(when facing) the things we turn away from

К пятнице фингал под глазом Сугуру практически исчез, оставив лишь уродливую тень синеватого оттенка. Он твердил всем учителям, что его отчим не бьет его, но это было изматывающим и неловким мероприятием. Говоря о Рене — всю неделю они были в не самых приятных отношениях. Его мама предпринимала тщетные попытки поговорить, но Сугуру редко отвечал развернуто, ограничиваясь кивком или вздохом. Не то чтобы он не хотел разговаривать с ней. Его поведение объяснялось тем, что Сугуру знал: сначала ему стоит извиниться, однако он был слишком упрям. Именно Сатору беспокоил больше, чем что-либо. Не косые взгляды в его сторону в школе. Или вина за ссору с мамой. Или гнев в глазах Рена из-за ссоры с мамой. Или даже напряженное молчание со стороны Жучка, которое медленно нарастало и ожидало подходящего момента взорваться. Он переживал за Сатору. Они не разговаривали о Май кроме короткого «Она в норме» — что не представляло достойной информации для Сугуру. Сложилось ощущение, что их разговора на выходных вовсе и не было. Прошла практически целая неделя, но последствия остались с Сугуру как хроническая простуда. В тот вечер Сатору поделилися тяжелыми откровениями, о которых больше не заговаривал. Все эти мысли мучили Сугуру, не давая покоя сознательной части. Они отдавались эхом в его ушах, когда баскетбольная команда измученно закончила пятничную тренировку. Его легкие горели от бега, и заметив машину Сатору в дальнем конце парковки, Сугуру разочарованно простонал. — Нам нужно пойти на футбольную игру, Сугу, — невозмутимо сказал Сатору рядом с ним. — Это последняя домашняя игра в этом году. — Нет, — ответил Сугуру, тяжело волоча ноги. — Я устал и завтра мне нужно на работу. — Ты всегда уставший, — пожаловался Сатору. — Ты пожалеешь, если не пойдешь со мной. — Это угроза? Сатору засмеялся, пятясь лицом к Сугуру по пустой парковке. — Да, она самая. — И что же ты сделаешь, Сатору? — спросил он, тяжело прислонившись к пассажирской двери. — Убьешь меня? — Да. Я убью тебя хладнокровно, если не пойдешь со мной на игру, — сказал Сатору, снимая блокировку с машины. Сугуру не видел его лица, но по голосу он мог догадаться о том, что тот улыбался. — Тогда у меня нет другого выбора, — сказал Сугуру в свою защиту. — Я пойду, но если мне станет скучно, то мы уходим. Договорились? — Ладно, — согласился Сатору. — Обещаю, но не думаю, что тебе станет скучно.

…

Сугуру пришел к заключению: никогда в жизни ему не было настолько скучно. — Эй, Сугу? — Что? — пробубнил Сугуру, искоса поглядывая на Сатору. Игра близилась к перерыву, ни одна из команд не получила и очка. По непонятной причине все студенты решили наблюдать за игрой стоя. Они оба оказались в самом центре, среди товарищей по баскетболу. Сугуру предположил, что они получили эти места благодаря вечной популярности Сатору. — Сыграй со мной в игру, — сказал Сатору. — Все твои игры тупые. — Они не тупые. Сугуру сделал долгий, глубокий вдох, и его легкие заполнились чистым воздухом поздней осени. Нерушимое обещание предстоящей зимы парило в вышине словно туман под ярким флуоресцентным светом. — Что за игра? — Угадай число, о котором я думаю. Сугуру сверкнул глазами, слегка задевая плечом Сатору. — Нет. — Да. О каком числе я думаю? — спросил он смеясь. — Назови хотя бы диапазон. — Между 1 и 100. Сугуру замолчал, разглядывая футбольное поле и не обращая внимания на игру. Раздался оглушительный свист и зрители начали аплодировать, но Сугуру было все равно, что это на самом деле означало. — 23? — сказал он, вспоминая командный номер Сатору. — Выше, — сказал Сатору. — 50? Еще один свист. В этот раз толпа недовольно загудела. — Выше, — ответил Сатору, присоединяясь к завываниям зрителей. — 100. — Ниже. — Не дай бог это 69, — сердито сказал Сугуру. — Я, может, и не такой взрослый, но не настолько. Сугуру сделал паузу. — Тогда 68. — Выше, — сказал Сатору. Сугуру вздохнул, улыбаясь самому себе. — 70. — Ниже, — отчаянно протянул Сатору, прислонившись к плечу Сугуру. — Так это было 69, — сказал Сугуру, толкая локтем в ребра Сатору. — Так и было. Извини, Сугу, — сказал он, смеясь. — Не могу поверить, ты соврал. — Да, — сладко произнес Сатору. — Я соврал. На табло отобразился сигнал об вышедшем времени, мигая четырьмя нулями с громким сигналом. Только когда команда удалилась в раздевалку и зрители сели на места, сигнал об окончании перерыва прекратился. Сугуру наблюдал за тем, как группа ходила по дорожке, вспоминая утро, когда он делал фотографии Сатору на занятиях спортом. Воспоминание вызвало у него улыбку. — Сатору? — Да? — Пойдем домой, — сказал Сугуру, хватая его под руку. — Скучно. Никто из нас не разбирается в футболе. — Я учусь, — ответил Сатору в свою защиту. — Пойдем посмотрим фильм или еще что-нибудь поделаем, — капризно протянул Сугуру. Сатору задумался на мгновение, хватаясь за потертую деревянную скамью. — Почему бы нам не пойти к пруду? — спросил он. Сугуру открыл рот, чтобы возразить ему, но Сатору перебил его. — Прежде чем ты скажешь нет, я хочу напомнить тебе, как было весело, когда мы были в городском бассейне. Я знаю, ты хорошо провел время, поэтому даже не пытайся отрицать этого. — И что мы будем делать на пруду? — спросил Сугуру, пытаясь понизить тон голоса. Если бы люди узнали, куда они идут, то им бы захотелось присоединиться или распространять грязные сплетни, которые Жучок только бы поддержал. Какого черта он все еще думает о Жучке? Вся ситуация была такой тупой— — Мы можем болтать, плавать, угадывать число, которое я загадаю, или разгадывать, какое слово я напишу на твоей спине, играть в «правду или действие»… Честно, Сугу, используй свое воображение чуть больше. Сугуру не хотел использовать свое воображение. Оно часто сбивало его с верного пути, вызывая высокоуровневую тревожную атаку или кризис идентичности, но он никогда не скажет об этом вслух Сатору или кому-либо еще. — Плавать? В какой вселенной я бы пошел плавать в этот грязный пруд? — В этой, — сказал Сатору, шаркая ногами по кучам конфетти. — Он не настолько грязный. Я вполне уверен, все водоросли уже завяли. — И почему же? — задумчиво протянул Сугуру. — О, точно, потому что на улице ебаная стужа. Сатору улыбнулся, вздыхая самому себе. — Ты хотя бы спустишься со мной? Ты правда не хочешь прожить эту ночь хотя бы один раз? Сугуру задумался, почему Сатору так настаивал на походе к пруду. Водоем и так был проклятым. Никто ни разу не спускался туда. Ни разу. Был слух, якобы давно там произошло убийство, но Сугуру был вполне уверен, это была неправда. Так или иначе, место стало проклятым. — Ты чего затих, Сугу? — спросил Сатору. — Испугался? — Нет, — уверил Сугуру. — Ну… а если нас проклянет это место? — Это рандомный искусственный пруд, покрытый водорослями. Весь слух про проклятье лишь воспаленный бред. — Тогда ладно. — Он и так за футбольным стадионом, поэтому будет не так сложно скрыться от охраны… стоп, ты сказал «ладно»? — Ладно. Я пойду. Но плавать не буду, а ты лучше придумай что-нибудь поинтереснее игры «О каком числе я думаю?» — сказал Сугуру, забавляясь над шоком на лице Сатору. — Да, Сугу. Я придумаю самую лучшую игру по пути к пруду, — ответил Сатору, вставая с места. Сугуру последовал за ним, не в силах унять улыбку с лица. Он хотел пойти с Сатору несмотря на риск быть пойманным. Они поднимались по бесконечным лестницам стадиона. Сугуру ощутил резкий запах сигаретного дыма, хотя на территории школы был строгий запрет на курение. Миновав студенческую парковку и спустившись с близлежащего холма, они последовали в ведущий к пруду туннель. От резкого запаха сосновых деревьев у Сугуру слегка разболелась голова. Пока Сатору шел впереди, Сугуру наблюдал за ним, выдыхая пар холодного воздуха. — Почему ты захотел пойти к пруду, Сатору? — спросил он. — Мы ходили в 9 классе. Этого было недостаточно? — Во-первых, мы пошли туда днем. Какое в этом веселье? — сказал он, замедляя шаг, чтобы идти бок о бок с Сугуру. — Во-вторых, как только мы пришли, там появился медведь, помнишь? Сугуру закатил глаза. — Не было там никакого медведя. Ты просто испугался и искал предлог свалить. — Там был медведь. Может, ты и не видел, но он был. Сугуру засмеялся, прислушиваясь к шагам по гравию. Издалека послышался шум толпы. Должно быть, тайм закончился. — Мне кажется, это была всего лишь тень, а ты просто драматизируешь. — Из нас двух именно ты драматичный, — сказал он, усмехаясь. На лицо Сатору падал желтый свет луны и огни окрестного поля, подчеркивая цвет его глаз. Он засунул руки в карманы куртки, пиная гравий вниз по склону. Сугуру смотрел за катящимися камешками, которые падали вниз в грязную лужу. — О каком числе я думаю, Сатору? — спросил он, когда они дошли до конца дороги и начали пересекать тренировочное поле. — 69? — Ниже, — пробубнил он, закатывая глаза. — 1. — Выше. — 22? — спросил Сатору, отсылаясь на командный номер Сугуру. — Ниже. — Эх, я думал, что угадал, — пожаловался Сатору. Свист и веселый шум толпы стихли, когда они зашли на лесистую тропу. — 13? — Ниже. — Боже, эта игра отстойна, — возмутился он, подняв голову к небу. Сугуру последовал за его взглядом, встречая мигающие над ними звезды. — Это ты придумал. Давай угадывай. Уверен, что ты догадаешься. — Ладно… 7. — Ниже. — 3? — Выше. — Скажи уже. Я так больше не могу, — пожаловался Сатору. Его голос переплетался с тихим стрекотом сверчков. — Это было 6, — со смехом сказал Сугуру, когда они вышли на поляну. Привыкнув к темноте, он разглядел пруд и окружающие его деревья. Пейзаж был залит желтым лунным светом, и Сугуру пожалел, что у него нет с собой камеры. — Почему 6? — жалобно протянул он. — Это число не имеет никакого значения в нашей жизни или поп-культуре. Сугуру улыбнулся. — Не знаю, — ответил он. — Это просто то число, с которым я тебя ассоциирую. Он хмыкнул, приподняв брови. — Не знаю каким образом, но это очень приятный комплимент, Сугу. Спасибо тебе. — Не за что, — сказал он, смеясь. — Мне нравится придумывать случайные ассоциации с людьми. Это занимательно. Сатору затих на мгновение, обдумывая что-то свое. — Если я — 6, то тогда ты — 7, — сказал он, по-турецки усаживаясь на траву. — Ты больше меня, но только из-за того, что нам приходится соседствовать в ряде чисел. Сугуру тоже сел, ощущая холодную землю через джинсы. Он все еще слышал шум толпы, но водная рябь и шелест листвы приглушали возгласы. Сугуру лег на спину, наблюдая за звездами сквозь купол ветвей деревьев. Листва практически опала, лишь голые ветви протягивали свои отчаянные руки. — Если бы я был цветом, каким бы я был? — спросил Сугуру. Сатору вздохнул, прерываясь на мгновение. — Сначала я хотел назвать темно-синий, но поразмыслив, я думаю, что ты — темно-алый. — Почему ты так решил? — Не спрашивай, — сказал он, смеясь. — Просто так, понятно? — Скажи мне, — настоял Сугуру, оборачиваясь, чтобы увидеть Сатору. — Я хочу узнать. Он вновь вздохнул — в этот раз немного драматичнее. — Ты — бархат. Алый бархат. Я даже не могу придумать, как по-другому объяснить, — сказал он. Между ними возник секундный момент напряженной тишины, прежде чем он продолжил свою мысль: — Ты — мой любимый цвет, Сугу. Сугуру знал, в его словах было намного больше смысла. Намного, намного больше. В груди Сугуру лихорадочно затрепетало опасное напряжение. — Ты — голубой, Сатору, — сказал он, пытаясь игнорировать ощущение. — Каждый раз, когда я слышу твой смех, я вижу его. Мягкий взгляд Сатору повернулся к Сугуру. — Это самое лучшее, что мне когда-либо говорили. Сугуру рассмеялся, надеясь, что Сатору не сможет разглядеть румянец на щеках. — В нем еще есть золотой. Маленькие крапинки золотого блеска. Сатору растянул улыбку, в которой расплывались лазурные волны. — Мне нравится, как ты думаешь. Так красиво, — ответил Сатору, в голосе которого мерцали крошки золота. — Вот бы уметь слышать твои мысли. — Поверь мне. Тебе лучше их не слышать, — сказал Сугуру. — Чаще всего мне хочется не слышать их. Сатору замолчал на несколько вдохов, пряди на его лбу всколыхнул прохладный ветер. — Сугуру? Он хмыкнул в ответ, ощущая трепет в сердце. — Да? — Извини за мои слова тогда. О моих родителях, — прервался он. В его глазах промелькнула вспышка тревоги. — Мне кажется, я напугал тебя. По твоему лицу понятно— — Ты не спугнул меня, — быстро сказал Сугуру. — Обещаю. Я просто волновался за тебя. — Но я не хочу, чтобы ты волновался за меня, — сказал он, тяжело выдыхая. — Я не хочу, чтобы за меня волновались… особенно ты. — Почему? — прошептал Сугуру. — Ты много значишь для меня, — произнес он так, будто хотел признаться ему в этом уже долгое время. — Я хочу быть для тебя глотком свежего воздуха, Сугу. Я хочу остаться голубым цветом, не хочу смениться на другой. На такой, который ты больше не захочешь. Сатору словно вырвал собственное сердце из груди и протянул его для Сугуру. Сугуру осторожно держал его, пачкая себя кровью. Он бы сделал что угодно, чтобы оно продолжало биться. — Ты был рожден голубым цветом, — сказал Сугуру. — Он у тебя в крови. Не думаю, что это когда-нибудь изменится. — А что, если изменится? — спросил Сатору. — Я ужасно боюсь потерять себя, Сугу. И я близок к этому. Так близок. Сугуру не знал что сказать. Ни одна мысль в его голове не была достойной огласки, и он передвинул руку. С его губ сорвался тихий вздох, когда его кожа коснулась Сатору и они переплели вместе пальцы. Сугуру аккуратно проводил пальцем по руке Сатору, едва дыша. — Ничего, если я буду держать тебя за руку? — полушепотом спросил Сугуру. — Хотя сперва я должен был спросить. Сатору сжал его руку в ответ, качая головой. — Тебе не нужно спрашивать разрешения, — сказал он. — Каждый раз, когда ты касаешься меня, перед моими глазами алый и я чувствую себя лучше. Хорошо. Так хорошо. Мысли в голове Сугуру беспорядочно засуетились, ослепляя его вспышками лазури. Сатору был прав. Было так хорошо. Он задумался, какими были бы ощущения, касаясь грудью к груди Сатору. Не через хлопковые футболки, но оголившись, сливаясь в знакомом, желанном биении сердца. Он хотел больше прикоснуться к Сатору. Всякий раз, когда они касались друг друга, вокруг него звенел голубой рокот, пробирая с головы до пят. В нем ощущался Сатору, звучал как он, был на вкус как он, был им самим. От нахлынувших с головой ощущений для Сугуру этого стало достаточным, чтобы отпустить руку Сатору. — Сугу, ты не дышишь, — прошептал он. — Я сказал что-то не то? — Нет, — сказал Сугуру. — Конечно нет.