…
После урока биологии Сугуру направился на свой любимый предмет — на урок фотографии. Вместо того, чтобы подвергнуть себя ужасам продвинутых уроков по тяжелой атлетике, Сугуру занял себя фотографией и составлением выпускных альбомов. Обратной стороной его выбора стало отсутствие Сатору. Технически каждый участник школьной спортивной команды был обязан заниматься тяжелой атлетикой вторым уроком, но Сугуру удалось избежать этой участи. Туман раннего утра опадал тяжелой вуалью, и когда Сугуру вышел на улицу со своими одноклассниками, чтобы сделать снимки «школьных будней», у него возникли проблемы с настройкой фокусировки в камере. Поэтому он пошел на футбольный стадион. От влажности кончики темных волос завивались, в связи с чем он собрал их, но все же легкие пряди спадали ему на глаза. Сугуру смахнул их, трусцой спускаясь по лестнице к стадиону. Особенность школы, которая казалась Сугуру смехотворной, заключалась в неспособности соответствовать эстетическим представлениям. Краска на скамейках была совершенно облупленной и зашарпанной; сквозь бетон прорезались сорняки, задевающие его лодыжки; мульча была растоптана и забросана бычками сигарет и банками содовой. Сугуру улыбнулся при виде белокурых волос Сатору, который бегал по дорожке, ведя за собой остальных бегунов. Он был впереди, ведь а как иначе. Когда Сугуру дошел до окружавшего футбольное поле ограждения, он пролез через ворото и направил объектив. Он следил за Сатору через камеру, пока тот бегал по противоположной стороне. Его движения были длинными, руки держались свободно, а к его лбу прилипли некоторые пряди; Сугуру нацелил фокус на него, делая несколько случайных снимков сквозь слои тумана. Сатору завернул за угол, и Сугуру мог услышать его дыхание, смену легких вдохов и выдохов в ритм ударов ног по резиновому покрытию. Он сделал еще несколько фотографий, прежде чем Сатору заметил его, растягивая улыбку по покрасневшему лицу. Сугуру удалось захватить этот момент, нежно изучая перемену в голубых глазах, когда друг узнал его. Он прекратил бег, уперев руки в бока, чтобы поговорить с Сугуру. Остальные бегуны обернулись, но продолжили тренировку, оставляя их наедине. — Скажи, ты ведь хочешь быть вместе со мной на этом занятии? — Ох, абсолютно. Я просто желаю заниматься бегом в самую рань в компании потных парней. — В самую рань? — сказал Сатору, улыбаясь. — Уже за десять. Это едва ли можно назвать ранью. — Пока не наступит полдень, это считается ранью, — ответил Сугуру. Когда блондин вновь начал смеяться, Сугуру взял в руки камеру и нажал на кнопку. — Эй, разве я говорил, что у тебя есть разрешение на съемку меня? — пожаловался Сатору, закрывая руками лицо. — Мой вид сейчас просто отврат. Сугуру закатил глаза. — Черт, завались. Юные леди будут без ума от этого альбома. — Альбом?! — воскликнул Сатору со вздохом. — Сугу, тебе стоило позволить мне попозировать. — Это называется «иллюстративная фотография». Мне нужно словить тебя в непринужденный момент. — Ну, если так, то дай мне снять с себя футболку ради естественности, — подмигнув, сказал Сатору. — Ставлю на то, что группе выпускного альбома понравится это. Команда бегунов вновь появилась на горизонте, как и тренер Сатору по спортивному залу. — Сатору, ты уже пробежал свою норму? — крикнул лысый мужчина. Сатору простонал, наблюдая за приближающимися к нему людьми. — Может, вернешься завтра утром, Сугу. Я буду более фотогеничным… и без футболки. — Завтра утром я буду занят фотографиями на занятиях по искусству, это был твой единственный шанс. — Я уговорю тебя пофотографировать меня без футболки во время обеда, хорошо? — сказал Сатору перед тем, как присоединиться к группе. Сугуру помахал ему на прощание, прежде чем посмотреть на сделанные им же фотографии. Неудивительно, что все любят Сатору. Ему даже не нужно пытаться быть идеальным.…
Сатору любил клубничные конфеты. Ну… прям любил их. У него всегда имелась с собой пачка в сумке, горстка в кармане и одна во рту. С тех пор как дедушка Сатору жил с ними, каждый день он покупал ему пачку сладостей, и в тот же день Сатору полностью съедал ее. Сугуру мог ощущать запах клубники в дыхании друга, когда они сели вместе на обед под лестницей. Они слушали легкий рок из одних и тех же наушников; их плечи касались друг друга достаточно, чтобы Сугуру заметил. Во всей школе это необычное место было любимо для Сугуру: казалось, что никто не знает о существовании этого укрытия. Сатору обнаружил его в начале старшей школы, когда отбывал наказание в выходной день. Сугуру не помнил причину, возможно, из-за курения или художеств на стене. В любом случае, это стало их местом встречи в каждый обеденный перерыв. — Сугу? — внезапно сказал Сатору. — Да? — ответил он с набитым ртом. — Хочешь пойти на тринадцатую улицу в это воскресенье? Кажется, все идут. Сугуру мгновенно кивнул. — Конечно. «Тринадцатая улица» было кодовым обозначением случайного дома, который на самом деле располагался на одиннадцатой. Практически каждую пятницу, в хорошую погоду и по праздникам там устраивали вечеринку. Никто не знал, кому принадлежал дом, как он превратился в место для вечеринок, или почему его называли тринадцатой улицей. Это было универсальным названием среди учащихся школы. — Миленько. Мы мало ходили туда прошлым летом. Сугуру пожал плечами в знак согласия, позволяя легкой тишине прервать их разговор. Он хотел спросить Сатору о состоянии мамы, но всегда считал эту тему тяжелой и неловкой. Более того, он не мог смотреть на лицо друга, когда поднималась эта тема, словно Сугуру задел открытую рану, от чего она кровоточила. Сатору глубоко выдохнул, запах клубники вырвался из его губ как облако сигаретного дыма. — Мне жаль, что тебе приходится ездить на автобусе по понедельникам. Знаю, как ты ненавидишь это дело, и я пытался сказать дедушке, что подвожу тебя каждый день— — Я не против поездок на автобусе, Сатору. Правда. — Знаю, — сказал он, прижимая колени к груди. — Не могу думать о том, как ты сидишь один в автобусе. Тебе, наверное, очень грустно— — Я не сижу один. — Что? — вскинув брови, удивился Сатору. — Не знал, что у тебя есть и другие друзья. Мне стоит приревновать? — Что за бред должно это значить? — Ну… я – буквально единственный человек, с которым ты разговариваешь за весь день, извини за догадку, — с улыбкой сказал Сатору. Сугуру ухмыльнулся, снимая наушник. — Вообще-то девушка с Hello Kitty и я не разговариваем. Мы просто сидим в тишине, пока не доедем до школы. — Девушка с Hello Kitty?! Серьезно, Сугуру, ты не спросил ее имени? — сказал Сатору. Сугуру пожал плечами. — Она бы все равно не услышала меня из-за ора. Лицо его друга озарилось улыбкой. — Извини, что тебе приходится ездить на автобусе. — Это правда не проблема. В любом случае, ты должен проводить больше времени с мамой. На этом моменте улыбка Сатору исчезла, его голубые глаза наполнились печалью, прежде чем вновь проясниться. — Веришь или нет, она считает, что я должен проводить больше времени с тобой. — Но как еще ты можешь проводить со мной больше времени? — Именно об этом я и спросил ее сегодня, — ответил он, прищурившись при воспоминании. — Она сказала, что мне стоит устроиться на работу в кинотеатре с тобой. — Ха. Ничего не получится. — Я всегда тусуюсь с тобой, пока ты работаешь. Она сказала, только за это мне можно заплатить, — пояснил Сатору. — Тогда почему тебе не платят? — Мне не нравится работать. Тем более, твоя форма уродская. — Она немного уродская, — усмехнулся Сугуру. — Она очень уродская. — Ну да, это правда, — со смехом кивнул Сугуру. Сатору затих на некоторое мгновение, приглашая неловкую тишину просочиться между ними. Это было именно то, чего так опасался Сугуру — неловкий момент молчания от незнания, что сказать. Было так много, о чем можно было бы поговорить, но для этих слов не было подходящей формы. — Сатору? Он хмыкнул в ответ. — Как дела у твоей мамы? — наконец спросил Сугуру, испытывая неловкость от неуверенности в голосе. — Я имею в виду… ей становится лучше? Сатору пожал плечами. — Все так же. Ни хуже и ни лучше. Для меня это довольно тяжело и для нее тоже. Я просто думал… химиотерапия поможет. Хотя бы немного. Сугуру кивнул. — Нужно ждать. — Да, знаю, — сказал он, раскрывая очередную клубничную конфету. — Но она уже проходит через это во второй раз. Показатели в статистике… не самые лучшие. — До окончания года я обещаю получить водительские права, чтобы больше не переживал за меня, хорошо? — произнес Сугуру. С громким хрустом Сатору надкусил сладость. — Я знаю, что это лишь по понедельникам, и возить маму на процедуры тоже важно для меня, и я люблю проводить время с ней и все такое, — прервался он на мгновение, — я со стопроцентной уверенностью хочу возить ее в единственный день недели, когда не может дедушка… но я скучаю по тебе по утрам понедельника, Сугу. Я люблю нашу маленькую рутину. В груди Сугуру больно закололо, внезапно его ребра стали тесны для легких. Он попытался издать смешок, но его звон безнадежно застрял в горле. — Полегче с конфетами. Ты можешь повредить зубы, — ответил Сугуру, заворачивая наушники и возвращая их Сатору. — А еще мы скоро выпустимся. Так мы сможем сохранить здоровую дистанцию, пока это еще возможно. — Что это значит? — простонал Сатору. — По той же причине мы наоборот должны больше проводить времени вместе. Сугуру ехидно улыбнулся. — Я просто шутил. — Когда маме станет лучше, я буду возить тебя каждый день недели, договорились? Сугуру согласился с ним, по коридору раздался звонок. — Договорились.…
Дни близились к сентябрю. В воздухе витала прохлада, тихий дух осени шептал в ухо Сугуру, когда тот сделал шаг на улицу после тренировки. Позади него в громком разговоре смеялся Сатору. Он смеялся над чем-то, что было сказано кем-то из команды, лазурный смех парня густо переплетался с огненным закатом, и Сугуру желал, чтобы именно с ним Сатору смеялся так. — Сугу? — выкрикнул он. — Не хочешь пойти потусить к озеру? Сугуру обернулся, наблюдая, как Сатору подбегает к нему. Его сумка подпрыгивала вместе с ним на бегу, в кармане хрустели клубничные конфеты. — Если там будешь только ты, то пойду, — улыбнувшись подошедшему к нему другу, сказал Сугуру. — Если нет, то я буду дома плескаться в собственном несчастье. — Что за несчастье? — нахмурившись, спросил Сатору. Сугуру пожал плечами и сел на пассажирское сидение серебристой Хонды. Каждый раз когда он оказывался внутри машины, парень видел пятно от горячего шоколада, оставленного прошлой зимой, от чего не мог сдержать улыбку. В тот момент Сатору только учился водить и врезался в обочину. Сугуру не сказал ему, но напиток обжег его через штаны. — Просто драматизирую. Я пойду с тобой, — ответил Сугуру, подавляя смешок. Озеро на южной окраине города было частным, но, кажется, никто не был против, если Сатору пересечет чужие владения. Сугуру представлял себе богатых горожан, выглядывающих из окна с одобрительной улыбкой для его друга. Все в городе знали Сатору, даже любили его. Сугуру не мог винить их за это. Что тут не любить? — Будем только мы, обещаю, — сказал Сатору, закидывая сумку на заднее сиденье, прежде чем сесть за руль. Сугуру вздохнул, пристегивая ремень. — Скоро станет слишком холодно, чтобы ходить к озеру. — Ух, не напоминай. Сатору испытывал отвращение к осени и зиме. Он был человеком весны и лета, и Сугуру было понятно почему. С весной Сатору таял. Лед в его глазах плавился. Мягкая россыпь веснушек на его щеках проступала сквозь холод. Его заливистый лазурный смех был чаще в весенние и летние месяца. Брюнет задумался, можно ли было сказать о нем то же самое во время осени и зимы, когда солнечные лучи были тусклее, и соцветия на маминой клумбе начинали увядать. Поездка к озеру была тихой, если не считать мягкий бит музыки Сатору. Через опущенные окна машины веяла сладкая вечерняя прохлада. Сугуру любил вечернее время больше, чем любое другое время дня. Утренние часы были слишком тяжелыми, слишком грузными. Солнце было слишком ярким, а дымка тягостной. Если бы он должен был описать утро эмоцией, то это был бы ужас. Все время до полудня было утром, и все остальное после двенадцати часов и до конца тренировки было… как бы сказать… послеполуденным временем. Сугуру аналогично не волновала и эта часть дня. Она была посвящена ожиданию вечера. А вечера всегда проводились с Сатору. Или в одной из их спален, либо у озера, либо в кинотеатре. Они всегда были вместе в любимое время дня Сугуру. — Что лучше: рассветы или закаты? — задал вопрос Сатору, глядя на друга. Одна его рука держала руль, другая свисала из окна, на лице был свежий румянец после тренировки. — Закаты. Без вопросов. — Точно, — сказал он, глаза которого были прикованы к горизонту, пока они проезжали знакомые улицы на пути к озеру. — Этот закат один из самых красивых в моей жизни. — Интересно, а закаты выглядят одинаково по всему миру или только здесь? — задумался Сугуру. — Солнце одинаково по всему миру, Сугу. Я уверен, они везде одни и те же. — Да, наверное так, — ответил он, наблюдая за сменяющимися перед ними домами как на кинопленке. Строения представляли собой образцовые жилые здания с каменным фасадом, идеально подстриженным газоном, белыми заборами, окутанными апельсиновым закатным светом. Они приблизились к озеру, на водной глади отражалось небо. Сатору заехал на парковочное место и вынул из замка ключ зажигания. — Поторопись, чтобы успеть застать полный закат, — быстро сказал он, обегая машину и доставая из багажника покрывало своей мамы. Торопливость Сатору вызвала у Сугуру улыбку. Что ему нравилось в его характере, так это его умение ценить подобные мелочи. За свою жизнь ему предстояло застать бесконечное количество закатов, но именно сегодня, в случайный августовский день он не мог пропустить заход солнца. Сугуру последовал за ним к берегу озера, легкий плеск воды немного укачивал его в сон. Сатору расстелил покрывало и тяжело устроился на нем, проводя руками по крупным песчинкам. — У тебя когда-нибудь были моменты, когда ты думаешь «О, да. Теперь я понимаю, почему еще не убил себя»? — спросил Сатору, раскрыв один глаз и улыбаясь. — Этот – один из таких. Скрестив ноги рядом с ним, Сугуру засмеялся. — Я точно знаю, о чем ты говоришь. — Правда? — Ага, — признался Сугуру, — это одновременно забавно и грустно, так ведь? Сатору хмыкнул в ответ, выпрямляясь, чтобы поднять глаза на заходящее солнце. — Может, мы поедем на настоящий пляж на весенних каникулах, Сугу? — То есть ты считаешь, что это не настоящий пляж? — спросил Сугуру, пытаясь изобразить обиду. Он указал на ужасно короткую линию берега и снесенные ветром ветки. Сатору ухмыльнулся и покачал головой. — Я хочу пойти на пляж, где не видно, что находится по его другую сторону, понимаешь? Как… бескрайний океан, — сказал он, показывая руками радугу на другой стороне озера. — Мы можем поехать этой весной. Снять отель и остаться на выходные. — Да-а-а-а-а, — задумался Сатору, закрывая глаза. — Сейчас я представляю тебя в купальном костюме. Сугуру засмеялся, толкая друга в плечо. — Ты такой непристойный. Кроме того, ты уже видел меня в плавках. — Плавки – это не купальный костюм, — отшутился Сатору, — я хочу увидеть тебя в купальном костюме. Типа гидрошорт или обтягивающем гидрокостюме? Усмехаясь, Сугуру закатил глаза. — Представляй меня в моих зеленых плавках до середины бедра, потому что только это тебе и достанется. Сатору прыснул со смеха, прижимая колени к груди, когда солнце опустилось низко над утесами. — Обещай, что мы поедем на пляж этой весной, — сказал он, — пообещай серьезно. — Обещаю, — ответил Сугуру, так же прижимая колени. — Если только ты отвезешь нас. — Я хочу выжить в поездке, поэтому точно поведу я. — Когда мы будем вместе веселиться на пляже, солнце будет светить и волны будут биться, это будет один из тех моментов, который напомнит нам, почему мы не покончили с собой, — сказал Сугуру, пока солнце скрывалось во вспышке красок за деревьями. — Именно, — согласился Сатору. — Это станет даже лучшим моментом, если ты все таки решишься на гидрошорты. — Черт, заткнись.