Судьба в руках времени

      — Чими-и-ин. Нежный голос мамы приятно ласкает уши. Сердце плавится от нежного тембра, пуская по коже мурашки. Маленький Чимин оборачивается.       — Сыночек. Мама притягивает лицо Пака к себе и невесомо целует в щеки. Чимин широко улыбается, положив маленькие ручки поверх маминых. Он чувствует нежный запах роз. От мамы всегда пахнет розами. Настолько приятно и хрупко, что его всегда хочется вдыхать-вдыхать-вдыхать... Отец даже, еще до рождения Пака, в летнем саду приказал слугам высадить кусты с дикими, но невероятно красивыми и приятно пахучими розами. Разных, диковинных цветов: красные, розовые, белые, голубые, даже черные...       — Чимин, я люблю тебя. Лицо мамы резко бледнеет, а из носа начинает течь кровь. Пак резко поддается назад, удивленно уставившись на женщину. Он тянет дрожащую руку к ее лицу, чтобы дотронуться до алой кровавой струи, которая не прекращает сочиться.       — Мама?..       — Молодой Господин! Молодой Господин Пак... Чимин резко открывает глаза. Его грудная клетка заходится в учащенном дыхании, словно парень только что перестал бегать. Взгляд с расширенными зрачками фокусируется на стоящем рядом человеке довольно быстро.       — У вас... Кровь, — говорит Ынсу, обеспокоенно глядя в глаза. Только сейчас Пак поднимает голову с твердой поверхности, он чувствует дискомфорт в носу, а над верхней губой подозрительно мокро. Чимин прикладывает руку к лицу. На пальцах кровь. Багровая, темная, ничем особо не пахнущая, но очень неприятная. Пак смотрит на деревянный стол, где только что лежала его голова и видит несколько капель. Молодой Господин оглядывается: помещение для письменных работ в больнице... Он уснул. Просто уснул от накатившей усталости.       — Вам плохо? — снова спрашивает девушка.       — Нет... — тихо отвечает Чимин.       — Давайте пройдем к колодцу на улице, вы умоетесь...       — Нет. — вдруг твердо говорит Пак, нахмурившись. Теперь четкое сознание полностью достигает его разума. — Нельзя... Увидят... Ынсу вздергивает бровями, но никаких вопросов не задает, а лишь произносит:       — Хорошо, тогда я принесу вам ковшик с тряпочкой. Подождите здесь, никуда не уходите... Чимин лишь молча кивает и девушка буквально выбегает из помещения, прикрыв за собой дверь. Кровь из носа перестает сочиться, и начинает довольно быстро подсыхать на коже. Молодой Господин осматривает стол, мысленно радуясь тому, что не уснул на каких-то важных бумагах, иначе они были бы запачканы кровью, которую никак нельзя было бы удалить. То, что он уснул посреди белого дня во время работы — это не удивительно. Огромное количество рабочих дел дает о себе знать. Как оказалось, в больницу каждый день обращаются очень много людей с разными проблемами: серьезными и не очень. Вот к серьезным болезням, к примеру, относятся: разные поломанные кости; чесоточная хворь, которая передается от скота; также различные открытые раны в результате случайных повреждений. Обычно таких людей оставляют в больнице на неопределенный срок. С менее опасными травмами пациентов лечат на месте и отпускают обратно домой. Это Пак знал итак до того, как вступить на работу в качестве помощника лекаря. Но, работая помощником в здешних больничных стенах, он узнал много-много нового. Сегодня — ровно четырнадцать лунных суток, как Чимин работает здесь. Ровно четырнадцать лунных суток назад Чонгук определил его именно своим помощником. Правда, вместо того, чтобы действительно помогать людям, Пак занимается письмом и лишь фиксирует все данные о больных. Вручную. День за днем. Засиживаясь каждый раз до тех пор, пока на небе не взойдет луна. Все уроки каллиграфии не прошли даром — Чимин пишет ровно и красиво, тонко и понятливо выводя каждый иероглиф. Проблема состоит лишь в скорости этих действий. Пак пишет не так быстро, как нужно... Чонгук выбрал молодого Господина в свои помощники, так как Тэхёну уже содействует Ынсу. Помимо Чонгука и Тэхёна в больнице работают еще два местных врача. Но у тех уже есть по одному ассистенту на каждого. Оставался без "дополнительных рук" лишь Чонгук. Но лекарь из столицы решил закрепить за Чимином записывать абсолютно каждую важную вещь про пациентов, нежели помогать собственными руками в лечении... «      — Почему я не могу помочь?       — Вам нужно обучиться, молодой Господин. Я не могу подпустить вас к лечению людей, — отвечает Чонгук. Чимин решил обратиться с этим разговором к врачу как-раз в тот момент, когда тот отмывал возле колодца свои руки от чужой крови. Крови, принадлежащей одному из пожилых пациентов, который обратился за помощью со слишком глубоким порезом в ноге. И даже в такой ситуации Чон сказал Паку не лезть в этот процесс, а сидеть и записывать все то, что он делает с ногой мужчины.       — Я не прошу о том, чтобы лезть к ним иглами в кожу, — немного нервно противостоит Пак. — И не собираюсь собственноручно проводить ритуалы или брать нитку с иглой и лезть в чужие раны. Просто... Помочь. Травы нужные приготовить, отвар сварить...       — Нет, Господин, не получится так, — Чонгук выпрямляется, отряхивает мокрые руки и заглядывает в чужие глаза. — Это не так просто... Надо учиться. Это же жизнь человека.       — Так научи! — Пак случайно срывается на вскрик. Затем прокашливается и под нахмуренный взгляд продолжает: — Прости... Научи, Чонгук. Я способный. Ты же видишь, что я и писать умею, и читать... И медициной интересуюсь. Чон глубоко вздыхает, чему-то беззлобно хмыкает, затем спрашивает:       — Вы правда так сильно хотите работать лекарем? Чимин осекается от сказанных слов, словно от пощечины:       — Естественно. Чонгук долго смотрит в чужие глаза, затем кивает своим мыслям:       — Вот что. Мне нужно уехать на пару дней обратно, в столицу. По делу. Как только я вернусь — обещаю, мы приступим к вашему обучению. А пока продолжайте фиксировать данные о больных. Паку не верится в услышанное, он широко раскрывает глаза, сдерживая широкую улыбку. Затем низко кланяется, вызывая удивление на лице напротив, и говорит "спасибо"». С того разговора прошло трое суток. Чонгук действительно уехал в столицу. Как объяснил отец в один вечер за ужином — неизвестная и напугавшая всех хворь перебралась теперь и в главный город Когурё. Там появились первые заболевшие. Чонгука настоятельно попросили приехать и помочь оценить ситуацию, так как он один из лучших врачей. Почему не пригласили туда и Тэхёна — для Чимина, как и для отца — загадка. К слову, Тэхён, кажется, не переставал язвить ни на миг. Он всегда умудрялся зацепить Чимина. То словом, то действием. То крикнет что-нибудь в след, не стесняясь пациентов поблизости, то, якобы, «случайно» опрокинет чернила на бумагу. Когда уехал Чонгук, язык у него, будто, совсем в пляс пошёл. Пак ему на издевки не отвечает, обходясь молчаливым закатыванием своих глаз. Но вечерами все равно подолгу медитирует. Чтобы не сорваться, не поддаться на провокации, чтобы быть спокойней. Тэхён — удивительный человек, конечно. В сочетании со своими прекрасными внешними данными какого-нибудь актера театра и престижной профессией лекаря, его язык — это сплошное и гадкое уродство. Чимин до сих пор не встречал подобных людей. Он, конечно, видел разных бездомных, калек, достопочтенных господ со склочными характерами. Но такой, как Тэхён… Это не шло в разрез буквально ни с чем. Прекрасный, правда хороший врач. Пак видел того в работе — он выкладывается в полную силу, лечит разного рода болячки, готов, буквально, копаться в чужих гнойных ранах, только бы помочь. Но его характер... И до какого-то времени Чимин думал, что Ким ведет себя подобным скверным образом только с ним. Пока однажды в больницу не обратился сын одного из достопочтенных купцов их города. У того сильно болела голова, и обратился за помощью он именно к Тэхёну. Но тот вначале начал мягко отказывать, ссылаясь на то, что он занят, а затем передал пациента одному из местных врачей. Тогда Чимин понял одну вещь: Тэхён относится так ко всем богатым и знатным людям. Ведь в тот момент он совсем занят не был. Видит Будда — Пак правда пытался понять и разобраться в чужом поведении, пытался оправдать этого человека в своих мыслях. Но, наблюдая за Кимом изредка со стороны, ничего полноценного в голове на его счет не складывалось в единую картину. В итоге Чимин пришел к выводу, что у Тэхёна может быть какое-то плохое воспоминание, связанное со знатными людьми. Иначе такой агрессии сложно дать пояснение «просто потому что». Из плюсов — благодаря медитации Пак стал крепче спать. А, быть может, это потому, что у него теперь много работы… Но факт остаётся фактом — прибывая домой в темное время суток, лишь когда луна озаряет окрестности — Пак даже не ест. У него сил хватает только на то, чтобы искупаться, одеться и упасть на кровать, забывшись до утра беспробудным сном. Родителей Чимин стал видеть утром за завтраком и, если повезет, вечером за ужином. Но отец только радуется этому, ведь сын начал, наконец, выходить за пределы дома. Также пришлось сократить количество уроков каллиграфии в неделю: с пяти до двух. Но Пака это несильно расстраивает. Несмотря на такие изменения в жизни и, порой, тяжелую работу — хотя, в сравнении с лекарями, у него еще очень даже несложные обязанности — он рад. Рад работать в больнице. Рад помогать здесь хоть как-то...       — Молодой Господин, я принесла, — в помещение входит, прикрыв за собой дверь, Ынсу. В ее руках небольшой деревянный ковш с холодной водой. А также новая, одноразовая и чистая тряпочка, которой обтирают лихорадочных больных.       — Спасибо, Ынсу, — искренне благодарит Чимин, испытывая небольшую долю неловкости по непонятным причинам. — Давай мне.       — Может, вам помочь? — интересуется девушка, передавая в чужие руки все то, что она принесла.       — Не надо, я справлюсь. Ынсу поджимает губы, смотрит на то, как Господин мочит тряпочку в ковшике и приступает обтирать нос. Но кровь же есть еще на щеке и губах… Ынсу тянется тонкой ручкой в карман своего медицинского ханбока и достаёт оттуда небольшое серебряное зеркальце:       — Возьмите, молодой Господин Пак. Чимин переводит взгляд на зеркальце, затем смотрит на смущенную девушку. Слабо улыбается и принимает помощь:       — Спасибо. Так гораздо лучше. В отражении Пак сперва будто не узнает себя: бледный, чуть растрепанный, с серыми мешками под глазами и покусанными губами… Кровь придает лишь дополнительную смертность живому лицу.       — Господин… Разрешите задать вопрос?       — Спрашивай, — не отвлекаясь от «умывания» мокрой тряпкой, отвечает Чимин.       — Вам нездоровится? — осторожно интересуется девушка. Затем спешит добавить: — Не поймите неправильно. Просто кровь из носа — не очень хороший признак для абсолютно здорового человека… Простите, если лезу не в свое дело. Рука инстинктивно сжимает тряпочку в руках чуть сильнее, Пак прикусывает щеку изнутри, отрезвляя самого себя. Затем поворачивает голову к Ынсу и отвечает:       — Со мной все хорошо. Просто переутомился. И умалчивает о том, что это уже второй раз за этот месяц, когда у него идет эта чертова кровь из носа. Кажется, паники в этом никакой и нет. Но смущает именно тот факт, что до сих пор в его жизни не было ничего подобного. Девушка коротко кивает:       — Хорошо, молодой Господин, я тогда пойду… Господину Киму там помощь нужна. Чимин тоже кивает в ответ, и только девушка разворачивается на пятках, он ее окрикивает:       — Ынсу. Она оборачивается:       — Да, Господин?       — Не говори никому, пожалуйста, — он легонько вздергивает тряпочкой в руке, намекая на кровь. — И держи, благодарю. — и возвращает ей зеркальце. Ынсу слабо, но искренне улыбается:       — Конечно, как пожелаете. Но молодой Господин… Взамен обещайте, что, если у вас появятся проблемы со здоровьем, вы не станете скрывать… Последняя фраза селит в сердце Пака какую-то заботу наравне с беспокойством. В отличии от Чимина, Ынсу действительно учится на полноправного лекаря в местной общине, плюс работает ассистентом в больнице. И ей известно куда больше о симптоматике разных болезней. Не зря же она сказала так Паку именно после того, как увидела того в крови? А, может, Чимин уже накручивает сам себя? Тут любой бы так сказал, увидев кровь у здорового человека.       — Обещаю. Почему это слово далось с таким трудом?.. Ынсу снова улыбается и покидает помещение. Чимин ощущает какую-то больную тяжесть в грудной клетке. И это не физическая боль. Это вновь что-то на более высоком уровне. Быть может, действительно стоит обратиться к врачу в качестве пациента?.. Но тогда об этом могут узнать родители. А вдруг у Чимина все хорошо и только зря тревогу поднимут? Нет, не стоит беспокоить людей. Чимин хочет начать учиться по возвращению Чонгука. Это его самая главная цель. И ничего не должно этому помешать. Пак глубоко вздыхает, приступая вытирать стол от кровавых пятен...

***

      — Молодой Господин Пак, вы совсем, будто, перестали появляться дома… Чимин останавливается на пути к колеснице практически посреди внутреннего двора, возле каменного фонтанчика. Его будто поражает в сердце молния удивления.       — В чем дело? — Чимин оборачивается и смотрит на Кёнсу сверху вниз. — Тебя это так беспокоит? Юноша теребит край своей рубашки, но выпрямляется и заглядывает в чужие глаза:       — Как-бы нет… Но, с другой стороны, вы пропадаете на работе сутками напролет и мне здесь… Нечего делать. Чимин вскидывает брови:       — Как? Совсем нечего? Тогда мне следует поговорить с отцом по твоему поводу, он тебе быстро дополнительной работы найдет. Парень расширяет глаза, будто на миг испугавшись:       — Н-нет, молодой Господин, не стоит… Теперь Чимин хмурится. Он совсем перестал понимать этого мальчишку. И если раньше он старался полностью успокоиться и вести себя с ним снисходительно, то теперь подобное непонятное поведение лишь раздражает. Возможно, на Паке так сказывается работа и нервы, которые ему там навязчиво треплет один человек.       — Кёнсу, что происходит? — Чимин сужает глаза и вопрос его звучит довольно серьезно. — Я перед тобой должен бегать в шутовском костюме и развлекать представлениями днями напролет? Юноша резко осекается и тихо произносит:       — Нет, вы что, Господин, ни в коем разе…       — Тогда прекрати говорить будто осуждающе мне о том, где я «пропадаю», словно ты моя жена. У тебя своей жизни нет? Лучше помоги своему отцу лишний раз, возьми дополнительной работы, думай, как устроить свою молодую жизнь… А за собой я сам в состоянии присмотреть. Слова хлестко и невидимо ударяют по юноше. Чимин это видит и с небольшим трудом останавливает свою тираду. Его грудь вздымается в тяжелых вдохах и выдохах. Он разжимает кулак, который, даже не заметив, все это время напряженно сжимал. Парни замолкают. Чимин чересчур сильно кусает щеку изнутри. Он стал делать это практически каждый день, не давая ране затянуться. Только так он может полностью прийти в себя. Эти чертовы медитации будто перестают помогать.       — Извини, — всё также серьезно, но тихо произносит Пак, разворачивается на пятках и продолжает свой путь до колесницы, стоящей прямо за забором. На своей спине он чувствует чужой взгляд, но не оборачивается. И пусть потом он пожалеет о сказанном в адрес паренька — но сейчас он правда чувствует, будто эта забота ему совсем ни к чему. Уж тем более — когда слуга действительно прибегает к таким личным вопросам под видом этой "заботы". Человек человеком — все мы разные, у всех почти уникальная жизнь. Кёнсу с его мягкотелым характером, к примеру, в столице быстро съедят, даже не прожевав. Да, Пак его особо не наказывает за ошибки, обходится как с человеком, в отличии от его богатеев-ровесников... Но у всего должны быть меры. У всего. Чимин присаживается в колесницу, возничий в возрасте уже знает конечную цель прибытия, поэтому сразу же трогается с места. Вчера удалось вернуться домой к раннему вечеру. В больнице было удивительно мало пациентов, и Тэхён буквально соизволил отпустить Пака домой, напоследок кинув Господину, что у того дома, наверное, слуги от скуки без него дохнут. Чимин еле сдержался, чтобы не ответить чего-нибудь колкого в ответ. Поэтому поспешил покинуть рабочее место, даже не попрощавшись со столичным лекарем. На вчерашнем ужине отец поведал, что Чонгук сегодня возвращается. Пак попытался разузнать у Джусона чего-нибудь нового о возникшей хвори среди люда столичного, но мужчина ответил, что на проведенном совете пару дней назад ему толком ничего путного про саму хворь не сказали. И поэтому посоветовал узнать все детали у самого Чонгука. Подъехав к нужному зданию, Пак спустился с колесницы и размял мышцы. Так как Джусон приказал возничему быть неподалеку от больницы на протяжении всех дней, сколько там будет работать парень, Чимин не заставлял того сидеть на одном месте и ждать своего хозяина, аки собака. У кучера неподалеку находится дом, где живет его жена с детьми. Их он видит редко, так как работает и живет при небольшом дворце чиновника Пака. Поэтому Чимин всякий раз отпускает того к ним, наказав каждый вечер, как только на небе возникнет месяц, быть возле больницы. Возничий долго его благодарил, и обещал не подводить "такого замечательного и понимающего младшего Господина". Естественно, сохраняя это действо в тайне от Джусона. Поздоровавшись с сидящими пациентами у входа, Чимин также коротко поклонился одному из местных врачей, который беседовал с немолодой женщиной. Пак проходит в сторону дверей с символами на них. Когда Чонгук показывал ему больницу и внутреннее убранство каждого отдельного помещения в ней, то Пак узнал, что, к примеру, неизвестная до этого "змея" на одной из дверей означает лечение при помощи различных ядов. "Полумесяц" на другой двери также ничего сверхъестественного в себе не нес. "Полумесяц" является помещением для небольших собраний лекарей и, при этом, некой комнатой отдыха для них же. А вот дверь без единого символа была частым пристанищем Чимина. Пак сидел там большую часть времени, переписывая на официальные бумаги все то, что он впопыхах чиркал на черновиках кистью при опросах Чонгуком пациентов. Помимо Пака, в этом помещении также иногда появлялся и другой помощник — помоложе и пошустрее. В отличии от молодого Господина, тот паренек помогал вести записи для всех остальных врачей, кроме Чонгука. Почему всем, но не Чону — Чимин не знал. Его в это посвящать не стали. Еще одной отличительной чертой было то, что юноша всегда писал все иероглифы довольно небрежно и неровно, но довольно быстро... Пак заходит в помещение для письменных работ и останавливается на пороге в легком удивлении. Затем прикрывает за спиной своей дверь и коротко кланяется:       — Здравствуй, Чонгук. Чон поворачивается к вошедшему, слабо улыбается и кланяется в ответ:       — Доброго утра, молодой Господин Пак. И отворачивается обратно к столу. У него в руках какие-то бумаги.       — Рад твоему возвращению, — вновь говорит Чимин, подойдя к столу с другой стороны. — Позволь узнать: чем занимаешься? Чонгук, не отрываясь от перебирания бумаг на столе, отвечает:       — Ищу кое-какие данные об одном человеке, который проходил у нас лечение до моего отъезда... Чимин коротко кивает:       — Я могу чем-то помочь?       — Нет, Господин, пока не стоит. Пак поджимает губы. Он остается стоять напротив парня, с которым его разделяет деревянный стол. Чимин сначала смотрит на легкий беспорядок среди бумаг на деревянной поверхности, затем обращает внимание на чужие кисти рук, длинные пальцы, тонкие запястья... Темно-синие рукава ханбока с изысканным узором в виде золотистых змеек идеально подчеркивают такие красивые мужские руки. Идеально подчеркивают цвет бархатной кожи... Чимину так и не довелось узнать, сколько Чонгуку лет — тот сам в это посвящать не стал. И по парню определить возраста невозможно. Он, естественно, молодой, но уж точно не моложе Чимина. Скорее всего, старше. Но, опять-таки, не намного... Пак будто резко возвращается в реальность, он одергивает свои мысли и замечает за собой, что взгляд с рук давно перешел на чужую черную копну волос. Чимин облизывает сухие губы и спешит перевести взгляд на бумаги. Его будто застали за рассмотрением чего-то непристойного, отчего Пак испытывает легкий укол стыда в районе желудка. Но Чон наоборот — ничего не заметил. Видимо, слишком сильно погрузился в исследование написанных иероглифов.       — Чонгук? — решает подать голос молодой Господин, сцепив ладони за своей спиной.       — Да? — тут же отвечает лекарь, взяв другой небольшой лист бумаги в руки.       — А как обстоят дела в столице?.. Я знаю про возникшую из "неоткуда" хворь. Мне хотелось бы узнать про это подробнее. Чон, наконец, поднимает голову и заглядывает темными глазами в чиминовы карие.       — Я как-раз хотел об этом рассказать всем на небольшом собрании... Чимин сглатывает сухость во рту и сжимает итак сцепленные между собой ладони. Взгляд он не отводит, не взирая на то, что врач смотрит довольно пронизывающе.       — А могу я узнать об этом заранее? — интересуется Пак. Он бы хотел быть в курсе всех событий сейчас, наедине, когда он сможет задать дополнительные вопросы и узнать все подробнее. "Из первых уст", так сказать. И ему плюс к знаниям, и отцу можно будет уже сегодня вечером рассказать что-да-как с той хворью.       — Что изменится, если вы узнаете все на собрании, Господин? — не понимает Чонгук, хмурясь. Пак наклоняет голову чуть вбок, не прерывая зрительного контакта:       — Сейчас спокойная обстановка, тихо в этом помещении... Я, возможно, захочу задать дополнительные вопросы... К тому же, без Тэхёна мне гораздо проще на душе, — последнюю фразу он проговаривает с тяжелым вздохом. Теперь Чон выпрямляется в полный рост. Он все также не отводит прямого взгляда с чужого лица. Вновь чему-то слабо ухмыляется в своей голове, но ничего не говорит. Пак, все-таки, не сдерживается — и первым опускает глаза. Но делает вид, что он не испытывает легкое и непонятное смущение, а, будто бы, рассматривает бумаги. Чонгук, чуть погодя, тоже наклоняется обратно к столу.       — Хэру* — вдруг подаёт голос Чон. Чимин, уже отчаявшись в том, чтобы получить ответ на свой вопрос, лишь поднимает недоуменный и молчаливый взгляд. Чонгук, будто почувствовав это, снова поднимает и свой.       — Так называется эта болезнь, — отвечает на немой вопрос парень, возвращая свое внимание бумагам. Зачем Чонгук начал говорить об этом — для него самого проносится загадкой с огромным вопросительным знаком в голове. Он изначально хотел настоять на своем и убедить молодого Господина прослушать всю информацию на грядущем небольшом собрании. Но в мозгу будто что-то щелкнуло — и Чонгук просто начал говорить. Возможно, на нем сказывается, как выразился Пак, «спокойная обстановка» вокруг — тишина, разбавляемая шелестом бумаг. Тем более, Чимин не потребовал — а попросил… Хотя какая в этом разница вообще? Чонгук коротко и быстро вертит головой в разные стороны, вздохнув.       — «Хэру»… — Чимин пробует это слово на своих губах, будто вкус диковинного фрукта из Индии.       — Расскажите мне для начала о том, что вы знаете об этой болячке? — предлагает Чонгук, возвращая себе ясность ума. Он не любит, когда в его собственной голове царит бардак и неразбериха. Где угодно — только не в мозгах.       — Ну… Знаю немного. Отец говорил мне, что «Хэру» эта скот губит. И то, только в Пэкче, соседнем государстве. О том, что болезнь перешла в столицу и на людей, узнал всего пару дней назад, — рассказывает не спеша Пак. — Я удивился, признаюсь. Отец говорил, что она распространяется эффективно, но очень медленно… Чонгук вновь выпрямляется, опираясь о стол двумя руками. Он смотрит на Чимина, о чем-то думая. Видно, как его губы поджаты в тонкую полоску, а брови нахмурены.       — Все верно, — подытоживает Чон. — Она и скот убивает довольно активно, и людей начала… Чимин снова глотает практически сухость во рту. Ему бы воды выпить, да только прерывать разговор с лекарем он не хочет.       — А как вообще?.. — спрашивает Пак. — То есть, как ею животные заражаются? Откуда «Хэру» возникла?       — Наверное, я сейчас вас разочарую, но никто толком и не знает. Чимин захлопывает рот и хмурит брови. Такой ответ его больше поразил, нежели разочаровал.       — Но… Как не знают? Чонгук лишь пожимает плечами:       — Власти полагают, что, раз среди столичных гостей часто бывают жители Китая — хворь вполне может быть последствием их прибытия… Чимин разжимает руки за спиной и складывает их на своей талии по бокам:       — Разве Китай не заинтересован в своей безопасности больше остальных?.. Я не думаю, что эта проблема возникла из-за них. Чонгук тяжело вздыхает, замолкает ненадолго, будто что-то мысленно взвешивая, а потом говорит:       — Раз-уж на то пошло — мне вообще кажется, что корни уходят в Индию. Да простит меня Великий Будда, но, с тех пор, как Китайский Император вступил в брак с Принцессой Маханой… — Чонгук снова вздыхает и добавляет уже немного тише: — Я не против того, что Китай наладил политические отношения с Индией таким способом, но… Их народ сильнее отличается от китайского и нашего. Во всех смыслах… Да уж, Чимин знает. И дело не только в обычаях, вере и ритуальных знаниях. Индийцы — хороший народ, но действительно сильно отличаются от тех же корейцев, например. У них другие обращения друг к другу, другая одежда, другое ведение хозяйства. У них по-другому предоставляют помощь в больницах, по словам отца. У них… Не заморачиваются с этим, что-ли. Знакомый врач семьи рассказывал давненько о том, что многие из того народа позволяют себе лезть в открытые раны грязными руками… Представив это в своей голове яркой картинкой, Чимин почувствовал легкую тошноту:       — Я понимаю, что ты имеешь в виду. А Индия, в свою очередь, никак не реагирует на это? Что говорят власти?       — В Индии, якобы, нет вспышки заражений, — парень слегка трет шею, разминая ее. — Как и в Китае. Чимин округляет глаза:       — Получается, только Корейские Государства?..       — Да, — недовольно отвечает Чонгук, злясь на что-то внутри себя. — Но индийцы и у нас в гостях бывают… Точнее, в столице Когурё. Пак замолкает на какое-то время. Позиция Чонгука ясна, как день — он явно верит в причастность Индии во возникшей «Хэру», и не подвергает сомнениям Китай. И это несмотря на то, что китайцев гостят в Корейских Государствах куда больше, чем индийцев… Но Пак этого не говорит вслух. Он вообще все это никак не комментирует — Чимин наверняка знать ничего не может. Он не настоящий и профессиональный врач, и в политике он практически ничего не смыслит, предпочитая держаться от этого подальше.       — И что теперь?.. — осторожно задаёт новый вопрос молодой Господин, смотря в глаза напротив.       — А теперь — все плохо, — взгляд лекаря будто совсем помрачнел. — Если до сих пор дох один лишь скот, то теперь и люди. В столице от этого померло три человека, еще около десятка лежат в больницах — их пытаются лечить всеми доступными способами, — голос звучит довольно апатично.       — Откуда ты знаешь, что именно «Хэру» их сгубила?.. Быть может, что-то иное? — неожиданно возразил Пак, будто, пытаясь отвадить лишнюю панику от них. Глаза врача чуть сузились, но он без злости продолжил говорить:       — Симптоматика у всех одна и та же — доселе неизвестная никому, — объясняет он. — Кашель кровью, слабость в конечностях, помутнение рассудка, спутанная речь, у кого-то проявляется также сыпь, выпадение волос, высокая температура, — перечисляет негромко лекарь. — Также боли по всему телу. Но это уже конечная стадия. Если у человека буквально начинает болеть сердце, голова, живот, боли при дыханиях, и это все — одновременно… То такое вылечить уже невозможно, в общем-то. Пак слушает все, впитывая в себя, запоминая каждое слово. Страшные симптомы теперь точно будут сниться из-за красочного воображения…       — Совсем невозможно? — тихо спрашивает Чимин.       — Мы не обладаем широким разнообразием каких-то лекарств, молодой Господин, — отрицательно машет головой парень. — Перепробовали буквально все — даже китайские и индийские снадобья, но все впустую. Только-только, кажется, человеку становится легче, но на следующий день ему в несколько раз хуже… Единственное, что мы можем сделать в такой ситуации — это дать человеку опиум, чтобы хоть как-то облегчить ему страдания. Сказанные слова практически больно бьют по ушам. Чимину жаль. Ужасно жаль тех людей, которые, перед тем, как обреченно покинуть мир, испытывают целую смесь из различных болей. Они буквально мучаются…       — «Хэру» — настоящая пытка, — высказывает мысль Пак. Пытка для организма, для мозга. Каково это — лежать в больничной койке, испытывать боль по всему телу и понимать, что это — последний раз, когда ты дышишь, моргаешь, говоришь, смотришь?.. Каково это — видеть своих родных и понимать, что этот раз — последний? Опиум помогает забыться на какой-то миг, принося буквально ходячему трупу лёгкое облегчение лишь на короткие моменты. Но в остальном… Это безжалостная болезнь, собирающаяся, Пак уверен, унести еще не малое количество жизней. Чонгук кивает:       — Да, это пытка. Пытка тем, кто умирает, пытка для людей, которые теряют своих родных, и пытка для нас — врачей — кто помочь им совершенно ничем не может. Мы даже понятия не имеем, как «Хэру» распространяется… Сначала думали, что «по воздуху» — от животного к человеку, от человека к человеку. Но другие столичные врачи, которые каждый день находятся с тем больными, полностью здоровы. И родственники больных здоровы, хотя болезнь не проявляется за один день… Я еще никогда не ощущал себя таким бессильным… Чимин замечает, как чужие плечи опускаются в какой-то… Слабости. Сердце Пака отчего-то, будто, резко вздрагивает. Появляется сильное желание поддержать, да только Чимин не знает чем. Пустые слова лекарю радости не принесут, а сделать что-то молодой Господин не в состоянии. Он не всесильный, не ему решать за чужие жизни, не он Всевидящий Будда — искоренить такую болезнь не в состоянии. Поэтому Чимин лишь щеку свою снова изнутри кусает, сильно-сильно. Боль ощущает и напряженное тело расслабляется. Лицом он боли не показывает, лишь вздыхает шумнее положенного, но Чонгук на это внимания не обращает. И Пак его молча понимает. Без толку все эти слова поддерживающие. Кажется, если сейчас что-то сказать — невидимый и итак шаткий баланс разрушиться. И непонятно у кого — молодого Господина или лекаря? Дверь внезапно резко открывается, отчего Чимин слабо вздрагивает. На пороге показывается Тэхён. Его лицо явно выражает беспокойство. Он кидает мимолетный взгляд на Чимина, но обращается к Чонгуку:       — Там… Там пациент кровью кашляет. Чон поднимает опущенную голову. Они с Чимином встречаются ошарашенными взглядами, и одновременно переводят их на Кима. Тот убегает куда-то, оставив дверь открытой. А у Пака в этот момент, кажется, ноги подкашиваются. Смесь страха с непониманием и удивлением захлестывают с головой. Вот теперь поистине страшно…