Лжец

      Дядя Фестер говорил: «Чтобы выбраться из западни, подготовленной врагами, нужно сделать три вещи: до иголки изучить поле боя, постичь противников и обернуть их планы в пользу для себя».       Ещё в пути я наметила схемы достижения первых двух пунктов. Исследовать дом в роли служанки проще простого: ссылаясь на необходимость тщательной уборки и тем самым не привлекая к себе лишнего внимания, можно обыскать в особняке любую щель со спрятанными в ней драгоценностями. Чтение личных писем, осмотр квитанций и оформленных документов — и половина характерологического портрета собрана. Чтоб получить вторую, достаточно воспользоваться тактикой, которую я зову «Притаившийся медведь». Слиться с мебелью, стать невзрачной и молчаливой, чтобы без проблем выуживать нужную информацию. Люди расслабляются и позволяют себе гораздо больше, оставаясь в одиночестве. С человеком незаметным и прозрачным, словно кислород — все равно, что без свидетелей.       Реализация третьего пункта напрямую зависела от полноты осуществления двух предыдущих. Нельзя перебежать реку без моста. Именно к построению такой переправы по прибытии в особняк я приступила безотлагательно.       Купивший меня нормис перестал спускаться на первый этаж около десяти часов вечера, что, в совокупности с данной мне инструкцией, могло свидетельствовать о его абсолютной безвредности в тёмное время суток. Его сын посетил кухню единожды, после чего благополучно уединился в своей спальне. Если это их обычный распорядок дня, весь первый этаж переходит мне во владение на целую ночь. Учитывая, сколько таких ночей ждёт меня впереди, у меня есть неограниченное время для исследования бассейна, холла, гостиной, кухни, гостевого туалета и прачечной. Нельзя исключать, что в каком-нибудь углу затесался проход в тайную комнату.       Второй этаж состоит из длинного коридора, рассекающего его почти на две равные части. Прямиком над бассейном размещена библиотека, слева от двери в которой — письменный стол с компьютером. Вытянутая спальня нормиса-старшего локализуется прямо напротив библиотеки. Рядом с ней соседствует скромное помещение, имитирующее тренажерный зал. Комната нормиса-младшего ютится в правом углу, над кухней. Напротив — ванная комната, соответствующая по расположению прачечной. Если туалет для гостей размещён рядом с моей конурой, значит, у нормиса-старшего есть своя персональная уборная.       Утром следующего дня я просыпаюсь от воющего звука лагерного гудка. Моментально вскакиваю с постели и с подозрением осматриваю стены терпимого оливкового цвета. Не нахожу взглядом трескучий оповещатель и понимаю, что моя память нещадно водит меня за нос.       В лагере нас ежедневно принуждали вставать в семь утра, а отходить ко сну — в одиннадцать ночи. Надзиратели не терпели лентяев, устойчивых к пыткам мерзкой сигнализацией.       Я кривлюсь, набрасываю на себя чёрное ситцевое платье с белым воротником, белый фартук задвигаю подальше в шкаф. Не идеально, но сносно. В лагере нас любили наряжать в клоунские костюмы красного цвета. Наряд горничной хотя бы отдалённо напоминает мою коллекцию готической одежды.       Часы на кухне показывают десять минут восьмого. Хватаю первую попавшуюся кастрюлю из наугад открытой тумбы и ставлю её на плиту. Выливаю в неё найденное в холодильнике молоко и кладу неподалёку банку с овсяными хлопьями. В лагере нас часто заставляли готовить овсянку. Якобы нормисы любят здоровую еду.       Не собираясь заиндеветь от скуки, я прохожу сквозь одну арку в другую. Вся гостиная в тошнотворных бежевых тонах, ковёр у дивана походит на заживо содранную шкуру овцы. Понятия не имею, кто обставлял этот дом, но вкусы у него явно извращённые. Плазменный телевизор у громадного окна заговорщически мигает красным.       Я должна знать, что происходит в стране. Новости в лагерь почти не проникали — начальство считало, что с нас хватит впитывать железную дисциплину и вырабатывать феноменальную услужливость и исполнительность.       Щёлкаю красную кнопку пульта для дистанционного управления хитроумным приспособлением — на экране сразу же появляется тощая блондинка глуповатого вида.       «Томас Уолкер заверил, что лагеря для изгоев ещё никогда не были оснащены такой надёжной и современной системой безопасности. За время существования изоляторов не было совершено ни одного удачного побега. Министр внутренней безопасности, Лорел Гейтс, пообещала, что теперь попытки бегства сведутся к уникальному минимуму».       На экране телевизора появляется её лоснящееся от счастья лицо. Именно Лорел Гейтс была той, кто разработал проект трудовых лагерей для таких, как мы.       Она пришла к власти после свержения правительства, обвинённого в содействии опасным и кровожадным преступникам. Преступниками были признаны все, кто имел способности, не объяснимые законами физики и биологии. Учеников Невермора задержали одними из первых и бросили в следственный изолятор. Днём позже начались массовые аресты по всем штатам: особо опасными провозглашались оборотни и телепаты.       Я до сих пор не знаю, что случилось с моими родителями, братом, Ларчем и Вещью. Пусть отец не обладал сверхъестественными способностями, его вполне могли взять под стражу за сожительство с моей матерью-провидицей. О дяде Фестере на момент возникновения волны арестов мы ничего не слышали на протяжении двух месяцев. Возможно, ему повезло, и он как раз слонялся где-нибудь на другом континенте.       — Интересно?       Я молниеносно вздрагиваю и оборачиваюсь на гортанный голос, раздающийся позади меня. Сын моего владельца стоит в трикстерской пижаме синего цвета, прислонившись плечом к деревянной арке. Его нос чуть вздернут, а руки спрятаны в карманах.       Мне лучше не попадаться ему за бездельем. Пока что моя задача — играть послушную самоотверженную служанку.       Покорно опускаю голову и бегом выхожу из гостиной. Чёртово молоко вовсю жарится вокруг кастрюли. Схватываю первое попавшееся под руку полотенце и макаю его в шипящую жидкость, пока она не засохла.       Сбоку от меня доносится нечленораздельное мычание. Нормис-младший, выпучив глаза на плиту, растерянно водит руками. Проклятые снобы. Даже не могут решить такую простую задачу. Что бы с ним сталось, возникни надобность собрать электрический стул?       С раздражением оттираю последние запёкшиеся разводы и, крепко сжимая в руке полотенце, мчусь в прачечную. Забрасываю его в стиральную машину. Мое внимание тут же привлекает высокий короб с плетёной крышкой.       Внутри так много вещей, будто мои владельцы ограбили не один эшелон с изгоями.