Вторник.
Нормально поспать и отдохнуть Шираюки не удалось. Большую половину ночи она составляла список вещей, которые необходимо будет сложить в чемодан для перелета из Бельбурга в Лондон. Амбервиль не хотела брать с собой огромную гору вещей, хотя ее путешествие в другой город планировалась на целых шесть дней. Казуки, оставшийся ночевать у сестры на полу, еле отговорил Шираюки брать с собой фен и осеннюю куртку (на случай: «А вдруг там будет холодно»). По его мнению, проще было взять с собой несколько купюр и докупить вещи в Бельбурге, если что. Посчитав деньги в своих сбережениях, Амбервиль пришла к выводу, что Казуки, вообще-то, прав. Это позволило ей освободить половину чемодана и сложить в него аккуратно всю необходимую аппаратуру, которая могла понадобиться ей для грядущего конкурса. Остаток ночи они с Казуки искали модель, которая согласилась бы полететь в другой город вместе с Шираюки. Несмотря на то, что участие в конкурсе, (а именно дорога и проживание в отеле) оплачивала компания, проводившая мероприятие, желающих все равно не было. Не то чтобы у них вообще было много кандидатов, нет. Казуки предложил место своим ребятам, с которыми он работал в кофейне, но все они были заняты и не могли отказать своему начальнику в сменах, даже, если бы их рабочие часы себе взял сам Казуки. Пролистав все возможные варианты в числе заказчиков, делая это максимально незаметно от глаз брата, чтобы не возвращаться к минувшим событиям, Шираюки наткнулась взглядом на контакты Даны. Быть может, она смогла бы кого-то найти? Написав сообщение, с изложенным предложением и требованиями, Шираюки отправила смс, не ожидая чего-то масштабного. Она отложила телефон, и когда наконец решила отдохнуть, поняла, что уже утро. Казуки, у которого сегодня смена начиналась в обед, тихо посмеялся, заметив смятение на лице сестры. Он нырнул на постеленный на полу островок и отвернулся, делая вид, будто спит. — Ну ты бы тогда на диван лег. — Шираюки легонько пнула брата ногой по бедру, призывая его сменить местоположение. На полу явно спать было не удобно. Казуки же, полностью проигнорировал ее слова, никак не реагируя. Только сильнее укутался в одеяло, несмотря на то, что в квартире было вообще-то жарко. — Ну и спи.***
Умывшись и приведя себя в порядок, Шираюки покинула пределы своего дома, направляясь в копировальный центр, чтобы распечатать, купленную Жозефине, путевку в санаторий. Сразу после этого, Амбервиль забежала в небольшой магазинчик, приобретая средства гигиены, которое понадобятся ей в Лондоне и не устояла перед покупкой чехла для своего чемодана, с изображением Собора Парижской Богоматери. Проверив телефон, завибрировавший в ее кармане, Шираюки едва удержалась от радостного взвизга. Дана согласилась найти ей модель. Вернее не так, Дана сама стала ее конкурсной подопечной. Договорившись о встрече через полчаса в кафе, где работал Казуки, Шираюки незамедлительно направилась в указанное место, не забыв забежать еще в аптеку, чтобы докупить необходимые ей лекарства, в виде обезболивающего, противоаллергенного и что-то от боли в желудке, потому как гастрит, заработанный на нервной почве, несколько лет назад, обострялся в самые неподходящие времена. Взяв свой любимый бабл-ти с манго и маракуйей, Амбервиль села за столик у окна, осматриваясь по сторонам. — Привет! — Дана появилась у нее за спиной, встречая Шираюки широкой, обворожительной улыбкой. Она выглядела такой воодушевленной, что Амбервиль почувствовала легкий тремор в кончиках пальцев. Давно никто так не радовался ее компании. — Привет. — Амбервиль дожевала шарики тапиоки, прежде чем поздороваться в ответ. — Ты все же прислушалась к моему совету? — Присаживаясь напротив, спросила Дана. Она пробежалась быстрым взглядом по лежавшей на столе заламинированной бумажке с меню и отодвинула ее в сторону. — Я почитала в интернете информацию о конкурсе, многие, кто в нем участвовали, смогли хорошо пропиарить свои услуги. Дана довольно улыбнулась, опуская локти на столик. Атмосфера между ними установилась приятная. От принятия этого, кожу Шираюки приятно усыпали мурашки. Если Дана так прониклась к ней, значит, уровень клиентоориентированности у нее был весьма хороший. Это не могло не радовать. — От части это так. — Согласилась Шираюки, делая глоток чая. — Но я еду туда не за популярностью, а чтобы показать людям свое искусство. — Слова Амбервиль звучали несколько занудно, но несли с собой только правду. Шираюки, как человек, не любящий огромные скопления людей и масштабные мероприятия, никогда не хотела быть в центре внимания. Ей необходимо было привнести в мир свое искусство, а не себя. И наверное, Амбервиль скрывала бы свои инициалы, показывая окружающим свои работы, если бы не нужна в деньгах. Кушать на что-то нужно было, а потому и лицом периодически приходилось слепить. Люди ведь, выбирают твои услуги не только потому, что им нравиться результат проделанной тобой работы, но и из-за внешней симпатии. — Хорошо. — Дана посмеялась, услышав подобный ответ. — Поверить не могу, что уже сегодня ночью окажусь в Лондоне. Давно хотела туда съездить, но все никак не могла собраться. — Ее восторг перекрывал собой смысловую нагрузку, которую наполняли слова, потому Шираюки не сразу поняла, о чем говорит ее собеседница. Амбервиль понадобилось около минуты, чтобы отфильтровать количество звуков, достигнувших ее ушей, в слова. — Сегодня? — Амбервиль достала телефон, чтобы свериться с датой. — Вылет сегодня в без пятнадцати одиннадцать. — Дана заглянула в экран мобильного телефона Шираюки, протянувшись через весь столик. — Сегодня тридцатое мая. — О боже. — Кажется, весь мир пронесся перед глазами Амбервиль. — Я думала это только завтра. — Она подняла полные ужаса глаза, светившиеся в этом дневном бельбургском солнце. Дана тихонечко посмеялась, пряча губы за ладошкой, с аккуратным, французским маникюром. — Тебе стоит поторопиться и начать собирать чемодан. — Казуки, уже пришедший на смену, остановился возле их столика, опуская на него несколько кусочков клубничного чизкейка — любимого десерта сестры. — Но сначала поешьте. Он понял все без слов, потому как у Шираюки подруг не было, а значит прямо напротив сидела одна из ее заказчиц, любезно принявшая приглашение в Лондон. По внешнему виду Казуки нельзя было считать его эмоции, потому как человеком он был весьма закрытым от посторонних, однако Шираюки точно знала, что он рад за нее. — Это тебе. — Казуки протянул пальцы к сестре, протягивая ей небольшую картонку, перевязанную бантиком. — Специально купил, для твоего конкурса. Между средним и указательным пальцами Казуки держал нераспакованную, недавно приобретенную карту памяти, на сто двадцать восемь гигабайт. Шираюки давно жаловалась ему на свои две старые, потому как памяти на каждой из них было втрое меньше, чем на той, которую он ей купил. Памяти на прошлых быстро забивалась, потому Амбервиль вечно страдала, чища их. — Казуки, — Она осторожно приняла их, потянувшись к брату, чтобы обнять в знак благодарности. Шираюки была человеком отстраненным от окружающего мира, но тактильно зависима. Ей нравились незначительные, случайные прикосновения к своей коже, нравились объятия и дружеские похлопывания по плечам. — Спасибо. Дана счастливо похлопала ладошками. Она не особо понимала, что произошло, но сумела догадаться, что это не просто купленная карта памяти. У нее была своя ценность. А вот какая именно, Дана уже не знала. — Я провожу вас в аэропорт сегодня. — Потрепав сестру по голове, так что несколько кудрявых прядок упало ей на лоб, сказал Казуки. — Смена заканчивается в десять, так что я как раз успеваю. — Это кстати не предложение. Он пожал плечами, глянув перед этим на сестру и резко развернулся на пятках, замечая огромную толпу посетителей, вошедших в их кофейню. Увидев, как брат удаляется к кассе, Шираюки успела обратить внимание на странное выражение его лица. Казуки был то ли злой, то ли раздраженный, то ли просто невыспавшимся. И хотя последнее было очевиднее всего, Амбервиль это все равно заставило волноваться. Она привыкла решать подобные казусы в пределах их семьи сразу же, а потому немного напряглась, поняв, что сейчас неподходящее время для разговора с глазу на глаз. — Так, — Выдернула из потока бесконечных рассуждений Шираюки Дана, быстро умявшая свой чизкейк. — Я побегу собирать чемодан. — Она вытащила из своей сумочки кошелек, отсчитывая несколько купюр и положила их на столик, рядом с Шираюки. — Встретимся вечером! Дана растворилась в толпе так же неожиданно, как и появилась, оставляя Шираюки наедине со своими переживаниями. Повернув голову в сторону кассового прилавка, Амбервиль посмотрела на Казуки, улыбавшегося своим гостям. Он ловко орудовал питчерами, подогревая молоко. Его движения были четко отточенными и уверенными. Казуки представительно вливал шоты кофе в молоко, для приготовленного латте, устраивая для покупателей небольшое шоу. Отдав даме ее кофе, Казуки вытер руки о бумажное полотенце, выбрасывая его в урну и поднял глаза. Их взгляды встретились. Опустив голову вниз, Шираюки покрутила вилочкой краешек своего чизкейка. И все-таки, во взгляде Казуки что-то было не так.***
В панике бегая по собственной квартире, Амбервиль по списку кидала нужные ей вещи в чемодан, аккуратно при этом складывая их рулетиком, чтобы они занимали меньше места. Конечно, конкурс не был каким-то масштабным. Это было простое испытание, состоявшее из трех этапов. Победитель получил бы пятьсот фунтов стерлингов и все. Это не обещало ему какую-то огромную медийность или узнаваемость. Этот конкурс не будут транслировать по телевизору, поэтому единственный пиар, который обеспечивало мероприятие, исходил от зрителей, следивших за выставочными работами в живую. В прошлом году это помогло фотографу-репортажнику, имени которого, Шираюки, к сожалению не запомнила, продать несколько своих фотографий какому-то богатому коллекционеру. Соцсети набрали несколько сотен новых подписчиков и, на этом все. Безусловно, этого тоже было огромным плюсом, но Амбервиль была уверена, что если бы тот парень не обладал бы приятными чертами лица, вряд ли бы вообще о нем кто-то вспомнил. Шираюки знала об этом лучше, чем кто-либо другой. И мир всегда был так устроен. Всем было абсолютно плевать на твои умения и достижения, если природа не наградила тебя красотой. Хотя понятие красоты тоже было достаточно растяжимое. Шираюки предпочла не уходить глубже в дебри подобных рассуждений, запихивая накамерную вспышку в свой чемодан. Когда все было готово, Амбервиль собрала небольшую сумочку, куда положила все зарядники, телефон и документы. Проверив, не забыла ли она что-то положить, Шираюки оделась сама, и выдвинув за пределы квартиры чемодан, направилась к Жозефине. До рейса оставалось еще около трех часов, а учитывая то, что дом матери находился как раз по пути в аэропорт, Амбервиль посчитала нужным заехать к ней и передать путевку в санаторий, предупреждая о том, что она улетает. Утром она этого сделать не смогла — благополучно забыла. Добравшись до дома матери меньше чем за сорок минут, Шираюки оставила свой груз в коридоре, и оглядываясь по сторонам, прошла вглубь квартиры. Жозефина, к ее приезду, уже успела разлить по кружкам чай и поставить на круглый деревянный столик коробку с печеньем. — Милая, как ты? — Спросила женщина, заметив ссадину на щеке дочери. Она уже не была такой устрашающей, какой выглядела вчера. Кожа покрылась тонкой корочкой струпа и уже не сильно выделялась на фоне ее светлого тона лица, но не заметить ее все еще было сложно. — Все хорошо, мам. Просто не заметила бордюр, когда по темноте возвращалась домой. — Соврала Шираюки, улыбаясь Жозефине кончиками губ. Вообще-то, Амбервиль предпочитала говорить правду, но ее матушка итак достаточно натерпелась детских драк с участием дочери, так что больше огорчать Жозефину не хотелось. — У меня есть хорошая мазь от ушибов. Дориан посоветовал мне ее. — Жозефина нежным, почти невесомым движением, поправила прядки волос дочери, обнажая яркие веснушки. — Хочешь я помажу? Шираюки удовлетворительно кивнула. — Скажи мне, где она лежит, я достану и… — Милая. — Прервала поток ее слов Жозефина. — Новые лекарства, которые купил мне Казу очень хорошо помогают. — Женщина осторожно поднялась на ноги, двигаясь, пускай не очень быстро, но достаточно уверенно. Это вызвало на лице Шираюки восхищение. Она гордилась матушкой, которая несмотря на все невзгоды жизни, продолжала бороться со своими недугами. Многие бы на ее месте уже давно сдались. Это восхищение перекрыло ход внутренних мыслей, сбивая Шираюки с пути размышления о том, откуда только у ее брата появлялись деньги. Зарплата у него была не очень большая, а потому она предпочитала считать, что Казуки копит, откладывая какой-то процент от заработанных денег в тайник. Точно так же, как и у нее дома. Отыскав нужный тюбик на полках огромного шкафа-купе, Жозефина подошла к дочери, обрабатывая ссадину. Она осторожными, похлопывающими движениями нанесла мазь, стараясь практически не касаться кожи, чтобы не сделать больно. Шираюки поморщилась, чувствуя, как рану пощипывает в некоторых местах. Закончив, Жозефина закрыла мазь крышкой, и невесомо поцеловала дочь в висок, возвращаясь на свое место за столом. Рассказав матери обо всем, что случилось за сегодняшний день, начиная от приглашения на конкурс, заканчивая сборами на самолет, Шираюки слушала, как Жозефина радуется подаренной ей путевке. Женщина уже несколько раз рассказывала дочери о том, что доктор Дориан настаивал на ее отдыхе в подобном месте, но она и подумать не могла, что это желание исполнится в столь короткие сроки. Разразившись благодарностью, Жозефина окинула Шираюки взглядом, полным любви. Она всегда знала, что ее дочери не хватает заботы. Шираюки была старшим ребенком в их семье, который всегда и во всем помогал ей в помощи младшему брату. Пока Миказе был в рейсе, пропадая в море на несколько долгих месяцев, а Жозефина ухаживала за Казуки, Шираюки выполняла большую часть обязанностей по дому. Она рано научилась готовить, постоянно мыла посуду, убирала свою комнату и прихожую, стирала белье. Частенько, развешивая чистые вещи на сушильную доску, Шираюки падала со стремянки, потому как сама она не дотягивалась до перекладин, а поставить ножки лестницы в устойчивое положение не всегда получалось. На задней стороне левого бедра у нее даже остался шрам, за который Жозефина часто себя винила. Это ведь она недоглядела за своим старшим ребенком. Жозефина надеялась, что тот недостающий кусочек любви, который не может дать сама, Шираюки получит от окружения в школе, однако кроме синяков и многочисленных ссадин, Амбервиль ничего толком не доставалось. Жозефина постоянно ругала себя за это, понимая — что бы она не делала, какие бы меры не предпринимала — защитить и обеспечить собственной любовью дочь у нее не получается. Конечно, с возрастом она осознала, что корить себя в этом нет смысла. Нужно просто брать и делать то, что раньше получалось, а именно — дарить любовь при любом возможном случае. Именно поэтому Жозефина не ругала Шираюки, когда узнала о том, что ее дочь вместо художественной академии выбрала юридический университет; поэтому не отговаривала дочь, когда та рассказала ей о том, что собирается работать полицейским; поэтому не возразила, когда узнала, что прошлое дочери снова утягивает ее в криминальный мир. Она должна была поддерживать ее. Должна была сама стать лучшей подругой для дочери; ее опорой и спасательным кругом. — Как там Зен? — Спросила Жозефина, подливая чай в свою кружку. Она очень любила этот напиток. Он приятными воспоминаниями связывал ее с покойным мужем. И только ради этого она могла пить его литрами, не останавливаясь. Услышав это имя, Шираюки дернулась, вовремя убирая чашку от своих губ, чтобы не разлить ее содержимое. — Не знаю. — Пожала плечами Амбервиль, протирая лицо тыльной стороной ладони. Чего-чего, а подобного она не ожидала услышать из уст матушки. — Я не интересовалась. — Но вы же должны были видится на работе, верно? По манере речи Жозефины, не сложно было понять, что она обо всем знает. Знает даже больше, чем сама Шираюки о самой себе. — Мы с ним не ладим. — Поморщилась Шираюки. То, что они постоянно препирались, только из-за того, что она девушка (по домыслам Шираюки), весьма расстраивало. Наверное, в параллельной вселенной, они могли стать хорошими друзьями. — Очень жаль. — Расстроилась Жозефина, и Амбервиль не совсем поняла, почему. Зен же не был каким-то айдолом или миллионером, чтобы все хотели иметь его в своем круге общения. Было ли это чем-то эгоистичным с ее стороны? Возможно. — Он показался мне хорошим. Шираюки неестественно выпрямилась от подобного заявления. — Кто? Этот напыщенный индюк? — Она театрально скривила лицо. — Поверь, мам, ты ошибаешься. — Глаза ее пораженно забегали по столу, желая зацепиться за что угодно, лишь бы не встречаться взглядами с матушкой. Жозефина никогда не ошибалась, и Шираюки знала это. От того, слова матери звучали в ее голове еще страннее, чем она услышала их в первый раз. Это наводило на мысли. На мысли, о которых она хотела бы не думать. — Ты бы присмотрелась к нему, Юки. — Женщина сделала глоток чая, аристократично опуская кружку на стол. Шираюки неоднозначно усмехнулась, сжимая пальцами ткань свой толстовки. Она даже мысленно не могла представить Зена в хорошем расположении духа, не говоря уже о том, чтобы они нормально разговаривали между собой. Это могло бы быть где-то там же, в той же параллельной вселенной. Не здесь. Не в их мире, где Зен ненавидит девушек. — Когда ты в следующий раз выходишь на работу? — Спросила Жозефина, чтобы разбавить ненавистную тишину. Шираюки сразу поняла, что речь не про съемку. О таких вещах матери было не интересно слушать, потому что в свое время, Амбервиль уже промыла ей мозги. — Вообще-то, я планировала больше не выходить. — Шираюки откусила кусочек творожного печенья, чувствуя, как от волнения крутит живот. — Но это же ложь. — Без какого-либо укора, сказала Жозефина. — Ты можешь обманывать меня или Казу, но не стоит врать себе, милая. — Она накрыла ладошку дочери своими пальцами, утешающе поглаживая тыльную сторону ее руки. — Я обещаю сохранить этот секрет в тайне, так что твой брат ни о чем не узнает. — Жозефина подмигнула дочери. Наверное, именно в этот момент, Шираюки почувствовала материнскую любовь, которой ее обделяли в детстве. Амбервиль знала, что Жозефина переживает за нее, и что в действительности не хочет, чтобы ее дочь ступала снова на тропу криминала, но не запрещала ей этого сделать. Шираюки была безмерно благодарна за это, поэтому в ответ улыбнулась краешком губ, еле заметно кивая. — Спасибо. Поболтав еще пару минут, Шираюки допила чай и покинула квартиру матери, спускаясь вниз, где ее уже ждал Казуки. Он помог погрузить вещи в багажник машины, которую ему предоставил друг, и сел рядом с сестрой на заднее сидение. По дороге в аэропорт они просматривали достопримечательности Лондона, откуда, по просьбе Казуки, Шираюки должна будет сделать фото. Помимо этого, он, по просьбе сестры выбирал себе сувенир, который Амбервиль должна будет вручить ему по возвращении. После двадцати минут просматривания интернет сайтов, он остановился на кружке, с эмблемой города и игрушке-медвежонке Паддингтоне. Подобный выбор был вполне в стиле Казуки. Кружка — из-за любви к кофе, а игрушка — чтобы заполнить книжные стеллажи и добавить атмосферы его классической литературе, одиноко лежавшей на полках. Мило и со вкусом. Приехали в аэропорт они за полтора часа до вылета. Дана уже ждала их в очереди на сдачу багажа. Именно в этом месте, Казуки пришлось их оставить и вернуться домой. Попрощавшись с сестрой, сопровождая простые слова, долгими объятиями, он пожелал Шираюки «Разорвать всех и вся» и помахав на прощание, Казуки растворился среди людей, сновавших по всему зданию аэропорта. Вернув свое внимание Дане, светившейся от счастья, Амбервиль поймала себя на мысли, что она совершенно не переживает. Обычно, каждая ее незапланированная, да и запланированная поездка, сопровождалась паникой: у нее кружилась голова, немели кончики пальцев, отсутствовал аппетит. Сейчас, всего этого не было. Быть может, так на нее подействовал разговор с матерью? Улыбнувшись самой себе, Шираюки протянула Дане руку, надеясь, что их небольшое путешествие пройдет хорошо. Может быть, эта поездка не обещала ей победу в конкурсе, но позитивные эмоции — точно. Ради этого, Шираюки была готова даже пожертвовать своим комфортом, и положиться на незнакомого ей человека, коим выступала Дана. — Ну что, пойдем?