To first, second, and third bases

      Сердце всё ещё стучало как бешеное. Они ввалились в отель, где расположились несколькими днями ранее, сразу же после окончания концерта, еле волоча ногами, но всё ещё находясь на взводе, как от убойной дозы кокаина или чего-то в этом роде — Дэвис чувствовал свои подрагивающие руки, которыми с трудом пытался нажать нужный этаж в кабине лифта, периодически отвлекаясь на толчки и чертовски громкий смех согруппников — своих и чужих. В голове опасно шумело, и Джонатан принял бы это за подступающую паническую атаку, от нервного перенапряжения или чего-то ещё, если бы не придурковатая улыбка, (как ему казалось) уродливо искажающая его лицо каждый раз, когда Фред нёс какую-нибудь хуйню про то, что, господи, им стоит почаще пиздить друг друга на сцене, может быть хоть это расшевелит толпу. Тут, впрочем, Дэвис был с ним согласен — всё прошло не совсем так, как он ожидал, и шуму от их чёртового рэп-батла было не так много, как он хотел бы услышать, но в итоге по большому счёту было плевать, потому что в конце концов народ расшевелился и это в любом случае стоило всех их усилий. Это вновь пустило адреналин по венам и позволило выплеснуть накопившееся всё наружу наименее разрушительным способом. Остальные ребята тоже выложились на полную, великолепно отыгрывая все пять часов этого хаоса, из-за чего Джона в очередной раз до краёв переполняла гордость, а мысль о том, что проект Family Values Tour не имеет особого смысла, действительно начинала покидать его. И, не поймите его неправильно, Джон не то чтобы не горел идеей — как раз наоборот, Дэвис верил в то, что делает всеми фибрами души, усердно договариваясь с The Firm, помогая им улаживать конфликты и отсчитывать приличные гонорары, он был уверен, что прямо сейчас в режиме реального времени пишет историю, просто в какой-то момент, наверное, где-то между переездами из Нового Орлеана в Канзас, это постепенно становилось сложно переносить. То ли от того, что сентябрь подходил к концу, днём сбрасывая багровые листья с тополей, а ночью — температуру, всё ниже и ниже по Фаренгейту, то ли от того, что бешенный темп их перемещений по стране слегка действовал ему на нервы. Он даже не мог расслабиться толком, или беспросветно забухать, как делал это раньше, потому что после записи «Follow the Leader» стало уж совсем тяжко и стыдно, ведь его паскудное состояние видели все, и Джон пообещал себе больше в жизни не притрагиваться с грёбаному Jack Daniel's, но тут же выжрал бутылку на следующий день или типа того — он даже блять не помнит, потому что был в невменозе следующие сутки. И следующий тур в поддержку альбома. Честно говоря он понятия не имел, каким образом его печень ещё функционировала после всего пережитого, но в этот раз он постарался взять это под контроль и у него получилось покончить, по крайней мере, с метом, но менеджеры и, в общем-то, всё окружение Дэвиса посоветовало ему завязать ещё и с алкоголем, при чём этот совет в скором времени перерос во вполне конкретную (и пока что вежливую) просьбу, так что Джон был прижат со всех сторон и находился в шаге от suicide watch, потому выбора как такового не имел.       Он решил сразу предупредить весь свой близкий круг о том, что завязывает, иначе откроет сраный «клуб 30» или что-то в этом духе, и какие же они всё-таки козлы, потому что в коем-то веке восприняли что-то всерьёз. Джон был благодарен им. Искренне. Но так же искренне и болезненно скучал по забытию. Скучал по бесконтрольному веселью и энергии, которая разливалась в нём после разного принятого дерьма, по спокойствию, которое приходило следом, и одновременно понимал, что дальше так продолжаться не может. Он заглушал в себе что-то и с этим фантомно знакомым «чем-то» становилось всё сложнее бороться. Вероятно он пришёл (скорее, приполз) к верному (скорее, необходимому) решению, стараясь перестать осознанно и неосознанно разрушать себя, но на словах «бросить» всегда звучит намного легче, чем оно есть на самом деле. Дэвис был бы идиотом, если бы попробовал отрицать тот факт, что его ломает. Больше психологически конечно, но это на самом деле не легче. Уж лучше бы его конечности выворачивало под немыслимыми углами, а волны жара, то внезапно подступающие и больно пульсирующие под скальпом, то резко перетекающие в озноб, заставляли мучиться в агонии под трамалом, пока его выворачивало наизнанку, чем всё то же самое, но при том факте, что физически он в общем-то здоров. Джону всё это начинало казаться какой-то ебанутой пыткой. И он весьма оптимистично старался представлять это просто ещё одним нелёгким этапом своей жизни, не более, иначе, честное слово, можно сойти с ума.       На нём всё ещё висит пушистая розовая шуба, а чёрная майка противно прилипает к телу. Фред так и не снял свою клоунскую кепку, и Джон, прижавшись лицом к холодной стенке лифта, с трудом концентрируется на капельке пота, медленно стекающей по его виску, пока Дёрст увлечённо ищет что-то в кармане своих штанов. Должно быть, ключи от номера. Манки тоже стоит где-то рядом, копаясь в телефоне, а Дэвид говорит о чём-то с Брайаном, периодически отвлекаясь на остальных. Джон не сразу уловил суть общего прерывающегося разговора, но вскоре понял, что парни договаривались отлежаться пару часов, а потом сходить в бар на первом этаже отеля, чтобы отметить очередной успешный концерт. Перед тем, как они все разъехались по отелям, ребята из Orgy предлагали сходить в место получше, но честно говоря, ни у кого не было желания тащиться куда-то с учётом того, что завтрашним пиздецки ранним утром им предстоит поездка в следующий город, так что стоило выделить немного времени на сон.       Джон испытывал смешанные чувства по отношению к этой новости. Ох, конечно же он спустится посидеть с ними, несмотря ни на что, а потом весь вечер с абсолютно унылой рожей будет потягивать свою колу без сахара и выслушивать подколы по этому поводу, которые ещё казались смешными пару городов назад, но уже потеряли свою актуальность и начинали раздражать. Всё это при условии, что чёртова тревожность не возьмёт над ним верх сегодняшним вечером и он просто не завалится спать в девять, предварительно закинувшись колёсами. Дэвис не хочет предсказывать, но это ужасно похоже на правду. Он понимает, что если будет продолжать это, то фрустрационная дыра, его сраная личная марианская впадина, засосёт с головой намного быстрее, чем он предполагал, что не очень хорошо для тура и для жизни в целом — не хотелось бы бесполезно валяться в своём склепе и смотреть в потолок, чувствуя как стены удушающе сжимают черепную коробку, но Джон по крайней мере надеялся, что если и не сможет больше черпать серотонин из алкоголя, то живые выступления и постоянное окружение людьми, которыми он искренне восхищается, заменят ему спиртное и наркотики. Возможно, он ошибался, но вот что-что — а времени на размазывание соплей сейчас у него совершенно нет. Нужно забросить негативные мысли куда подальше и взбодриться. Переодеться и выпить ксанакс, чтобы заглушить тревогу и даже почти не фальшиво улыбаться — мало кто со стороны замечает разницу. Разве что Хэд иногда косится с подозрением — подолгу и даже как-то жалко пытается вывести на диалог, но Джон смотрит на него побитой собакой, просто заебавшимся до печёнок мертвецом, и Брайан, так уж и быть, с пониманием кивает, ощутимо хлопает по плечу и прекращает лезть в душу. От этого погано, как бы иронично не звучало. Потому что поговорить-то наверное всё же с кем то хочется, но Джону тяжело собрать в кучу весь поток своего дерьма и выразить во что-то внятное — пока наедине с собой получалось только в паскудные хрипы, а в студии — в музыку, так неожиданно проникшую в души ко многим. Депрессия конечно заебатое ресурсное состояние, только вот играя с огнём, Джон всегда упускал тонкий, незаметный, но сука такой значимый фактор — это сводит людей в могилы. В конце концов, он не сможет долго лавировать над пропастью без страховки. Намеренно загнав себя в это состояние однажды, он рисковал больше никогда не выбраться оттуда самостоятельно. Он был рад, что нужные люди в последнее время всё чаще оказывались рядом в нужное время, и одновременно винил и ненавидел себя за то, что не мог отпустить эту боль. За столько лет он вылепил из неё настоящего монстра Франкенштейна, что-то уродливо-похожее на живой организм и отталкивающее одним лишь своим внешним видом. Она стала полноценной его частью, незаменимым пазлом, фундаментом, и Джон, даже на приёме у психотерапевта, боялся произнести вслух мысль о том, что он больше никогда не сможет от неё избавиться. Но то, что по-настоящему ужасало его, заставляло трястись в неясных приступах удушья и просыпаться по ночам в мокрой от пота футболке — это та мысль, которую он держал на замке. В самой дальней части своего сознания. Мысль о том, что он не хочет избавляться от неё. Иначе его жизнь будет окончена.       Кто-то окликает по имени и Джон щурит глаза непривычно яркому свету, проникающему в лифт из длинного коридора. Его тело будто бы потяжелело на лишние двадцать футов и в сон клонило неимоверно — так бы и стоял в лифте до конца своих дней, пустив корни. — Мужик, ты в норме? — Дёрст хлопает глазами, стоя в пол оборота и пытаясь выцепить из выражения лица Джона что-то своё. Все уже вышли, и Дэвис безразлично пожимает плечами, заставляя себя наконец сдвинуться с места. — Сил нет вообще, сраные пробки, — он привычно ворчит себе под нос, в очередной раз проклиная их нелёгкий путь до отеля, и волочится по бледно-бежевому коридору следом за Дёрстом. — И было бы круто, если бы кто-нибудь метнулся в In-n-out. — Уэс и Сэм собирались идти. Попросить их взять что-то тебе? — говорит Фред, кивая в сторону согруппников, идущих где-то впереди. — Душу бы продал за двойной чизбургер и ведро наггетсов, — отвечает Джон. Это первое, что приходит на ум на самом деле, и хоть он прекрасно понимает, что не отделается простой изжогой после этой холестериновой бомбы, тем не менее не может отказать себе в этом. — Опа, тогда я тоже буду, — Дёрст подхватывает идею моментально. Он выглядит так, будто ему нравится ход мыслей Джона, чего нельзя сказать о нём самом. Ну да, замечательно. Приехали. — Да ну тя нахер, я уже дал тебе откусить сэндвич за завтраком, — закатывает глаза Дэвис, заранее понимая, что имеет ввиду Фред. Если он говорит, что «тоже будет», это вовсе не значит, что он закажет две порции. — Договорённости о том, сколько я должен откусить, не было, — нагло отвечает Дёрст и Джону кажется, что тот едва сдерживается, чтобы не показать ему язык. Дети в детском саду и то ведут себя более разумно. — Отлично, я тебя понял, в следующий раз будем заверять этот момент нотариально, — тем не менее, Джон принимает этот бой. Он острее на язык, чем Фред, на самом деле. Он был неслабо удивлён, когда ему понадобилась помощь в партиях для All in the family, и Джон помогал ему поддеть самого себя, когда как у Дэвиса не возникло проблем с тем, чтобы написать что-то сатирическое про Фреда. Это позабавило их обоих тогда. Но это не значило, что Дёрст был безобидным — из-за его чёртового языка всё время начинались скандалы. Они, впрочем, и приносили ему часть славы. — И кто оплатит услуги сраного юриста? Эти парни дерут так, словно работают на Уолл-Стрит, — невозмутимо продолжал Фред, так, словно им и правда предстояло решить этот вопрос. — Пополам, как цивилизованные люди. Либо можешь быть джентльменом и взять всё на себя, — предлагает Джон. Он припоминает ему странный случай, когда Фред, конечно же изрядно выпивший, довольно агрессивно пытался заплатить за него в баре. Они почти подрались из-за этого, но вовремя подоспевшие Уэс и Манки растащили их в стороны. Никто так и не понял, что это было, и Дёрст отказался давать какие-либо комментарии, поэтому Джон предпочёл оставить это как локальную шутку. Как минимум, Фред не чувствовал неловкости и всегда скалился чем-то остроумным в ответ. — Размечтался, Дэвис. Когда начнёшь носить юбки вне сцены, тогда может ещё подумаю, — говорит он и тут же получает не слабый толчок в плечо. Джону хочется закатить глаза до Юпитера, но он лишь слегка краснеет. Он не знает, почему. Он на все сто уверен, что всё ещё выглядит мужественно в розовых шмотках и килте, но он понимает, что Фред говорит не об этом типе юбок. — О господи, Фред, заткнись-ка ты нахрен, — обессилено отвечает Джон, не находя в своём арсенале чего-то более колкого. Кажется, он проиграл. — Девочка, ты такая дрянь, — парирует Дёрст и Джон смеётся. Искренне.       Они видятся не так часто, как хотелось бы, в силу разных, но весьма банальных обстоятельств: туры, записи, съёмки и всё в таком духе. Но если выпадает возможность — всегда, и Джон обожает эти вечера, потому что с Дёрстом всё до смешного легко. Никаких правил и надуманных установок, они просто веселятся, и Джону не нужно соблюдать дистанцию, строить из себя непойми что, лишь затем, чтобы не опозориться. Он просто может быть собой и Фред отвечает ему тем же. Они бы вряд ли назвали друг друга лучшими друзьями, но, как бы абсурдно это не звучало, их отношения и не требовали каких-либо обозначений. Они просто были на одной волне и этого было достаточно, чтобы устраивать из каждой встречи чёртов бесконтрольный хаос, заражающий непонятной энергией всех вокруг. Джон ценил это больше, чем могло казаться со стороны, и он надеялся, что Фред понимает его. Этого засранца было невозможно заставить сосредоточиться на чём-то одном, не говоря уже о каком-то серьёзном диалоге, так что Дэвис просто свыкся с его синдромом дефицита внимания (блять, да он бы поставил свой зад на то, что не ошибся с диагнозом) и жил дальше.       Им удалось поужинать лишь спустя час после того, как Уэс и Сэм ушли. Сложно было предположить, какого хрена они там делали так долго, и почему при всём этом умудрились принести не то, что их просили, но есть хотелось больше, чем выёбываться, поэтому Джон и Фред просто сошлись на том, что, пожалуй, следовало пойти вместе с этими придурками, после чего закрыли тему. А спустя еще час, все, как и договаривались, стащили свои задницы в бар на первом этаже. Даже несмотря на усталость, которая ощутимо валила с ног, отметить удачное выступление всё равно хотелось. К Джону это, конечно же, не имело никакого отношения. Он обосновался подальше от бара — на потрёпанном кожаном диване, возле которого стоял небольшой столик с пепельницей и закурил, дожидаясь пока ему принесут его грёбаный куба либре без рома. Рядом сразу же подсел Манки — он вмазался какое-то время назад, судя по слегка дёрганным движением, но это особенно не напрягало, Джону нравилось слушать его болтовню обо всём и ни о чём одновременно, к тому же, пока он сидит рядом, он не натворит чего-то серьёзного. Через пол часа приехала куча ещё каких-то людей — Дэвис не был уверен, что знал их всех, но периодически выглядывал знакомые лица в бесконечном мельтешащем потоке перед собой. Кроме Манки на диване рядом уже сидело несколько девушек и парень, который настойчиво пытался рассказать о своей экспериментальной музыке — и Джон бы рад послушать, но от количества пьяных людей вокруг, нарушающих его личное пространство, становилось некомфортно. Кажется, это может быть весело, только если ты сам пьян. Он не знает, была ли его нервозность сильно заметна со стороны, просто в какой-то момент Хив почувствовал, что кто-то тянет его за руку и ведёт подальше от эпицентра событий — это был Дёрст. То, что выпил он не мало, можно было увидеть невооружённым взглядом — по походке и уже неизвестно какому по счёту стакану с чем-то крепким в руке. Но выглядел он довольно серьёзным, поэтому Джон не решился задавать каких-то вопросов — в конце концов, он был благодарен Фреду хотя бы за то, что тот просто увёл его оттуда, и он был уверен, что может доверять Дёрсту, даже если тот набухан. Это всего лишь Фред и сам он трезв как стёклышко.       Когда они идут к лифту, Джон предполагает, что Фред хочет отвести их в свой номер, а когда они останавливаются на нужном этаже — Дэвис лишь убеждается в этом. Он помогает Дёрсту достать ключи из кармана и открыть дверь, прежде чем ввалиться внутрь и включить свет в прихожей. — Джон, — с запинкой говорит Фред. Он не настолько пьян, чтобы не отдавать отчёта своим действиям, но уже находится на той стадии, когда язык не успевает за мыслями и это становится необходимо контролировать. — У меня кое-что есть.       Джон на это лишь скептически приподнимает бровь. Что ж, это звучит увлекательно. Он проходит следом за Дёрстом, чуть улыбаясь, и находит того усердно копающимися в прикроватной тумбочке. Дэвис решает включить свет в спальне — может быть так поиски пойдут быстрее — и уже спустя несколько минут Фред выпрямляется, держа в руках… косяк? — Это должно помочь, — поясняет он, подходя чуть ближе к Джону, и смотрит на него так, будто изобрёл лекарство от рака или типа того. Хиву от чего-то хочется рассмеяться. — Помочь? — саркастично спрашивает он, глядя на Дёрста в ответ. Чёрт, нет, это не серьёзно. К тому же Дэвис обещал себе слезть, и хоть марихуана изначально не входила в его личный список запрещённых веществ, с ней Джон тоже планировал баловаться пореже. — Ты выглядишь очень напряжённым. Последнюю неделю, если не больше, — теперь Фред не только выглядит, но ещё и звучит серьёзно. Дэвис перестаёт улыбаться, просто глядя то на Дёрста, то на джойнт в его руке. Это как выбирать из двух зол, честное слово. Но он прав и это выбивает Джона из колеи. — Убойная травка. Эффект на четыре часа точно. Я знаю, что ты бросаешь, но… Тебе надо расслабиться, вот и всё. Считай в медицинских целях, — заканчивает Фред и продолжает сверлить Хива взглядом.       И вроде бы выбор очевиден, не так ли? Послать его к чёрту и вернуться в бар или свой номер, потому что Джону не нужны проблемы и последствия — кружащаяся голова, жажда, тошнота и фантомный страх того, что когда его отпустит, отпустит уже не его, как будто бы в жизни всего этого ещё не по горло. Как будто бы у него есть силы на то, чтобы бороться ещё и с этим. Джону не хочется делать из небольшого косяка трагедию, но видит бог, сейчас его искушает сам дьявол, и Фред не имеет к этому никакого отношения. С другой стороны, на время ему и правда станет легче. Разве он не заслужил поощрения за почти месяц трезвости? Травка это не что-то, что он не может контролировать, не что-то, на что он может подсесть, это такие мелочи по сравнению с тем, что пробовал Дэвис за свою короткую жизнь, что в общем-то… ничего страшного? Какими-то частями мозга, конечно, с горем пополам соображалось, что это всего лишь жалкие отговорки, но Джон не мог ломаться долго. Он не хотел винить в этом ни себя, ни Фреда. Только случай. — Чёрт с тобой, — отвечает он, забирая самокрутку из рук Дёрста. Всего один раз. Один чёртов раз и оно того стоит.       Фред достаёт зажигалку из кармана джинс, прокручивает ребристое металлическое колёсико и поджигает зажатую между пальцев Джона дурь. Она хорошо горит и Дэвис делает вывод, что туда подмешали табак. Об этом же говорит специфический запах, но Хиву, если честно, плевать. Он с нетерпением делает глубокую затяжку, чувствуя, как сладковатый дым, отдающий травами, обволакивает горло, а потом медленно выдыхает в лицо Дёрста. В голову ударяет почти сразу же. Фред морщится. — Лучше? — спрашивает он, забирая косяк у Джона, и тоже затягивается. — Ага, — односложно. Просто Джону хочется распробовать. Получше прочувствовать и раскатать по языку приближающуюся оттяжку. Он давненько не принимал ничего подобного, из-за чего эффект должен ощущаться сильнее, поэтому уже буквально через несколько минут Дэвис чувствует, что ему нужно прилечь.       Он не начинает «видеть звуки» и «слышать цвета», просто ощущает себя до безобразия расслабленно. Как будто тело не совсем принадлежит ему, но он всё ещё может двигаться, чуть уходя в занос. Фред, сжимая джойнт в зубах, предотвращает столкновение Дэвиса с углом кровати, хотя, пожалуй, сам чувствует себя не лучше. Это маячит у Джона где-то на периферии, но стоит ему только принять горизонтальное положение, как весь окружающий мир отходит на второй план. Больше никакой тревоги и напряжения, только полуприкрытые веки, слегка плывущий потолок и Дёрст со спасительным, волшебным, дымящимся свёртком в руке — почти идеальная вселенная. Личный вакуум для Дэвиса и его мазохистично истерзанного сознания. От этого пробивает на тихий смех. — Джон? — Фред лежит рядом и поворачивает голову, когда Дэвис не может успокоиться какое-то время. Он передаёт ему косяк, чтобы тот сделал затяжку, и Хиву кажется, что в зрачках Дёрста, размером с хренов манго, он может видеть собственное тупое отражение. — Ты чего? — Ничего, — отвечает он, всё ещё улыбаясь, и принимает самокрутку. Ему нравится тишина и то, что Фред остаётся лежать здесь, с ним. Его наверняка уже потеряли на вечеринке, Уэс и та красивая блондинка, с которой он болтал последние пару часов и к которой не спешит возвращаться. Либо Дёрст действительно пьян, либо тоже хотел сбежать оттуда. Джон не знает, какой вариант кажется ему более занимательным.       Он садится на кровать, чтобы дотянуться до тумбочки и затушить джойнт о стоящую на краю пепельницу, пока он полностью не истлел. Кажется, им обоим хватит, и сейчас бы стоило лечь спать, чтобы хоть немного облегчить свою участь утром, но это работает только где-то в идеальном мире. Джону не даёт покоя одна мысль, и он оборачивается через плечо, глядя на Дёрста. — Почему юбки? — он не сразу понимает, насколько странно это прозвучало без контекста. Да и с контекстом это прозвучало бы не лучше на самом деле, и будь Джон трезв, он в жизни не озвучил бы этот вопрос вслух, но сейчас не видел ни одной причины не делать этого. К тому же, Дэвис готов поспорить на сотню баксов, что Фред забудет обо всём, как только они закончат разговор. — Юбки? — Дёрст выглядит почти удивлённым, лёжа и с трудом сосредотачивая взгляд на лице Джона. Он приподнимается на локтях, а потом садится рядом. Хив обращает внимание на тонкую струйку дыма, поднимающуюся вверх от затушенной самокрутки. — Ты сказал, что оплатил бы юриста, если бы я носил юбки. Почему не платья? — поясняет Джон. Он понятия не имеет, куда, блять, на самом деле катится этот диалог и почему он вообще решил его начать. Ещё минуту назад это имело смысл, а сейчас Дэвису хочется провалиться под землю. Он действительно больной на голову придурок и продолжает гнуть свою линию. Просто Фред выглядит так озадаченно, что Джону становится и впрямь интересно, что тот собирается ответить.       Он разворачивается всем корпусом в его сторону и Дёрст делает то же самое, как-то по инерции. Чуть наклоняет голову и смотрит, не в глаза — по всему Джону, словно хватаясь за всё подряд и стараясь зацепиться за что-то одно. Дэвису кажется это забавным и раздражающим одновременно — Фред как будто бы не здесь — поэтому он холодными пальцами обхватывает чужое лицо и обращает на себя внимание уже в открытую. Дёрсту этого хватает, чтобы прийти в себя, но не чтобы перестать залипать непонятно куда. — Ну так что? — ещё раз настойчиво спрашивает Джон. — Я думаю они лучше на тебе сидят, — тихо отвечает Фред и поддаётся ближе. Дэвису по губам жжёт чужим выдохом. Он замирает, как олень в свете фар грузовика, и мысленно пытается разграничить реальность и галлюцинации.       Ему и правда легче поверить в то, что он сошёл с ума окончательно, чем в то, что Дёрст сейчас жмётся губами и царапает щетиной, пододвигаясь ближе. Ведёт от колена до талии и выше, и Джону отчего-то не хочется сопротивляться. Он так серьёзно влип, ощущая чужую крепкую руку между лопаток, ненавязчивые поцелуи в скулу и куда-то под челюсть, что, знаете — его устраивает. И похуй абсолютно, вот именно сейчас, потому что Фред забирается рукой со спины в волосы, оттягивает за дреды и просит пустить на шею. Джон пускает, судорожно выдыхая. Он почти сидит на коленях Дёрста, когда слышит, как во входную дверь начинают стучать, довольно настойчиво. Фред пытается игнорировать это, насколько возможно — впивается в губы и яростнее прижимает к себе, но на Джона это не действует. — Фред, нужно открыть, — говорит Хив, на секунду разрывая поцелуй. Он сам не хочет останавливаться, но чёртова дверь открыта и если кому-то действительно нужен Джон или Фред, он обязательно войдёт внутрь. — Твою ж мать, — выдыхает Дёрст, проводя большим пальцем по щеке Джона и целуя ещё раз. Он медлит какое-то время, но в конце концов отпускает волосы, и подрывается с кровати, немного раздражённо направляясь к двери. Дэвис смотрит перед собой, приглушённо слыша, как Фред разговаривает с кем-то. Его сердце сейчас нахрен остановится. Что вообще блин происходит? — Это тебя, — Дёрст показывается в дверном проёме уже через минуту, и Джону нужно приложить определённые усилия, чтобы встать с кровати. Он пытается привести себя в порядок по пути, насколько это вообще возможно, и смотрит немного удивлённо, когда замечает Хэда в дверях. — Брайан? Всё нормально? — он подходит ближе и чуть хмурится. Уэлч не стал бы беспокоить просто так. Не в его стиле. — Сносно. Джим разнёс пол бара, а так всё замечательно, — отвечает он с видимым недовольством. В последнее время Манки — исключительно его проблема, потому что Джон сливается со всех вечеринок и Брайану приходиться возиться с ним одному. Ему не слишком это нравится. — Нужно сообщить менеджерам. — Мы можем оставить это до завтра? Сомневаюсь, что кто-то возьмёт трубку сейчас, — Дэвису кажется это целесообразным и, в общем-то, это действительно всё, что он может предложить в качестве решения проблемы. Они все выпили и даже если им удастся дозвониться до кого-нибудь, никто не будет слушать кучку придурков, еле выговаривающих слова, тем более в час ночи. Ох, чёрт, у них определённо будут проблемы. — Что мне сказать менеджеру бара? — Брайан не спорит и не начинает сокрушаться о том, как его это всё реально заебало, и Джон очень благодарен ему. — Что мы всё оплатим и что… приносим свои извинения? Мы всё равно никуда не денемся до завтра, — говорит он, надеясь, что это сработает. — Ладно, — отвечает Хэд, косясь своими подведёнными глазами куда-то за спину Дэвиса, где всё это время стоял Фред, наблюдая за их диалогом. Джон почти слышит, как шестерёнки в его голове скрепят и поворачиваются, складывая два плюс два, и он может сказать точно — Брайану очень не нравятся результаты собственных вычислений. — Вы что, курили? Джон, — он сразу переводит взгляд на Хива, и Джон понимает его гнев. Не нужно быть ясновидящим, чтобы догадаться, что Брайан по-дружески волнуется за него, и чтобы убедиться, что тот не ошибается ни капли — Дэвис уверен, от него как минимум за милю воняет этим дерьмом, а поплывшие зрачки говорят сами за себя. Ему стыдно до ужаса, как будто бы он вернулся на несколько лет назад, когда отец отчитывал маленького Джона за внезапно найденную в его ветровке пачку сигарет. Сейчас его не посадят на домашний арест и не лишат карманных денег, но Дэвис сожрёт себя чувством вины и тревоги, как делал это в те времена. — Всё нормально, — он пытается успокоить Уэлча и угомонить своё желание оправдаться, это будет выглядеть жалко. Сейчас не лучшее время, чтобы обсуждать его зависимость, и Дэвис в принципе не уверен, что сможет сформулировать что-то внятное следующие пару часов. — Поговорим об этом позже, — заканчивает Хэд, тоже прекрасно понимая это. Он смиряет Хива и Дёрста ужасно осуждающим взглядом, и разворачивается, направляясь по коридору к лифту. Джон виновато провожает его взглядом. Почему он чувствует себя так, будто только что разочаровал его и всё человечество?       Он закрывает дверь, неловко оборачиваясь на Фреда. Кажется, появление Брайана не слишком повлияло на него, но оно и понятно — Дёрсту не придётся завтра ехать с ним в одном фургоне несколько часов. На секунду Джону даже кажется, что он полностью протрезвел после разговора с Брайаном, потому что его понемногу начинает потряхивать. Как он будет смотреть в глаза ему завтра? — Ты в порядке? — Фред чуть сглаживает подступающую панику, вырывая Дэвиса из мыслей. Он подходит ближе, пытаясь заглянуть в лицо, но Хив упорно игнорирует это. — Знаешь, я наверное лучше пойду, — отвечает он. — Не хочется перекладывать всё это на Брайана, он наверняка злится сейчас и-       Он не успевает договорить. Дёрст осторожно целует, кладёт руки на талию и тянет на себя, после чего прижимается вплотную, не давая Джону и шанса на побег. Но честно говоря он и не думает об этом — он перестаёт думать вообще обо всём, если быть ещё честнее, потому что с трудом заставляет себя дышать и удерживать равновесие на подгибающихся ногах. Это неожиданно и не вяжется буквально ни с чем, что Джон скрупулёзно пытался вычленить из своего укуренного мозга — у него действительно не было ни единой причины предполагать, что когда-то он окажется прижатым к стене Фредом чёртовым Дёрстом в номере не совсем пятизвёздочного отеля в сраном Сэнт-Луисе, предварительно пососавшись с ним на кровати, как в дешёвой порнушке, как будто бы у них была хоть одна причина продолжать это, но он не может ничего поделать. Всё, что он может делать — так это безоговорочно подчиняться, послушно открывая рот и позволяя углубить поцелуй, чувствуя, как щёки заливает краской, а возбуждение заново волнами нарастает внутри. Такое неправильное и мерзкое, откликающееся чем-то болезненным из средней школы, но сводящееся его с ума, заставляющее разрываться на мелкие осколки и вспоминать голод, которого Джон давно не чувствовал из-за антидепрессантов. Сейчас он словно оголённый нерв — слишком живой и податливый, готовый растечься по стене, если Фред продолжит вытворять с ним это, но не сопротивляющийся ни секунды. Что ж, по крайней мере Дёрст не соврал — травка и правда была убойная.       Его бессознательно ведёт прижаться ближе, и Хив не отказывает себе в этом, аккуратно скользя пальцами по чужому затылку, а затем мягко проводя по щетине. На это Фред улыбается, чуть отстраняясь, и Джон бы поблагодарил всех богов за то, что подбородок хоть на секунду перестало нещадно колоть, если бы не желание снова почувствовать древесный привкус виски, который Фред потягивал весь вечер, на своих губах. Он вновь тянется к нему, жалко поскуливая из-за того, как крепко и абсолютно бесстыдно рука Дёрста вжимается в его бедро, оглаживая внешнюю часть и мучительно медленно подбираясь к внутренней, но тот не даёт ему сделать ничего — снова тянет за дреды, заставляя запрокинуть голову, и бегло целует шею, утыкаясь в сгиб между ней и плечом. Он останавливается так на какое-то время, дышит шумно и загнанно, разгоняя кровь, словно сам не совсем понимает, как это произошло, но всё ещё продолжает крепко держать Джона в своих руках. Хив использует это время чтобы немного успокоиться — чёртовы руки всё ещё трясутся, и он нерешительно оглаживает ими широкую спину, обтянутую белой футболкой, концентрируется на бешеном пульсе — своём и чужом — на слабом запахе одеколона Дёрста, на внезапно охуенно интересном ковре на полу, да на чём, блять, угодно, потому что ему до лёгкого тремора во всём теле оглушительно страшно. Джон не хочет думать о том, что будет, когда всё это закончится. Придётся ли ему заменять Limp Bizkit до конца тура, а если да, то что скажут об этом менеджеры и как он объяснит причину? Что думает об этом Дёрст? Что происходит в его чёртовой голове и нужно ли Джону готовиться пересобирать себя заново, по кусочкам, как соборную мозаику? Ему на самом деле внезапно хочется оставаться в моменте, а не сбежать в себя, как бы он сделал это раньше — с тем, что есть сейчас, нескрываемым и относительно безопасным, потому что Фред всё ещё рядом. Он обжигает горячим дыханием и тугими касаниями, без намёка на отвращение, и Дэвису до мурашек по коже нравится это. Ему кажется, что прошла вечность, но на деле — не больше минуты, прежде чем Дёрст отмирает и, снова не давая выбрать, подхватывает на руки, заставляя бездумно обнимать себя за шею. Дэвис чувствует себя девчонкой и это немного ударяет по его достоинству. — Твою мать, какого хрена? — выпаливает он из-за неожиданности и вязко сглатывает все остальные претензии, потому что Фред скалится уж совсем по-хищному и Джону откровенно становится не по себе — словно пронизывает током насквозь, сжимая внутренние органы, и он мысленно находится только в спальне, слишком возбуждённый, раскрасневшийся и снова прижатый, на этот раз — к кровати. Мягкий матрас и тёмно-серое постельное бельё проминаются под их весом, когда Фред тяжело наваливается сверху, плотно прижимаясь бёдрами, и Хив вздрагивает всем телом, тихо всхлипывая. Он нетерпеливо тянется к футболке Дёрста, помогает тому снять её и залипает на подкачанное тело — ему хочется провести руками по торсу, огладить плечи — и Джон не останавливает себя, кончиками пальцев ощущая напряжённые мышцы. Наверное, он смотрит на него даже слишком заворожённо, потому что его всё ещё кроет каннабисом и кое-чем посильнее, как и Дёрста, в общем-то, невнятно пытающегося справиться с собственным ремнём. Его тоже колотит — так, совсем немного, но Джон читает по расширенным зрачкам, почти перекрывающим радужку, то, как Фред слишком очевидно даже для самого себя хочет, и задыхается от полученной информации. Он наблюдает за тем, как ремень Дёрста выскальзывает из петелек на его широких джинсах, и замирает, когда Фред не отбрасывает его в сторону, а продолжает многозначительно держать в руках. — Джон? — Фред смотрит на него с нетерпением, ожидая ответ на свой молчаливый вопрос, но Дэвису сейчас вся вот эта вот азбука морзе доходит с трудом — его сжимает изнутри, а голова плавится от смущения и (наверняка) нелепости собственного вида, потому что его вставший член слишком хорошо видно сквозь тонкие адидасовские штаны. И этот сукин сын ещё позволяет себе задавать какие-то глупые вопросы? Джон точно не вынесет этого. — Что? — осипше выдавливает из себя он. — Ну… — Фред складывает ремень в своих руках пополам, продевая свободный конец в пряжку. Он делает это как что-то само собой разумеющееся и пожимает плечами, как будто они обсуждают какой у кого любимый цвет. — Мне нужно твоё согласие или несогласие, понимаешь? О, или тебе нравится когда- — Замолчи, — Джон краснеет ещё сильнее и останавливает Фреда прежде, чем тот скажет какую-то хуйню. Если так подумать, Дёрст — это не кто-то, кто может навредить, и трезвый Джон-неврастеник конечно же сейчас захотел бы дать ему (и себе заодно) по ебалу, но Джона-укурка эта интрига только сильнее заводит, что бы это не значило. Он сглатывает, раздумывая ещё секунду, прежде чем кивнуть. Фред отвечает на это улыбкой, абсолютно обдолбанной и смазанной быстрым поцелуем в уголок губ — он почти сразу отстраняется, начиная складывать из ремня подобие наручников — внутри Дэвиса всё переворачивается — а потом надевает их на руки Хива. Со скованными запястьями Джон чувствует себя в разы уязвимее — пульс опасно ускоряется, но он готов пойти на эту жертву, потому что то, каким взглядом Дёрст смиряет свою работу, стоит всей этой неловкой возни. Фред наконец опускается ближе, заводя руки Джона за голову, лениво размазывает поцелуй, на пробу толкается бёдрами и получает задушенный полу-стон. Джон проклинает его как только может, ногами обвивая поясницу и стараясь как можно сильнее прижимать к себе, чтобы создать давление, потому что возбуждение становится сложно терпеть, а если этот ублюдок продолжит в том же духе, то Джон вполне уверен, что позорно кончит без рук. Потому что Дёрст понятия не имеет, как его переёбывает сейчас, и Дэвису отчаянно хочется верить в то, что весь этот приход из-за травки, а не чего-то более глубокого, засевшего в его мозгах какое-то отвратительно долгое время назад. Он сам нетерпеливо двигается навстречу, тяжело дышит, чуть прогибаясь в спине, и чувствует тёплую руку Дёрста, задирающую его футболку вверх и сползающую на шею. Она не сжимает, скорее, просто лежит, в попытке контролировать, потому что Фред опускается ниже — ведёт поцелуями по груди, кусает где-то на рёбрах, заставляя вздрогнуть, и продолжает вжиматься обоюдным возбуждением. Джона от этого кроет похлеще, чем от всего, что он пробовал в свои «лучшие» годы — от лёгкой марихуаны до спидов, на которых плотно сидел несколько лет и так и не уверен, что окончательно с этим покончил — и разница наверное только в том, что наркотики убивали его в разы стремительнее, но это ощущалось совершенно так же тяжело и неправильно и одновременно божеблятьтакахуенно, чтобы действительно задумываться о последствиях в моменте. Ему инстинктивно хочется вцепиться руками в чужие плечи, потому что Дёрст поцелуями опускается всё ниже, задевает подвздошную кость и поднимает свои бледно-голубые глаза, выдавливая из Джона реакцию — он лишь смотрит в ответ, мутно и масляно, как-то на автомате дёргается, пытаясь развести запястья, и, можно подумать, слегка разочаровывается, когда у него не получается этого сделать. На деле же крышу от «этого» сносит моментально и окончательно — будто всё время до настоящего момента Дэвис держался на чистом отрицании происходящего, но по факту был таким же соучастником.       Он прикусывает губу до боли, когда Фред выпрямляется и стягивает с него штаны вместе с бельём — больше не видит смысла ждать — и самозабвенно пялится в потолок, пока Дёрст разбирается со своими джинсами. Это было бы довольно неловко в любой другой ситуации, но всё отходит на второй план, потому что Джон начинает чувствовать «вторую волну», прихода или жара, разливающуюся по телу, и это становится действительно сложно различать после первых сухих движений по члену. Фред посильнее разводит ноги, чтобы подтянуться выше и поцеловать — теперь медленно и развязно, выбивая из лёгких воздух, свободной рукой совершенно без зазрения совести мародёрствует по заднице, жадно водит ладонями от поясницы и ниже, сжимает, кажется, до синяков, шлёпает и щепает, когда Джон пытается протестовать (своеобразно, конечно), ощутимо кусая за нижнюю губу. Но засранца это, кажется, лишь забавляет. Фред держит единый темп какое-то время, обхватывая их обоих и стараясь параллельно делать что-то ещё, но Дэвису и этого, честно говоря уже много — он вообще не здесь, блять, а в чёртовом астрале, в центре мироздания, в центре лечения зависимостей — где угодно, потому что больше не может хвататься за реальность. Он не сдерживает стоны, мокрыми пальцами сжимая одеяло над головой — такие паскудно-жалкие и громкие, но господи, как же на самом деле похрену, если Дёрст сокрушается точно так же, утыкаясь куда-то в плечо. Он ускоряется слишком быстро, задыхаясь, и Джону нужно ещё несколько рваных движений, чтобы кончить себе на живот и мгновенно потерять все силы, чтобы в принципе двигаться. Он чуть щурит глаза из-за мушек, летающих повсюду словно после пиздецки яркой вспышки камеры, игнорирует то, как от перенапряжения закладывает уши и где-то на периферии досматривает, как доходит Фред. Он бы хотел ещё один поцелуй — просто как подтверждение того, что всё произошедшее не сон и не пугающе реалистичная галлюцинация, но не может сказать и слова. Или не хочет. Ему не хочется думать ни о чём. Джон закрывает глаза, чтобы дать себе время передохнуть и потом обговорить всё с Дёрстом, но не замечает, как проваливается в сон.

***

      С приоткрытой форточки дует осенью — Дэвис чувствует, как холод лижет его по лицу. Он чуть приоткрывает глаза и смотрит в ровный натяжной потолок, пиздецки белый, как будто он лежит в жёлтом доме, но мягкий матрас и подушка портят весь антураж. Из-за включенного торшера, в комнате достаточно светло, для того, чтобы различать всё вокруг, но недостаточно, чтобы свет сильно слепил глаза.       Джону нужно несколько минут, чтобы понять, где он находится и что, чёрт возьми, вообще было. Его заливает краской — почти моментально — пока воспоминания прошлой ночи отрывками проносятся перед глазами, и Дэвис даже в какой-то степени рад тому, что не нашёл Фреда рядом с собой. Он слишком трезв для того, чтобы думать об этом, но тем не менее, ему нужно попытаться смириться с фактом произошедшего или хотя бы просто мысленно настроить себя на то, что мир не рухнул, после того, как он переспал с парнем (хоть это было лишь маленькой частью проблемы), пока у него есть на это время. Выходит откровенно херово и хочется курить. Джон думает закурить прямо в постели, вряд ли Фред будет против, но его штаны с пачкой сигарет в кармане валяются слишком далеко от кровати, а к тому, чтобы встать, Дэвис пока совершенно не готов. Он осматривает комнату на наличие улик, в глубине души всё отрицая, но тут же ловит себя с поличным - недокуренный джойнт лежит там же, где Хив оставил его вчера, сам он лежит в одной футболке и как вишенка на торте, который стремительно летит ему в лицо - это точно не его номер. Джон устало потирает переносицу. Он тупо пялится в окно следующие минут двадцать, если не больше — просто наблюдает за тем, как светает, чтобы не думать о том, что они всё таки на четырнадцатом этаже и, боже, какой соблазн, пока его не прерывают шаркающие по паркету шаги. — Ты проснулся, — говорит Фред, показываясь в дверном проёме. Он стоит в одном полотенце, обёрнутом вокруг талии. Видимо, только вышел из душа, но Джон ловит себя на мысли, что не слышал шума из ванной. — Ага, — неловко отвечает он. Честно говоря Хив понятия не имеет, что делать дальше. Сейчас он лежит на кровати, а вся его одежда валяется возле неё, и, наверняка, всё было бы нормально, если бы на месте Дёрста в дверном проёме стояла какая-то девчонка, которую он видит в первый и последний раз в своей жизни. Джон даже не придал бы этому значения, но вчера он развлекался со своим чёртовым другом и коллегой по совместительству и это всё немного усложняет. Джон почти физически чувствует напряжение, повисшее в воздухе, поэтому выдаёт первое, что приходит в голову: — Сколько времени? — ему нет никакого дела. — Почти семь. Надо поторапливаться, через час выезжаем, — говорит Фред и Джон читает это как вежливую просьбу свалить нахер. Дёрст звучит спокойно, точно так же, как и выглядит — расхаживает по комнате, достаёт какие-то вещи из шкафа и будто бы не придаёт ничему значения. Его плечи расслаблены и ничего в его действиях не даёт и намёка на нервозность. Должен ли Джон быть благодарен ему за это? Меньше всего в жизни ему хочется выяснять отношения и ссориться с Фредом, но с другой стороны, разве всё теперь когда-то будет как раньше? Это сраный бред. Это напряжение будет нависать над ними, как громадная волна над пустынным пляжем, готовая смыть к чертям всё живое в радиусе нескольких километров. Это будет мешать сотрудничеству в конце концов, если на минуту сделать вид, что все эти финансовые вопросы хоть каплю волнуют Дэвиса.       Им нужно собраться и поговорить, но он не ждёт инициативы от Фреда на самом деле. Этот парень не из тех, кто говорит о своих чувствах и всё такое — хотя, некоторое время назад Джон думал, что этот парень ещё и не из тех, кто трахается с другими парнями, так что всё может быть. Но это непросто, в любом случае, и Дэвису нужно немного времени, чтобы хотя бы просто прийти в себя. Голова раскалывается и просто безумно хочется жрать — Джон давно не употреблял ничего подобного, поэтому чувствует себя так, словно по нему проехался каток для укладки асфальта, но это не плохо. Такой типичный отходняк после травки, что Джона неосознанно почти пробивает на улыбку, но радоваться, в общем-то, нечему — ему не стоило этого делать. Его всё ещё ждёт не слишком приятный диалог с Брайаном. Он пообещал себе, что слезет, и сорвался просто потому что… Фред предложил? Хотелось провести с ним время наедине? Что ж, выходит миссия выполнена.       Дэвис пытается сесть, тяжело опираясь на руку. Голова немного кружится, поэтому ему требуется несколько секунд, чтобы с трудом подняться, встать на ноги и начать собирать свои вещи, на ходу пяля нижнее бельё и штаны. Джон не знает, что в это время делает Дёрст, но спиной чувствует его взгляд, плотно прикованный к его фигуре и наблюдающий за его действиями. Это немного сбивает его с толку, но Джон старается не обращать на это внимание — возможно ксанакс всё ещё действует, поэтому он воспринимает всё так спокойно и почти безболезненно, но он даже представить не может, что будет, когда это закончится. Закончится и он? Что ему, блять, дальше с этим всем делать? — Послушай, Джон, — Фред окликает его, когда Дэвис уже собирается уходить. Он стоит напротив, облокотившись плечом о стену в прихожей, уже переодетый и будто бы держит дистанцию. Джон мельком бросает взгляд на его губы — искусанные — и это сделал он. Следы от ремня на запястьях начинают чесаться. — На счёт вчерашнего… давай забудем, ладно? Не хочу слухов и всего подобного, сам понимаешь.       Джон не понимает. Но кивает головой, стараясь не смотреть в чужие глаза. Ну, а на что он собственно надеялся? Это просто спонтанный перепихон с человеком, который просто был с ним в тот момент — это не что-то новое в жизни Джона и ничего не должно рушиться лишь из-за того факта, что этим человеком был Фред. Не так ли? — Только без обид, окей? — добавляет Дёрст, стараясь натянуть дружелюбную улыбку.       Дэвис уже не смотрит. Он пытается заставить себя ответить что-то, но чёртов ком в горле не даёт ему сделать этого — он спокойно (насколько это возможно) выходит из номера, игнорируя всё вокруг, пока не оказывается в своём собственном. Нужно сходить в душ и собирать вещи, осталось не так много времени, и Джон бы с радостью переключил на это внимание — на пару оставшихся таблеток ксанакса в рюкзаке, на мини-бар в гостинной, на лезвие из станка для бритья — на что угодно, но глупые подступающие слёзы жгут глаза, и это последняя капля. В комнате становится до безумия душно, но Джон понимает, что это не так. Номер никак не меняется, меняется он сам. Джон закрывает глаза, осторожно опускаясь на пол по стене. В полной тишине слышно как в соседнем номере смотрят Good Morning America на полную громкость.