𝐅𝐮𝐜𝐤 𝐘𝐨𝐮𝐫 𝐁𝐫𝐨𝐭𝐡𝐞𝐫!

— Ну и как давно ты мастурбировал? — как гром среди ясного неба, вопрос ставит в тупик бедного, и так до жути смущённого омегу. — Эм... Я... — Учитывая непрерывную подготовку к экзаменам... Могу поспорить, что давненько, да? — предположил Хёнджин, так как нормального ответа от собеседника не получил. — Угу... — совсем тихо согласился Феликс, кивая. — Медсестра говорила только о питании и сне, но я думаю, что снять напряжение тоже будет хорошим "лечением", согласен со мной? — Хёнджин, я правда не знаю, как так вышло... Мне очень жаль... Мне нужно в душ, — Ликс попытался подняться с кровати, но был всё также удержан за руку. — Зато я знаю. Тебе нечего стесняться, забыл уже, что между нами было? — сильнее потянул за запястье, заставляя лёгкое тело упасть обратно на постель. — Нет, я... Просто тогда у меня была течка... — начал оправдываться омега, неловко оттягивая ткань на выступающей части штанов. — А сейчас у тебя истощённый организм. Не переживай, оправдание всегда найдётся. Поэтому позволь мне позаботиться о тебе, м? — аккуратно спросил Хван, приобнимая брата за узкие плечи. — Я не буду больше заниматься с тобой сексом... — предупредил Ликс, предполагая, что "забота" от альфы по-другому выглядеть не может. — Хорошо. Как скажешь, тогда я просто вылижу тебя, да? — расплываясь в улыбке, он скользнул руками ниже, к объёмным ягодицам, обнимая их широкими ладонями.   Феликс широко распахнул глаза, хлопая густыми ресничками. Чего-чего, а такого предложения он точно не ожидал. И чтобы не согласиться нужно быть ну прям очень тупым, коим Ликс не является, поэтому... — Ну... Если ты так хочешь... — робко прошептал омега, сильнее прижимая бёдра друг к другу.   Хёнджину несколько раз повторять не надо. Он тут же уложил хрупкое тело на спину, спихнув мягкое одеяло на пол, навис сверху. Яркие локоны небрежно спадали на игривое лицо, закрывая обзор, поэтому уже через минуту оказались завязаны в не менее небрежный хвост на затылке. — Эй... А как же я буду трогать твои волосы? — возмутился Феликс. — Я разрешу тебе испортить мою причёску только тогда, когда твои ножки задрожат, а с губ слетит последний стон, запомнил? Ликс лишь гулко сглотнул, неуверенно кивая. Молчание длилось недолго, и уже через мгновение по комнате рассыпались тяжёлые вздохи и рычание, больше похожие на хрип. — Где, чёрт возьми, достать такой парфюм... — почти вгрызаясь в ароматную шею, "прорычал" Хван. Он нежно выводил узоры носом, поскуливая, когда омега поджимал мышцы и закрывал доступ к тонкой коже. Приятные сливочные нотки растекались по носоглотке тёплым молоком, оставляя на языке сладкое послевкусие ириса. Нежный, невинный аромат ещё сильнее подстёгивал и возбуждал альфу, заставляя так жалостливо тыкаться носом в острые ключицы и тихонько фыркать на манер довольного кота. — Прекрати... — смущённо прошептал Феликс, легонько отталкивая. — Я итак не прошу у тебя ничего взамен за мою услугу, позволь мне хотя бы насладиться твоими феромонами... — на одном дыхании просит Хёнджин, лизнув за ушком. Ликса всего передёргивает, когда влажная дорожка слюны остается на чувствительной коже и приятно охлаждает, щекоча. Он нетерпеливо вздыхает, но изящную шею подставляет, позволяя жаждущим губам целовать и легонько покусывать, так, чтобы следов не оставалось. И всё же, минутная слабость к запаху омеги проходит довольно быстро, заставляя Хвана снова стать чуточку серьёзнее и оторваться от сладкой шеи. Он тянет за край чужой футболки, которую не так давно надели и с лёгкостью отбрасывает тонкую ткань туда же, где покоится одеяло — на пол. Щёчки Феликса снова краснеют, а ладошки застенчиво прикрывают аккуратные, успевшие затвердеть лишь от предварительных ласк, в виде поцелуев в шею и редких поглаживаний худых бочков, соски. — Ты тоже... снимай футболку, — почти требует, но нежно так, что кажется, будто умоляет. Хёнджин лишь тепло улыбается. Не насмехается и даже выполняет просьбу. Ловко стянув ткань через голову, снова нависает над крошечным телом брата. В глаза смотрит трепетно, брови вскидывает, словно ждёт чего-то. — Нет, — твёрдо отрезает омега, уклоняясь от поцелуя, которым его попытались атаковать. Снова. — Жаль, — поджимает губы и взгляд отводит. Обидно. Хван чувствует себя семиклассником, которого отвергла королева школы, из-за того, что цветы, которые он попытался ей преподнести, растоптали под насмешки одноклассников. А он всего-то влюбился. Всего-то хотел чтобы его поблагодарили и мило улыбнулись. Конечно, куда ему. Королева школы. Одиннадцатиклассница. — Давай к делу уже... Мне это... Тесно, — меняет тему Ликс, потираясь о чужое колено пахом в подтверждении своим словам. Хёнджин отступать не собирается, поэтому обещанное исполняет, с нежностью осыпая молочную кожу груди и животика поцелуями. Он берёт в рот твёрдую горошину чужого соска, несильно, чтобы больно не сделать, создаёт вакуум, выбивая из манящих губ томный стон; не выпуская из теплого плена, играется с кончиком языком, заставляя тело под собой выгибаться навстречу. Феликс хватается руками за предплечья Хвана, когда тот особенно приятно касается зубами ареолы, прикусывая. Он хнычет и бормочет что-то под нос, на автомате сводя острые колени вместе из-за чрезмерной влажности между ног. Хочется прижаться ближе и наконец поцеловать изголодавшиеся губы, но голос в голове отрезвляет. Поцелуй — это слишком личное. Настолько, что абы кому его отдавать не хочется. А Хёнджину всё-таки ещё далеко до «любимого». Альфа с характерным чмоком отстраняется, заставляя Ликса тряхнуть головой и вздрогнуть от резкости действия. Он ведёт широкой ладонью вдоль чужих рёбер, до дрожи стимулируя каждый сантиметр тела, каждую эрогенную зону. Второй рукой придерживает поясницу, не позволяя перекатиться на бок. Контролирует. — Х-хён... Я не могу больше... Хватит издеваться... — дрожащим голосом щебечет омега. — Издеваться? Детка, ты путаешь, — ухмыльнувшись, Хван гладит тазобедренные косточки, заставляя сухие от тяжелого дыхания губы снова выпустить рваный стон. — П-пожалуйста... Мне так сильно нужно кончить... Помоги, прошу... — из последних сил просит Феликс, хватаясь за чужую руку, как за спасательный круг. — Кхм... — ощутимо смущается. — Конечно, я помогу, — и руками за край штанов хватается, вниз стягивая.   Ткань без проблем поддаётся, позволяя подцепить бельё заодно. И, казалось бы, дело за малым, но Ликс успевает вместе колени свести и закрыть какой-либо доступ к сочащемуся сфинктеру и небольшому, влажному члену. — В прошлый раз ты не был таким стеснительным, — шепчет Хёнджин, поглаживая коленные чашечки брата. — В прошлый раз был не я, а омега, — обижено дуется, но колени медленно разводит.   Альфа усмехается, но предпочитает не перечить, ненавязчиво надавливая на коленки, чтобы те скорее разошлись в стороны. Сопротивления почти нет, лишь нервно закусывающий губу Феликс, смущённый подобной откровенной позой. Впрочем, ноющий орган и часто-часто сокращающееся колечко мышц из-за возбуждения сами заставляют худые ножки разъехаться в стороны и открыть вид на сие непотребство. — Чудненько, — Хван облизывается похабно и селит нежные поцелуи по объёмным бёдрам, приближаясь к трепетному отверстию. Феликс жалобно хнычет, точно как когда видел во сне что-то, о чём можно только мечтать; пальчики на ногах поджимает, стоит острым зубкам коснуться тонкой кожи на внутренней стороне ляжек; вздрагивает постоянно и ягодицами по простыни ёрзает, в нетерпении ожидая, когда мокрый язык коснётся дырочки.   Хёнджин легонько ударяет по одной из аппетитных половинок, осуждающе поднимая взгляд. — Не дёргайся, — бросает пренебрежительно и снова припадает губами к сладкой коже.   Играюще обводит кончиком языка просящее отверстие и мгновенно оказывается схвачен за волосы. — Мы договорились, что моя прическа останется целой до того момента, пока ты не кончишь, — он отстраняется немного и возмущается деловито.   Ликс лишь дышит часто и не в силах сказать и слова, кивает, а после и руку с чужой головы убирает, глаза прикрывая.   Альфа ещё с две секунды ждёт, а потом внезапно губами прямо к дрожащему сфинктеру прижимается, выбивая из пухлых губ высокий стон. Омега жмурится и руками за простынь под собой цепляется, не сдерживая стонов, когда ловкий язык собирает естественные выделения и без труда раздвигает узкие стеночки, проникая глубже.    Хван улыбается блаженно, не отстраняясь, ладонями чужие бёдра фиксирует, чтобы те его голову не зажали между собой ненароком.   Снова контролирует.   Феликса всего дрожь пробивает, а тело не слушается, стоит горячему языку отыскать слишком чувствительную точку внутри и надавить. Он сильнее руками за простынь цепляется, до самых белых костяшек, губу почти до крови прикусывает и ягодицами пытается подмахивать, чтобы больше стимуляции получить.   А Хёнджин не перестаёт играть. Хихикает, всё также не отстраняясь и языком глубже проникнуть пытается, нарочито комочка нервов больше не касаясь. Даже пальчиками мошонку щекочет, но поверхностно, так, чтобы не хватало совсем. — Х-хён, пожалуйста! Умоляю, позволь мне наконец кончить! — на грани со слышимостью хрипит Ликс. Альфа наконец отстраняется, показательно причмокивая и губы облизывая, в улыбке расплывается. — А я разве запрещал? Тебе не нужно моё разрешение, не думаешь? — наклонив голову в бок, спросил Хван. — Я... Я имею ввиду, что ты играешь со мной... — стушевался омега, робко взгляд отводя. — Совсем капельку, — он ухмыльнулся. — Признайся, тебе нравиться, — и нагло указательный палец в вылизанное отверстие погрузил, прощупывая эластичные стенки. Аккуратный ротик искажается в немом стоне, голова к плечам поджимается, а глазки закатываются, когда Феликс чувствует в себе что-то подлиннее настойчивого языка брата. Он и не думал отвечать на заданный вопрос, пропустив его мимо ушей, зато попросить большего он был способен. — Х-хёнджин, добавь... М-м... Ещё один, пожалуйста...? — осторожно просит Ликс, чувствуя, что край совсем близок. Альфа улыбается коварно и второй палец добавляет, максимально глубоко толкая и без того длинные фаланги. Омега рвано стонет и пытается сказать что-то, но не получается. Слова путаются между зубов и так и остаются на кончике языка, прерванные высокими стонами. Простынь уже давно смялась под дрожащими, потными ладошками, а худые ножки разъехались в стороны чрезмерно сильно, полностью открываясь перед Хваном. Блядство. Феликс никогда не был шлюхой. Альфы никогда не думали о нём в таком ключе, думая, что он всего-то скромный, ангельски-невинный и девственный омега, способный только задачки по математике решать да реснички кёрлером подкручивать. А он вон какой. Грязный и похабный, просящий и скулящий, умоляющий и стонущий в голос. И всё это для собственного брата. Какая к чёрту тут может быть невинность? Конечности сводит судорогой, когда подушечки чужих пальцев находят простату и начинают активно массировать, то круговыми, то постукивающими движениями. Ликс пересиливает себя и точно в глаза Хёнджину смотрит, продолжая выпускать изо рта развратные звуки. Когда-то это должно было закончиться. — Ну? Кто-то там уже раз пять говорил мне, что хочет кончить? — наигравшись, спокойно уточняет Хван, сильнее надавливая на чувствительную точку. — Вперёд же, детка, — обращается ласково и второй рукой чужой член обхватывает, аккуратно подстраивая движения руки под ритм вбивающихся пальцев. Феликс мычит восклицательно, насильно убирая ладонь брата с собственного органа, тянет к себе. У альфы аж сердце замирает, когда их губы так близко друг к другу оказываются. Будто всё уже ясно. Будто сейчас его точно поцелуют. Скажут, что это взаимно и попросят прощения за смех и растоптанные цветы перед одноклассниками... Но этого не происходит. Омега мгновенно сдирает резинку с красных, длинных волос, дрожащими руками в них зарываясь. И через секунду вскрикивает, когда тело сводит судорогой удовольствия, а от паха тепло разливается, расслабляющее каждую мышцу. Ликс дышит тяжело, всё ещё в глубокие глаза из сна всматриваясь. И всё в них видит. Разочарование, смешанное с бесконечной любовью и желанием заботиться. Сверкающие отчаянием радужки трогают до глубины души, а мягко расплывающиеся в улыбке губы, заколдовывают. Кофейные феромоны уже настолько знакомы, что до этого и не ощущались почти, но сейчас, когда до чарующей шеи всего несколько сантиметров, они приятно согревают где-то в груди и успокаивают мгновенно. — Я позабочусь о тебе, — шепчет еле слышно и наконец отстраняется, чтобы влажные салфетки с полки взять. — Сильно устал? Я должен был помочь тебе расслабиться, но, думаю, капельку заигрался... Засыпай, малыш, я обо всём позабочусь, — нежно, будто совсем другой человек говорит, пролепетал Хёнджин, обтирая уставшее тело брата. — А... Спасибо, — благодарно улыбается и глазки прикрывает, когда его одеялом укутывают. — Ты только это... Останься со мной. Ну там... Вдруг плохо станет... — Хорошо, я останусь, — бархатно, так, что возле барабанной перепонки щекочет, шепчет Хван, мимолётный поцелуй на лбу оставив. Но у Феликса нет сил, чтобы возразить. Будь он пободрее, ударил бы его, или ещё чего, но сейчас только поморщиться и брови к переносице свести может, рядом с собой похлопывая. Хёнджин так и оставил всю одежду на полу, приземлившись на постель топлесс. Тему его собственного возбуждения, которое не могло не возникнуть во время их эдакого «снятия стресса», решили не поднимать. Впрочем, сегодня это было для альфы не главным, поэтому оно благополучно спало уже спустя десять минут мирного существования на одной кровати со спящим ангелом, миленько посапывающим иногда.   Они хоть и не обнимали друг друга, не целовали бесконечно и не засыпали нежностями, чувствовали, что на кровати не одни. Что рядом есть человек, может и не любовь всей жизни, но точно кто-то больше, чем брат. В этот раз обошлось без снов о чём-то, о чём можно только мечтать. Потому что всё, о чём мог мечтать сейчас Ликс, уже случилось.