Три раза, когда у Барби был недотрах

Тодзи раздражал Барби одним своим существованием. Его личность, его внешность, его явно незаконная работа, его голос и все, что он им говорил, – все это заставляло ее заводиться с полоборота и еле удерживать себя от того, чтобы не нагрубить ему за один только его необходимый для жизни вдох. Она старалась его избегать – запомнила примерное расписание, которое, на самом деле, отсутствует у мужчины напрочь, ведь он в какой-то степени живет, как хиппи, – делает, что вздумается и когда вздумается; если видела его силуэт на горизонте, специально замедляла шаг, оказываясь из-за этого дома еще позже – очередной минус в его карму, потому что только он в этом виноват; никогда не заходила с ним в один лифт – не выдержит это совместное путешествие на нужный этаж длиною в тридцать секунд и потом еще секунд пятнадцать на одной лестничной клетке в попытке поскорее открыть входную дверь; специально купила шумоподавляющие наушники и беруши, потому что невозможно слушать стоны мужчины и его шлюх, которых он к себе приводит, независимо от времени дня и ночи, – он ей должен около ста баксов за это, но он их никогда ей не отдаст. За это она тоже его ненавидит. Тодзи заводил Барби одним своим существованием. От него пахло потрясающе по-мужски, все видимое – и, скорее всего, невидимое тоже – было огромным, что, казалось, должно вселять чувство защищенности у женщин, проводящих с ним время, он говорил мало и по делу и запросто помогал представительницам прекрасного пола, если они в этой помощи нуждались – конечно же, из корыстных побуждений позже получить что-нибудь взамен: будь то еда, деньги или их тела – он принимал в любой валюте. На его предложения помочь ей Барби отвечала резким отказом – не хотела быть у него в долгу. Она не хотела оказаться у него в долгу, но она до дрожащих коленей хотела оказаться под ним, и ненавидела себя за это. Да и его тоже – потому что каждый раз, когда в поле ее зрения оказывался Тодзи Зенин, феминизм, так трепетно и долго взращиваемый в ее существе, покидал ее тело. Барби хочет своего соседа каждую ночь и каждый день. Она лежит в темноте в своей кровати одна под одеялом, устремив пустой взгляд в потолок, сняв беруши и внимательно слушая чужие стоны за стенкой, представляя, в каких же позах они развлекаются. Представляет на месте той счастливицы себя. И проклинает риэлтора, который рассказывал при сдаче этой квартиры про отличную звукоизоляцию и замечательных соседей. Да будь он проклят. Вот как он ее берет? Сзади? Спереди? Игрушки точно не использует – они бы наверняка ударили бы по его эго. Ему абсолютно точно ничего не стоит делать это на весу – сил точно хватит, любая девушка – даже не его рабочий вес. Под музыку чужого удовольствия Барби отбрасывает одеяло в сторону, встает с кровати и зло шагает, как можно громче, к своему шкафу, где хранится ее коробочка удовольствий. Не одним же соседям развлекаться этой ночью. Она тоже заслужила немного расслабиться. Выбирает то, что больше всего напоминает Тодзи, и возвращается в свою постель, с которой, по хорошему, снять бы сейчас постельное белье – все намокнет и испачкается, но ей абсолютно плевать на это – подумает об этом после, когда получит свою дозу оргазмов. Много времени ей не требуется, и вскоре к дуэту добавляется третий голос. Барби скрывать нечего – она наоборот хочет, чтобы ее услышали, поэтому проходится по всем своим эрогенным зонам и задействует все точки, которые заставляют ее издавать наиболее громкие звуки. Заканчивает она довольно быстро. Меняет простыню и быстро засыпает, утомленная. Даже не замечает, что к тому моменту, как она приближается только к середине своего акта, стоны за стенкой уже смолкают. Счастливица за стенкой уже спит, что с одной стороны – удивительно, а с другой стороны – не мудрено, а вот ее партнер – еще бодрствует. Он слушает чужую песнь, не скрывая ухмылки. Интересное кино – не такая уж и тихоня живет в соседней квартире?

***

Барби готовит так ароматно, что запах проникает на лестничную клетку, а оттуда и в соседние квартиры. В том числе очень соседнюю. У Тодзи в холодильнике мышь повесилась уже давно. Он ему в принципе без особой надобности – питается в дешевых забегаловках такой же дешевой едой на вынос. Женщины, приходящие в его дом, не готовят ему. Приходят не за этим, а после завершения того, за чем приходят, сил на готовку у них не остается. А он и не настаивает. Главное, чтобы свалили поскорее. Ему лишние обязательства ни к чему. И все же, сейчас он очень голоден, а денег – кот наплакал. Нужно как-то перебиться до завтра: будет работа, а значит, будут и деньги, но надо до этого завтра не умереть от голода. А особенно тяжело это сделать, когда он точно знает, откуда доносится этот запах. Из квартиры аппетитной соседки за стенкой, которую он тоже совсем не против съесть. От него не скрылось то, что она старательно его избегает, но так же и то, что любому нуждающемуся она придет на помощь. А он сейчас очень, очень нуждающийся в помощи. Именно Барби – единственный его шанс на спасение. Стучит громко. Так, чтобы она точно его услышала. Девушка ужасается от того, что видит в дверной глазок. Но не открыть не может – он точно знает, что она внутри. Вздыхает тяжело и раздраженно, поворачивает ключ в скважине и открывает соседу. – Вы за солью? – устало спрашивает она – хочет поскорее отделаться. – Одной солью сыт не будешь, – ухмыляется он, – хозяйка, выручи по-соседски – день до получки, а на еду совсем не осталось. – Нужно как-то порачительнее быть, – недовольно хмыкает она, смело смотря на него снизу вверх. Даже слишком смело для их разницы в росте и возможностях, – попросите своих друзей выручить вас. Всего доброго. Она уже закрывает дверь, но он не дает этого сделать – всовывает ногу в проходе. – Я же могу и полицию вызвать..! – Пожалуйста… – припоминает ее имя, – Барби. Ты – моя последняя надежда на спасение. “Может, он и правда настолько голоден, – задумывается она, прикусив губу, – что ему не хватит сил даже из дома выйти?” – Я буду тебе должен. А вот это уже совсем другой разговор. Барби довольно улыбается про себя, потирает ладони. – Ладно, – показательно равнодушно выдыхает она, – проходите. Она указывает ему на ванную комнату, где гость может помыть руки, – неизвестно же, чем он занимался до того, как пришел к ней, и помыл ли он их после этого, – и возвращается на кухню. Карри почти готово, но ей теперь нужно накрыть на столе для еще одного человека. Которому, она уверена, порция понадобится большая. Целая сковорода, которой, как она надеялась, хватит на дня три, улетит за один присест. Она грустно вздыхает по этому поводу, но пути назад уже нет. Подбадривает тот факт, что он назвал себя ее должником. – Пахнет потрясно, – хвалит он в меру своих возможностей, проходя в кухню – все уже на столе, Барби, соблюдающая приличия, ждет его, – спасибо, хозяйка. – У меня есть имя, – одергивает его девушка. – Барби, – тянет Тодзи, – очень вкусно пахнет, Барби. Девушка удовлетворенно кивает. Жестом приглашает его за стол, Зенин проходит на кухню и садится напротив нее. Желают друг другу приятного аппетита и принимаются за еду. Барби ест аккуратно, Тодзи – жадно. С одной стороны, хочется брезгливо поморщиться и отвести взгляд, но с другой… взгляд отводить не хочется совершенно. И она этому желанию поддается. Не отправляет себе очередной кусок в рот – смотрит, как мужчина напротив грязно ест ее еду. Зенин взгляд чувствует. Смеется про себя. – Что-то не так? – возвращает ее из транса. – Нет, – качает головой, – все в порядке. Просто… задумалась. – Хорошее дело, – кивает Тодзи. – Но иногда бывает вредно слишком много думать. Нравоучительно помахивает палочками. Барби смотрит на него недоуменно. – Это что за мудрость такая? – приподнимает бровь вопросительно. – Дворовая, – коротко отвечает Зенин, продолжая есть. Только дворовой мудрости в её доме не хватало. Как Барби и предполагала, от карри остались только воспоминания и грязная посуда. Она разочарованно вздыхает, но ничего не говорит – сама решила выручить соседа. По идее, он уже все, что ему было нужно, получил, должен был бы откланяться, но почему-то продолжает сидеть за её спиной, прожигать взглядом. – На мне узоров нет, и цветы не растут, – вырывается у неё. – Что-то сказать хотите? – Но вид все равно отменный, – она не видит, как мужчина облизывается, – хотим что-то сказать. – И что же? – выпад про вид она предпочитает пропустить мимо ушей. Но кажется, не только ткань домашней кофты немного намокла от воды, но и… – А чай хозяйка предложит? – Барби. – Строго поправляет она. – Будет вам чай. – Премного благодарен. Она заваривает ему самый невкусный чай из пакетика, не до конца заваривает и не добавляет сахар. Ещё и кипячёной водой разбавляет – наводит ему то ещё пойло, сама не зная, с какой целью. Тодзи делает глоток, отнимает чашку от губ и блаженно выдыхает. – Класс. Мой любимый. У Барби дергается глаз. Ей не очень комфортно от сложившейся ситуации. А когда вспоминает, чем занималась пару дней назад… да и в принципе каждый раз, когда из его квартиры доносится такой шум. – А ты чего не пьёшь? – удивляется он, вырывая её этим из потока мыслей. – Не хочу, – коротко пожимает плечами соседка. – Зря, – качает головой мужчина, – хочешь попробовать чай, который ты мне приготовила? – Нет, спасибо. – Какая-то ты бука. Барби не возвращалась на свое место – она оставалась стоять у плиты, это место казалось надёжным, безопасным и достаточно далёким от Зенина. Вот только она не учла, что он со своего стула вполне может встать, пройти к ней, преодолев разделяющее их расстояние в несколько шагов, и нависнуть сверху, загоняя её в угол. – Уверен, что с тобой может быть весело. Давай дружить, Барби? Барби нервно сглатывает. – Я не верю в дружбу между мужчиной и женщиной. – О, как, – тянет Тодзи, – разумно. Он как бы невзначай опускает руку на её бедро, не глядя, сам смотрит вверх, на шкафы и полки кухонного гарнитура, пытаясь там что-то найти. Девушка тихо ойкает, но он на это внимания не обращает, спрашивает только: – А к чаю что-нибудь у тебя есть? – опускает взгляд синих глаз на неё, смотрит и облизывается плотоядно. – Или из сладкого здесь только ты? Барби внутренне кричит. Они застывают в таком положении на какое-то время: она к нему спиной, чуть не упираясь в его мощную грудь, – какое-то расстояние между ними все ещё остается, – а он нависает сверху, смотрит на неё заинтересованно, ладонь с бедра не убирает, но и действий никаких активных не предпринимает – выжидает подходящего момента. Её грудь глубоко вздымается под домашним лонгсливом – Тодзи вид и правда приятен, но он знает, что можно и лучше. Она же пока взвешивает все “за” и “против” – вторых, очевидно, больше, но мужчина стоит так близко слишком долго, запах его и одеколона уже начинает оказывать пьянящее воздействие на неё, въедаться в кожу и ткань, которая кажется уже слишком лишней. В голове постепенно пустеет, все мысли уходят на дальний план, сейчас есть только её кухня, она и стоящий сзади сосед, который её до бешенства заводит, который начал потихоньку поглаживать её бедро – что приятно обоим. Последним, железным аргументом является его долг перед ней, о котором он сам же и сказал. Значит, за карри с каким-то пойлом, под названием чай, он отплатит своим телом. Барби решается на эту сделку с совестью. Покачивает бёдрами назад, прижимаясь к нему ягодицами. Тодзи довольно улыбается, сжимая кожу, скрытую домашними штанами. Ему, в общем-то то, плевать на всякие заморочки с красивым бельём и всем подобным – голое тело никогда и ни с чем не сравнится, его не нужно дополнительно украшать или пикантно прятать – оно прекрасно само по себе. Он скользит ладонью вверх, обхватывая её за талию, прижимая ещё ближе к себе, на что Барби лишь тихо ойкает, но не сопротивляется. Откидывает голову назад, на его плечо, закрывает глаза, приоткрывает рот, дышит томно. Ему открывается вид на шею, которую было бы хорошо покрыть засосами, но в положении, в котором они сейчас находятся, сделать это довольно проблематично. Но ничего, это дело исправимо. Вторая рука, до этого опущенная на столешницу – то ли для лучшей опоры, то ли для устрашения хозяйки квартиры – перемещается на её грудь. Она скрыта под двумя слоями ткани, но они не особо помогают – Тодзи сжимает ощутимо, на что Барби ахает и еле удерживается на ногах – галантный сосед не даст ей упасть. Пока сам того не захочет. Он жарко дышит на ухо, чуть прикусывает. Барби терпеть это все больше не может. Поворачивается в его объятиях, чтобы оказаться лицом к нему и быть способной отвечать на ласки и ласкать в ответ. Сразу же располагает руки на его широких плечах, которые так хотела потрогать, пощупать, может быть, позже закинуть на них свои ноги. Мужчина времени зря не теряет – сразу увлекает её в жадный, мокрый, страстный поцелуй. Девушка лишь ближе льнет, все ей мало-мало-мало. Столешница кажется не самым лучшим вариантом, а вот обеденный стол, с которого уже убрали посуду и все, что могло бы помешать, выглядит очень соблазнительно. Тодзи поднимает девушку в воздух, перехватывает под задницей, которую он с удовольствием наминает, пока возвращается к столу. Опускает на него Барби почти аккуратно, продолжает целовать бешено. Хозяйка на его темп отвечает с не меньшим рвением – запускает пальцы в отросшие волосы, чуть царапает ногтями кожу. Мужчина тем временем пробирается под домашний комплект, сжимает талию, поднимается выше, в поисках застёжки лифчика, чтобы сразу разобраться со всем лишним, но её не находит – спортивное белье не предусматривает такого. Слегка раздражается, но смиряется – порвет без труда, в случае чего. Тянет за края розовой ткани вверх, Барби чувствует, как постепенно оголяется живот, и отнимает от него руки нехотя, чтобы поднять, помогая себя раздеть. Лонгслив отправляется в полет в неизвестном направлении. Зенин припадает к женской шее, от которой пахнет едва заметно чем-то очень девичьим. И ей. Тодзи любил, когда так, когда от женщины больше пахнет ею самой, чем духами, созданными кем-то другим на широкую публику. Прикусывает, мажет губами влажно, Барби одной рукой держится за его шею, второй упирается в стол. Мужчина спускается ниже, к груди, оставляет пару поцелуев на хлопковой ткани, через которую все дышит, но ни черта не видно. Поступает с мягким бюстгальтером так же, как с кофтой парой минут ранее. Одно женское полушарие обхватывает ладонью, сминает, сжимает сосок меж пальцев, со вторым продлевает все то же самое, только с участием губ и зубов. Кусается. У Барби уже не остаётся ни сил, ни желания на то, чтобы поддерживать сидячее положение, поэтому она опускается спиной на холодную поверхность стола. Тодзи так даже удобнее – он бы её поблагодарил, будь чуть более хорошо воспитан. Но нет. Просто улыбается довольно. Продолжает грубые ласки. Спускается к животу, его тоже кусает – девушка и правда начинает побаиваться, что он ее серьёзно собирается съесть. Если бы знала, что действительно есть такой риск – вызвала бы полицию ещё когда он оказался на пороге её дома. Отвлекает её от этих мыслей тот факт, что она остаётся и без штанов тоже – в одних трусах на столе перед горячим соседом. Он зубами хватается за розовую ткань трусиков и тянет их вниз, снимая. Барби чуть-чуть помогает, приподнимая бедра – сама заинтересована в том, чтобы поскорее избавиться от последнего, такого лишнего элемента гардероба. Они повисают у неё на лодыжке, – Тодзи не утруждает себя тем, чтобы отбросить куда-то в сторону и их, – а затем и вовсе падают на пол. Барби – плевать, Зенину – ещё больше. Времени зря не теряя, мужчина сразу принимается за десерт – грязно, некрасиво, неэстетично, с мерзким причмокиванием и другими звуками зарывается между женских бедер. Облизывает губы, проводит языком меж складок, проталкивается внутрь. Когда находит клитор почти наугад – сразу это понимает, ненадолго задерживается на нем, стоны сверху становятся особенно хороши. Сочные ноги обхватывают его голову. Ему нравится, но свободные, невесомые шаровары стали слишком тесными. Он и так слишком затянул прелюдии, обычно не тратит на них столько времени и сил. Его партнерши, оказавшись в его руках, готовы запустить его сразу же, а сегодня пришлось немного попотеть. Он ещё пару раз проводит языком – акт благотворительности и возможность решить, в какой позе он хочет больше. В обеих. Но начнёт с этой. Тодзи отрывается от её вагины, так и не доведя ни до чего. Барби немного в шоке от такого расклада. Не для этого она его кормила сейчас. Но возмутиться не успевает – он ловко переворачивает её на живот, проводит руками по спине, сжимает ягодицы, на которые облизывался, когда они ещё скрывались под слоями одежды. Как же давно он на неё засматривался. Но девчонка реально его избегала. Пришлось идти ва-банк сегодня. Ставка окупилась, раз сейчас он здесь, а она перед ним вот такая. Спускает брюки отточенным движением. Трусы он предусмотрительно даже надевать не стал – очень верил в успех этого своего предприятия. Со ставками на спорт у него дело шло не всегда, но в подобных вещах – он всегда выигрывал главный приз. Шлепает по заднице под негромкой ойканье и с легкостью проскальзывает внутрь – уже под стон. Тодзи двигается сразу быстро и глубоко – у него нет ни времени, ни желания разводить канитель с медленным толчками, так ещё и погружаться не на всю длину. Так ему не интересно. Неинтересно и его партнершам. Как он думает. Никогда не интересовался и вряд ли когда-нибудь об этом задумается. Барби подмахивает бедрами и тяжело дышит, держась за стол. Зенину немного наскучивает вид чужой спины, хоть он ему и нравится, а ещё он решает занять руки чем-нибудь интересным. Рассыпавшиеся по плечам волосы кажутся отличным вариантом. Он тянется к ним одной рукой, вторую все ещё оставляя на женской талии, собирает в ладони и тянет на себя, поднимая девушку, прижимая её спиной к своей груди. Хозяйка стонет протяжно, руками упирается в твёрдую поверхность, пока мужчина продолжает вбиваться в неё. Кусает открывшиеся плечи, придерживает за талию, спускается к животу, а потом скользит ниже – хочет, чтобы соседка сжала его ещё больше, поэтому возвращается к ласкам клитора. План срабатывает. Барби обмякает в его руках через пару мгновений, откинув голову ему на плечо. Тодзи ещё её держит, совершает несколько завершающих фрикций и выходит из нее, изливаясь преимущественно в ладонь, но в итоге его семя оказывается вокруг повсюду. Тяжело дышат. – Деньги за обед завтра вернешь, – приходит в себя девушка. – Конечно, хозяйка. Никаких денег от него Барби не увидит. Завтра он придёт снова и собирается пройти куда-нибудь дальше её кухни. Придёт и послезавтра, и через два дня, и будет приходить, пока она не забудет об этом долге.