***
Токийский Магический Колледж, значит? Это многое объясняет. Иошики, стоя у открытого окна, методично докуривал сигарету, обдумывая полученные от ищейки сведения. В его голове складывалась картинка, и уже зрел план. Всё сходилось, как нельзя лучше. Три цели находились в одном месте, что значительно облегчало задачу ученому. Образец, сосуд двуликого и Сильнейший, можно сказать, уже были в его руках, перевязанные подарочной лентой. Ученый вёл свою собственную игру: пусть в глазах других членов клана он был очередной пешкой, столько лет безрезультатно пытающейся добыть для Зенин источник силы, на деле всё было иначе. Иошики не служил никому, кроме своей собственной высшей цели. Люди, как вид, давно в его глазах потеряли всякую значимость: они были лишь муравьями, копошившимися в своих норах, не замечавших ничего вокруг себя. Эволюция давно не посещала нашу планету, и Иошики намеревался это исправить. Однако, даже среди магов, оставались те, кто никак не мог понять замыслов ученого. Даже наделенные богоподобной силой шаманы, как Годжо, например, не видели ничего дальше своего носа, ослепленные своим же величием и превосходством. Иошики это исправит. Ведь наряду со слепыми глупцами, были и те, кто разделял мысли ученого. С их помощью он создаст новый мир, населенный сверхлюдьми, он избавит Землю от вечных мук и страданий. Иошики — великий мученик, положивший всю свою жизнь на изменение мирового порядка. Но сначала нужно было избавиться от раздражающих помех. Взять силой Сильнейшего? Хах, даже звучит абсурдно. Нет, они возьмут хитростью. Ученый был в курсе одновременно такого простого, и такого гениального плана, и намеревался приложить все усилия для его воплощения. Однако, в первую очередь, Иошики вернет то, что по праву принадлежит ему — образец, и его соратники, несомненно, ему в этом помогут.***
Годжо покинул здание заброшенного цеха, разминая плечи. Задание, на удивление, оказалось совершенно несложным, что вызвало в шамане раздражение и даже некоторую злость. Проклятье пусть и нарекли «особым», по мнению Сатору, оно едва ли дотягивало до этого уровня. Шаман был уверен, что с ним бы справился любой более-менее опытный маг, и необязательно было привлекать к заданию «сильнейшего». Годжо не был лентяем, наоборот, он работал так много, что в пору было бы задаться вопросом, как он вообще стоял на ногах и держался бодрячком. Шаман не страшился работы и брал на себя самые сложные и опасные задания, понимая весь груз ответственности, свалившийся на него, ввиду незаурядных способностей мага. И он смиренно выполнял свой долг, не жалуясь на усталость или полнейшее выгорание, преследовавшее его последние несколько лет. Однако порой, например, в дни как этот, у Сатору складывалось ощущение, что магическое общество в край охуело: верхушке было легче скинуть все задания на плечи Сильнейшего, вместо того, чтобы грамотно распределять трудовые ресурсы шаманов, и это бесило. Могло показаться, что Годжо зазнался, считая, что изгнание проклятий, подобного уровня, не достойно его внимания, он же — «сильнейший». Однако, это было вовсе не так. С него давно слетела вся спесь, а корона превосходства уже долгие годы не жала голову, он просто вымотался. Вымотался от нескончаемых заданий, командировок, ответственности. Пожалуй, сейчас единственной отдушиной Сатору было обучение детей. Только занимаясь с ними, он чувствовал, что делает что-то не зря, не впустую. Годжо был не вечным, и ему бы очень хотелось что-то после себя оставить. Например, улучшенное магическое общество, сильных шаманов, воспитанных им, знающих цену жизни, готовых менять мир к лучшему. Ради этого он, наверное, и жил сейчас. Решив прогуляться после задания, шаман вышел из заброшенного района и побрёл по узким улочкам города. Пока он решил не звонить ассистенту, хотелось хоть немного побыть в одиночестве. Маг открыл карту на смартфоне в поисках ближайшего магазинчика со сладостями, он обещал Сёко моти, а слов на ветер шаман не бросал никогда, хотя и создавал совершенно обратное впечатление. Найдя неплохой магазинчик минутах в десяти ходьбы от него, он уже было закинул телефон обратно в карман, как тот жалобно запищал. Звонил Идзити. С усталым вздохом Годжо принял вызов и поднес устройство к уху. Натянув на себя фирменную улыбку, он как обычно нараспев поприветствовал ассистента, но то, что он услышал в трубке, заставило что-то внутри шамана оборваться. Улыбка в миг слетела с губ, Сатору стал непривычно серьезен. Выслушав истеричный лепет Идзити, Годжо коротко ответил «Скоро буду» и сбросил вызов. День становился всё паршивее.***
Сацуки уже сбилась со счету, какую кружку кофе она выпила за сегодня. С самого утра она, сгорбившись над ноутбуком, сидела в кабинете и строчила отчет. Девушке хотелось как можно скорее покончить с этим делом и, наконец, приступить к исполнению своего плана, дабы опередить Зенин и нагнуть их первой. Она уже десятки раз представила лицо Иошики, когда тот услышит решение старейшин о его казни. По крайней мере, девушка надеялась, что приговор будет именно таким. Когда буквы на мониторе стали сливаться в единое месиво, Сацуки поняла, что неплохо было бы сделать перерыв. С глухим хлопком закрыв ноутбук, девушка встала с кресла, потягиваясь. Тело ужасно затекло и не слушалось хозяйку. Выйдя из душного помещения, девушка облегченно вздохнула, свежий воздух её немного взбодрил, и она, решив немного размяться, побрела вдоль территории колледжа. В голове, впервые за долгое время, было пусто, и это не могло не радовать девушку. Она была спокойна, и никакие тяжелые мысли не обременяли её. Неужели жизнь начала налаживаться? Проходя мимо одного из зданий техникума, Сацуки заметила знакомую фигуру, сгорбившись, сидящую на лавочке. Фушигуро явно был чем-то озабочен. Нахмурившись, девушка подошла к студенту. — Мегуми?— позвала она парня. Тот не двигался,— Мегуми, что-то случилось? Студент наконец оторвал взгляд от земли и посмотрел на девушку. Его лицо было всё в крови и ссадинах, волосы взъерошены даже больше обычного, а в глазах такая боль и сожаление, что у девушки что-то сжалось внутри. Она сразу узнала это выражение лица, сама не раз видела его в зеркале — боль утраты. — Кто?— металическим голосом спросила Сацуки. Фушигуро сразу понял, о чем она. — Юджи,— сокрушенно ответил он, опуская голову вниз. Сердце Сацуки жалобно сжалось, она не впервые встречалась со смертью, но каждый раз было всё так же больно. К такому не привыкнуть. — Что произошло?— Миура держала себя в руках. Её голос не дрогнул, внешне она оставалась абсолютно спокойной. Её эмоции сейчас ни к чему. — Двуликий завладел его телом и вырвал сердце,— коротко ответил студент. Его голос был тихим и хриплым. Видимо, Двуликий это то проклятье, чей палец съел Итадори. — Где он сейчас?— Сацуки не хотела бросать Мегуми одного, но ей было жизненно необходимо своими глазами увидеть Юджи. — Наверное, в морге,— ответил Фушигуро,— Думаю, учитель тоже там. От упоминания Годжо по телу Сацуки разлилась самая настоящая ярость. Где он, сука, был, когда его ученика убивали? Где?! Почему он допустил смерть студента? Она убьёт Сатору собственными руками. Дети не должны умирать так рано. Дети вообще не должны умирать. Взрослые обязаны обеспечить им счастливо детство, которое все они заслуживали. Сжав плечо парня в поддерживающем жесте, от которого ни ему, ни ей лучше совершенно не стало, Сацуки, чуть ли не сорвавшись на бег, ринулась в так хорошо ей знакомое больничное крыло. Продвигаясь по темному коридору, девушка чувствовала, как её сердце отбивает рваный ритм. Где-то в глубине души она всё еще надеялась, что Мегуми ошибся, что парень жив. Потрёпан, возможно, серьезно ранен, но жив. Годы, проведенные у Зенин, приучили девушку к тому, что никто не считается мёртвым, пока ты своими глазами не увидишь бездыханное тело. И Сацуки увидела. Ворвавшись в холодное помещение, облицованное белым кафелем, первое, что увидела девушка, — был Юджи. Он, неестественно бледный, с посиневшими губами, лежал на лабораторном столе, прикрытый по пояс белой простыню, а в его груди зияла огромная дыра. Такая же дыра с каждой секундой всё больше разрасталась и в груди самой девушки. Сацуки остановилась в проходе, опираясь о дверной косяк, и, тяжело дыша, неотрывно смотрела на тело парня. Годжо заметил девушку. Ее лицо было бледным, а глаза выражали просто вселенский ужас. Она, не дыша, уставилась на тело его ученика, не замечая ничего вокруг. — Сацуки?— обратился к Миуре стоявший перед шаманом Идзити. Ассистент был бледен, нервно заламывал пальцы на руках и до крови кусал губы. Девушка не реагировала. Сацуки на негнущихся ногах медленно подошла к столу, на котором лежал Итадори. Идзити хотел было остановить её, но Годжо поднял вверх ладонь, призывая ассистента не предпринимать никаких действий. Девушка остановилась у тела студента и протянула трясущуюся руку к его шее. Туда, где когда-то можно было почувствовать пульс. Такой наивный жест, но девушка не могла с собой ничего поделать. О каком пульсе может идти речь, если сердца нет в груди? Плевать, она должна проверить, обязана. Не обнаружив никаких признаков жизни, девушка сокрушенно опустила голову и оперлась руками о лабораторный стол. — Как это допустили?— хрипло спросила она, не поднимая головы. — Я сразу предупредил их, что они не должны вступать в бой, иначе умрут…— начал лепетать Идзити. — Чего блять?!— девушка резко вскинула голову, оборачиваясь на ассистента,— То есть это не непредвиденные обстоятельства?! Вы, сука, знали, что они не справятся и всё равно отправили их на это задание? Детей блять?!— Сацуки была в ярости. Яга как-то заливал ей про правильно и неправильно, про справедливость и честность. Это, по их мнению, правильно? — Все шаманы колледжа были заняты,— заикаясь, начал оправдываться Идзити,— Даже второгодки… — Я была не занята!— взревела девушка,— Весь день я отсиживала жопу в сраном кабинете, пока этот ребёнок умирал!— голос девушки надломился. Она пыталась держать себя в руках. Когда-то давно она пообещала себе больше не плакать, но снова и снова нарушала это обещание. — Сацуки, Вы не шаман,— уже сливаясь с белым кафелем морга, тихо произнес ассистент. Годжо всё это время молчал, внимательно наблюдая,— К тому же, пусть Вы и обладаете магическими способностями, мы не знаем Ваш уровень… — О, зато вы прекрасно знали уровень первогодок! И знали, что они еще слишком слабы и неопытны для подобных задний!— Сацуки была вне себя от злости,— Даже если бы я оказалась недостаточно сильной для того проклятья, — буквально рычала девушка, подходя ближе к ассистенту,— Лучше бы я стала пушечным мясом и умерла от его лап, чем этот ребёнок. — Сацуки,— наконец вмешался в разговор, молчавший до этого времени Годжо,— На это задание специально отправили именно первогодок. Старейшины воспользовались моим отсутствием и тактично устранили парня. Не удивлюсь, если они планировали смерть всех студентов, чтобы вывести меня из себя. — А ты тут вообще причем?— из последних сил стараясь снова не сорваться на крик, девушка повернулась к шаману,— Хочешь сказать, что старейшины буквально убили ребёнка, чтобы насолить тебе?! — Не совсем так. Но косвенно, да,— устало вздохнул шаман. Ему было очень паршиво. Даже не так, нет. Ему было, по-настоящему, хуево. — Ты вообще слышишь себя?!— истерично усмехнулась Сацуки. — Парня должны были казнить еще давным-давно, когда он только проглотил первый палец. Я отстрочил его казнь, руша планы старейшин.— спокойно ответил Годжо. Он был вымотан, и этот разговор высасывал из шамана последние силы. — Руша планы старейшин?!— усмехнулась девушка. Что он о себе возомнил?— Да ты кто вообще такой? — Сильнейший,— просто ответил шаман, тяжело вздыхая,— А еще я толстая кость в горле старейшин,— маг поднялся, подходя к опешившей девушке,— Прекрати орать на Идзити. Если хочешь винить кого-то в смерти Юджи, вини меня,— он остановился перед Сацуки, устало выдохнув. Девушка, широко раскрыв глаза, попятилась от шамана. Слишком много информации, слишком много потрясений для одного дня. Тяжело дыша и не сказав больше ни слова, Сацуки стремглав вылетела из помещения морга. Ей было нечем дышать, она больше не могла находиться рядом с мертвым телом Итадори, рядом с Идзити, рядом с Сатору. Ей хотелось спрятаться от всего мира, исчезнуть. Проносясь по коридору больничного крыла, девушка не заметила идущей ей навстречу Сёко, направлявшейся в морг.