Уроки каллиграфии

Этот странный и интересный мир всегда делился натрое: демоны, небожители, люди; и издавна всем были четко понятны собственные роли в этом сложном театральном представлении. Демоны, конечно, сокрушают, соблазняют, нарушают всевозможные правила. Люди — живут своей непредсказуемой жизнью. Небожители же дарят благословения, у коленей их можно снискать утешения, а возжечь благовоние — обретешь благодать. И каждый — без исключения, каждый, — обитатель небесной столицы знает, что с демонами связываться — себе дороже. Ведь демоны по умолчанию селят раздор и творят всякую невесть, что только взбредет им в голову. Кто и для чего захочет пренебречь запретом на тесные отношения со злейшими врагами, подобными этим низменным тварям? Однако, как мы знаем, — с благословением небожителей никакие запреты не ведомы! ,,, Тонкие струйки дыма зажженных благовоний стремятся вверх, а затем размазываются в толще кислорода. Солнце медленно закатывается за горизонт, окрашивая вход в дом блаженства янтарными разводами. И маленькие огоньки свечей, подвешенных по всей опочивальне, радостно пляшут под тихим пением ветра из-под приоткрытой двери. Кто бы мог подумать, что даже в призрачном городе можно узреть столь живописные картины? Слуги давным-давно скрылись за дверьми собственных покоев: как всегда, когда градоначальник Хуа и его возлюбленный коротали время в компании друг друга. Появляться им было дозволено лишь по срочным делам: в любом ином случае в его владениях в присутствии принца не должно и пылинки летать по царственным покоям. Пусть за закрытыми дверьми они с Се Лянем чаще всего просто занимались каллиграфией и в сокрытии тайн от чужих глаз не было нужды... По крайней мере сегодня, сейчас, в данный момент. На деревянном полу удобно устроилась аккуратно выложенная горка из свитков: лента к ленте. На маленьком изумрудно-зеленом столике из нефрита стояла тушечница с чернилами и толстый пенал с различными кистями, одна другой краше. Подолы белоснежных даосских одеяний струились по полу, и Се Лянь склонился над низким нефритовым столом. Его ноги удобно сложились в коленях параллельно друг другу, словно в целомудренной позе для медитаций. Если говорить без утайки, каллиграфия всегда была для принца неким способом потонуть в сосредоточении. Когда легкая кисть с бамбуковой рукоятью ложилась в теплую ладонь, а затем пушистый влажный наконечник проезжал по тонкой рисовой бумаге мягкими мазками. Когда густой аромат чернил разносился по комнате, перемешиваясь с запахом ладана. Когда строки сами приходили на ум и он бережно укладывал иероглифы на бумагу, будто убаюкивая капризное дитя. И даже тогда, когда в юности приходилось тщательно переписывать священные свитки по несколько сотен раз. Кому как не ему было знать, что нет ничего лучше для тела, чем рост духа. Но не тогда, когда Саньлан своевольно прижался к его спине боком и уложил голову на чужое плечо. Не сказать, что столь невинные прикосновения были чужды наследному принцу, но до сих пор они вызывали в его голове ураган мыслей, что порывался прорваться пунцовыми пятнами на его щеках. И каждый раз этот ураган подбирался все ближе, в окончании унося с лица земли маленькую деревушку где-то в мире, а заодно и все способности Се Ляня держать себя в руках. Куда вдруг подевались его порядочность и чистота помыслов? В этой жизни Се Лянь был слаб перед несколькими вещами. И все они, без всякого исключения, касались одного человека. Хуа Чэна — князя демонов, обладателя звания одного из четырех бедствий, и, конечно же, его верного возлюбленного. После сыгранной свадьбы прошло уже несколько месяцев, а новоиспеченные супруги ни разу не разделили любовное ложе. Не сказать, что это особым образом влияло на их супружеское счастье, их взаимоотношения так и оставались слаще патоки. И если бы нужно было описать их совместный быт одной единственной фразой, то Се Лянь с гордостью бы сказал: "Иволги танцуют, ласточки поют". Но все еще оставалось то самое скромное "но", что упоминалось выше. Точнее было сказать, что они не воспользовались брачной ночью как полагалось. И этому был ряд причин: Во-первых, Се Лянь немного осторожничал в нарушении обета, данного им восемь сотен лет назад. Чтение даосских писаний во времена самосовершенствования и первого вознесения возымело свой эффект. Тем более, что мозг практически автоматически, яко заевшая виниловая пластинка, начинал воспроизводить строки из "Дао Дэ Цзинь" как только в голову его прокрадывались неблагопристойные мыслишки. Вторая причина была тесно связана с первой. Тело, под воздействием мозга, старалось самым быстрым способом найти избавление, дабы избежать греха: ноги напрягались, порываясь бежать, а руки комкали не чужие одеяния, как полагается по словам из желтых книжек, а подолы собственных. Смущение овладевало конечностями. А третья причина заключалась отнюдь не в Се Ляне. Эта причина полностью и всецело принадлежала его супругу. Хуа Чэн, желая до конца дней своих оставаться верным верующим, опасался настаивать и не желал замарать Его Высочество похабными идеями. Он прятал свои дурные помыслы за долгим принятием ванн или за тем, как быстро он отворачивался от принца в кровати в преддверии ночи. Для князя демонов было кощунством осквернять принца даже в собственной голове. И все же, эти скверные мысли успели очернить его сознание, жирными масляными пятнами отразившись на снах. Се Лянь, в свою очередь, не мог залезть в голову к супругу, пролистнув мысли подобно страницам в книге. От того ему казалось, будто Хуа Чэн вовсе не заинтересован в том, чтобы зайти чуть дальше жаркого дыхания на своих губах и крепких объятий. Поэтому те фантазии, что приходили в девственную голову в час глубоких поцелуев, заставляли мужчину чувствовать себя неправедным. Се Ляню казалось, что любовь, так щедро принимаемая им, становилась все более незаслуженной. И так, двое пылающих страстью сердец полнились недосказанностью. И недосказанность эта была подобна иссушенному озеру: наполнить дно эссенцией слов и они могли бы доплыть друг до друга, соединяясь в объятиях. Но пока молчание царило над пустым водоемом, они оба маялись догадками на разных берегах. Они провели в таком положении чуть больше часа с того момента, когда князь демонов имел совесть попросить Его Высочество не просто направлять его в правописании, а показать все на практике. Тогда, без ненужной полемики, наследный принц сложил ноги в коленях, вытянулся в спине и перенял холодную рукоять кисти в свои ладони. "Кисть стоит держать вот так." — заключил он, исправляя кривые линии. "Саньлан, твое письмо действительно стало краше!" — не скупился на похвалу Се Лянь, рассматривая кучи куч исписанных листов бумаги цвета свежевыпавшего снега. Хоть все эти символы скорее и походили на стаю песчаных змей, но все еще трогали губы Се Ляня в нежной слабой улыбке. В самом начале он правда давал какие-то важные советы, старался должным образом наставлять Хуа Чэна в каллиграфии, но когда исписанные листы кончились, он принялся за написание новых заданий. Обычно в такие моменты его возлюбленный подпирал голову рукой и из-под веера темных ресниц наблюдал за спокойным выражением лица Се Ляня, но сегодня в нем что-то переменилось. Видно похвала возымела свой эффект на ученика, что так и норовился время от времени отмахнуться от заданий. Сначала Саньлан, как и всегда, следил за кистью, сидя плечом к плечу с принцем, но затем угол кисти сместился и наблюдать не представлялось возможности. По крайней мере так мужчина объяснился, переместившись прямо за спину Се Ляня. Изначально принца это вовсе не напрягало. Наоборот, его взяла гордость за себя, как за учителя, и за трудолюбивого ученика в лице Хуа Чэна. В концентрации он даже не придал этому большого значения, выводя на белой бумаге все новые и новые строки. А затем за его спиной тонко зазвенело серебро, рука Саньлана умостилась прямо рядом с его правым бедром, а чужой подбородок медленно опустился на плечо. Се Лянь не позволил себе остановиться и на секунду, но не смог скрыть факт смущения и его рука дрогнула, оставив на белоснежном свитке кляксу. Это не укрылось от чуткого взгляда за его спиной. То, как постыдно дрогнула рука Его Высочества от столь тонкого касания. Хуа Чэн тоже не был медиумом, оттого мог лишь теряться в собственных догадках. На его макушку будто выронили глиняный кувшин переполненный уксусом. На кончике языка стало кисло от мысли, что принцу могло быть неприятно. Но так как последний не уклонился от прикосновения, демон не спешил отодвигаться. Между подбородком Хуа Чэна и его плечом оставались слои ткани монашеских одежд, да и тело демона по умолчанию не могло быть теплым, но Се Лянь почему-то почувствовал, словно на его плече медленно тает горячая свеча. Он собрал остатки сил в кулак, свернул испорченный свиток и отложил его в сторону: — Саньлан, извини... — Виновато вымолвил Его Высочество, уложив кисть на изумрудную столешницу и вытягивая чистый свиток из кучи на полу.— Я испортил твой свиток. Так что обязательно возмещу... Не успел он закончить, как рядом с его ухом раздался глубокий мужской голос, полный любви и спокойствия: — Его Высочеству нет нужды беспокоиться, — Се Лянь застыл и мир вокруг них будто замер. Звон серебряных цепочек на подсвечниках, тихое дуновение ветерка, собственное дыхание — все исчезло. Кроме мягкого голоса с его плеча.— Эти никчемные бумажки ничего не стоят. А я готов приобрести хоть тысячу таких же вновь, лишь бы Гэгэ продолжал меня наставлять. Принца хватило лишь на тихий смешок, когда пустота в голове сменилась гладью прозрачных мыслей. Чистый белый свиток разлегся на холодной столешнице. Се Лянь вновь взял в руки кисть и новые мазки опустились на бумагу. Он неспешно принялся выводить всё те же сутры, но вдруг ладонь его вновь мелко задрожала. В призрачном городе с небожителем может произойти что угодно. От греховной пьянки до кровавой битвы. Но галлюцинаций Се Лянь никак не смел ожидать. Тем более, что это место всегда баловало его довольно теплым приемом и успело стать своеобразным домом. Но вдруг он почувствовал, будто горячее дыхание на секунду опалило его шею рядом с воротом монашеских одеяний, и мурашки россыпью бисера бросились по его телу от ушей до пят. Но как, если Хуа Чэн давно считался мертвецом и грудь его не вздымалась? В дыхании попросту не было нужды, тем более в таком, верно согретым тысячью костров. Се Лянь на секунду зажмурился, отгоняя наваждение прочь и спустя мгновение вновь принялся писать. И чем сильнее он сжимал в ладони кисть, тем сильнее напрягалось все его тело и он чувствовал ту тяжесть, что осела на правом плече. Вдруг захотелось съежится, а разум повело по дороге, далекой от небесной столицы. Он вдруг понял, насколько близко находится Саньлан. Щека Хуа Чэна почти жалась в неизмеримых миллиметрах к шее наследного принца и он вдруг ощутил каждый волосок, выбившийся из тяжелых прядей, что касался его собственной скулы. От Саньлана не скрылась и эта реакция, хоть на смысловую цепочку у Се Ляня и ушли доли секунды. Но Хуа Чэн вновь заметил, как рука Его Высочества ненадолго задержалась над бумагой. А затем, крепче сжимая кисть тонкими пальцами, запорхала вновь. Он был готов отклониться назад, побоявшись презрения, но прислушавшись к сердцебиению божества, уголки его губ мелко дрогнули вверх. Сердце его возлюбленного зашлось в ритме, похожим на галоп стаи диких лошадей, отскакивая от ребер в бешеном темпе. Хуа Чэну захотелось опустить пальцы на размеренно вздымающуюся грудь и прощупать биение сердца получше, но вместо этого он решился на мелкую шалость, оставив краткое прикосновение губ прямо на плече, сквозь одеяния принца. Легкие поддразнивания уже вошли в список ежедневных дел. Такое поведение сложно было не заметить или списать на галлюцинации. По щекам Его Высочества поползла россыпь багряных пятен. — Саньлан... — Он сам не узнал свой голос, от сдержанной интонации не осталось и следа. А тембр стал чуть дрожащим и хриплым, будто в горле першило от жажды. Поэтому он не посмел продолжить фразу, лишь быстрее зашевелив кистью. — Да? — Послышалось из-за спины, но все также мучительно близко. Было понятно, что его собеседник разразился в победной улыбке. Хуа Чэн чуть отстранился, чтобы вновь прильнуть, но в этот раз он уселся поудобнее, лишь на мгновение прислонившись крепкой грудью к спине супруга. Ответа не последовало. Просто потому что принц и сам не знал что должно идти следом. Попросить его прекратить безобразничать, а может нагло притянуть того за воротник алого ханьфу и коснуться его губ своими, и затем запустить руки в смоляные волосы и... Он знал, что не стоит ставить горшок на огонь, если олень все еще бежит в лесу. Но перед глазами все еще стояла та картина, где в легком бесовстве под воздействием Тунлу они рьяно делили одно дыхание на двоих. Се Лянь вновь замер, замечая как его письмо стало походить на вихрь из закорючек, чем на почерк подобный плывущим облакам и размеренно текущей воде, что он старательно оттачивал столько лет. Он попытался восстановить контроль и унять эту злосчастную дрожь в правой руке, как вдруг что-то коснулось его талии. Его Высочество наследный принц опустил голову и не успел никак отреагировать, как со спины его плотнее прижали к крепкой, мощной грудной клетке. Узловатые пальцы как появились, так быстро и исчезли. А темноволосая голова вновь устроилась на его плече. Хуа Чэну ради этого прикосновения пришлось согнуться так, что пояс для ножен передавил живот. — Мне показалось, что Ваше Высочество продрог, — Се Лянь наконец одеревенело поднял потупившийся взгляд и для себя отметил, что нефритовая столешница все также холодит его запястья, просто теперь его бедра были надежно зажаты между двумя длинными ногами в черных кожаных сапогах, на которых блестели и мелко звенели серебряные цепочки.— Позвольте одолжить Вашему Высочеству немного тепла. Фраза прозвучала смехотворно, ибо какое тепло могло исходить от демонического тела? Это то же самое, что на холодном ветру опуститься в бочку с ледяной водой — на толику секунды удастся обмануть замерзший мозг. Да вот только во рту почему-то пересохло взаправду, будто под лучами палящего солнца. Се Лянь не видел, но был уверен, что тонкие губы его возлюбленного растянулись в нежной улыбке. Он постеснялся поворачивать голову, ведь одному богу известно что могло произойти если они ненароком встретятся глазами. Его Высочество сделал глубокий вдох. На выдохе кисть снова пустилась в пляс. Но и в этот раз, как в предыдущие, вся концентрация испарилась в мгновение ока. Все, о чем он мог думать, так это о плотно прижатой к его спине широкой груди и руках, что пару минут назад находились на его талии. Его рука мышечной памятью выводила цитируемые священные письмена и стихи. А фокус был направлен на ровное, чистое дыхание. Все мысли его были обращены к тому, насколько приятно и удобно было оказаться в подобной позе. Конечно, он мог оставить кисть и попросить Саньлана посидеть немного вот так, но совесть не позволяла. Все таки Се Лянь взял на себя волю обучить его каллиграфии, а теперь... Хочет нежиться в его объятиях? Хуа Чэн продолжал отслеживать движение кисти по бумаге. Ему нравилось наблюдать за тем, как изящные пальцы обхватывали рукоять из светлого бамбука, как медленно скользила пушистая кисть по бумаге, а за ней появлялись еще влажные темные линии. И линии эти то изгибались, то резко завершались, то утончались к концу. Пускай для Се Ляня навсегда останется секретом такое пристрастие его супруга в каллиграфии. И он никогда не узнает, что Саньлан в его отсутствии тренируется в этом искусстве, обводя каждую линию, оставленную чужой рукой, собственными пальцами, будто проверяя — остался ли на них след возлюбленного. Сегодня движения кисти были не плавными как обычно, и Хуа Чэн это сразу приметил. Сначала, когда шею принца похоже опалило горячим пустынным воздухом, а затем плечо получило легкий поцелуй, скоропись и заминки были объяснимы. Но от чего же сердце мужа бьется в груди так неистово сейчас, когда все игры окончены? Кисть буквально парила над свитком, случайно оставляя черные жемчужины туши прямо на белоснежной поверхности. И один такой неровный взмах, несколько капель уселись на тыльную сторону ладони Се Ляня. Подобная мелочь не была замечена самим принцем, разум его унесло в далекие дали фантазий. Одна густая капля и рядом две маленькие. Настолько черные, что вся кожа вокруг казалась белее слоновой кости, больше походя на бумагу. Хуа Чэн медленно сглотнул, и звук этот не укрылся от чуткого уха бога войны. Три капли. Всего три капли заставили Хуа Чэна шумно сглотнуть. Сейчас его непотребные мысли ураганом бились внутри его черепной коробки. И он пытался отбиться от них, но под рукой как назло не оказалось Эмина. Оставалось лишь нервно поджать губы и отдать разум фантазиям на растерзание. От чего-то это безумно его возмутило, а если бы их услышал еще и принц... Князю демонов всегда нравились эти длинные пальцы. Говоря по правде, Хуа Чэн был в восторге от всего в Се Ляне. Но от мысли о том, как прямо сейчас ему захотелось слизнуть эти чертовы капли кончиком языка, а затем поочередно пропустить пальцы в рот один за другим, овладели его сознанием. Он повторно сглотнул, пытаясь проглотить комок, вставший в горле. И даже не заметил, как рука перелетела через плечо возлюбленного, накрыв его ладонь. Все таки кожа демона была намного светлее, она отдавала мертвенной синевой, в то время как кожа Се Ляня обладала медовым оттенком, заработанным в работе на полях. А когда он опомнился, то заметил, что Се Лянь безмолвно застыл, так и не завершив последний иероглиф в строфе. Как и его рука, что лишь подушечкой среднего пальца касалась костяшки на чужом указательном. В покоях повисла немая пауза. Тихие звоны цепочек от лампадок свечей оповещали, что время еще не остановилось. Хуа Чэн вдруг почувствовал, будто проигрывает самому себе в невидимой дуэли. Та его часть, что ненавидела и корила себя за непристойные фантазии с участием Его Высочества, была грубо заткнута ощущением теплой кожи под пальцами. И он повел пальцем на себя, размазывая капли от костяшки до сгиба запястья Се Ляня. Внутри принца в этот момент тихо завывал ветер. Все его мысли утихли, мозг сосредоточился на прикосновении. В сознании более не зачитывались строки из "Дао Дэ Цзинь". В этот момент у него возникла мысль отодвинуться и поблагодарить за заботу, но все, на что его хватило — рефлекторно дернуться, а затем застыть наподобие остывшему воску свечи. Он внезапно ощутил, как адамово яблоко, прижатое к его спине вдруг поднялось вверх и также быстро опустилось. Принц не решался ни двинуться, ни вымолвить и слова. Он безмолвно наблюдал, следуя взглядом за пальцем демона. Палец поднялся выше, задевая края белоснежного рукава. Се Лянь задержал дыхание. Все эти касания были столь невинны, точно трепет крыльев призрачной бабочки, но это все еще были прикосновения любимого человека, что окрашивало их в определенный оттенок. Хуа Чэн пообещал себе лишь краткое касание, но рука перестала слушаться импульсов, исходящих из мозга. Будто бы все то животное, что он изящно скрывал и утаивал, было готово вырваться наружу и запятнать божество в его руках. На его удивление, он все еще не встретил вежливого отказа, но и не решался заглянуть в чужое лицо. Он медленно скользнул пальцем выше, а подбородок наконец поднялся с чужого плеча и Се Лянь ощутил, как туловище позади прижалось еще плотнее, а виска коснулись сухие губы. Принцу это показалось весьма смелым, но у Хуа Чэна на это ушли все силы. Ладони его все еще были холодными, а одеяния весьма плотными, но чем выше тот поднимался, тем сильнее обжигало кожу Его Высочества. Казалось, будто он забыл как дышать, потому что легкие затаились где-то в груди и предательски отказывались вздуваться. Что за заклинание на обездвиживание? Палец превратился в тонкое, еле осязаемое, касание ладони. Хуа Чэн порхающим движением коснулся плеча, иначе смахивая пыль с хрустальной вазы. — Кажется Гэгэ проверяет свои способности по задержке дыхания? — Мягко поддел голос слева, выделив "по задержке дыхания". Вот только он и сам заметил, как в его голосе просквозили нотки с трудом сдерживаемого вожделения. — Его Высочество испачкался тушью, этот недостойный имел смелость не сдержаться в касаниях. Се Лянь уже забыл как дышать, как моргать, как двигаться. Он боялся пропустить малейшее прикосновение, с жадностью наслаждаясь этим мгновением. Его сердце нещадно долбилось сквозь ребра так, что казалось это не ускользнет от острого слуха Саньлана. — Мы ведь супруги, — Наконец неловко выронил Се Лянь. Эти слова все еще оставляли на его губах привкус стеснения. А затем полушепотом он добавил. — Саньлан может касаться меня сколько душа велит... И пускай в его словах не было ничего непристойного, но жар смущения скатился по его лицу, слабо касаясь разлета ключиц. — Могу ли я трактовать эти слова по-своему? — За неприсущую ему несдержанность, Хуа Чэну вдруг захотелось собственноручно отхлестать себя по лицу. Голову Се Ляня и так населили неподобающие мысли, но теперь они заставили онеметь и его затылок. Стоило ему лишь представить, как Хуа Чэн прекратит считать его сокровенной реликвией, которую нужно обмывать священными маслами и прикоснется своевольно, колени сами вжались друг в друга. — Да... — На выдохе прошептал он больше для себя самого, нежели для Саньлана. Но тот воспринял это как разрешение и мелко дрогнувшие пальцы тут же оказались на божественном плече. Пальцы прошагали по левой ключице в направлении к ямке над грудью. Они уже сливались в духовной близости, терзали друг друга сладострасными поцелуями в ночи, так почему сердце каждый раз заходится как бешеное, стоит Саньлану коснуться его так недвусмысленно? А тот все продолжал. Пальцы мягкой поступью прошлись по оголенному участку шеи там, где раньше чернела проклятая канга, и, задев кадык, спустились вниз. Хуа Чэн легонько огладил воротник грубой белой ткани, царапая ногтем нежную кожу. И Се Лянь тяжело выдохнул: это все, на что его пока что хватало. Ему явно хотелось поддаться. Хотелось надеятся, что моргнув еще пару раз он сможет разглядеть многообещающие узоры красивых дорог. Саньлан проскользнул по вырезу на верхних одеяниях еще несколько раз, кратко царапнув кожу рядом. А Се Лянь, вместе с румянцем, покрылся десятым слоем мурашек. Эти касания были легкими, как ветерок в летний день, и одновременно дразнили и щекотали, будто конский хвост. Медленная пытка, что сводила его с ума, не прекращалась еще какое-то время. Пальцы вернулись на плечи и тогда Се Лянь сжал кисть в руке, в надежде почувствовать прикосновение кожи к коже еще хоть один раз. Будто бы услышав его мысли, пальцы Хуа Чэна легли на его шею, трепетно и аккуратно касаясь ее лишь подушечками. Се Лянь, сам того не осознавая, начал медленно, но верно, распаляться. Пускай все его ощущения и сконцентрировались на чужих пальцах, но глаза мозолил вид скучающего нефритового стола, свитков, одинокой пиалы с чернилами. Поэтому лучшим решение было опустить веки и мягко выдохнуть, откинув голову назад. Темные волосы складкой сложились на плече Хуа Чэна. Демон так и продолжал медленно и томно мучать. Се Лянь не видел его лица и все также не мог превозмочь смущение, чтобы заглянуть в любимый глаз. Но он никак не мог знать, что его нерешительность была напрасна. То, что в данный момент искрилось на дне темного зрачка Хуа Чэна, было неприкрытым восхищением, смешанным с влечением. И если бы его кожа могла нагреваться, то лицо тут же покраснело бы в ответ на собственные действия. То, как Се Лянь откинул голову и решил дрейфовать на волнах ощущений, не могло его не радовать. Но даже если бы Его Высочество и решился разлепить плотно зажмуренные веки и заглянуть в лицо возлюбленному, то не смог бы разгадать его выражение. Со слегка приоткрытыми губами он, словно завороженный, чернеющим глазом следил за собственными пальцами. То, как бессовестно разгуливала его ладонь шло вразрез с мыслями. То есть да, он все еще пылал в вожделении, но вся эта ситуация нечаянно заставила его вспомнить те десять лет внутри закрытой Тунлу. Те времена, когда он по памяти высекал это божественное тело и лицо раз за разом, пытаясь хоть на долю приблизиться к идеалу. То, как сердце его продолжало разрываться в горе и отчаянье. В полной тишине и темноте он умолял неизвестно кого, борясь с нахлынувшей лихорадкой "Прошу, дождись меня". Но камень и на крошку не был похож на то, чего он касался сквозь белые монашеские одежды. Это сильное, крепко сложенное, теплое тело бога войны. Тот самый оригинал, пред каменными ногами которого он бесконечное количество раз срывал голос в молитвах и еще пару раз доводил себя до пика удовольствия. За что еще тогда отвесил себе сотню пощечин, за осквернение божественного лика. Кровь князя демонов забурлила, а губы быстро превратились в тонкую сухую полосу, стоило ему предаться воспоминаниям о прошлом. Вторая рука Хуа Чэна поползла по талии возлюбленного. Кажется, шорох ткани никогда не был таким громким. Рука соскользнула с крепкой талии вниз, а затем совсем осторожно приземлилась на бедре. От таких касаний искры внутри Се Ляня сосредотачивались лишь в одном месте. Там, где медленно и туго затягивался узелок желания. Ему вдруг захотелось по старой памяти вытянуть Фансинь из ножен. Но теперь он не был один. Вдруг удача сыграет на руку и не придется думать как избавляться от болезненного возбуждения? От мыслей, что витали у него в голове, он почувствовал, будто божественные силы вновь покидают тело. Стоило его голове немного полегчать, как грубо прервав сочные мечты, в темном углу что-то зазвенело. Этот звук был знаком Се Ляню, так что он медленно отлепил веки друг от друга и поднял голову с удобного плеча. Принц не мог разглядеть очертаний оружия, так что ласково позвал: — Эмин?— Хуа Чэн за его спиной сжал челюсти и спрятал взгляд за челкой цвета воронового крыла. Он стыдливо стянул ладони с бедер Его Высочества так, будто ошпарился. Се Лянь уже хотел вытянуть Жое, чтобы та обвилась вокруг сабли и приволокла ее в заботливые ладони, но его опередили. Хуа Чэну стоило лишь вытянуть руку вперед, как Эмин остервенело влетел в его ладонь. Се Ляню на миг показалось, будто глаз на рукояти бешено вращался из стороны в сторону. Но он не успел разглядеть, так как хозяин оружия тут же отвесил звонкую оплеуху по серебру прямо там, где находился рубиновый камень. Обычно, после такого Эмин обижено замолкал. Но по какой то причине он продолжал подрагивать в руках демона. — Да что же это такое... — На выдохе выругался Хуа Чэн и намертво прижал того к полу. Сабля наконец прекратила завывания. Он раздраженно выдохнул вновь, потирая переносицу. — Прошу простить за столь невоспитанную вещицу. — Что с Эмином такое? Он чем то взволнован? — Поинтересовался Се Лянь. Но только он замкнул губы, как осознание накрыло его. Кончики ушей стали напоминать листья яблони в осеннем саду. Сердце, взволнованное состоянием артефакта, вновь зашлось в бешенном ритме от смущения. То, чем они занимались пару мгновений назад — действительно волновало и будоражило. И, как оказалось, не его одного. — Этот непослушный пес лишь выпрашивает у Гэгэ ласки. — Прозвучало из-за спины, Хуа Чэн вновь отстранился. — Думаю и я слегка увлекся, Ваше Высочество не закончил урок... Негодование затуманило голову Се Ляня. Все те новые ощущения, которые он испытывал, наполнили его сердце и на мгновение вернули во времена самосовершенствования. В тот период, когда он был самоотвержен и тверд в своих решениях. Когда его юношеская кровь бунтовала, а потребность спасти весь мир пылала под ребрами, обжигая нежное сердце. Кажется, возбуждение подействовало на него крайне странным образом. Принц уронил кисть прямо бамбуковой рукоятью в тушечницу, от чего та зазвенела, пытаясь устоять на месте. Еще пара капель чернил, подобно росе, рассыпались по снежному листу бумаги. В этот момент рассыпалось и его терпение, откровенное любопытство взяло верх. Он приподнялся на пятках, мигом перевернулся, перекидывая одеяния назад и уселся прямиком между чужих разведенных ног. Взгляд его медленно заскользил по одеяниям цвета киновари, блеск от серебра танцевал с золотым оттенком в его радужке. А когда Се Лянь наконец полностью поднял голову, то не увидел того, чего ожидал. Вечно спокойное, как гладь озера, улыбающееся лицо напротив исказилось в удивлении. Хуа Чэн приподнял одну бровь, озадачено разглядывая супруга. Воздух вдруг стал густым и тягучим. Его возлюбленный, отметил для себя Се Лянь, выглядел необычайно великолепным. Демоническая красота ослепляла и завораживала одновременно. Точеные скулы, высокая переносица, черный глаз с расширенным зрачком, на дне которого плескались искры похоти, и слабые отблески свеч, разгуливающие по его мраморно белой коже... Великолепие, достойное кисти самого лучшего творца. — Саньлан... — С его именем на устах он подтянул Хуа Чэна на себя за воротник верхних одежд. Чувства превратили его сердце в скрученную гармошку. Их губы соприкоснулись в неловком поцелуе. Кажется, содержимое головы князя демонов медленно превращалось в некое подобие бобовой каши. Если бы его сердце могло биться, то точно выпрыгнуло бы из груди. Широко распахнутый глаз наконец прикрылся, а затем мазок влажного языка по губам и опьянил, и отрезвил его в одночасье. Принц забылся в поцелуе. Сначала ему казалось, будто весь контроль над ситуацией в его руках, но стоило губам напротив приоткрыться чуть шире, как от настойчивости не осталось и капли. Хуа Чэн решил не противиться, просто не мог отказать собственному богу. Хотя пару мгновений назад он принял решение не настаивать, а проветрить голову, дабы не превратить ситуацию в бедлам. Но теперь, подобно послушному верующему, был готов возложить к ногам бога все, включая собственную жизнь. Поцелуй из неловкого превратился в порыв страсти, стоило демону украсть зыбкий контроль. Его разум был опален жаждой прикосновений, страстью и порывом чувств. Подобно змею искусителю он вжался в чужой рот, сминая розоватые лепестки губ. Се Лянь таял, плавился под напористыми движениями, хотя и старался не отставать. Дабы заглушить набат небесных колоколов в голове, он ухватился за ворот одеяний и самовольно прижался еще ближе. А затем руки его поползли вверх, вслепую ощупывая шею, линию челюсти и, наконец, обхватили лицо напротив. Принц устроил одну ладонь на ледяной щеке, а другую вновь спустил в начало маршрута. Пока пальцы руки оглаживали наглазную повязку, правая рука погладила ворот и коснулась участка груди — показалось, будто грудная клетка под его пальцами тихонько жалобно поднялась. И он почувствовал, как тепло коснулось кончиков его пальцев и устремилось прямо в сердце. Се Лянь хотел вернуть те прикосновения, под которыми таял пару минут назад. Он хотел показать, что ему точно и безоговорочно было приятно. Пытался развеять сомнения, надавив на ямку над грудью и легонько царапнув голый участок ключицы. Он тонко намекал "Тебе не нужно бояться прикосновений ко мне. Ты ведь видишь, как я преодолеваю стеснение, уверенно касаясь тебя. Ежели я отдал тебе свое сердце, так чего стоит это бренное тело?" В тот момент в голове Хуа Чэна более не бушевала битва. Она закончилась его победой, как и своим же проигрышем. Ресницы подрагивали от перевозбуждения, и он чувствовал себя ребенком, что дотянулся до ветви с наливным сладким яблоком. Се Лянь удерживал голову возлюбленного, боясь вновь лишиться удовольствия. Он ласкал его щеку большим пальцем, будто успокаивая. Другая рука поднялась к задней стенке уха, мягко массируя мочку. Поцелуй смягчился и ему показалось, что удача вновь подводит. Словно искры, что метались вокруг, превратились в тонкое потрескивание свеч. "Так не пойдет." — Пробормотал принц прямо в губы, углубляя поцелуй в неприсущей ему манере. Рука соскользнула под ворот верхнего одеяния Хуа Чэна. И пускай ему хотелось взглянуть на это, он лишь сильнее зажмурил глаза и принялся претворять план в действие. Пальцы с нажимом продвигались по правому плечу, а затем устроились на спине. Ему пришлось прильнуть ближе, полностью приподнявшись с пяток на колени. В этот момент поцелуй разорвался на доли секунды, а затем Хуа Чэн приобнял его за талию и вновь закружил во влажном танце. Ткань шуршала, пальцы медленно поглаживали верхние позвонки на спине демона через нательную рубаху, а затем ладонь переместилась на нижнюю часть шеи. И касание превратилось в легкий массаж. Кожа Хуа Чэна оставалась холодной, а руки принца были горячими, будто нефрит оставленный в ясный день на солнце. Но разум демона пылал и он более не мог с ним справиться. Ледяные руки разомкнулись от объятий и ладони обхватили талию Се Ляня. Он притянул возлюбленного ближе. Сквозь пелену наслаждения он разомкнул их губы, чтобы спустя парочку коротких телодвижений Его Высочество перекинул свои тонкие щиколотки через его раздвинутые бедра. Уставшие и раскрасневшиеся от поцелуев губы припали к венке на шее. Тело под ним дернулось и горло под его любовной атакой разобрало внутренней вибрацией. Но он не заметил этого и продолжил усыпать шею нежными касаниями губ. Он не видел, как Се Лянь распахнул глаза и стыдливо поджал губы. Его тело впервые напряглось не от того, что захотелось бежать. Наоборот, хотелось задержаться вот так хоть на толику дольше. Подобного напора хватило, чтобы принц в его руках наконец расслабился и превратился в хлюпающую весеннюю слякоть под ногами. Непочтительный рот ласкал шею божества, легкие касания превратились в жадные поцелуи, поцелуи в укусы, а укусы в зализывание "ран". По истине, Хуа Чэн вел себя как с цепи сорвавшийся пес, нагло накинувшийся на своего хозяина. Одна рука крепко удерживала возлюбленного за затылок, пока другая не сползла чуть ниже, крепко вцепившись в бедро. Тело Се Ляня отклонилось назад под чужим весом и все, что ему оставалось это крепче ухватиться за заднюю часть шеи возлюбленного и пытаться контролировать сердце, лихорадочно пустившееся в бег. Когда буйство вожделения в груди Хуа Чэна наконец успокоилось, он медленно отпрянул от чужой шеи. Пред его глазами предстала картина, которую он и не надеялся узреть собственными глазами: наследный принц Сяньлэ, Его Высочество Се Лянь, запятнанный багровыми пятнами узорами и с гулко вздымающейся грудью, прикрывал нижнюю часть своего лица тыльной стороной ладони. Волосы его опали на плечи шелковым водопадом, а те, что находились ближе всего к затылку, были растрепаны демоническими пальцами. Холодный пот промочил одежду на его спине; князь демонов не понимал, как трактовать подобную реакцию, ибо последствия данной ситуации он продумать не успел. Брови Се Ляня сдвинулись к переносице, а все лицо по цвету напоминало маковые лепестки. И молчание, зародившееся под тяжелым дыханием принца, давило его изнутри. Если бы Се Лянь только перевел взгляд на Хуа Чэна, то последний бы точно разглядел на дне его ярких глаз озера сладострастия. Но стыд и годы воздержания возымели свое, и он все еще не понимал как достойно реагировать на подобного рода ласки. Еще пару минут назад Его Высочество был полон смелости и вовлек возлюбленного в горячий поцелуй, пока руки его блуждали по крепкому телу. А теперь, павший под напором своего супруга, он мог лишь одной рукой крепко сжимать алые одеяния на чужом плече. — Ваше Высочество... — Голос Хуа Чэна полнился жарким, томным и неудовлетворенным желанием. От такого произношения собственного титула Се Лянь покрылся мурашками, а вся кровь в его организме с неистовой силой устремилась к определенной части его тела. Он перевел на супруга свой смущенный взгляд. — Этому недостойному жаль, он позволил себе запятнать Его Высочество... — И когда его взгляд вновь опустился на шею божества, то какая-то часть его горделиво облизнула губы. Они все еще были настолько опасно близко, а холодная рука сминала затылок Се Ляня непозволительно долго и он поспешил ее убрать, переместив на талию. — Это действительно ненарочно, мне жаль. — Я выказал хоть каплю недовольства? — Се Лянь наконец убрал руку от лица и опустил ее на щеку возлюбленного. Он знал, что онемение от собственной неопытности пустило по его рукам краткую дрожь, а лицо пылало в смущении, но продолжил.— Саньлан... Ты ведь знаешь, что у меня нет и капли желания тебя оттолкнуть. Хуа Чэну показалось, будто он потонул в собственных мечтах. Его самый большой страх сейчас обнажился перед теми глазами, которые смотрели на него с заботой и толикой жалости. — Пускай ты и первым дотронулся до меня, но и я вовсе не против быть "запятнанным" именно тобой... — Большой палец ласково кружил на линии челюсти демона, а нежная полуулыбка тронула губы Се Ляня в свойственной ему манере. — Обет воздержания... — Хуа Чэн произнес это лишь губами, но затем, стыдливо отведя взгляд в сторону, он попытался вернуть свой увереный тон. На его губах расцвела искусственная ухмылка. — После подобного рода ласк Его Высочество может лишиться духовных сил. — Тогда ты тут же немного мне позаимствуешь! — Хуа Чэн усмехнулся столь смелому заявлению. Конечно, он был только рад, ибо все, что принадлежало князю демонов — искренне принадлежало и Его Высочеству. Только вот подобный напор не был присущ Се Ляню, чаще всего он стеснялся просить о чем-то подобном. Но сегодня поцеловал его первым, похвалил и даже достаточно прозрачно намекнул на поцелуи. — Боюсь Его Высочество всецело не осознает какие похабные мысли этот недостойный скрывает в своей голове. Се Лянь покраснел до кончиков волос. И ему показалось, что в свете мягких отблесков свеч, щеки напротив налились слабым оттенком розового. Наконец демон перевел свой взгляд на него и их взгляды встретились. Принц разглядел дымку густого желания меж чужих ресниц. Но даже тот, кто выглядел развратно, мог в одночасье превратиться в самого стеснительного скромника, чьи чувства были тоньше пергаментной бумаги. — Послушай, Саньлан. — Твердо начал принц, пускай сердце его и дрожало подобно листу плакучей ивы на ветру. — Наши души и тела были скреплены браком, мы делим одну кровать на двоих. Пускай мое непорочное тело и чисто от подобного рода ласк, но разум мой... Тут Се Лянь осекся, неловко прочищая горло. Хуа Чэн оцепенел на месте, будто каменное изваяние и старался не упустить и звука. — Не пойми превратно. Помимо данного обета существуют многие иные способы самосовершенствования. — Голова Се Ляня кружилась, а взгляд потонул в складках на чужой одежде. Он начал так смело, а в итоге вернулся к самому себе, зажатому в тиски. — То есть и принц думал о чем-то непотребном? — Хуа Чэн был воодушевлен признанием, ему казалось, что пара неловких фраз Се Ляня вновь вознесла его на небеса на мгновение. Весь его мир перевернулся с ног на голову. Тот, кого он считал девственно чистым и далеким от постыдных помыслов, признался в обратном. — А? — Принц подавился от стыда. Кончики его ушей пылали под пристальным взглядом глаза в глаза. — Нет... То есть... Мне казалось, что все супруги делят ложе. — Вот оно как. — Хуа Чэн ядовито ухмыльнулся, его пожирающий взгляд теперь без стеснения гулял по смущенному лицу напротив. Се Лянь более не мог бороться с вырывающимся наружу смущением. Он притянул супруга к себе за грудки и впился в его губы поцелуем. Неожиданно он почувствовал, как чужой натиск сменился бушующим ураганом. И горло его сжалось в волнении. Это прикосновение застало Хуа Чэна врасплох, оттого вся его сдержаность испарилась в мгноверие ока. Он не мог упустить зеленый свет, что так нарочито ослеплял его. И руки пустились в бега. Он ощупал крепкую спину принца, а затем руки вновь вернулись на талию и он притянул Его высочество еще ближе, усадив того прямиком к себе на бедра. Теперь Се Лянь зарделся еще сильнее, как же сильно и неутомимо билось его сердце. Его и Саньлана разделяла лишь тонкая шелковая ткань и немного неловко поерзав бедрами он заметил, что сидит на чем-то невероятно теплом и твердом. Руки Хуа Чэна все еще касались слишком трепетно, будто вся его самоуверенность ушла на то, чтобы прижаться чуть ближе. — Все в порядке. — Тихо прошептал ему в губы Се Лянь, ласково поглаживая смоляные волосы на макушке. Это была поистине последняя капля. То, как на Хуа Чэна воздействовал этот низкий, сочившийся вожделением голос — не поддавалось объяснению. Радужка его глаза была сожрана черным зрачком, а белок под закрытым веком затянуло паутинкой из рдяных нитей. В этот миг, будто открывшаяся гора Тунлу, ему взбесовало голову. Конечно, он от и до желал принца. И порой ему было достаточно тех невинных касаний губ. Но сейчас, все его демоническое желание обрушилось на голову и бежать было некуда. Этот распаленный мужчина на его бедрах, взгляд минутами ранее, магнетический голос... Хуа Чэн сжал зубы до скрипа, а потом припал к чужой шее вновь. Пускай ему и хотелось быть нежным в первых страстных прикосновениях, сейчас похоть дурманила его голову. Укусы посыпались на чувствительную кожу с новой силой. Се Ляню пришлось до боли сжать свою нижнюю губу зубами, перекрывая выход странным звукам. Дыхание было то сдавленным, то необузданно несущимся во весь опор. Боль граничила с удовольствием. Длинные узловатые пальцы спешно развязывали пояс даосских одежд, а затем нежно приспустили верхнее одеяние с плеч принца. Хуа Чэн отстранился, чтобы еще раз разглядеть согласие на лице супруга и с нескрываемым удовольствием рассмотреть это зрелище. Белая ткань заструилась по рукам, а затем свободно упала вниз. Тюль волос откинулась назад, вместе с распахнутым одеянием и теперь открыла невероятной красоты вид: оголенную кожу цвета спелой пшеницы и два маленьких розовых бутона, которые поспешно сжались от неожиданно настигнувшего их холода. Се Лянь поспешил прикрыться, но не успел в стыде свести ладони на груди, как Хуа Чэн уже накрыл губами его правое плечо, и мягкая алая ткань коснулась голой груди. Ласковые поцелуи потоком посыпались от кончика ключицы до самого плеча. Так, будто князь демонов возносил ему молитву. А руки сминали кожу под лопатками и после нырнули на грудь, мягко оглаживая кожу, покрытую мурашками. Се Лянь уже тонул в этой жизни и не раз, но теперь ему было очевидно, что все те жалкие попытки выкарабкаться из толщи воды были лишь дурачеством. В данный миг он тонул по настоящему, тяжелое дыхание вырвалось из сжатых губ с удивленным стоном как раз в тот момент, когда тонкие пальцы коснулись его соска. Теперь голова кружилась и у Хуа Чэна. Вроде бы молния дважды в одно место не бьет, но его будто ударило током и электричество разошлось по всему телу, а затем позорно дрогнул его налитый кровью член, спрятанный под тонкой тканью и зажатый между его бедрами и бедрами принца. И, конечно, это не могло бесследно ускользнуть от Се Ляня. Он смущенно зажмурил глаза, за затылок прижимая Саньлана еще ближе, чтобы тот не смог разглядеть на его лице градус стеснения. Но он не знал, что еще большее смущение испытывал тот, кто так резво и упорно вылизывал кожу на его плече. Постыдно дернувшаяся плоть застала Хуа Чэна врасплох. Ожидаемо, что его тело именно так будет реагировать на открытого принца со всеми его восхитительными реакциями, но он не знал, что лишь краткий стон Се Ляня может вызвать несдерживаемую волну страсти внутри него самого. Эта волна сносила с собой все остатки разума, которым он обладал в моменте. Пальцы потерли наспех затвердевшую розовую горошину, в попытках поймать еще одну реакцию и сверху прозвучал еще более несдержанный звук. Демон все еще помнил то краткое мгновение в пещере с цветочными демонами, когда он на миг коснулся возбужденной груди Его Высочества. Тогда подобная реакция заставила его всерьез волноваться, но спустя годы осознание нагнало его, и впредь он более не мог скрыться от воспоминаний в ярких весенних снах с участием Его Высочества. Они оба падали в глубокую тесную яму, выбраться из которой смогут лишь плотно переплетенными и потными. То, что видел перед собой Хуа Чэн, было в разы лучше всех его снов и фантазий. Вся чистота и сдержанность Се Ляня рассыпалась, словно снесенная ветром черепица. Он пытался не отставать, только лишь подставляясь под ласки, но тело замерло в оцепенении и могло лишь подрагивать, поддаваясь бедрами вверх. Его неопытность вновь сыграла с ним злую шутку и все возбуждение умножилось трехкратно, в желании скорее излиться. Он не знал, как трогать себя, и спустя пару минут его тело горело и извивалось под демоническими руками. Хуа Чэн, в свою очередь, стал слишком чувствительным от того, как яростно принц цеплялся за него руками и ерзал. Оттого он поспешил ухватить чужие бедра и тесно прижать к своим. Пальцы даже сквозь одеяния оставили легкие красные следы на тонкой коже. Стон вытек из его рта подобно тягучему меду. Сердце Се Ляня громко упало в желудок, сделав несколько оборотов вокруг оси. В этот раз звук принадлежал не возбужденному принцу, этот томный и задушенный стон был рожден губами Хуа Чэна. Его чувствительность была объяснима: до сих пор он мог лишь представлять все это в своей голове, а теперь, когда он наконец превратил это в реальность, то перевозбуждение нахлынуло на него, забирая крупицы сознания. Его подрагивающие пальцы соскочили с бедер и плотно врезались в мягкие ягодицы Се Ляня, впившись ногтями, а костяшки его пальцев побелели. Се Лянь в этот момент замер в удивлении. Его сдержанный, нежный и во всем потакающий супруг сейчас был похож на дикого зверя, который еще чуть-чуть и разорвет его глотку пополам в нелепой попытке выразить любовь. Хуа Чэн впервые выглядел столь эгоистично, гнавшись за собственным удовольствием. Он все еще нежно ласкал чужую шею губами, чем разбил дыхание Се Ляня вдребезги. И все еще издевательски грубо сжимал его ягодицы, чем вырывал из уст принца тихий скулеж. Хуа Чэн растерял последние капли терпения в возбуждении, вжав Се Ляня в себя, подтянув его за задницу нарочито игриво своими руками. Принц почувствовал, что через слои одежды между его ног вновь проскользнуло что-то твердое. Он в легком испуге отпрянул назад, вновь проезжаясь по тому, что было скрыто под одеяниями цвета крови. И Хуа Чэн, прикусив кожу под его адамовым яблоком, притянул его обратно. Созданное трение вызвало табун мурашек у обоих. Но то, каким нуждающимся и измученным выглядел сейчас князь демонов, приводило Се Ляня в искренний восторг. Он даже и подумать не мог, что Хуа Чэн, охваченый желанием, будет использовать его бедра для удовлетворения таким образом. Он медленно качнулся туда-сюда еще раз, пока руки на его ягодицах не сжались еще сильнее. Вот почему Хуа Чэн боялся дать себе хоть каплю вольности — он боялся столкнуться с этой извращенной и порочной частью себя, что не могла удержаться и превращала кожу на шее принца в багряное месиво расцветающих следов. Неожиданно для себя Се Лянь понял, что его странный интерес и стремление помочь Хуа Чэну справиться с его удовольствием зашли слишком далеко, и вот он уже самовольно ерзал вперед-назад на его бедрах почти слишком уверенно, а демонические пальцы переползли на его спину и сжали кожу под лопатками. — Ох... Ваше Высочество... — Голос Хуа Чэна надломился на выдохе, тело совершенно его не слушалось и он мог лишь жаться ближе к Се Ляню, уткнувшись лбом в его плечо. Он чувствовал волны удовольствия, расходящиеся по всему телу и прильнул поближе, словно прося защиты. В данный момент он находился на краю экстаза, на грани падения и все благодарю божеству, что даровало ему немое благословление. Щеки Се Ляня все также безумно багровели, будто их коснулось закатное солнце. Интерес ко всему происходящему и желание перемешались в его груди, он вжался бедрами еще сильнее, усиливая трение. Его вставшая плоть оттопырила нижнее одеяние и то и дело касалась чужого напряженного живота. В момент, когда Хуа Чэн сжал ладонями кожу на спине Его Высочества и мелко задрожал всем телом, он почувствовал себя живее всех живых. Позорно изливаясь прямо в штаны, его бледное, вечно спокойное лицо, покрылось испариной и красными пятнами. Стыдливо подергиваясь в оргазме, его рот рождал все новые и новые краткие стоны. Он вжался в принца всем телом, чтобы остановить движения чужого таза на нем. На нем, таком гиперчувствительном и изнеженном. Се Ляню, похоже, хватило этого зрелища, чтобы пальцы его рук задрожали в новой волне возбуждения, а золотые глаза неистово блеснули. Узелок внизу живота затянулся с новой силой, морской вязью. Он все еще не кончил, его разгоряченная плоть изнывала в нехватке внимания. По лбу Хуа Чэна стекла крупная капля пота точно также, как на головке члена Се Ляня выступила прозрачная капля предэякулята, оставив мокрый круг на исподнем. А сердце его трепетало, как капля росы на зеленом листке. В прошлом он мог вытерпеть собственное возбуждение, когда тело и тень его утешали друг друга, но сейчас, в объятиях мужа все его внутренние струны натянулись. — Саньлан... Ты только что... — Все еще в удивлении прошептал принц. Он был ошеломлен не скоропостижной разрядке возлюбленного, а тем, что смог вывести его на свет и тот позволил увидеть совершенно новую и совершенно постыдную свою сторону. Спина Хуа Чэна все еще вздрагивала, когда он разорвал плотные объятия и наконец сумел взглянуть в чужое лицо. — Позвольте и мне доставить Его Высо... — Прошу, зови меня по имени. — Перебил его принц. Ведь то, что он больше всего желал услышать, пока глаза застилает пелена удовольствия — его собственное имя, произнесенное этими греховными губами. — Се... Лянь, ты позволишь мне коснуться тебя как подобает? — Куда краснеть, если краснеть уже некуда? Се Лянь резво замотал головой в согласии и уткнулся в чужое плечо. Этот сбитый тон и все еще отходящий от оргазма Саньлан — новое уязвимое место принца. Пусть он попробует попросить его спрыгнуть с моста. Посмотрим, сможет ли Се Лянь воспротивится его мольбам? — Только сначала позволь раздеть тебя, пускай мы будем в одинаковых условиях. Хуа Чэн мягко улыбнулся, положив руки принца на свою грудь. Он провел ими до застежек на шее и убрал свои ладони, позволив Се Ляню касаться его в свободном темпе. Пока бог медленно расстегивал черные пуговицы дрожащими пальцами, Хуа Чэн несдержанно коснулся ногтем его соска, вдавив горошину в кожу. Се Лянь вновь подавился воздухом, а пальцы промахнулись мимо последней пуговицы. Разве не этот смущенный только что дрожал, корчившись под ним в оргазме? Откуда взялась эта наглая смелость? — Прошу меня простить. — Еле различимый горячий шепот коснулся мочки Се Ляня, а затем он почувствовал чужую ладонь на нижнем одеянии. Этот демон точно не терял времени, его правая рука медленно кружила над вновь затвердевшем соске, а левая медленно гладила внутреннюю сторону бедра. То, что до этого казалось Се Ляню пыткой — стало лишь детским лепетом, настоящая пытка происходила прямо сейчас. Эта пытка ласково и медленно касалась даже дальних уголков его души, пока руки демона еле заметно трогали его бедра, лишь кратко задевая горячую и жаждущую плоть. Он хотел ускорить долгожданный момент соприкосновения, поэтому нетерпеливо расстегнул последнюю пуговицу. В неспешном же темпе он исподволь стянул нагрудное серебрянное украшение. Спешно развязал пояс и вместе с нательной черной рубашкой алое одеяние мужа оказалось на полу. Его Высочество обладал терпеливостью, но все выработанные им духовные умения исчезли под желанием. Хотелось получить все здесь и сейчас, превозмогая стыд и неопытность. Ему хватило лишь взгляда на крепкую грудь, чтобы сердце его воспылало восхищением. Пока руки супруга гладили его бедра, подобно ядовитым змеям, он разглядывал бледную кожу, плотно натянутую на натренированую груду мышц. С первого взгляда было заметно как упорно и трудолюбиво этот мужчина тренировался в бою с саблей. Хорошо сложенные величавые плечи, мягкие горки мышц на плечах и мощная вытянутая шея. В голове Се Ляня выстроился иллюстративный ряд. Как Хуа Чэн, обретя телесную оболочку, практикуется в нанесении рубящих ударов в темном и неизведанном городе Уюн. Пыль от застоявшейся застывшей магмы взлетает в воздух от скорости движений его длинных ног и оседает на кончике серебряного металла. Вокруг ни души, гора Тунлу извергла нового непревзойденного, остальные пали в кровавом побоище. Се Лянь внаглую облобызал взглядом каждый уголок кожи, что попадался на глаза. Сейчас он бесстыдно мог разглядывать Хуа Чэна, ибо находились они в весьма удобном положении. Демон, который в обыденности был выше принца на целую голову, теперь находился с ним на одном уровне — каждый звук, вылетевший из одного рта, ударялся о губы другого. Смуглые пальцы медленно в неуверенности поползли по наливным плечам. Кожа мягкая, слегка прохладная, но вовсе не похожая на кожу трупа. Маленький маршрут заставил Хуа Чэна засиять в улыбке: плечи-шея-спина. Ладонь Се Ляня коснулась его спины, а губы припали к шее. Неумелые лепестки заскользили по мышцам, он следовал тем "инструкциям", что выдал ему Хуа Чэн минутами ранее. Бледная рука в неожиданности дернулась, задевая охваченную возбуждением плоть Се Ляня. Терпение мягко колыхалось на липочке. — Саньла-ан...— Вибрация прошлась по шее демона, а затем ударом раздалась в его небьющемся сердце. — Извини, Гэгэ. Ловкая рука наконец скользнула под нижние одеяния принца. Ласково вобрав горячую плоть в кольцо из пальцев, Хуа Чэн испустил вымученный вздох. По телу Се Ляня будто пропустили разряд, его спина выгнулась и он отпрянул от чужой шеи, пряча смущение в отведенных глазах. Другой рукой Хуа Чэн отвел исподнее вниз вместе с нижним одеянием, открывая своему взору налитую кровью розовую головку, сочащуюся от смазки в просьбе прикоснуться. Изящный, невероятно милый, слегка бледный член Се Ляня находился в захвате лебяжьих пальцев. «Красивый»— иного слова не подберешь. Хуа Чэн повел ладонью вниз, оттягивая крайнюю плоть. Се Лянь закусил нижнюю губу в нежелании издавать странных звуков, но потерпел поражение: дыхание сбилось с первого прикосновения. Сейчас его щеки пылали в смущении перемешанном с долгожданным удовольствием. Никто и никогда так смело и возбуждающе не касался его. Даже он сам не касался себя, в твердом стремлении не нарушать обет. Но теперь, когда пальцы супруга плотным кольцом сошлись у основания, а затем вздернулись вверх — он рассыпался в затянутом стоне. Хуа Чэн метал свой взгляд от члена возлюбленного к его лицу, стараясь уловить все эмоции. Пара движений рукой привела их обоих в истинное исступление: Се Ляня в неконтролируемое буйство крови, а Хуа Чэна в неподдельное любопытство. Пальцы поймали темп, что взывал в принце молитвы, направленные на быстрейшее извержение. Тугой узел завернулся на его пылающем в страсти сердце. Се Лянь судорожно хватал ртом воздух и не сдержавшись его голос сорвался на полуслове: — Боже… Зрение расфокусировалось от переизбытка получаемых им эмоций. Он хотел опустить взгляд, разглядев чужие пальцы на себе, но лишь стыдливо прикрыл глаза. Он более не чувствовал надобности убегать. Кожа стала чувствительной к каждому прикосновению. Он был как исхудалый под горячими лучами солнца путник, что сотни лет слепо ступал по пустыне, томящийся в жажде и страстно желая быть напоенным прохладной водой. Он смутно чувствовал, как грудь заполняют неизведанные им ранее эмоции и чувства. Ладонь ускорила темп, его поясница выгнулась, а колени задрожали. В своей жизни он ни разу не испытывал ничего подобного и не мог предположить, что это может быть настолько приятно. Если после того, как возбуждение застало Се Ляня врасплох в гробу, он брезгливо отнесся к реакции своего тела, виня себя за несдержанность, то на этот раз все было иначе. Он не чувствовал страха перед нарушением обета и не ругал себя за испорченность. Оказывается, он тоже способен дрейфовать на волнах греховных желаний. Воздух стал густым и тягучим, когда он попытался втянуть его через ноздри. Его губы рассыпались в неконтролируемых вздохах и стонах. Каждое движение греховных ладоней на нем медленно било волнами по его выдержке. Которой он, кстати, в отношении любовных утех, не обладал. Под зажмуренными веками все касания усиливались в несколько раз. Ему казалось, что Хуа Чэн трогает его везде и одновременно нигде. Другая рука демона скользила по выгнутой в экстазе груди, а черный глаз не переставая следил за этим. Хуа Чэну в миг стало понятно, что собственное удовольствие, по сравнению с этим — ничего не стоит. То, как извивался и рассыпался в его руках Его Величество, заставило возбуждение вновь проснуться. Наблюдать за тем, как Се Лянь стал следовать за чужими касаниями, словно щенок прося хозяйской ласки, было весьма трудно. Сань Лань чувствовал, как исподнее туго стягивало его. А из-за того, что принц сам начал подставляться под его прикосновения, он то и дело задевал его возбуждение. Это вызывало у Хуа Чэна мелкую дрожь по телу, что расходилась приятными волнами в районе паха. От подобного князю демонов на секунду показалось, что он сходит с ума. Он не смог более выносить этих мук и свободной рукой притянул принца за затылок к себе, чтобы губы их соединились в страстном поцелуе. Рука усилила хват и ускорила движения — в бледные губы посыпались разгоряченные выдохи. Их языки сплетались несдержанно. Позорное хлюпанье и сокращение мышц не заставило себя ждать — Се Лянь взобрался на пик удовольствия слишком быстро, растерзав колени в кровь. Его первый оргазм был похож на невероятно теплую кадушку воды в купальне, что окатила его с головы до ног. Крепко зажмурив веки ему показалось, что на миг он смог разглядеть благовещие облака, будто за время его отсутствия на небесах его успели низвергнуть и вознести заново. Белые капли семени окропили пальцы Хуа Чэна и запачкали ткань на его бедрах. Пока принц витал в облаках, пытаясь собрать себя по крупицам, он нежно целовал его красные щеки и запыхавшийся в удовольствии рот. Одинокая кисть устало лежала на нефритовом зелено-изумрудном столике, тушечница пустовала, разбрызганные капли чернил высохли на белой бумаге. Тихое потрескивание свеч смешалось с грубыми попытками вернуть дыхание в норму. Теперь, пока телесная оболочка двоих мужчин была скреплена браком, то и души их взлетали иволгой по высокой траве, плотно сцепившись в объятиях. ,,, Демоны — сокрушают, разрушают, но к тому же дарят крышесностное удовлетворение всех похотливых желаний. Кому захочется нарушать запрет на тесные отношения с подобными тварями? Только вот теперь Се Лянь всецело убежден, что с благословением небожителей никакие запреты не писаны!