотря на раздраженного Заина и равнодушного Чона. Где-то среди пойманных животных есть еще два льва, которых не стоит сбрасывать со счетов, а может, кто-то до сих пор остается в тени, пряча свой запах. Дошедший до них гудок оповещает о неизбежном. Они прибыли в Стамбул.