…
Секунды того понедельника протекали мучительно медленно — одна длиннее предыдущей. Сугуру будто постоянно слышал тиканье часов — тик, так, тик, так — что сводило его с ума. Каждый двадцать раз за тридцать минут он проверял свой телефон, а может, и все пятьдесят? Он сбился со счета. В любом случае, имя Сатору на экране его телефона так и не отобразилось, а Сугуру было слишком страшно написать ему. Тренировка по баскетболу стала очередным уровнем ада без Сатору. Он выполнял все движения, мышечная память едва помогала ему выполнять стандартные упражнения. Только после окончания тренировки Сугуру понял, как стыдно не иметь водительских прав. Он позвонил маме, чтобы она забрала его. Осознав, что этот разговор будет первым за начало недели, его сердце забилось немного чаще. Он сидел на обочине и наблюдал, скучая по сивику Сатору, как парни из его команды уезжают на своих машинах. Сугуру думал, где он был, почему ушел, как у него дела, было ли ему больно… Сугуру предположил, что так и было. Он допустил, что мама Сатору умерла. Он— — Сугуру? — сказала его мама, спуская окна джипа. — Где Сатору? Он встал и сел на пассажирское сиденье. — Он ушел. — Ушел куда? — Не знаю, — ответил Сугуру, тяжело дыша. — Мне кажется, с его мамой что-то случилось. — Может, позвонишь ему— — Я не могу, — сказал Сугуру, выглядывая в окно, когда машина тронулась с места. На улице почти потемнело. С каких пор начало темнеть так рано? — Ему не нужно тратить время на меня, если с его мамой что-то случилось. Она вздохнула. — Не думаю, что он так считает. — Возможно он так и не считает, но так оно и есть. Она замолчала на мгновение, ведя машину по улицам пригорода. Сугуру ненавидел однотипность домов вокруг. Больше, чем прежде. — Сугуру? Он обернулся, инстинктивно воздвигая оборону вокруг себя. — Да? — Ты в порядке? — спросила она. Судя по тону ее голоса, она обдумывала этот вопрос уже долгое время. — Ты сам не свой. Сугуру не знал что ответить, перед его глазами пронеслись события последних месяцев, нагнетая саспенс. Он так хотел, чтобы она не спрашивала его об этом. Вопрос, который она задала, был одновременно таким простым и сложным к ответу. Он вообразил, как отвечает «нет» и рассказывает ей до последней детали события, мучавшие его месяцами. Он вообразил, как рассказывает ей о том, как видел, чем занимался Сатору на вечеринке, и какую ревность вызвало у него увиденное. О танце на вечере выпускников, о драке с Жучком, но также об эмоциях в танце с Сатору и ощущении безопасности. О колледже — если быть точнее, о планах повременить с учебой. О недавнем разговоре с Сатору у пруда, потому что для Сатору он был алым. Его распирали невысказанные вслух чувства, потому что они так много для него значили— — Сугуру? — повторила она. — Я — твоя мама. Я хочу знать как у тебя— — Я в норме, — сказал он, нарушая политику честности. Она опустила плечи и вздохнула, когда они въехали в гараж. Лиз выключила машину и повернулась к нему лицом. — Ты всегда можешь поговорить со мной, ты же знаешь? — сказала она. — Если тебе плохо, ты можешь сказать мне об этом. Впервые Сугуру увидел себя самого в своей маме. Он видел ее обеспокоенность. Он заметил плескавшееся море сомнений в ее взгляде, когда она пыталась подобрать слова, чтобы не вызвать недопонимания. — Мам, я… извини за то, что произошло на прошлой неделе, — сказал он. Извинения вырвались рекой с его уст. Что-то надломилось в его груди, избавляя от болезненного давления, что днями копилось внутри него. — Я знаю, ты просто волновалась за меня, а я повел себя так ужасно— — Давай больше не будем об этом, хорошо? — заверила она, аккуратно кладя руку ему на плечо. — Это уже прошло. Чувство облегчения окутало его, словно теплый душ, медленно снимая напряжение по телу и очищая разум. — Это уже прошло, — повторил он самому себе. — Да, — сказала она. — Это позади. Я принимаю твои извинения. Сугуру вздохнул, когда она обняла его со своего места. Знакомый запах духов замедлил биение его сердца. — Извини, мам, — прошептал он на ухо. — Это уже прошло, Сугуру, — сказала она вновь. Повторение той фразы утянуло его с края обрыва. — Я прощаю тебя.…
Дзынь, дзынь, дзынь. Сугуру знал, что было поздно. Очень поздно. Ему было нужно рано проснуться к учебному дню, но по непонятной причине это лишь создавало еще больше проблем со сном. Сатору, Сатору, Сатору. В тот момент Сугуру мог думать лишь о нем, размышляя, был ли описанный Сатору сон настоящим или же шуткой. Лазурь держала его разум под контролем даже в отсутствие Сатору и Сугуру не знал что с собой поделать. Он представлял Сатору рядом с собой в одной кровати, сначала касаясь плечами, а потом руками. Сугуру ощущал приятное жжение на ладони, — которое он всегда ощущал, когда касался Сатору — убеждая себя, что Сатору был рядом. Перебравшись на сторону кровати, всегда занимаемой Сатору, он зарылся лицом в подушку. Сугуру чувствовал запах клубничных конфет… или ему просто почудилось? Сатору был под ним, лицом в шею. Сугуру поднял голову и прочесал руками светлые волосы. Он повторял эти движения вновь и вновь, сначала легко, но этого было недостаточно. Сугуру склонился к нему, их губы едва касались друг друга. А затем Сатору раскрыл рот, пробираясь под футболку Сугуру. Их желание стало отчаянным. Они целовались, касались друг друга, произнося на выдохе имена друг друга. И потом— Телефон Сугуру зазвенел. Он повернулся и сел, его сердце трепетало, в легких не хватало воздуха. Новое, отчаянное желание разрасталось внизу его живота. На экране телефона высветилось имя Сатору. Сугуру не ответил на звонок сразу, таким образом пытаясь успокоить себя. — Алло? — прошептал он в трубку телефона, ожидая услышать знакомый голос. — Ты спишь? — спросил Сатору, голос которого был отягощен слезами. — Нет, — сказал Сугуру, прижимая телефон ближе к уху. — Даже глаз не сомкнул. — Извини, но прямо сейчас я возле твоего дома— — Правда? — спросил Сугуру, обуваясь. — Встречу тебя. — Если тебе хочется спать, Сугу, даже не переживай об этом, ладно? — Не смеши. Я переживал за тебя весь день, — шепотом произнес он, тихо спускаясь по лестнице. Висящие в коридоре часы его дедушки показали 2:33 утра… Не то чтобы это имело значение. Тяжелый вздох в трубку поторопил Сугуру. — Мне нужно было позвонить тебе раньше, но… я не знал, что сказать или как— Сатору прекратил говорить, как только Сугуру открыл дверь. — Я вешаю трубку, — сказал Сугуру, встречаясь взглядом с Сатору. Он стоял, прислонившись к своей машине, и крепко держал телефон возле уха. — Хорошо, — прошептал он, прежде чем Сугуру завершил телефонный разговор. Почти бегом он спустился по лестнице и пересек дорогу, встречая Сатору у машины. Он оглядел его с ног до головы, замечая серые штаны и одну из футболок для тренировок с логотипом школы. На нем не было куртки, и Сугуру запереживал, что Сатору было холодно. — Сатору, — выдохнул он. Его имя звучало вслух даже прекраснее, чем в голове. — Мама была права. Я должен был позвонить тебе— Его слова были прерваны объятием Сатору. Казалось, что он отчаянно хотел кого-нибудь обнять. Он уткнулся лицом в изгиб шеи Сугуру. — Можно я останусь у тебя на ночь? Сугуру не спеша ответил на его близость, вдыхая запах клубники и больницы на волосах Сатору. — Всегда. Тело Сатору дрожало от всхлипов, содрогаясь по ребрам, как землетрясение. Бедствие разрушило его, отчего хрупкие башни с грохотом рушились. — Май— — У нее был инсульт, Сугу, — сказал Сатору, сжимая руками его талию. — Ей было так больно… поэтому они нацепили на нее кучу приборов. — Он прервался, заставляя произнести следующие слова. — Не думаю, что она очнется. Уголки глаз Сугуру защипало от слез, грозящих пролиться по лицу. Приложив усилия, он сморгнул их прочь. — Что я могу сделать для тебя? — спросил Сугуру, намеренно не выражая сожаления. Он знал, Сатору ненавидел это. Он замолчал, еще раз крепче сжимая Сугуру в объятиях, прежде чем сделать шаг назад. — Можно я посплю с тобой? — спросил он, смахивая слезу с щеки. — Они бы не разрешили мне остаться с ней в больнице, и… я не могу оставаться у себя дома. Сугуру кивнул, мгновенно направляясь обратно в дом. — А твой дедушка? — спросил он, когда они шли по подъездной дороге. Сатору вздохнул, обхватив себя руками от холода. — Кажется, он уже давно принял ее смерть, — ответил он, качая головой. — Мне бы хотелось сделать то же самое. Сугуру задержался у двери, схватив пальцами ручку. — Мне жаль, Сатору. Знаю, ты ненавидишь, когда я так говорю, но правда… мне жаль. Он лицезрел, как вокруг Сатору обернулось полотно горя, хватая в свой капкан. Сугуру хотел снять его. Найти способ просто коснуться руки Сатору и впитать телом всю его боль, выжимая ее, как яд из крови. — Я знаю, Сугу, — прошептал он. — По крайней мере, когда я смотрю на тебя, я знаю, что ты искренне сожалеешь. Прежде чем открыть дверь и провести в дом Сатору, Сугуру тяжело выдохнул. Увидев убежавшую в шкаф Мими, он рассеянно улыбнулся. Сатору лег на положенную ему часть кровати возле стены, ожидая Сугуру. — Мими убежала, — сказал он, улыбаясь. — Хорошо, что некоторые вещи не меняются. Сугуру лег рядом с ним, резко вспомнив о том, чем он занимался недавно в постели. Боже, что это было? Оставшуюся часть ночи он не смел прикоснуться к Сатору. Может, ему вообще не прикасаться к Сатору, потому что это, черт возьми, вообще было? Нет, нет, нет, нет, нет— — Можно кое-что у тебя спросить? — задал вопрос Сатору, оборачиваясь на своей стороне. Так они оказались лицом к лицу. — Конечно, — сказал Сугуру, ощущая быструю пульсацию в горле. Ему ужасно хотелось прикоснуться к нему. Провести пальцем по его челюсти, прижать ладонь к груди, запутать руки в его волосах… Не— — Тебе больно из-за меня, да? Сатору причинял ему боль по-разному. Разделенной вместе грустью. Счастьем. Все, что ощущал Сатору, передавалось Сугуру, как бы сильно он не пытался держать это в себе. Сугуру прекрасно знал об этом, поэтому переживал практически на грани паники — что заметил и сам Сатору. — Мне больно потому, что я забочусь о тебе, — признался Сугуру. — И я никак не могу помочь тебе. — Ты помогаешь мне. Сугуру вздохнул, его рука зудела от желания коснуться пальцев Сатору. — Но я не могу это исправить, но правда хочу. Губа Сатору задрожала, с уголка его глаз покатилась слеза к кончику носа. — Знаю, — прошептал он. — Никто не может, и это самое ужасное. Сугуру замолчал, не зная что сказать. Почему он больше не знал что сказать? Он пришел к одной мысли, какой бы заезженной она ни была. — Все наладится, Сатору, — сказал Сугуру, пытаясь убедить в этом себя самого. — Так или иначе. Когда Сатору притянул Сугуру к себе, крепко обнимая его, сердце Сугуру остановилось и забилось вновь. Он провел рукой по спине Сатору, мягко поглаживая его между лопатками. Ритм понизил громкость его мыслей, сужая фокус внимания на том, как они были близки друг к другу, несмотря на договоренность Сугуру с самим собой больше никогда не прикасаться к нему. Лучше ему не прикасаться к Сатору, так как каждый раз, когда он дотрагивался до него, он едва мог существовать без него. Такая близость порождала в Сугуру незнакомые чувства сродни росткам сомнений и отчаянного желания. И все же, он так пристрастился. — Когда ты говоришь, что все наладится, я не могу не поверить тебе, — сказал он, переплетая их ноги. — Даже если знаю, что это неправда. — Все наладится, Сатору, — сказал Сугуру вновь. Он не прекращал повторять это фразу, ощущая, как мышцы Сатору расслаблялись с каждым разом. Голос Сугуру перешел на шепот перед тем, как вовсе затихнуть. Был момент, когда ему показалось, что Сатору уснул, но он заговорил почти беззвучным тоном. — Надеюсь, ты никогда не узнаешь, как это, — сказал он с отчаянным вздохом, — медленно и ужасно терять свою маму. Сугуру сжал Сатору крепче, считая стуки его сердца сквозь футболку. Один, два, три, четыре, пять, шесть, семь — он почти досчитал до восьми перед тем, как провалиться в сон, притягивая Сатору за собой.