ломаными пальцами зашивая раны

У Альберты голова болит, одна из шпилек больно впилась в скальп, а волосы, собранные изначально в хвост, — тянут. Да и стопа, замотанная в бинт, всё ещё кровоточит. Ходить тяжело, и три упражнения она в буквальном смысле выстрадала. Но ею всё равно не довольны, она уже выслушала от тренера, насколько плоха. Августине Андреевне глубоко плевать на ноющую боль в колене, на разодранную в мясо стопу, из которой за пятнадцать минут до выхода на площадку вытягивали осколки стекла. Сюрприз от конкуренток. Да и это вина Альберты, оставила вещи в общей раздевалке, а перед, тем как надевать, — не проверила. Только её вина. Выступления закончились и теперь все ждут награждения. По залу снуют девочки и родители, редко тренера. Большая часть из них заняты подсчётом баллов. Ожидание длится уже сорок минут. — Как думаешь, какое место займёшь? — сбоку от Альберты присаживается её конкурентка — Алиса Савельева. Одногодка, приехавшая из соседней для Казани — Тульской области на соревнования в Москву. Достаточна хороша, чтобы быть индивидуалисткой и достаточна сильна, чтбы всегда стоять на пьедестале в своём городе. У неё хорошая программа и достаточно чистое выступление. Не считая мелкую потерю мяча под конец. Они уже сталкивались. В Казани, на соревнованиях. Алиса тогда не очень хорошо выступила, за что получила в раздевалке от тренера. Альберта тогда выступала за свой ДЮСШ и принесла победу. Толком они не общались, только пожали друг другу руки на пьедестале. Блондинка поворачивает голову, и улыбающаяся соперница вызывает отторжение. Слишком сладкая и ненастоящая. Но вариантов нет: подняться и пересесть — больно. — Полна оптимизма и надежд на первенство. — Москвички сильные, видела, как они на площадке работают? Московская школа — очень сильная. В Москве находится сборная, а почти все чемпионки выходят из сборной. — Сильные, хорошая база и работа предмета отличная. Но мне по душе Киевская школа. Алиса смотрит на площадку и кивает. Киевская школа — не менее жёсткая и сильная. У них упор был на мастерство и артистичность. Дерюгина и её выступление в семьдесят седьмом году, показанное тренером, и стало толчком остаться в спорте, когда папа предлагал уйти и попробовать что-то другое. Остаться терпеть побои и моральное насилие, которое длилось от трёх до шести часов в день. — Киевская школа не настолько сильна, наша лучше, — внезапно произносит конкурентка. — Каждому своё, — жмёт плечами Аля. — Мне не понравилось, как ты сегодня выступила. Слабенько, — Алиса смотрит выжидающе, будто хочет эмоций. Блондинка опирается на руки и, приложив усилие, поднимается на здоровую ногу. Нажимает на раненую стопу, проверяя болевые ощущения. Боль всегда приводит в чувства. И отпрыгивает в сторону. — За собой следи и, возможно, перестанешь второй стоять, — и ухрамывает к стоящему тренеру. Августина Андреевна — типичный тренер, не ставший чемпионом и теперь воспитывает своих. Двое из Альбертиных старших коллег были чемпионками Казани, и попали в сборную, переехав в Белокаменную. Да и тренером она была сверхжёстким. Синяки не успевали заживать ни на ком. И не важно, сколько тебе — пять или пятнадцать. В детском ты разряде или мастер спорта. Била она скакалкой по стопам и локтям, булавами по бёдрам. Но излюбленным методом мучений была палочка от ленты. Этой тонкой палочкой прилетало по самым болезненным местам: пальцам, запястьям, коленям и спине. О, эти тонкие гематомы на лопатках и рёбрах, из-за которых дышать сложно. Или те, что под коленями. От воспоминаний, кажется, свербит половина тела. Порыдать иногда хотелось, да запрещено было. За слезы тебя просто вышвыривают из зала. Как только замечают глаза на мокром месте — всё. — Чего расселась? Могла бы еще потренироваться, либо порастягиваться. Альберта поправляет рукава олимпийки. — Мне больно тренироваться, нога всё еще кровит. — Делай равновесия или повороты на другой ноге, в чём проблема? — Августина Александровна, добрый день, я рада вас встретить, — к тренеру подходит молодая девушка с мягкой улыбкой на бледных губах. Она в чёрном: водолазка с высоким горлом, брюки прямого кроя и туфли на небольшом каблуке. Из яркого только золотая цепочка поверх водолазки. Она будто из другого десятилетия. Сейчас все одевались ярко и броско. Да и идеально прямые чёрные волосы были неуместны во времена локонов, химических завивок и воздушных кудрей. — В Казани вас ни разу не встретила, а в Москве — в первый же день. —Я Андреевна! А ты тут что делаешь? — тренер не рада девушке. А Альберта отступает. Лучше сейчас уйти и сесть где-нибудь порастягиваться, чтобы больше не прилетело. Но подошедшая замечает это и оборачивается. — Ваша новая воспитанница? Видела, как выступала, молодец, видно, чья школа, — у нее голос мягкий и слегка с хрипотцой. — Я поговорю с твоим тренером, если ты не против. Альберта кивает и, развернувшись на здоровой ноге, осторожно ступает прочь. Она занимает место неподалёку с лавкой и, подложив под ногу тряпку, садится на шпагат. Ей не тянет, но так хотя бы тренер возмущаться не будет. Девушка говорит с тренером недолго и уходит явно довольной, чего не скажешь об Августине Андреевне. Но её спасает объявление парада награждения. Все спортсменки выстраиваются в линии с табличками с городом и школой, которую они представляют. Стандартное приветствие, и переходит к важному. Альберта уже готовится к выговорам после. Неважно, какое место она займет — всё равно получит. Ей хочется домой и что-то поесть, за три дня она видела только воду да два яблока. «Альберта Моренская». Своё имя, резко бьющее по ушам, возвращает в мир. Моргает и смотрит на пьедестал. Там на третьем месте стоит Алиса, а на втором девочка из Москвы. Альберта её запомнила лишь потому, что выступала после москвички. В зале аплодисменты. И девушка подходит к пьедесталу. Жмёт руку москвичке, благодаря за выступление и конкуренцию, а следом и к Алисе. — Пусть тебе и дальше не нравятся мои выступления, пока я первая — мне плевать. На первом месте хорошо. Там тебе аплодируют. На шее золото, а в руках грамота за труд в течение 12 лет. Их благодарят, и они спускаются. Нога под аплодисменты не так-то и болит. И разговор с тренером уже не так страшен. Парад после проходит быстро и Альберта, собрав свои вещи, идёт к тренеру. Та стоит с коллегами и что-то обсуждает. — Подожди меня на улице, — бросает через плечо, даже не обернувшись, и Аля кивает. Вариантов-то немного. На улице прохладно. И темно. Мимо проходят местные спортсменки с родителями, улыбаются и смеются. Выглядят счастливо. И Альберте завидно. Отец, который сейчас ближе, чем за последние пару лет, и обещавший прийти, — не пришёл. Обидно? Да нет, ожидаемо. Он работает, он занят. «Поживёшь с бабушкой, пока я работаю, но я буду приезжать» Ага, будет. Раз в год. А бабушка в возрасте не поспевает за юной внучкой. — Для человека, взявшего золото, выглядишь печальной, — девушка, говорившая с Августиной Андреевной, спускается вниз по ступенькам, набрасывая белую шубу на плечи. — Помню, что меня это пять лет назад радовало. Только я постарше была. Тебе сколько? Шестнадцать? — Пятнадцать. — Совсем юная, — девушка растягивает губы в недовольстве. — Давай отойдём? Они пока поговорят — мы пол Москвы обойдем. Была тут уже? Альберта головой отрицательно качает. — Ну, с твоим талантом теперь будешь часто. Может, и в сборную пойдёшь. Идём за угол. Курить хочу, — и, схватив за рукав, тянет за собой. Они проходят метров двадцать и заворачивает за угол. Старшая девушка оглядывается по сторонам и, не заметив никого, достаёт из кармана пачку со спичками. Достаёт сигарету и, зажав зубами, поджигает спичку, прикуривая. Альберта отступает с первым дымом. — Не куришь? Как нервы спасаешь? Дай угадаю, рыдаешь дома? — говорит насмешливо, выдыхая дым. — У меня нет проблем с нервами. И брюнетка начинает смеяться. — Расскажи мне. Я из этого же спорта вышла. Или ты из тех, кто себя придушивает? Тогда соболезную, в Казани психушка не очень хорошая. Ты всю жизнь у Авгиевой? Или из перешедших? — Всю жизнь, живу недалеко от ДЮСШ. Брюнетка дёргает головой, удивлённо смотря на спортсменку. — На Универе живешь? Ни разу тебя не видела. — Вы тоже из Казани? — Угу, — девушка делает затяжку и прикрывает глаза. — Так голова болит от этой музыки. Я у Кошевской тренировалась, твоих старших знаю, которые в сборной сидят теперь. Классные были девчонки. — Я их особо не помню, они переехали, когда я с детским заканчивала, — блондинка ёжится от холода, олимпийка не греет. Дальше девушка не говорит ни слова, просто докуривает, думая о чём-то своем. Щелчком пальцев отбрасывает окурок и достаёт пачку. — У тебя ручка есть? Или что-то пишущее? Блондинка уверенно кивает, на дне спортивной сумки всегда лежит ручка. На ощупь находит быстро и протягивает её старшей девушке. — Когда у тебя нервы сдадут или что-то случится — приходи ко мне. Я помогу. Тут адрес. Не пугайся, если тебя муж мой встретит, — она пишет на внутренней стороне крышки упаковки и, закрыв её, протягивает вместе с ручкой. — И совет на будущее: сигареты безопаснее всего прятать в чехле от мяча. Она разворачивается резко, так, что тёмные волосы подлетают, и уходит. — Я Мишель, если что, — проговаривает, прежде чем скрыться за поворотом. *** Рита поправляет воротник кофты и прижимается спиной к стене дома. Она оглядывается через плечо и боковым зрением наблюдает за идущими мимо пацанами из «Разъезда». Она сейчас на их территории, поэтому лишних движений не делает и внимания к себе не привлекает. — Слышал, старшие нашли поставщика «хмурого». Хотят попробовать поставить точку где-то у нас, — прислушиваясь, девушка чертыхается. Только «геры» им тут не хватает. — Говорят, даже мента нашли, который поможет. Ну конечно, куда же без порядочных правоохранительных органов. Ей дальше здесь делать нечего. Первую зацепку она получила. Скорлупа никогда не умела держать язык за зубами, поэтому за ними выгоднее следить. Старшие обсуждают всё за закрытыми дверьми. Они умнее. Развернувшись, она тихо уходит к гаражам, видит удачную ступеньку и, разогнавшись, через ступеньку запрыгивает на крышу. Ступает тихо, чтобы крыша не издавала звуков, и идёт дальше по направлению к выходу с чужого района. Гулять по крышам на чужом районе — вполне безопасный метод передвижения. Жаль только гаражи были далеко не на всех районах в нужном количестве. Перепрыгивая с одной крыши на другую, Рита оказывается на козырьке последнего гаража и, оглядевшись, спрыгивает. Да только просчиталась. Выравнивается и боковым зрением видит два явно охреневших ебала. В голове щёлкает и, не ожидая дополнительного толчка в виде знатного пендаля, срывается с места. Окончание района «Разъезда» через триста метров, добежать туда и скрыться в чужом районе. Радуется лишь тому, что в школе физкультуру не прогуливала. А эти двое не особо-то и отстают. Бегуны, сука. Сворачивает в один из дворов и перепрыгивает через ограждение, бежит дальше. В голове созревает план как обхитрить и сворачивает снова, на выход со двора. Там дальше, по памяти восстанавливает, будет ещё один небольшой проход, и там, если память не изменяет, начнётся чужая территория. А по чужой территории бегать просто так нельзя. Так и делает, сворачивает и кружит, выходя в двор. Боковым зрением замечает, что эти двое уже прилично отстали. Пробегает метров двадцать, перемахивает через деревянное ограждение и тут же садится, прижимаясь спиной к забору. Лодыжка начинает ныть из-за неправильного приземления. Шагов вокруг не слышно, но решение пересидеть пару минут принято. Бляха, пизды она отхватит, хотя скорлупа вряд ли пойдёт старшакам рассказывать, что за какой-то девкой бегали, так ещё и не догнали. Да им за такие истории влетит. Рита замирает, когда по коробке над головой кто-то насмешливо стучит. — Кто-кто в теремочке живёт? — картавый голос кажется призрачно знакомым. И Рита голову вскидывает. Универсамовский. Был сегодня с утра, с Алей приходил поговорить. — Вылазь давай, они на границе развернулись. Второго не видно, но голос тоже знакомый. Медлит пару секунд, но поднимается, опираясь на заборчик. — Здрасте, — здоровается, пытаясь выдохнуть. — Мордасти, — отзывается второй, который стоит на пару метров дальше и курит. — Ну ты конь, конечно. Мы тут наблюдали, как ты сигаешь через заборчики. — Стараюсь, я к вам не специально. Не планировала, спрыгнула не в том месте, а там эти двое. — Да мы ж не предъявляли, расслабься, — отзывается Зима. — Чё ты делала на Разъезде? — В разведку ходила, что ж не ясно, — опирается на коробку и перепрыгивает обратно, становясь по правую руку от Зимы. — А чего одна? Не рискованно ли? А если бы догнали? — Предпочитаю не рассматривать негативные исходы, — чеканит Рита, недовольно зыркая на Турбо. — Да уймись ты, мы же не враги. — Но и друзьями нас назвать сложно. Благодарю за содействие, я дальше пошла, — она салютует и отворачивается, чтобы продолжить путь. — Далеко ли? Ты ж чуть не наебнулась на льду, нога небось болит. Обожди ты немного, мы не кусаемся. Постой поговори с нами, в ноге полегчает — мы тебя до остановки проведём. До вас-то далековато. Как тебя там? Ведьма же? Девушка кивает и отходит, опираясь спиной на заборчик. — Ведьма-ведьма. — Ты что-то типа из старших? — интересуется Зима, доставая из кармана упаковку сигарет. Достает себе и протягивает с открытой крышкой девушке, но та лишь отрицательно качает головой. — Из чужих рук не берёшь? — на отрицание спрашивает Турбо. — Нет, не курю. Сложно курить и бегать как конь. Я что-то типа из разведотряда. Хожу, узнаю информацию, наблюдаю за происходящим, договариваюсь о встречах и всё в этом роде. — Разве этим не скорлупа занимается? Хотя ты в отличие от подружки неприметнее будешь, — выдаёт Валера, пожимая плечами. Рита кривится. У них тут что, вместо понятий оскорблять осторожно учат? — А она из старших. Вахит присвистывает. — Заметно, методы общения у неё так себе, — отзывается Турбо и Рита улыбается. — Что? В ЗАГС-таки не хочешь? А у неё надежды были, вот это она разочаруется. — Нет. Спасибо, в ЗАГС я не хочу, но если твоей подруге важно, могу её в ДК пригласить, — Рита смеется вслух. — Она сама кого хочешь в ДК, если ей будет скучно, пригласит. — Это правда, что ваши в ответку Кощею дымовухой пальнули в квартиру? — Турбо докуривает сигарету и бросает окурок под ногу, прикапывая его в снегу. — Было дело, но вашему Кощею и перед этим намёки бросали. Наши не просто решили ебануть человеку в хату дымовухой, мы тоже адекватные люди. Он один раз получил — проигнорировал, но мы же не псы, что бы только гавкать, — будто само собой разумеющееся отвечает девушка. — У вас наркоты на районе нет? — Наши за наркоту гасят любого принадлежащего нашему району, кого словят. Зима кивает, глядя на Турбо. Правила, касаемые всевозможных препаратов, были жестокими на многих районах. Многие не хотели пачкаться. Дело было прибыльным, но часто заканчивалось плохо. — Чужаков просто пугают, но это опять-таки не моя сфера деятельности. — Мы уже поняли, что твоя сфера деятельности — это бегать. Нога как? Девушка ступает на ногу, проворачивает стопой и кивает. — Можно. — Ну так идем. До остановки тебя доведём, чтобы прыгать больше не пришлось. А подруга-то где? Или она нам откуда-то на голову свалится? — Она, скорее всего, на переговорах. Или дома, или где-то ещё, — пожимает плечами девушка. — Она может быть где угодно. — Лань и жаба-путешественница. Отличный дуэт. Скажи кому-то — подумают, что ты неадекватный, — веселится Турбо, а Рита глаза закатывает. — Тоже мне, хохмач. Не хочешь рассказать, откуда твоё прозвище? Любитель жвачек или скорости? Теперь смеется Зима, а Рита улыбается победно. — Откуда знаешь, как звать меня? — Я скажу больше, я мало того, что знаю твоё прозвище, так и знаю, как тебя зовут, Валерий. Поэтому ты поаккуратней, а то домой идти будешь, а там я под дверью. Естественно, она шутит. Пытается быть дружелюбной на чужой территории, не хочет, что бы Аля получила выговор и за неё ещё. — Заметно, что в разведке сидишь. — Да ты не куксись. Я точно там сидеть не буду. Может, из пацанов кого попрошу, чё мне самой там сидеть. — Лучше уж ты, я потом не поясню, хули у меня под дверью пацаны сидят с чужого района. Аля улыбается. — Значит, из всей ситуации, что я могу знать, где ты живешь, тебя смущает, что у тебя под дверью пацаны сидеть будут. Ты непробиваемый, бляха. — Любого, по-моему, будут смущать чужие пацаны под дверью, — поддерживая мнение друга, отвечает Вахит. — Ладно, тут да. Так себе ситуация. Я б тоже, наверно, не обрадовалась. — Почему Ведьма? Рита задумывается. — Старая история. Я когда на пацана одного гнала, свет неожиданно во всем районе отключился. Кто-то шутканул, что это из-за моих негативных эмоций. С тех пор Ведьмой и прослыла. Да и характер по признанию многих у меня не самый лучший. Ну а секрет твоего имени будет озвучен? Или мне самой варианты накидывать? — А он тебя, значит, не смущает? — указывая на идущего рядом Зиму, интересуется парень. — От фамилии. Зималетдинов, сокращенно Зима, — как детям нерадивым объясняет девушка, смотря себе под ноги. Валера бросает взгляд на Вахита, а тот лишь плечами жмёт. — Может её в следующий раз с Вовой в Афган отправить? Они явно вместе в разведроте бегать будут. Они доходят до остановки, и Рита останавливается, тут же опирается на будку. — Идите обратно. Я автобус одна подожду. На моём районе меня перехватят. — Ну как знаешь, мы перед твоей старшей отвечать не будем, если с тобой что-то случится, — предупреждает Валера, и девушка кивает. — Никуда я не денусь, у нас завтра вопросы будут поднимать, я мёртвая буду, но там сяду. — Вопрос поднимать — это сборы? — уточняет Валера. У некоторых районов сборы по-разному называются. — Нет. Сборы — это сборы. А поднять вопрос — это другое, мы обсуждать кандидатуру будем или кому-то пиздюлей пропишем. Всё зависит от решения старших. — А совместить нельзя? — За обе процедуры отвечают разные старшие, — девушка выглядывает на дорогу, замечая появившиеся фары. Автобус. — И за что твоя подруга отвечает? — Если так интересно — спроси у неё. Она не на нашей территории при переговорах общительная. — У нас нет точек соприкосновения, чтобы переговоры проводить. — Тебе кажется. Спасибо, что провели. Автобус останавливается, открывая двери. — Заходите в гости, можете не по касательной, мы к девушкам не агрессивные, а пацанов своих себе оставьте. — Я подумаю. Хорошего вечера, — девушка спокойно заходит, здоровается с водителем и занимает одно из последних мест. Сползает немного, чтобы в окне только макушку было видно. — Интересные у них на районе люди живут. — Ага, очень.